[Оглавление]


Роман с Пельменем



Глава 20. КЛУБОК

Они сидели в вагоне фуникулера и ждали, когда поезд тронется. Наташка была в капюшоне, отороченном пушистым белым мехом и белых мохнатых перчатках. На лбу у нее была тоже белая и тоже мохнатая повязка с голубыми бусинками. Пельмень только что опустил уши серой кепки и стал похож на денди в буденовке. Им было плохо слышно друг друга, поэтому со стороны их можно было принять за клонящихся головами влюбленных.

- ... но меня туда не возьмут без разрешения семьи. Поэтому надо выйти замуж, тогда нужно только письменное согласие мужа и... деньги тоже нужны, но можно что-то придумать. Самое главное, чтобы ты пообещал мне, что дашь согласие, чтобы я ушла в монастырь, ведь если ты меня действительно любишь, то желаешь мне добра.

Пельмень напряженно сопел, размышляя. Вся эта затея не вызывала у него энтузиазма. Подумав, он довольно сурово сказал:

- Боюсь, что со мной у тебя ничего не выйдет.

- Почему? Так я тогда найду себе другого. Думаешь, не найду?

- Ищи другого. Я не стану. Как я потом твоему отцу в глаза буду смотреть? Он мне доверил свою дочь, из грязи, можно сказать, вытащил, а я жену свою сдал в монастырь, имущество присвоил...

- Имущество тоже пойдет в монастырь.

- Вот этого уж точно никогда не будет! Чтобы выставить себя не только дрянью, но еще и полным идиотом! Я думаю, что такого дурака ты и не найдешь, это просто нереально.

- А вот и найду!

- Надеюсь, что ты меня познакомишь. Очень интересно будет посмотреть на этого лоха.

- И ничего он не лох. Он лучше тебя во всех отношениях. Тебе, если хочешь знать, до него еще расти и расти, в моральном смысле, конечно. И если бы ты его увидел, то ты бы сразу понял, какое ты ничтожество.

- А ты думаешь, он хочет на тебе жениться? Пусть сначала разведется с женой, а потом уже проявляет свои позитивные качества. Уши развесила. Думаешь, ты у него одна такая? А он даже Людкой не побрезгал! А Людка с банабаками ходит.

Пельмень понял, что сболтнул лишнее. Наташка глядела на него с изумлением и суеверным ужасом.

- А разве ты его знаешь? - Доверчиво спросила она. - Ты следил за мной, да?

- Да, да, следил.

- И как давно ты это... ? - Пельменю было очень некстати говорить что-то о любви, о ревности, он не хотел этого делать, потому, что врать и выкручиваться значило признать свою слабость, однако выложить всю правду он не мог и права не имел. Поэтому он попытался съехать.

- Откровенно говоря... - фуникулер тронулся, и Пельмень по привычке придержал спутницу за плечи, - у нас с тобой накопилось много всяких секретов. Я думаю, что это нормально и ничего страшного нет. Я вовсе не порицаю тебя за твою связь с этим Джокером, который работает у твоего папы. Но ты и меня пойми тоже. Надо мной все смеяться будут.

- Ты хочешь сказать, - из капюшона заблестели глазки сердитого зверька, - что ты не спишь с другими женщинами, не так ли? Или тебе все можно, потому что у тебя есть кое-что, чего нет у меня? А тебе никогда не приходило в твою умную голову, что я - точно такой же человек, как и ты?

- Это у тебя есть кое-что, чего нет у меня. Так что особо не выпендривайся. Тоже мне, угнетенное создание. - Он нервно хмыкнул. Мимо окон пролетела пара снежинок, и вдруг повалило, как из мешка. Днепр стал походить на негатив засиженной мухами картины. Наташка поддалась романтической атмосфере.

- Ты знаешь, - сказала она, прижимаясь к собеседнику, - мы так давно дружим, что я, кажется, все могу простить. Представляю себе картину, как ты женишься на другой женщине, а я шью тебе костюм на свадьбу. Смешно, правда?

- Валик, оказывается, стриптизом промышляет, - ни к селу ни к городу ответил Пельмень. - Ты своему папе скажи, что это не я, если что. Ладно? И за что мне такое позорище? Уже Ванька и Борька подходили, петухом ругали, обещали палец в ухо вставить. Пришлось вместе с ними туда пойти, чтобы они убедились, что если я вместе с ними сижу, то не могу в этот же самый момент на сцене выделываться.

