ЧТО ЭТО?
Фрагмент третьей части романа "Слезы Шороша"
Дэниела Бертроуджа пробудило солнце. Открытое, любвеобильное, оно уже заполнило собой всё свободное пространство: улицу, на которой он жил, его дом, комнату - и теперь заглядывало в те местечки, в которых, казалось, надолго, если не навсегда, обосновалась темень или, по крайней мере, тень, но в которые можно было попытаться запустить или протиснуть хотя бы один-два лучика: в закоулки, норки, скважины, щели и щёлки. Ветерок, залетевший через приоткрытую форточку в комнату Дэниела, лёгкой волной пробежал по его лицу, тронул веки и легонько и как бы невзначай приподнял их, подсобив тем самым свету заглянуть внутрь.
- Классный сон! - сказал Дэниел, когда открыл глаза и понял, что всё-всё-всё, что он видел секундой, минутой и часом раньше и что происходило с ним в эти секунды, минуты и часы, было во сне, в этом классном сне, нереальном своей реальностью, своей ощутительностью. - Как же их звали?.. Этого старичка... горбатенького?.. Надо же такому присниться: старик-горбун! Откуда только он взялся в моей голове? Как же его?.. Малам. Хм, надо же, Малам. Нереально: какой-то Малам в моей голове. На что это похоже?.. Да ни на что... разве что на замкнутый круг. Любопытно. Но откуда это в моих мозгах?.. А этот парень... Куда он нас с Мэтью вёл? Всё вёл, вёл. Хм, а ведь я там с Мэтью был. Расскажу ему как-нибудь... Семимес... Семимес, сын Малама. Точно, Семимес, сын Малама, само на язык напросилось. Семимес... Как половинка чего-нибудь... Кто там ещё-то был?.. Я же видел их только что... Камин! Мы все сидим у камина. Кто все?.. Никого больше не помню... О ком я сейчас подумал?.. О ком, о ком?.. Хотел припомнить, кто был у камина, и вдруг о ком-то подумал, само подумалось, промелькнуло где-то рядом, совсем близко. Воспоминание промелькнуло. Словно ощущение кого-то рядом... Вот оно, поймал! Я же влюбился в неё! Я просто дико влюбился! Её звали... не могу вспомнить, надо же. Лицо... (Дэниел закрыл и снова открыл глаза - и отшатнулся.) Вот оно... вот оно, передо мной. Она думает обо мне. Она думает, почему я оставил её. Она не знает, что это мой сон, что она сама из моего сна. Как же её зовут? Лицо есть, а имя? Имени нет... Исчезла. (Дэниел снова закрыл и открыл глаза.) Ладно, может, увижу тебя на улице - спрошу имя. И буду знать, что это ты... Так я же и увидел её на улице, только во сне. На какой улице? Что за место? Какой-то незнакомый городок... Там оранжевые дома! Круглые оранжевые дома! Но я видел это!.. реально видел это! Где же, где?.. Точно! На картине! На картине этого художника - Феликса Торнтона! Вчера, в галерее. Феликс Торнтон. Так вот откуда все эти видения. Феликс Торнтон... Кристин должна была позвонить! - вдруг осенило Дэниела. - Она обещала сходить в галерею... Сам позвоню.
Дэниел бросил взгляд на электронные часы на полке книжного шкафа и... изумился. Не светящиеся цифры, показывающие часы и минуты, повергли его в шок.
- Неужели я спал целый месяц?! Бред какой-то!
Дэниел выскочил из постели и включил компьютер... Убедившись в том, что он и вправду как бы отсутствовал в реальном мире слишком долго для реального парня, в нетерпении схватил телефонную трубку, чтобы срочно услышать реальный голос реального человека, с которым он как бы вчера разговаривал... Автоответчик голосом матери Кристин сообщил:
- Здравствуйте. Если вы позвонили Кристин, примите во внимание, что она путешествует далеко от дома и вернётся в первой декаде сентября.
Через час Дэниел переступил порог кафе с дурацким названием "Не упусти момент". Дурацким оно казалось лишь на первый взгляд, поскольку заведение это находилось почти напротив средней школы и дарило несчастному сословию, обретавшемуся в ней, прекрасный шанс заесть - что называется, с порога - нервы, несвободу и обречённость штуковинами на любой вкус, обожающими мгновения. Представители именно этого сословия и отпускали при случае в адрес легковесной вывески всяческие шуточки, но, хлебнув горюшка под другой вывеской, без колебаний изменяли собственной надменности и становились завсегдатаями "Не упусти момента".
Оставаться наедине с самим собой, с тем собой, что воскрес после затяжного летаргического сна, с каждой минутой Дэниелу всё больше становилось невмоготу, и он решил прибегнуть к испытанному и, пожалуй, единственному способу бегства от себя... Судя по реакции его старого мобильника (новый он, вероятно, где-то посеял), Кристин, его незаменимый доктор в подобных случаях, была и в самом деле в недосягаемости до первой декады сентября. "Мэт?.. - подумал Дэниел. - Жаль тебя нет под рукой, пёрышко: по крайней мере, ты развеял бы мой... - вместо постыдного слова, которое точно называло чувство, нараставшее в нём (шутка ли, четыре нагугленные статьи о "мнимой смерти"!), Дэниел проговорил другое, рангом пониже на шкале переживаний человека, -... ты развеял бы мои опасения насчёт зыбкости всей этой милой сердцу трёхмерной конструкции вокруг меня". Но Мэтью под рукой не было, и ему оставалось надеяться на случайную встречу с каким-нибудь знакомым лицом...
Дэниел распахнул дверь на улицу - непривычно яркое солнце ослепило его и заставило замереть: в этом ослепшем белёсом пространстве перед ним открылись лица... два лица, словно омываемые волнами белокурых локонов, просветлённые, с глазами, излучавшими приветность.
- Суфус и Сэфэси! - прошептали губы Дэниела. "Суфус и Сэфэси", - вторило губам его сознание, оно будто припомнило что-то... припомнило и в то же мгновение потеряло.
Суфус и Сэфэси улыбнулись ему в ответ и исчезли, так же внезапно, как и явились.
- Классный сон, - успокоил себя Дэниел и поспешил ввериться привычному пути.
...Дэниел неторопливо попивал свой капучино, с мыслью о том, что он сидел бы вот так целую вечность, просто пяля глаза на этих реальных людей, не упускающих момент. И эти люди, и капучино, и вкусные запахи, заплывающие в нос, говорили бы ему: "Старик, ты вернулся сюда, значит, ты всё ещё тот же Дэн, который, потратив на сон всего-навсего семь часов (а не целый месяц), каждый день отправлялся в школу, чтобы в конце концов оказаться за одним из этих столиков".
- Это ты, Бертроудж? - с этими словами кто-то тронул его за плечо, заставив обернуться. - Конечно ты. Привет, старик!
- Эдди! Как же ты кстати! - обрадовался Дэниел.
- Я присяду?.. Как ты? Рассказывай. Год не виделись, целый год, Бертроудж! А зашли в "Не упусти момент" - как будто не выходили отсюда и не было этого длинного года. И катись оно всё, да? Есть такое чувство?
- Точно, Эдди: катись оно...
- Ну, как ты?
-...Да никак. (Дэниел вдруг поймал себя на том, что ему нечего сказать: этот чёртов классный сон оказался сильнее яви, в которой он жил до него, и заслонил явь настолько, что её трудно было разглядеть.)
- "Никак" не кофе запивают, приятель, а чем-нибудь покрепче. Что с тобой, правда? Серый ты какой-то нынче.
Дэниел замялся, пожал плечами и ничего не сказал.
- Колись, старик. Меня не проведёшь: перед тобой психиатр в третьем поколении, - пытался расшевелить школьного приятеля Эдди, приметив, что тот не в ладу не только с самим собой, но и со своим молчанием, - это я хвастаюсь так.
- Поступил?
- Поступил, куда же я денусь. Год вгрызаюсь во всю эту хрень.
- Похоже, мне тебя Бог послал, Эдди Зельман.