Наташка оскалила хорошенькие веселые зубки:

- Хи-хи, а я его видела. Мне Джокер показывал. В одном ночном клубе. И сказал, что это не ты, а твой брат. И папа тоже давно знает, но молчит. Не станет же он мне такие вещи рассказывать. Я же у него, хи-хи, маленькая доця. Наверное, папа организует им тур за границу. Он всегда обо всех заботится, а благодарности в ответ - никакой. Интересно, почему все так негативно реагируют на мужской стриптиз? По-моему, это очень красиво и здорово. У женщин тоже ведь есть какие-то потребности. Мне, например, очень нравится смотреть на красивое мужское тело. Когда у меня будет много денег, то я обязательно буду приглашать стриптизеров. Интересно, они приходят на дом?

- Приходят. На Рождество. В костюме Деда Мороза.

Они уставились в разные окна. Потом Наташка резко обернулась.

- А покажи мне стриптиз! Сейчас придем домой. Я тебе одежду подберу. Знаешь, как клево получится!

- Ну, да, конечно. Ты ведь уже не девочка? - Сурово спросил Пельмень.

- А что ты думал, мне ею до гроба оставаться? Будь же современным человеком!

- Ну тогда тебе не надо рассказывать, чем могут кончиться все эти штучки.

- Лучше один раз увидеть... Ну, давай, если женщина просит, ей отказывать нельзя.

Фуникулер остановился и разинул двери. Пельмень остался сидеть, нахохлившись. Наташка потянула его за руку. Он неохотно поддался ей и позволил себя вывести из вагона. А потом пошел сам, быстро, независимо, так что его дама едва поспевала за ним. Однако на бегу она умудрялась теребить его за руку и назойливо спрашивать, в чем же дело.

- Я не буду с тобой спать. - Сказал он.

- А никто и не просит... а почему, собственно? Что у меня, что-нибудь не так? Ноги коротковаты, да?

- Зато у меня, видимо, длинные. И попочка у меня, должно быть, что надо. И все у меня, видимо, на месте. Чего ты ко мне привязалась? Купила себе проститутку... Меня!

- Хорошо, ты считаешь себя проституткой, так я так и буду к тебе относиться. Я хочу, чтобы ты показал мне стриптиз. Я заплачу тебе.

- Ничего не выйдет.

Она потянула его за соблазнительно висящее кепочное ухо и прошептала что-то.

- Нет! Да к тому же я не умею. Я не гей-славяне.

Она опять потянула его за ухо. Он долго думал, а потом сказал:

- Нет, да и как ты себе это представляешь? А вдруг папа придет? Хорошее же он увидит зрелище.

Она в третий раз повторила процедуру...



* * *

Они сидели в маленьком ресторанчике. Он был в своем единственном костюме. Она - в новом вязаном платье. На столе в принесенной официантом вазе стояли три мраморных розы. Они ели и смеялись.

- Что, у тебя была удачная сделка? - Спросила Таня, указав взмахом глаз на шампанское.

- Можно сказать, можно сказать... - Ответил Пельмень и демонически улыбнулся.

Было очень уютно, обстановка состояла из бархата и дерева, народ сидел приятный, умеренно-криминогенный. Дамы смеялись тихо и редко. Мальчики-музыканты имели на лицах джазовую печать. Тане сперва очень понравился этот вечер, но потом она стала замечать, что Пельмень слишком прямолинейно пьет, а по мере питья, мрачнеет. Она попыталась его растормошить, но напрасно. Потом захотела отвлечь неизвестно от чего. А потом, утомившись от бесполезных усилий, стукнула ножом о стол и вскликнула:

- Да какая муха тебя укусила?

Пельмень вытянул перед собой руку, положил на нее голову и глядя на Таню снизу-вверх, как бес-искуситель, сказал:

- А слабо тебе выйти и показать стриптиз. - И сильно схватил ее вытянутой рукой за кисть. Таня как-то незапно поняла, что с ним произошло что-то унизительное и что не просто так ему достались эти деньги, на которые они так хорошо сидят. И участливо спросила:

- Что, это для тебя действительно так важно?

Он гаерски кивнул головой.

- И ты тогда придешь в норму?

Он еще раз кивнул головой, уже серьезнее.

- Ну, хорошо...

Таня подошла к администратору, мелькавшему тут же в зале, то здесь, то там, и долго с ним беседовала. Потом они вместе подошли к музыкантам. Один сел за рояль, остальные испарились. Потом Татьяна вынула из подола платья ниточку и подала ее Пельменю.

- Будешь сматывать в клубок, что бы ни случилось, ладно? Только не раздумай по дороге, а то нехорошо получится. - И, оставляя за собой нить, как муха на привязи, она вышла на эстраду. Пианист заиграл Баха (если я не ошибаюсь, "Токкату и фугу D минор", словом, мелодию, давно облюбованную брюнетками и шатенками для подобных целей). Музыка наполнила ресторанчик вампирическим дыханием вечности. Татьяна стала танцевать. Пельмень сосредоточенно мотал свой клубок, и подол платья быстро укорачивался. Присутствующие оторвались от приятного трепа за бокалом шампанского и все смотрели молча, в напряженных позах. Показались черные кружевные трусы, но верх был еще закрыт словно рыцарскими латами. Ноги дерзко торчали из черных полусапожек на высоком каблуке. Их длина подавляла мужское воображение, а не возбуждала. Чулки оказались без пояса, на резинках, с кружевными оборочками возле бедер. Затем сверкнул мускулистый чувственный живот и нить застряла в районе рукавов. Татьяна оглядела зрителей таким взглядом, что они почувствовали себя куриными окорочками в тарелке богини. И хищно виляя бедрами, очень ловко сняла трусы. Потом бросила их в лицо Пельменю и злобно перекусила нить, как арабский скакун - удила. Воцарилось молчание. А затем все стали как-то официально, торжественно аплодировать, и на эстраду полетели деньги. Особенно неистовствовали женщины, искушенные в вязании. Они расценили Танино выступление как непостижимый фокус, достойный Копперфильда. Ведь распустить подобным образом платье можно лишь в том случае, если оно вязалось на пяти спицах. Но для этого недостаточно было вращаться со скоростью веретена (что занимавшаяся в детстве фигурным катанием Таня могла кое-как осуществить). Нужно было, чтобы Пельмень мотал клубок равномерно и с нужной скоростью, не давая нити запутаться или порваться.

Таня собрала налетевшие со всех сторон деньги себе за чулки и за пазуху, а собрав, отправилась на место. Пельмень молча протянул ей трусы:

- На, хоть это надень. Распустилась совсем...

Татьяна торопливо натянула трусы и сделала большой глоток шампанского. Она продолжала вести себя, как Снежная королева, но у нее заметно тряслись руки и губы. Она с удовольствием накинула на плечи предложенный пиджак и сказала:

- Женя, пойди в гардероб и возьми мою шубу.

И Женя покорно пошел. Когда вернулся с шубой, то увидел у себя за столиком, видимо, супружескую чету. Женщина, вполне способная править Англией (если бы не молдавско-румынская внешность), горячо убеждала Таню:

- Вы понимаете, Танюша, сейчас это была всего лишь блестящая импровизация, но ведь любой самородок нуждается в огранке. Мы очень хорошо платим нашим актерам, а в июне мы планируем гастроли за рубеж, так что вы, пожалуйста, подумайте, какую возможность вы упускаете. - Пельмень тихонечко положил шубу на танины плечи и сел на свободный стул.

- Вам, собственно, уже некогда думать. - Сурово вступил мужчина. - Вам, это в двадцать пять лет! делают такое выгодное предложение. Я бы на вашем месте не выкобенивался, а быстренько соглашался.

- Сделаем вам парный номер с Валентином, правда, Валентин?

- Я не Валентин.

- Как это не Валентин? Юра, я же ничего не путаю?

- Мне кажется, - Предположил Юра, - Что это несерьезные люди. У нас шоу на европейском уровне и мы ни с кем не собираемся возиться. А вы, молодой человек, доиграетесь у меня. Делаю второе предупреждение. Актер - это солдат, поняли?

- Мудак, - Ответил ему Пельмень и грязно выругался. - Во у меня где ты со своим шоу суперклозетного уровня! Завтра иду и увольняюсь. Вы меня уже достали. С девушкой посидеть нельзя спокойно. Приперлись зачем-то, кто вас, вообще, звал. - Пельмень деловито оглядел столик, взял бокал и плеснул шампанским Юре на штаны. Юра нерешительно встал и попытался схватить его за воротник.