- Даже так? Хм, тогда я весь к твоим услугам... Ну, что ты раздумываешь? Вижу, хочешь душу излить. Изливай, место для этого подходящее.
- Я целый месяц спал. Целый месяц прожил во сне, не пробуждаясь. Ведь это летаргический сон, да?
Эдди усмехнулся.
- Прикалываешься: я психиатр - ты псих?
- Месяц назад заснул и только сегодня проснулся. Тебе решать, псих я или не псих.
- Серьёзно? Заснул, не пробуждался, пописать не вставал?.. Дай-ка я на тебя посмотрю...
- Что скажешь, психиатр в третьем поколении?
- Что скажу? Приходи-ка ты ко мне на приём лет, этак, через шесть. Мне эта материя пока не по зубам. Вот что я тебе скажу.
Дэниел отвёл глаза в сторону: он не обиделся, но что-то в нём обиделось, и это чувство больше относилось не к Эдди, а к его собственной слабости.
- Э, Дэн! Дэ-эн! Эдди Зельман здесь. Ты уже забыл, что тебе его Бог послал? Я просто подумал, ты гонишь. Что ты там интересного в окне увидел?
- Неловкость свою увидел: лезу со всякой...
- Стоп, стоп, стоп! Правильно, что лезешь. Я бы на твоём месте тоже обделался и к Зельману-старшему плакаться побежал. И правильно, что ко мне лезешь, сейчас буду решать твою проблему.
Эдди вынул из кармана джинсов мобильник и стал пальцем сучить экран.
- Постой, Эдди! Что ты придумал?
- Помолчи, приятель. Теперь моя очередь втирать... Пап, привет! Это я. Тут со мной за столиком сидит проблема, по твоей части... Да в кафе я, но это неважно. Короче, мой бывший одноклассник, Дэнни Бертроудж... Хорошо, что помнишь... Дэнни проспал целый месяц... В прямом смысле проспал: заснул месяц назад и сегодня проснулся... Да не разыгрывает он никого! Он боится, что это был летаргический сон, и не знает, чего ему дальше ждать... Хорошо, пап.
- Эдди, мне дико неловко.
- Дэнни, да пойми же ты, это наша работа. Что бы мы без вас психов делали? - ловко отпарировал Эдди (было заметно, что он чрезвычайно доволен собой).
- Ну и?
- Через пять минут перезвоню Зельману-старшему. Ну, чем ты там болеешь? Введи меня в курс дела.
- Вопрос Зельмана-младшего своему первому пациенту?
- Вопрос одного пациента горячо любимой забегаловки другому пациенту столь же любимой забегаловки.
- Ну ладно. Думаю, Феликс Торнтон во всём виноват.
- Я его знаю? Стоп, стоп, стоп! Знаю, это художник. Мама была на выставке его картин как раз месяц тому. Она, видишь ли, тащится от всяких шизоидов от искусства. Знаешь, как её диссертация называлась? "Шизофрения и тенденции в искусстве". Тебя-то каким ветром туда занесло?
- Не знаю... зашёл посмотреть. Судьба, наверно. И остался там, внутри картин этих, даже когда ушёл. Продолжение ты знаешь.
- Улёт!
- Во сне я в каком-то городке жил, и всё там будто наяву происходило. Городок этот на одной из картин Торнтона изображён. Что если я сегодня здесь проснулся, а через месяц там объявлюсь? И гадай потом, что реальность, а что сон.
- И что, всё помнишь хорошо?.. из сна?
- Да нет. Что-то очень хорошо помню. Лица каких-то людей перед глазами как живые стоят. Имена помню... Что-то ушло. Понимаешь, зрительные образы ушли, а какие-то ощущения остались, как будто помнишь и в то же время не помнишь.
- Улёт! Срочно звоню папе, - сказал Эдди, придавая словам шутливый привкус. - Пап, это я... Говори, я передам... Конечно, сможет, я его сам отвезу. Спасибо, пап. Пока!
- Куда ты меня везти собрался?
- К одному прикольному чуваку. Я знаю его, он бывал у отца.
- Коллега?
- Естественно. Поехали, спешить надо: отец сказал, он прямо сейчас тебя примет. Считай, тебе повезло: сбросишь свои заморочки на Джоба Кохана.
* * *
"Отдай свою печаль огню", - промелькнуло у Дэниела в голове, как будто кто-то внутри неё скрипуче процарапал эти слова, когда навстречу ему шагнул Джоб Кохан. Огонь был в его шевелюре (она, ярко-рыжая, брала верх в соперничестве со светом, окружавшем её), в его глазах (огонь словно изнутри обдавал их черноту пламенем, и она предупреждала, что накалена и может обжечь), в нём самом (не может в человеке так явственно, зримо чувствоваться энергия с первых увиденных шагов, с первых пойманных жестов, с первых услышанных слов, если внутри него не горит огонь). Он подошёл к Дэниелу и протянул ему руку (сорока лет, коренастый, широколобый, с носом-клювом ворона) и, не отпуская его руки, сказал:
- Хочу услышать лично от вас, юноша, что вы умудрились проспать аж целый месяц. (Он произносил звуки, словно не его язык собирал их в слова, а совковая лопата разгребала звонко щёлкающий гравий.) Джоб Кохан к вашим услугам, на час.
- Очень приятно. Дэниел Бертроудж.
- Присаживайтесь, Дэниел, - Кохан указал рукой на бежевое кожаное кресло, - или ходите по комнате, если это облегчит вашу участь. И прошу вас очень живо и чётко отвечать на мои вопросы. Слушаю вас.
Несмотря на очевидные преимущества беседы в стиле "поговорим прогуливаясь", Дэниел опустился в кресло. Кохан присел в такое же напротив.
- Знаете, доктор, когда я проснулся, у меня и в мыслях не было считать, сколько часов я спал. Я проснулся и сказал себе: "Классный сон". А на часы взглянул - понял, что месяц прошёл. И заполнить этот месяц реальными событиями у меня не получилось, как я ни старался: их просто не было. И вот я здесь, хотя в мои планы посещение психиатра, откровенно говоря, не входило. Это "Не упусти момент" виновато.
- Очень хорошо. Наркотики принимаете? - как-то вдруг совковая лопата снова принялась ворошить гравий.
- Что?
- Мне нужен откровенный ответ, а не вопрос на вопрос и не раздумья. Наркотики...
- Нет, никогда не принимал.
- Очень хорошо. В пакет с химией не окунаетесь?
- Нет, что вы, Боже упаси.
- Лезут, лезут. Всякое классное им мерещится, вот и лезут. В день перед сном, может быть, за день-два до него стресс испытывали?.. в уныние впадали?.. муками совести терзались?
- Пожалуй, можно назвать это стрессом. Месяц назад я побывал на выставке картин Феликса Торнтона. Они-то меня... Понимаете, доктор, в его работах есть что-то такое - это на уровне подсознания - в них что-то такое, что я почувствовал и внутри себя... или, может быть, лучше сказать, уловил какую-то связь между мной и тем, что изображено на этих картинах. Я чувствовал, но не понимал. И это не отпускало меня. Жажда понять... и, может быть, вам покажется ахинеей то, что я скажу, жажда быть там, не в галерее даже, а в самих картинах, в мире картин Торнтона, не отпускала меня... Я и весь следующий день провёл в галерее, всматриваясь в них. Это измотало меня. И в тот день перед сном я принял снотворное (только что вспомнил об этом).
- Какое снотворное? Название не припомните?
- Нет. Но перед тем, как принять, прочитал инструкцию. Одна-две таблетки перед сном. Я три, насколько помню, выпил. Может...
- Дайте-ка вашу руку... Очень хорошо. Присядьте двадцать раз.
Дэниел поднялся с кресла и стал приседать.
- Стоп! Вашу руку... Ещё, пожалуйста, приседайте. На этот раз живее... Стоп! Руку, пожалуйста... Очень хорошо.
- Хорошо в смысле хорошо или хорошо исполняю?
- Молодец! И то, и другое. Значит, пищу принимали последний раз месяц назад до сегодняшнего утра?
- Выходит, так.