- Ой, не слушайте его, - Взмолилась Таня, - Это не Валик. Это Женя. Женя Пельменников. Он хочет Валику карьеру испортить. Ему надоело, что их все время путают. Женя, ты должен извиниться немедленно. - Женя будто в рот воды набрал.

- Но даже если и так, подумайте. Вы просто плюете на свое будущее. А не хотите выступать сами, продайте нам ваш трюк. Назовите свою цену. - Юра взял салфетку и стал ею тщательно промакиваться. С таким невозмутимым видом, будто он купается в шампанском регулярно.

- А потом сами же начнете проситься: "Возьмите меня, ну хоть вот в такусенький номер!", и никто вас уже никуда не возьмет, правда, Юра?

- В общем, вот вам моя визитка. Подумайте, пожалуйста, и звоните. Я думаю, что мы сможем для вас что-то сделать. Милена, дай им две наших визитки.

- И мы надеемся, что наше сотрудничество принесет нам взаимную выгоду.

- Всенепременно! - Резко оборвала их Татьяна и поспешно спрятала радужно переливающуюся карточку в карман шубы. Пельмень достал портмоне, извлек оттуда небольшую визитницу и аккуратно вставил новую визитку в пустой кармашек.

Таня поняла, что разговор этот для нее закончен, стриптиза больше не будет. И денег тоже. Ведь продать секрет своего трюка она не могла. Не имела морального права. Этим она подвела бы случайно знакомого мага, разболтавшего ей одну из тайн своего ремесла. Мало сказать, подвела бы. Он хвастался, что этот фокус - его изобретение и он недавно его зарегистрировал. Если бы Таня вздумала кому-то продать идею, то дело бы закончилось судом.

Шоу-бизнес ненавязчиво отторгал Татьяну, как мягкие стенки западной психушки в палате для буйных и суицидных. Видимо, она когда-то выдавливала из себя раба слишком большими каплями. И выдавливать уже как бы нечего. Ш-шит! Опять это проклятое "как бы".



Глава 21. БЛОНДИН В ИЗГНАНИИ

Татьяна Дмитриевна приготовила обед и стала ждать своего мальчика, который после школы должен был два часа побегать по делам, а потом явиться пробовать борщ. Но когда наконец прозвучал короткий звонок, на пороге оказался взволнованный Саша.

- Татьяна, позвонить от вас можно? - Спросил он вместо приветствия и тут же стал набирать номер. А набрав, бросил трубку. - Странно... Где ж он... Видите ли, малой пропал, я его жду битый час... Родители трубку снимают. Что же делать?

- Н-ну, вы проходите на кухню. Может, вы голодны? Хотите борща? - Саша нервно отмахнулся. "Слава богу," - подумала Таня, - "Лишь бы они с Женей не столкнулись!". Впрочем, для Жени было рановато, и она поставила чайник, вспомнив изречение "спешите медленно".

- Или знаете что, - продолжил Саша свою основную мысль, - может быть, вы сами ему позвоните. Все-таки он плохо ходит на занятия, а директор, - он саркастически усмехнулся, - это для него слишком "круто". Вот вы, Танечка, хоть были очень красивой девочкой, можете похвастаться, что вам каждый день звонил директор школы? А это что такое - ни кожи, ни рожи, только гонор и капризы глупые. И иши его теперь. Пацан. - Он смахнул на пол солонку и полез за щепоткой, чтобы бросить через левое плечо. Таня достала веник и совок, подмела соль и осколки, а потом сказала:

- Ну хорошо, я позвоню. Только ко мне тоже кое-то должен прийти, так что... Мы же друзья?

- Друзья, друзья, полчаса хоть есть у меня? Если ждете этого молодого нахала, то он буквально пять минут назад заскочил в автобус, мы еще чаю выпить успеем.

- Тогда я доверяю вам заварку.

И Таня отправилась звонить. Она побеседовала с родителями Даниленко и выяснила, что ушел он с полчаса назад, куда - не сказал, когда вернется - не отчитывался. По сердитому и в то же время заискивающему голосу его матери она предположила, что Сережа перед уходом имел воспитательный момент, из-за чего и задержался. А Саша сказал, что в таком случае он где-то сидит и ревет, надо только понять, где.

Зазвонил телефон. Это Пельмень сообщил, что в окне таниной кухни виднеется чужой мужчина, и он не видит смысла приходить. У Тани упало сердце от его тона, она стала оправдываться, говорить, что это не то, что он думает, а совсем другое, но прийти лучше часа через два, молодец, что позвонил, где тебя искать.