- За вами кто-нибудь приглядывал, пока вы спали?
- Нет. Я сейчас один. Родители археологи, подолгу не бывают дома, если для них вообще подходит слово "дом".
- Комнату свою воспринимали во время сна?
- Я воспринимал то, что мне снилось.
- Жира много сгорело?
- Что?
- Похудели сильно за этот месяц?
- Да нет, вроде не похудел.
- Голова кружится с утра? Сегодня.
- Нет, но вот... - начал Дэниел и замялся.
- Что но? Пожалуйста, отвечайте, мы же с вами договорились.
- Картинки перед глазами появляются, из сна. Лица, предметы. Вот вы сейчас спросили меня про комнату, и мне показалось, что я вспомнил комнату из сна, комнату в доме, где я жил во сне. Мимолётное ощущение скорее - не картинка... как воспоминание о чём-то реальном. Но этой комнаты в моей жизни не было.
- Очень хорошо. Полезное замечание. Ещё залезем к вам в сон.
Дэниел вопросительно посмотрел на Кохана.
- Короткий сеанс гипноза. Мы оба в этом заинтересованы, не правда ли?
- Не знаю, не думал об этом. Но если это поможет...
- Встаньте, пожалуйста. Поднимите правую ногу.
- Как поднять?
- Согнутую в колене. Теперь левую. Ещё раз правую и левую. Трудно поднимать?.. свинцом налиты?
- Да нет - нормально.
- Очень хорошо, Дэниел. Сядьте за стол и заполните эту форму - ваше согласие на сеанс гипноза.
...Кохан пробежал глазами бумагу, подписанную Дэниелом.
- Очень хорошо. Пожалуйста, наденьте это поверх ваших ботинок, - он указал на коробку с бахилами, стоявшую сбоку от двери. - Теперь пройдёмте в эту комнатку.
Первым вошёл Кохан и щёлкнул выключателем - в комнате воцарился лиловый сумрак. Дэниел встрепенулся: он неожиданно вспомнил что-то.
- Доктор, может быть, это важно...
- Не раздумывайте - просто говорите.
- Небо в моём сне было фиолетовое.
- Очень хорошо, очень важно. Я дам это в своей установке. Садитесь в кресло. (Кроме кресла с пологой спинкой, в этом небольшом помещении без окон ничего не было.) Откиньтесь на спинку, вы должны полулежать. Ноги - на подножку. И расслабьтесь, вам должно быть удобно.
- Мне удобно, очень уютное кресло.
- Итак, начнём. Сейчас я включу так называемую змейку. Прошу вас: сосредоточьте внимание на ней и на словах, которые я буду произносить. И никаких дурацких и умных вопросов.
Как только Кохан сказал это, приблизительно в ярде от глаз Дэниела в лиловом пространстве появилась бирюзовая световая змейка. Она висела вертикально, свет её не был однотонным и замершим - мягкая бирюза в ней плавно переливалась, и это создавало иллюзию непрерывного телодвижения змейки... Спустя минуту Кохан стал говорить, вполголоса и не так напористо, как всё время до этого. Дэниел вслушивался в звуки, которые, казалось, складывались в вереницу слов. Он слушал и слушал. В этих звуках, в этих словах была какая-то сила, какая-то притягательность. За ними хотелось идти умом и разгадать их. Странно, он не мог разобрать ни единого слова, не мог уловить смысла того, о чём говорил Кохан. Но и эта бирюзовая загадочная змейка, и эти неразгаданные слова манили и вели Дэниела... и уводили всё дальше и дальше. Куда?.. Может быть, в лиловую даль, где откроется какая-то тайна? Какая?.. Дэниел смотрел и слушал... смотрел и слушал... смо-шал и смо-шал...
...В сон прокрались постукивания, частые, негромкие. Они не прекращались и, казалось, несли в себе тревогу. Дэниел вдруг уловил, что они сторонние, что они не принадлежат сну, и, поймав себя на этой мысли, пробудился... Стучали по раме окна. Он приподнялся. Ещё не ослабевшая темень скрывала того, кто вложил в эти звуки и привнёс в спокойствие ночи тревожность. Дэниелу показалось, что это похоже на зов, который кто-то хочет сохранить в тайне. "Лэоэли!" - промелькнуло у него в голове. Он быстро встал с кровати, натянул джинсы и приблизился к окну. Стук оборвался, и спустя мгновение из темноты его поманила чья-то рука, и голос, едва слышный, позвал его:
- Дэнэд, Дэнэд.
- Лэоэли, - прошептал Дэниел и распахнул окно - ему открылся лиловый полумрак...
- Очень хорошо. (Дэниел вздрогнул.) Просыпайтесь, просыпайтесь, - неожиданный голос превратился в знакомый.
Кохан не стал сразу мучить Дэниела вопросами, а усадил его в бежевое кресло в своём кабинете и заставил выпить чашечку кофе. Выпил и сам.
- Ну, кажется, мы с вами пришли в себя. Давайте-ка продолжим поиск истины.
Дэниелу померещилось, что в интонациях Кохана что-то переменилось. Может быть, во время сеанса гипноза он узнал факты, которые склонили его на сторону странного пациента и заставили смягчиться.
- Только бы найти её.
- Вы запомнили что-нибудь из нашего общения во время сеанса, из моих вопросов и ваших ответов?
Дэниел задумался и припомнил лишь начало - светящуюся змейку и хитрую тарабарщину доктора.
- Абсолютно ничего. Я поведал вам что-то интересное?
- Весьма любопытные вещи, Дэниел. Через минуту я назову вам несколько имён, которые вы с лёгкостью извлекали из своей памяти. Позволю себе предположить, с весомой вероятностью, что события, связанные с этими именами, произошли незадолго до вашего загадочного сна. Но предварю эту часть двумя-тремя вопросами. Правила игры прежние: вопрос - и не обросший фантазиями ответ.
- Я уже усвоил урок, доктор.
- Очень хорошо. (В Кохане будто кто-то повернул ключик, переведя его в другой режим работы.) Пишете роман?
- Что?! - удивился Дэниел.
- Вот вам и усвоили.
- Простите, доктор. Отвечаю: нет, не пишу.
- Компьютерными играми увлекаетесь? Желание переселиться в мир какой-то из них не висит... поправлюсь, не висело ли перед вами до посещения галереи идеей фикс?
"Чего я ему такого наговорил?" - подумал Дэниел и усмехнулся.
- Давно это было, но, припоминая себя той поры, скажу честно - не фанател.
- Очень хорошо, я так и думал, - вроде бы привычно проговорил Кохан и сразу вслед за этим, но без очевидной логики продолжения, как-то вдруг, будто желая поймать Дэниела с поличным, спросил:
- Вы Дэнэд?
Дэниела и вправду это смутило, и какое-то время он молчал. Он вспомнил, что он Дэнэд, но искал ответ (прежде всего для самого себя): откуда это - Дэнэд?.. почему - Дэнэд?.. Кохан не торопил его, позволяя искать: он был уверен, что Дэниел не взвешивает предстоящий ответ, а лишь силится найти его.
- Я только знаю, что в этой жизни я не Дэнэд, - наконец сказал Дэниел.
- Есть другая?
И этот вопрос озадачил Дэниела. Кохан снова терпеливо ждал.
- Думаю, это из моего сна. Так называли меня в моём сне, насколько я помню... Ускользает. Что-то промелькнёт и ускользает.
- Удачное замечание.
- Удачное замечание?
- Ваше "насколько я помню". Продолжим. После второго посещения галереи вы направились сразу домой или, скажем, завернули в бар - расслабиться?
- Хм. Точно, в бар зашёл. Я уже говорил, что со мной творилось в тот день. Не знал, куда приткнуть свои чувства. Таскался с ними по городу, зашёл в какой-то бар. Честно говоря, не помню в какой.
- Очень хорошо. Теперь, как я и обещал, имена. Вы - очень коротко комментируете: мне нужна первая ассоциация. Итак, Кристин.
- Это легко. Можно сказать, мой друг по жизни. Вместе в школе учились. И в колледже вместе.
- Мэтью, смею предположить, ещё один друг по жизни?
- Вы угадали, это лучший друг... друг с детства, с качелей на лужайке перед домом моих бабушки и дедушки.
- Очень хорошо. Лэоэли.
- Лэоэли?! - тихий восторг проявился и в глазах Дэниела, и в том, как он произнёс это слово. - Это имя, которое я хотел вспомнить, когда проснулся сегодня утром. Но так и не смог. Это имя девушки из моего сна.
- Дэниел, а может быть, не только из сна? Может быть, вы познакомились с Лэоэли в баре?.. в тот вечер после галереи?
- Не помню такого, - ответил Дэниел и в то же самое мгновение подумал: "Было бы здорово!" И добавил вслух: - Это девушка из сна.
- Уверены, что она не телепортировалась из бара в ваш сон?
- Думаю, да.
- А это имя о чём-нибудь вам говорит: Фэлэфи?
- Моя бабушка, - непроизвольно сказал Дэниел.
- Та самая, на чьей лужайке ваши с Мэтью качели?
Дэниел поспешил исправиться (словно опомнившись):
- Я не то сказал, доктор. Не совсем то. Фэлэфи - это... как бы моя бабушка из моего летаргического сна.
- А в реальной жизни?
- Мою настоящую бабушку зовут Барбара... Вы, наверно, подумали, что у меня раздвоение личности: Дэниел, Дэнэд, Барбара, Фэлэфи.
- Малам, Семимес, Гройорг. Знаете этих людей?
- Малам... хозяин дома, в котором я жил. Семимес - его сын. Гройорг тоже был в доме. Мы все сидели у камина.
- И, разумеется, это персонажи вашего сна?
Дэниел ничего не ответил: ему самому показалось всё это странным. И он пожалел о том, что пришёл сюда... напрашиваться в психушку.
- Идиот, - процедил он сквозь зубы (ему почему-то очень захотелось, чтобы Кохан услышал эту самооценку).
- Очень хорошо! - почти прокричал (но довольно дружелюбным тоном) Кохан. - Вы сами усомнились в том, с чем явились ко мне, а именно, с установкой, что вы в течение последнего месяца пребывали в летаргическом сне.
- Это не так, доктор?
- Убеждён, что не так. Давайте пойдём от простого к сложному. Ваша физика: мышцы в прекрасном тонусе, пульс как у астронавта. Я бы скорее поверил, что вы лазали по горам или гребли на байдарке, а не провалялись целый месяц покойником. А вот с вашей психикой безусловно поработали, кто-то из персон с этими замкнутыми именами, среди которых вы фигурировали как Дэнэд. Лэоэли, полагаю, сыграла, вольно или невольно, в этой тёмной истории роль наживки (небезуспешно, в скобках сказать). Эта ваша история называется оказаться в нужное время в нужном месте, а именно, в баре, когда упомянутая девица прохлаждалась там напитками. Это как ваш незапланированный визит к доктору Кохану: страх неизвестности привёл вас в "Не упусти момент", там вас подцепил Эдди Зельман, вы ему открылись - иначе быть и не могло - и оказались здесь. Но вернёмся к предмету. Кому сия забава нужна, спросите вы. Вероятно, какая-то община. Смотрите: стандартные оранжевые жилища округлой формы. (Это я вынес из сеанса). Может быть, секта. Смотрите: замкнутые имена, я бы сказал - вечные, заключающие в себе смысл нескончаемости - идея неземной, вечной жизни. Возможно, клуб по интересам, главный из коих, смею предположить, меркантильный. Собственно говоря, идеи, мистические либо религиозные, служат в подобных случаях лишь инструментом одурманивания и прикрытия. О вашем сне. Не стану говорить всякую чушь о некой прошлой или будущей жизни - оставим это шарлатанам. Вам приснилось то, что так или иначе ассоциировано с реальной жизнью за последний месяц. Один вопрос, весьма серьёзный, остаётся: почему вы не помните? Возможно, между вами и ребятами из того круга, в который вы изволили угодить, зародился конфликт. Повод? Да сколько угодно. К примеру, не поделили ту же Лэоэли. До химии, насколько я могу судить на глаз, дело не дошло. В противном случае, вы могли бы вообще забыть, кто вы есть. От вас не осталось бы ни имени, ни адреса, ни мамы с папой, ни Кристин, ничего, кроме желания кушать. Ваш случай полегче. Вас заблокировали внушением, я это поле почувствовал - необычайно сильное. В результате - для самого себя вы закрыты. Закрыт Дэнэд от Дэниела. В моей практике был подобный случай. Признаюсь, открыть не сумел, и той моей пациентке пришлось смириться с белыми пятнами в памяти. Лечь в клинику она не согласилась. Там прогноз успеха - пятьдесят на пятьдесят, я ей так и сказал. Кроме того, анализы, тесты, приборные исследования... в общем, особая жизнь, больше для науки, нежели для себя. А зацикленности и всего, чем она обрастает, то есть боковых проблем, не убавляется, мягко говоря. Внушаю это вам как друг отца вашего друга. Ну что, хотите в клинику?
Дэниел усмехнулся.
- Спасибо, доктор, нет.
- Жить надо, юноша! - чуть ли не выкрикнул Кохан. - Продолжать жить. Вспомните - очень хорошо. Не вспомните... а давайте-ка не будем оценивать этот вариант. Теперь мой совет, точнее, не мой - моего учителя (не стану поминать его имя всуе, вам оно всё равно ничего не скажет), так вот совет: ищите начало, ту потайную дверцу... Что с вами? - Кохан увидел, что Дэниела зацепили его последние слова: то мимолётное, что вспыхнуло у него в душе, отразилось во взгляде и удержанном в себе порыве сказать что-то. Своим вопросом доктор подтолкнул Дэниела.
- Это было. Я почувствовал, что это было. Это у меня в мозгах, где-то близко-близко, в какой-то прошлой, но очень ощутимой жизни.
- Что именно?
- Потайная дверца. Может быть, не слова, но смысл... смысл этих слов... Была дверца, была дверца с замком. Нет, не то. Это близко, доктор. Я не понимаю чего-то, но это близко.
- Очень хорошо. Это близко, но вы этого не понимаете. Очень хорошо, я как раз об этом, точнее, не я - мой учитель. Найдите начало. Это оно где-то близко. Оно может быть всем, чем угодно: предметом (к примеру, картиной из коллекции очаровавшего вас художника), местом, то есть куском пространства, в котором вы найдёте потерянный всплеск души, событием - чем угодно. Начало - это то, что заключает в себе эмоциональный переворот. В конце концов, оно может оказаться просто словом. Смотрите, как вы отреагировали на сказанное мной слово: у вас мурашки по коже пошли. Найдите начало - разом вся цепочка соберётся.
- Я понял, доктор. Я буду искать.
- Ещё одно. При пробуждении старайтесь припомнить как можно больше из того, что видели во сне, как можно больше конкретных деталей.
- Сегодня я уже этим занимался.
- Очень хорошо. При неожиданных погружениях в воспоминания (такое случается), возможны обмороки. Не пугайтесь, это нормально: живые, явственные воспоминания иногда отнимают человека у действительности... И всё-таки - начало. Вопросы есть? Может быть, отложенные, вспоминайте-ка.
- Да, я хотел спросить. Во время сеанса вам не удалось понять, когда я заснул?
- О, простите! Упустил самое главное для вас. Исправляюсь - вчера.
- Вчера?! - удивлённо переспросил Дэниел (одно дело не летаргический сон, но совсем другое - вчера!).
- Вчера, - повторил Кохан, не давая повода усомниться в его правоте уже одной своей манерой говорить. - Судя по всему, вас подвезли к дому на машине. Если я правильно уловил смысл сказанного вами, вы вышли к дороге и проголосовали. Место было незнакомое (я дважды пытал вас уточняющими вопросами). Несколько раз вы назвали свой адрес. Очевидно, водителю.
- Надо же. Ничего не помню.
- Но многое из того, что я хотел узнать, не открылось. К примеру, как вы попали на ту самую дорогу. Ещё вопросы, Дэниел?