- Но я же вижу, он же пиджак снял! Он же, кажется, чай разливает!!! Что ты мне лапшу на уши вешаешь! Да это же... послушай, это же директор!

- Да, директор. Саша, помашите Жене ручкой. - Саша помахал. - Ладно, раз ты все видишь, заходи, разберемся. Директору эта мысль не понравилась, он сделал защитное движение рукой: "Танечка, увольте, это неудобно."

- Очень мне надо заходить. И вообще, почему все всё знают? Тебе репутация своя не дорога? Может быть, ты еще и стучишь?

- Не стучу, но стукну, если ты не прекратишь говорить свои нелепости!

- В общем, гуляй, но учти, сломается колесо у твоей телеги!

- Прости, Женя, потом доругаемся, кто-то пришел. - Саша почему-то заметался и выскочил на балкон. А Таня пошла открывать и впустила Даниленко с большим рюкзаком. Его волосы были выкрашены в платиновый цвет. Он понюхал воздух и сообщил:

- "Голубой дракон". Мазь от радикулита. Этот здесь? Здравствуйте, Татьяна Дмитриевна.

- Здравствуйте. Что это вы с рюкзаком?

- А, из дому ушел.

- Боже мой! А где же вы будете жить?

- Не знаю еще. Пока на вокзале. Так этот здесь?

- Здесь вас ждет директор школы, с которым вам придется объясняться за свое отсутствие... Пожалуйте на балкон. - Даниленко отправился на балкон с таким видом, словно сам собирался атаковать бедного Александра Мыколаевича. Они долго беседовали.



* * *

Нечего и объяснять, где поселился Даниленко. Он обосновался на таниной кухне, разложил там фамильную раскладушку Джокера, завел свои полотенце, чашку, зубную щетку. Но вынести его присутствие в квартире оказалось не так сложно, как предполагала хозяйка. Сережа был домовитым, как бобер. Он все время что-то мыл, чистил, носил с места на место, но при этом не выходил за пределы кухни. Общительности особой не проявлял, в душу не лез. Единственное, - ему все время звонили девочки. Что им могло от него понадобиться?

Периодически на кухню наведывалась Леночка Самойлова и они там что-то пекли в духовке, как два алхимика в своей лаборатории. Таня это приветствовала, потому что готовили они вкусно. Интерес к алхимии начал проявлять и Джокер. Сперва он звонил и спрашивал, чем сегодня будут кормить. Потом привез целый ящик каких-то невероятных специй и взял на себя руководство процессом. Таня стала ревновать Джокера к Леночке Самойловой. Затем, она обнаружила, что сильно поправилась. Это побудило ее заявить разошедшимся алхимикам, что они должны угомониться. Но процесс оказался необратимым. Джокер предложил сменить кухню и увез Даниленко к себе. Там к банде присоединилась Наташа Раздобурдина.

Саша был очень недоволен, когда узнал о переезде Даниленко.

- Таня, вы, наверно, с ума сошли! - Причитал он. - Отпустить ребенка одного жить ко взрослому мужчине! Это непедагогично. Наконец, это аморально! Чему он его научит?! Пить, курить, ругаться, играть в азартные игры и проводить время с женщинами! К тому же, эта Самойлова...

И он рассказывал, что Леночка давно преследует его Сережу своей любовью, хочет совратить и подбирается поближе под предлогом кулинарии, а он доверчивый и принимает все за чистую монету. У него, мол, такая семья, что после нее ад раем кажется, а черт - ангелом. В смысле, у Сережи такой черный взгляд на вещи, что он добра от зла не отличает.

- Как бы то ни было, это единственный человек, который может выносить мой характер. - Заключил он вполне в духе своего зодиакального знака Рак.

Таня заверила директора, что волноваться незачем, что они там занимаются только кулинарией, а Леночку Джокер, вероятно, уже давно взял на себя, а на мальчика он патологически не способен польститься, даже если тот начнет непристойно кокетничать.

- Разумеется, начнет! - Вскричал Саша и вскочил с табуретки. - Мне ваш муж давно уже, простите, не нравится! И вообще, я бы на его месте больше следил за своей женой, потому что ходит к вам, извините, просто черти-кто.