- Вроде больше нет. Да, насчёт оплаты.
- Вот моя визитка - звоните. Если объявится Лэоэли или кто-то их этих парней, думаю, стоит обратиться в полицию: они вас памяти лишили. А насчёт оплаты - к моей помощнице, вы её видели. Ну, Дэниел, всего вам доброго, - сказал, напоследок улыбнувшись, Кохан и протянул ему руку.
* * *
В доме никого не было. Дэниел решил прогуляться и заодно поискать место - пора. Ещё один день подарить ему - видно же, как он рад этому знакомству - и возвращаться. Он вышел на террасу и, ощутив лицом свежесть воздушной волны, а душой - новость надежды, побежал. Бег горячил его чувства и мысли. Они были уже далеко-далеко. И это "далеко" началось для них где-то здесь. Сейчас он узнает где... Отдалившись от дома ярдов на четыреста, Дэниел остановился, поднял перед собой руку и разжал ладонь. Набежавшая сзади быстрая тень потревожила свет подле его растянутого силуэта на земле - внезапная боль и вместе с ней - внезапная тьма.
- Только не потерять, не потерять! - бормотал Дэниел, выйдя из тьмы сна в полумрак комнаты. - Только не потерять, только не потерять...
Уже две ночи и два дня в мозгах Дэниела перекатывался нескончаемый гравий: "Ищите начало, потайную дверцу... найдите начало, оно где-то близко... ищите кусок пространства... найдёте начало - цепочка соберётся..." Дэниел шатался по улицам и что-то искал. Но что? Галерея Эйфмана без Торнтоновых "видов изнутри" оказалась просто галереей, картинным видом изнутри и ничем больше. Он заглядывал в бары и спрашивал Лэоэли. В первом же из них с лёгкостью обнаружилась девушка с созвучным именем Лолли, и это почему-то вдохновило его. Вероятно, потому, что в этом имени недоставало лишь одной буквы, пусть и назначенной стоять в двух местах, но всё же одной, и она несомненно найдётся в другом баре. Но затем два бармена, коих разделяли всего два квартала, один за другим сочувственно пожимали плечами, словно их не разделяли эти кварталы и они подыгрывали друг другу. И вдохновение само собой улетучилось. К началу третьей ночи улов был небогат: кроме Лолли, к услугам Дэниела готовы были материализоваться лишь Лили и Лейла. И наконец, "Не упусти момент", как долго ни ждал Дэниел своего часа, так и не подарил ему встречи с кем-нибудь из прошлой жизни, с тем, кто не стал бы докучать ему "началом", а вспомнил бы вместе с ним что-нибудь из этой прошлой жизни.
- К чёрту всё! - выругался Дэниел и в бессилии повалился на кровать. - Плевать на чёртов летаргический месяц! Завтра проснусь и начну жить!
Расторопные пальцы, следуя зазубренному алгоритму, включили... открыли... задали параметры... и остановились на мгновение - чтобы через мгновение приступить к воплощению того, что заключалось в двух словно охваченных судорогой словах: "Только не потерять, только не потерять..."
- Сначала - контур... Вот так. Немного поменьше... Хорошо: контур есть. Залью цветом, главное - подобрать цвет... Нет, не то, не спеши. Убрать контур? Нет, потом - сначала залью. Нет, так нельзя: одним залить, другим залить - так вымарается образ. Только бы не потерять его. Пробуй на поле, большими мазками - дай глазу узнать. Появится - сразу узнаешь. Так, так, кляксами... Этот!.. этот! Заливай скорее! Есть! Хорошо... или... Нет, чего-то не хватает. Перелива не хватает. Откуда ему взяться? Попробуй по-другому. Сначала станешь у меня разнотонным... Ещё немного зелёного... Этот, пожалуй, темноват. Не зелёного - зеленоватого. Уже лучше. И перелив... Теперь - объём... Кажется, хорошо... Чего-то не хватает... Нет, скорее что-то мешает. Контур мешает! Контур лишний! Убираю. Это то, что надо. Ты узнаёшь?.. узнаёшь? Только себе не ври. И думай, думай... Что?.. опять не хватает? Ведь очень похоже. Что же не так? Думай, Дэн. Есть! Ты прав, это - нигде. Это повисло в нигде. Спроси себя так, как задумал спросить мир: что это? Реально - тупик. Ищи же! Что это?.. где это?.. какого размера?.. Это - что угодно, то есть ничто. Но тебе-то нужен ответ. Так ты никогда не получишь его. Потому что это ничто, ничто или что угодно. (Дэниел закрыл глаза и попытался представить, как это смотрелось во сне... и представил.) Есть! Ты отделил своё детище от жизни, от собственной руки. Сейчас сотворю руку и соединю их, и получится жизнь... Пусть будет левая. Правой буду творить, пялясь на левую. Так... мизинец. Мизинец спереди. Чуть согнут. Вот так. Другие пальцы видны не полностью, меньше всего - безымянный. Указательный всё-таки хорошо видно. Большой отходит... и уходит вдаль... не в такую далёкую... Ладонь - лодочкой... Посмотрим, что получилось. И это, по-твоему, рука? Скорее осьминог... поджаренный солнцем. Но осьминог не дурак, чтобы загорать на солнце. С такой пятернёй на весь мир опозоришься. Лучше найду готовую и скомпоную рисунок...... Кажется, вышло неплохо. По руке виден размер. Хорошо... потому что реально. Что задумался? Опять чего-то не хватает? А может, ты просто ненасытный?.. Светает. Сколько же я просидел? Часа три, не меньше. О чём ты подумал? О чём ты сейчас подумал? Подумал, ночи не хватило? Спасибо за подсказку. Ночи не хватает... с подсветкой. Это проще простого: чёрный фон с подсветкой...
Через час рисунок с надписью под ним был готов для запуска в интернет-просторы. Надпись гласила: Кто знает, что это, пишите по адресу: Dan.Bertro@gmail.com. Дэниелу.
* * *
Чтобы ускорить приход назначенного часа (шесть вечера), другими словами, спрессовать каждую секунду, превратив "тик-так" в "тик" или "так", Дэниел решил прожить этот день по-новому, точнее, само решилось: после непредвиденного ночного выброса адреналина и вслед за этим взбадривания большой кружкой забористого кофе он ощутил себя "оптимистическим мальчиком" (именно это определение его нового статуса родилось у него в голове) и сходу принялся за практическое воплощение оптимизма. Первым делом, он подначил "Сибил" (когда-то прозванный им так домашний пузатый пылесос) проглотить накопившуюся за несчитанные месяцы "космическую пыль" (по Дэмби Буштунцу) в его комнате и заодно в гостиной, на тот случай, если кому-то вздумается принести ему на раскрытой ладони оживший кусочек его ночного видения. Затем он наполнил доведённый до физического истощения холодильник коробками и банками из ближайшего супермаркета, ведь очень скоро ему придётся прочно и надолго приклеиться к экрану монитора. Затем оптимистический мальчик направился в "Не упусти момент", где с неподдельным аппетитом съел пару сочных эклеров, и затем пару часов с аппетитом (на этот раз духовного свойства) разглядывал творения молодых экспрессионистов, умозрительно примеряя к этому направлению своего "Осьминога, поджаренного на солнце"...
И вот - шесть часов. Дэниел, с чувством победителя, уселся перед компьютером. Пальцы привычно тронули клавиатуру - оптимистический мальчик внутри него вздрогнул. И он вдруг каким-то чутьём уловил то, что ждёт его в самом близком будущем, расстояние до которого измерялось мгновениями, - пустоту, он уловил пустоту... и сказал себе:
- Прощай, оптимистический мальчик, больше ты не нужен мне.
Дэниел открыл почту - пустота, ощутимая, ощутимее той, которую он мгновением ранее предвидел, запечатлённая в виде пустоты на том месте, где должна стоять - не просто стоять, а бросаться в глаза - долгожданная или неожиданная цифра. Он так бешено отринул эту пустоту, что стул из-под него загремел на пол. И на смену пустоте пришла противность. Она была во всём... во всём, чем он только что - ведь он спрессовал каждую секунду до "тик" или "так" - забавлялся: в его наивно-нахальном послании человечеству, в пошлой насвистывающей весёленькую мелодию уборке, в самодовольных приторных эклерах, в фальшивом плескании на сытую утробу в озере экспрессии у Эйфмана, в самом оптимистическом мальчике, которым он обернулся, продавшись новой жизни за укороченные секунды.
Через три часа во входящих - ничего. И никаких эмоций - просто белый тупик... в потолке над головой...
Ещё через три часа, в полночь, Дэниел сказал себе:
- Если ноль, запишусь в морпехи - и катись оно всё...
Он подарил ожиданию ещё несколько минут (потому что ожидание внутри тебя ждёт удачи, как бы ты не убеждал себя в том, что больше не веришь в неё)... и - входящие (4). Сердце помчалось. Дэниел открыл первое письмо.
"Привет, Дэн! В изображённой руке я узнала свою. На ней - капля моей любви. Я за знакомство. А ты?"
Месяц назад Дэниел не стал бы обижать человека, написавшего эти строчки, молчанием. Теперь он удалил его сразу после первого прочтения, не дав шанса ни одной мысли, ни серьёзной, ни ироничной, побежать вслед. И открыл второе послание.
"По-моему, это твоё отношение к любимой планете, на которой ты живёшь".
Корзина пополнилась, и снова - без сопроводительного текста. Третье письмо (его вторая часть) заставило Дэниела улыбнуться.
"Сопли в сахаре. Шёл бы лучше в морпехи".
Последнее письмо он открывал, не сожалея о том, что оно последнее: он был уверен, что идея работает и остаётся только ждать. "Какой кайф - ждать!" - подумал он и прочитал:
"Дэниел, не сочтите мою просьбу за бестактность. Скажите, что вы сделали с ответами, которые уже прочитали. Эндрю".
Дэниел не успел ещё угадать логику этих слов, ту скрытую логику, которая наверняка присутствовала в них, но почувствовал: "Это начало". И написал: "Я удалил их".
Через минуту - письмо от Эндрю: "Вы видели то, что изобразили, или это плод ваших фантазий? Если второе, не утруждайте себя ответом".
Из двойственного положения, в котором оказался Дэниел, он попытался выйти так: "Это не плод фантазий. Я видел, но..."
"Дэниел, думаю, мы можем быть друг другу полезны и найдём способ обойти наши "но". До завтра".
Дэниел перечитал письма Эндрю и свои. И счастливый, с вопросом "что это?", относящимся и к своему рисунку, и к новому знакомству, лёг спать.
Наутро его ждали два письма. Одно было отправлено в два часа ночи. Дэниел не стал удалять его, но и не ответил - отложил на потом: оно показалось ему странным и отозвалось в нём сочувствием. Второе письмо было от Эндрю: "Доброе утро, Дэниел. С вашего позволения, ещё два важных для меня вопроса (упустил вчера). Сколько вам лет, и не являются ли приоритетными в вашей деятельности точные науки?"
Дэниел усмехнулся, припомнив Кохана: "клуб по интересам, главный из коих меркантильный", и отписал: "Доброе утро, Эндрю! Скоро 20. Студент, сугубый гуманитарий". Хотел было отправить, но решив, что для доброго солнечного утра выходит суховато, добавил: "С точностями не в ладу, в отличие от моего деда (ныне покойного), во всём сомневаюсь".
Письмо от Эндрю пришло в семь вечера: "В точных науках сомнение важнее, чем в гуманитарных. Кстати, кем был ваш дедушка?"
Дэниел ответил: "Астрофизиком. Его имя Дэмби Буштунц".
Ответ Эндрю не заставил себя ждать: "Рад знакомству с внуком человека, работы которого изучал и высоко ценю. Я завтра же приеду к вам, если не возражаете. Отстучите адрес и телефон".
В полночь Дэниел удалил ещё пять новых писем и вернулся к отложенному странному:
"Привет! Я Джеймс Хогстин. Мне 16. Я не могу ответить на твой вопрос. Но я смотрел на картинку, и мне показалось, что в ней есть что-то такое, чего нет вокруг нас. Это не столько в самой картинке, сколько в той вещи, которую ты держал в руке. Она оставила что-то внутри тебя, я чувствую это. Ты можешь не знать об этом, но, поверь на слово, она оставила. Это ерунда, что всё оставляет. Оставляет только то, что хранит в себе особую силу. Таким было моё первое впечатление от картинки. Я очень чуток к первой волне, исходящей от того, с чем я соприкасаюсь. Если ты не против, скажу о себе".
"Скажи, Джеймс", - написал Дэниел в ответ. И утром прочитал:
"Спасибо, Дэн. Вот вкратце то, что я хотел и хочу сказать. Вокруг много проявлений живого и неживого, которые заставляют нас испытывать страх. Бывают моменты непреодолимого страха (конечно, прежде всего я говорю о том, что пережил сам). И выход только один - спрятаться. Но спрятаться так, будто ты исчез, и вернуться, когда почувствуешь, что можно вернуться. Этот момент почувствуешь, я знаю. Исчезаешь ты - исчезает и твой страх, потому что то, что вызывает его, теряет тебя из виду и не может найти и, скажу так, бросает эту затею, навсегда или на время. Если ты подумал, что я сумасшедший, не пиши мне больше. Но знай: я научился прятаться от страха, я могу исчезать. Мне надо было это кому-то сказать".
"Напишу позже, - ответил Дэниел, вспомнив, что он тоже вроде как исчезал на целый месяц. - Не знаю когда, но напишу".
* * *
Дэниел прогуливался у входа в сквер напротив двухэтажного здания, в котором размещалась галерея Эйфмана. Час назад, в половине одиннадцатого утра, позвонил Эндрю и сказал, что после трёхчасового перелёта предпочёл бы встретиться и поговорить на свежем воздухе. Дэниел выбрал место неслучайно: с него началась история с "летаргическим сном".
Неподалёку остановилось такси. Из него вышел высокий худощавый мужчина, лет тридцати-сорока, и огляделся. Дэниел догадался, что это и есть Эндрю, и, когда их взгляды встретились, помахал ему. Тот в ответ широко улыбнулся и с запечатлённой на лице приветливостью подошёл и подал Дэниелу руку.
- Это я вам писал и сегодня звонил. Эндрю Фликбоу. А вы Дэниел, не правда ли?
- Дэниел Бертроудж, тот самый, что задался вопросом, что у него на ладони.
Эндрю усмехнулся.
- Что ж, формальная идентификация проведена. Давайте-ка ходить. Страсть как люблю такие аллеи, длинные, просторные, насыщенные кислородом, - отменная взлётная полоса для разгона мыслей. Правда, редко выпадает ублажить себя этакой роскошью, - Эндрю говорил мягко, но скоро. Во взгляде его серых глаз читалась уверенность в себе, может быть, с лёгким налётом насмешливости и задиристости, чему в подмогу была некоторая вздёрнутость носа, тянущая за собой верхнюю губу. - Мы с вами должны с кого-то и с чего-то начать, чтобы подступиться к искомому объекту. Готовы выложить свои секреты?
- Не знаю, но скорее это не секреты, а странные обстоятельства, в которых больше загадок, чем разгадок.
- Очень вас понимаю. Уже сам вопрос "что это?" предполагает в приоритете получение некоего пучка информации. Но обстоятельства, к вашему сведению, тоже штука зачастую весьма информационная, а случается, и секретная. Хорошо, начнём с меня, я предвидел такую конфигурацию. Пожалуй, дойдём до конца аллеи в молчаливых воспоминаниях, а там развернёмся на сто восемьдесят и приступим.
Ещё несколько минут они медленно шли не разговаривая. Дэниелу залетело в голову, что всё это странно ("всё это" не было для него чем-то определённым и не ограничивалось лишь встречей с Эндрю или какими-то его суждениями, напротив, оно было размытым и непонятным).
- Чтобы вы уяснили, почему я сорвался с места из-за картинки в сети и прилетел к вам, попробую вернуться на двадцать лет назад, - приступил Эндрю. - Тогда мне было четырнадцать. Я и мой друг, Лео Карпер, направились к Медвежьим скалам, - Эндрю замялся, поймав себя на какой-то мысли, затем продолжил. - Я должен был сказать не так и сразу исправляю погрешность. Несомненно, мне следовало поставить Лео первым. Из нас двоих он был, так сказать, главным героем. Сорвиголова - это про него. Зачинщик всех наших приключений и к тому же фотограф от бога, - рассказчик снова прервался и с минуту не мог проронить ни слова, пока не переждал наплыва чувств. - Припомнил его лицо, оно не менялось с тех пор: он остался в том времени... Лео давно хотел пофотографировать в пещерах Медвежьих скал, однако взрослые запрещали соваться туда, упирали на то, что они якобы представляют собой один безвыходный лабиринт. Поговаривали, что к этому приложили руки индейцы, не желавшие покидать насиженных мест. Но разве остановишь Лео разумными доводами, если он задумал где-то пощёлкать. Чтобы наплевать на все преграды, ему нужен был только повод. Знаете, для такой категории людей существует лишь одно правило: есть повод - есть заводка. (При этих словах в голове у Дэниела промелькнуло, не из этой ли породы сам Эндрю.) И такой повод нашёлся. Произошёл странный, если не сказать страшный случай. Её звали Тереза Брэнтон. Всеми любимая учительница естествознания и устроитель школьных пикников и походов. По всей видимости, она хотела снять противоречие между романтическими взорами детей в сторону Медвежьих скал и упёртостью взрослых. Она решилась и пошла, одна: мечтала разработать маршрут и потом водить по нему детей... Через две недели егеря обнаружили её на уступе скалы. Она сидела неподвижно и ни на что не реагировала, словно истукан. Те, кто видел её, говорили, что она утратила свой облик... в котором была любовь ко всем нам. Лицо её одеревенело, а в глазах застыл ужас. Она потеряла дар речи, и не проронила с тех пор ни слова... и ни слова не написала. Дэниел, я навещал её в клинике два года назад - у меня мурашки по коже. Она будто и сейчас видит то, с чем столкнулась тогда и что сделало её такой. Я не преувеличил, когда сказал: мурашки по коже. Я заглянул в её глаза, и меня взяла оторопь, потому что в них ожили, для меня ожили, другие глаза, те, что уничтожали меня в пещере. Я, простите... ссался, полгода ссался, я, Эндрю Фликбоу, лучший ученик школы, лучший забрасывальщик из трёхочковой зоны, лучший бегун на милю. Я тоже лежал в психушке. Меня вытаскивали изо всех сил: мой отец был тогда мэром города. Как видите, вытащили... Лео, Лео. Он фотографировал подступы к одной из пещер, когда к нам подкрался медведь. С криками мы бросились к проходу. Лео споткнулся и упал. Очевидно, это закон сущего: кто-то падает, а кому-то везёт, как ни горько это звучит. Истошные вопли Лео врезались в мозги ощущением смерти, и страх заставил меня пробираться вглубь. Мне казалось, я слышал медведя позади себя. Я искал узкие ходы, по которым он не смог бы преследовать меня... Все подумали, что я свихнулся из-за медведя и из-за Лео. И я не стал... Дэниел, вы первый, кто услышит правду. Через какое-то время - знаете, очень трудно определить время, когда ярд прохода отнимает у тебя на милю энергии, - через какое-то время я оказался в пещере. Включил фонарь (в движении я то включал, то выключал его: берёг батарейки). То, что я увидел и что испытал в те мгновения, трудно передать словами. Страх? Несомненно, страх... Но есть страх и страх. Какие-то наши страхи запечатлены на генном уровне. Дэниел, вы можете спорить со мной, но я убеждён, что страх получить штык в живот именно такого происхождения. Он передавался из поколения в поколение с тех времён, как наш далёкий предок выточил наконечник из камня и воткнул его в бок другому нашему предку. Другой пример. В люльке лежит младенец, над ним на паутинке зловещее восьминогое чудище, которое всем своим видом говорит ему: "Бойся меня". Налицо или, если угодно, на лице у ребёнка - приобретённый страх. Согласитесь, к четырнадцати годам мы в какой-то степени готовы к подобным страхам, и к первому, и ко второму. Но!.. Но во мне, как и в Терезе Брэнтон, не было защитного механизма, защитного рефлекса остаться самим собой в момент, когда я увидел то, что увидел. Почему, Дэниел? Ответьте, пожалуйста.
- Похоже, люди прежде никогда не сталкивались с тем, о чём вы говорите.
- Именно. Я увидел то, что человек не привык видеть. Видеть это - противоестественно для глаз человека, для его разума. Я включил фонарь: камни внизу и по стенам были облеплены какими-то наростами, странными, как будто телесной структуры. Это совсем не то, как если бы камни поросли мхом. В ту же самую секунду, как вы увидели их, вы не сомневаетесь, что они заняли камни, расположились на камнях, что эта пещера - их логово. И из этих наростов, из глазниц в них, смотрели глаза... они смотрели прямо на меня, все. Это не были глаза зверей. Это не были глаза людей. Это были глаза каких-то иных "людей". Говорю так, как я воспринял их тогда... Если на вас, угрожая всем своим видом, наступает медведь, в вас возникает страх. И своей кожей, и умом вы понимаете, что медведь будет терзать вас... На меня смотрели те глаза, и я лишь успел понять, что во мне сейчас не останется меня, не останется того, что называется личностью. Я успел понять, что во мне не остаётся воли. Во мне не осталось даже крика, я не смог защитить себя криком. Всё, что осталось от меня, - это дрожь испражняющегося тела. Дэниел, рядом с вами идёт человек, личность, и трудно представить себе, что в те мгновения он был дрожью куска плоти, который покидали все представления, накопившиеся за четырнадцать лет. Они покидали его так же легко, без сопротивления, как его покидали испражнения. Меня спасло то, чего мы привыкли бояться, - тьма. Сели батарейки. Что точно произошло потом, я не знаю, не помню. Осталось ощущение тряски во всём теле и движение, на четвереньках, в полной тьме. Это ощущение ещё долго оживало во мне, возвращалось в ночных кошмарах - безумное движение на четвереньках в полной тьме... То, что в пещере произошло с моим сознанием и засело в нём, для себя я называю боязнью несуществующих глаз. Думаю, со мной, с Терезой Брэнтон, с кем-то другим (кто его знает) человечество обрело ещё одну разновидность страхов... Вы, как и многие другие, войдёте в пещеру, страшась, допустим, замкнутого пространства или летучих мышей. Вы боитесь летучих мышей, Дэниел?
- Не знаю, пожалуй, нет. Боюсь змей. Не люблю пещеры из-за этих тварей. В школьные годы не раз приходилось бывать в них. Впихивал себя внутрь, только чтобы не прослыть слабаком, но всякий раз с дерьмовым чувством: вдруг из темноты, из какой-нибудь щели - змея. Честно говоря, даже не знаю, откуда это во мне: ни разу не натыкался в пещере на змей. Может, бабушка страху нагнала.
- Я войду в пещеру, если заставят обстоятельства (теперь, если только заставят обстоятельства), с боязнью несуществующих глаз (я-то знаю, что они существуют). И этот страх во мне пожизненно... Но, как говорится, не всё так грустно, как может показаться. Из той пещеры я вынес одно знание со знаком "плюс", которое несу с собой по жизни. Говорю "знание" с некоторой долей условности. Скорее уверенность, нежели знание. Суть этого знания в том, что всё-таки - как бы ни были прочны стены трёхмерного измерения - существует другой мир, со своей жизнью, со своими глазами. И он ближе, чем мы думаем, когда наблюдаем вселенную в телескоп. Вот, Дэниел, мы с вами и подошли к искомому объекту. Год назад я и двое моих коллег лазали - где бы вы думали? - по Медвежьим скалам. А, так сказать, привела нас в то злополучное для меня место траектория исчезновения, точнее, смоделированное продолжение этой траектории. Сообщи вы мне вчера, что вы астроном, физик или математик, я бы и разговаривать с вами не стал, не то, что встречаться: а вдруг, чем чёрт не шутит, на карту было бы поставлено первенство открытия. Но вам, как сугубому гуманитарию и внуку Дэмби Буштунца, чуть-чуть приоткрою завесу тайны. Что это, траектория исчезновения? Ответ в названии. Это след в космосе, который остаётся после прохождения так называемого импульса вечности. Импульс вечности так мал, что его невозможно наблюдать, и так велик по своим физическим параметрам (плотность, гравитация, скорость), что на своём пути он поглощает всё, в том числе свет - всё исчезает. Отсюда - траектория исчезновения.
- Простите, Эндрю, я перебью вас.
- Прошу.
- У меня вопрос. Импульсы вечности как-то связаны с чёрными дырами? Они не из чёрных дыр исходят?
Эндрю усмехнулся.
- Было бы самым удобным объяснением полагать импульсы вечности, так сказать, брызгами чёрных дыр. Но такая гипотеза в корне противоречила бы научным знаниям (на сегодняшний день мизерным, но всё же) о свойствах чёрных дыр. Так вот, прослеживая траектории исчезновения, мы заметили, что они обрываются... обрываются без видимых на то причин и не оставляя при этом распознаваемых последствий. Имею в виду неразлучную парочку: столкновение - взрыв. Естественно, возникает вопрос: куда девается импульс вечности? Это ещё один капитальный вопрос наряду с вопросом, откуда он берётся. Итак, возвращаемся на Медвежьи скалы. Одна из траекторий исчезновения (её просчитанное продолжение) указывала на то, что импульс вечности, который и оставил за собой этот след образовавшейся пустоты, должен был встретиться с Землёй, с неминуемыми катастрофическими последствиями. Наиболее вероятная зона встречи - район Медвежьих скал. Смотрите, Дэниел: импульс вечности как бы прекращает своё существование. Об этом говорит то, что след, оставленный им (траектория исчезновения), обрывается. Столкновения не происходит. Что же искать? Принимая во внимание расстояние и время, в добавление к сказанному, отвечаю: ничего... или подтверждение выдвинутой мной гипотезы, а значит, следы исчезнувшего импульса вечности.
Дэниел, не скрывая нахлынувшей волны любопытства, уставился на рассказчика. Эндрю заметил это.
- Да-да, Дэниел. Это у моих коллег не было стимула лазать по горам: они ничего не знали о той пещере. Но я-то все эти годы ни на один день не забывал о тех мгновениях. В двух словах о гипотезе. Импульс вечности не исчезает вовсе. На своём пути, с определённой долей вероятности (или случайности), а значит, раньше или позже, он встречает среду (назовём её "среда икс"). Благодаря своим качественным характеристикам, своим параметрам и качеству и параметрам среды-Х, импульс вечности попадает в другой мир, так сказать, параллельный мир. Среда-Х не подчиняется законам трёхмерного пространства, поэтому импульс вечности как бы теряется, о чём свидетельствует то, что траектория исчезновения обрывается. Я предположил, что при взаимодействии импульса вечности со средой-Х образуется некий побочный продукт, движущийся по инерции. Он может объявиться на Земле, если говорить о конкретной, уже упомянутой мной траектории исчезновения, естественно, если не сгорит в атмосфере. А может, по идее, попасть и в параллельный мир, но эта нереальная реальность пока нам неподвластна. Судьба преподнесла мне подарок, Дэниел: я нашёл побочный продукт, таким, каким он достиг Земли или каким стал за время, что находился на Земле. Это - необыкновенный шарик, такой же, как тот, что вы на своём рисунке поместили, полагаю, неслучайно, на ладонь.
- Он у вас?! С собой?! - воскликнул Дэниел.
- Что вы, что вы, Дэниел! В лаборатории и нигде больше, и доступ к нему весьма ограничен. Исследования и их результаты имеют гриф секретности, но это к слову. Наш замечательный шарик не очень-то расположен делиться своими тайнами. Понимаю, что вы горите желанием хоть что-то узнать.
- Эндрю, - перебил его Дэниел, - простите, но не понимаете. Я объяснюсь, когда вы скажете всё, что имеете право и хотите сказать.
- Считайте, что вы меня подстегнули, Дэниел. Скажу две вещи. Одна - общего характера, вторая - на уровне детского ковыряния исследуемого объекта. Итак, шарик наш, безо всяких сомнений, неземного происхождения и, похоже, не желает мириться с заточением в рамки трёхмерности. Смотрите. В прямом смысле смотрите сюда. Представьте, что я держу его в этой руке, в левой, а правой трогаю его, проверяю на прочность, так сказать. Этот случайный опыт я проделал ещё будучи на Медвежьих скалах, как только нашёл его. В какой-то момент указательный палец правой руки провалился внутрь шарика... Дэниел! Что с вами?! Держитесь!
Эндрю успел подхватить Дэниела, не давая ему упасть. Затем усадил его на ближайшую скамейку и, поддерживая в устойчивом состоянии, позвал:
- Дэниел, возвращайтесь. Слышите меня? (Дэниел открыл глаза.) Вот и хорошо. Хорошо?
- Нормально.
- Ну, будем считать, что часть ваших секретов вы уже поведали мне, не так ли?
- Эндрю, я не помнил этого, как не помню того, что было со мной в течение последнего месяца. Но когда вы стали показывать... я словно очутился... н-не знаю где, и в руке у меня был этот шарик, и я тоже попытался просунуть в него палец - он не вышел с другой стороны. Ведь это вы не успели досказать?
- Дэниел, простите за вопрос. Вы консультировались у врача? Если я правильно понял, у вас амнезия?
- Да, на днях был у психиатра: напугал себя летаргическим сном. Похоже, шанс вспомнить есть, только нужны подсказки вроде этой, с опытом на пальцах. По правде, рисунок, который я в интернете выложил, - кадр из моего сна. Я чувствовал, что шарик - это не просто так, а теперь счастлив, что знаю это.
- Как же он попал к вам, в чьих руках он сейчас - вот что важно, - Эндрю скорее не спрашивал Дэниела, а задавался вопросом. И в тоне его, и во взгляде что-то поменялось, в них появилось что-то от ревнивца, который услышал комплимент в адрес женщины, к которой он неравнодушен.
- Доктор предположил, что я провёл этот месяц в какой-то секте.
- Секта?.. Не знаю. Индейцы, - с уверенностью сказал Эндрю, - вот где надо искать ваш забытый месяц. Они очень трепетно относятся к своим реликвиям. А что если наш шарик угодил в разряд таковых? Эти ребята любят всякие диковинные штуки. И, простите, обкурить вас, преследуя известную цель, тоже вполне могли, это в их духе, и они знают в этом толк. Индейцы, - повторил он.
- Эндрю... я понимаю, что, получив многое, не дал вам ничего взамен. Честнее было бы предупредить вас сразу, в ответе на ваше письмо. Но я ухватился за возможность что-то узнать.
- Что сделано, то сделано, Дэниел. Не стоит посыпать голову пеплом, тем более минусов от нашей с вами встречи практически нет.
- Хочу сказать, Эндрю: я в долгу перед вами.
- Ловлю вас на слове, Дэниел. Нет, коль скоро вы ставите вопрос в такой плоскости, дайте мне слово, что сразу сообщите мне всё, что вспомните или узнаете о шарике. Согласны?
- Конечно, Эндрю. Я даю вам слово.
- Вот моя рука.
Дэниел и Эндрю крепко пожали друг другу руки. Вместе с этим Дэниел ощутил какое-то облегчение на душе, и в нём прибавилось веры, что утерянная частичка его, Дэниела, обязательно найдётся.
"Не так уж бесполезна эта встреча, - с этим отправлялся в обратный путь Эндрю Фликбоу. - Хороший парень этот Дэниел". Но одна мысль уже подтачивала его: "У кого же сейчас этот бесценный дар миров?"
© Братья Бри, 2013-2024.
© Сетевая Словесность, публикация, 2013-2024.