Татьяна поняла, что надо сменить тему, поэтому она предложила Саше вынести мусор. Он взял ведро и в тапочках отправился к мусоропроводу. Но не успел он проделать, судя по времени, и половины пути, как дверь открылась и вошел Джокер. Он сразу направился к тумбе для ведра, удостоверился, что его нет на месте, еще раз изменился в лице, вернулся в коридор (место для корриды) и, пошарив на лестничной клетке, добыл Сашу, который в тапочках и с ведром прятался за изгиб мусоропровода.

- Ото допомагав вчытэльци впоратися з господарством... - Зазвучал в прихожей сашин голос. - Та я ж кажу, що благодийнисть цэ нэ мое.

- Это мои тапочки. - Отвечал ему Джокер сквозь зубы.

- Расскажи, расскажи ему, Саша, - Подключилась Таня, нельзя сказать, чтобы недовольная, - Что он должен лучше следить, кто ко мне ходит!

- А хто ходыть, я ж нэ знаю. Але мусор выносыты - то чоловича справа.

- Мусор я бы и сам вынес. - Ответил Джокер. - Незачем ему самообслуживаться. Но я не потерплю, чтобы в моей квартире, в моих тапочках из моей жены делали завуча. Именем Че Гевары, в-выметайся! - И он эффектно вытянул перед собой указательный палец.

- Саша, погоди. - Вклинилась Таня. - Джокер, чего ты без звонка. Я могла быть не одна. Ты мог застать меня в постели. Впредь всегда звони. Пожалуйста. И что за пельменные выходки?

- Ну тусик, я как муж имею право неожиданно застукать тебя с любовником. Это же так интересно для всех троих. И это никогда не приедается. Я вообще-то думал здесь заночевать, а?

- Ну гугусик, что же делать, вот Саша поссорился с мамой, он хочет, чтобы она поволновалась, где ж ему ночевать, если ты займешь раскладушку?

- Я как муж имею право и не на раскладушку. Вообще-то. Надеюсь вас, Александр, это не шокирует? Если я без очереди? Но муж - это как герой Советского Союза, и у него есть сикрет дьюти.

- Та ни, нэ трэба хвылюватысь, навищо... - Пролепетал Саша, соображая, зачем Таня говорит все это. Как она узнала, что он с мамой поссорился?

- Но мы ведь будем шуметь... - Продолжала Таня. - Может быть, лучше пусть он переночует у тебя, если это удобно?

- Но там уже Сережа... Я из педагогических соображений как бы бросил его там одного. У него мясо сгорело, а я, ты же знаешь, до этого не охотник. - На его лице предательски выступило омерзение. Джокер гордился широкими взглядами на отношения полов, он демонстративно якшался со всевозможными изгоями общества. Но для этого ему приходилось подавлять свою природу.

- Вот, Саша и возьмется за воспитание Сережи. Вы же поместитесь?

- Конечно, поместимся, вин жэ малэнькый-малэнькый! - И Саша, незаметно для себя исполнил правой ногой танец арабского скакуна. - В мэнэ з учнями добри стосункы.

Джокер минуты на две глубоко задумался, после чего на него снизошло понимание.

- Ладно, живите в мастерской, сколько хотите. А я, так и быть, на раскладушечке. И тапочки забирайте, я все равно их теперь не надену. Кофе в доме есть?



* * *

Потом пришел деловитый Пельмень. Джокер залез в диван и лежал там тихо, как мышка. Но у Тани создалось впечатление, что Женя чуял присутствие в доме соперника. Не то, что чуял, добавлю в скобках! Ближайшие два часа он провел в таком месте, откуда был отлично виден подъезд. Приход Олэксандра Мыколаевича, приезд Джокера, уход Мыколевича - все это не ускользнуло от напряженного наблюдателя. Но разыскивать по всей квартире Джокера, подобно мужу из анекдотов, Пельмень не стал.

Мужья нынче стали не в меру прогрессивными. Джокер стоически выдержал у себя над головой двадцатиминутный кошмар. Потом он впал в оцепенение. Перед глазами у него стали вертеться какие-то шестеренки, похожие на механизм огромных, неуклюже сделанных часов. А потом он уснул...

Между тем Таня отправила Женю за хлебом, открыла диван и очень возмутилась увиденным.

- Спишь? - Дрожа от страха и ненависти, спросила она своего супруга.

- Уже нет! - Ответил Джокер, приподнявшись, будто покойник из гроба.

- Ну так уходи скорей, пока не вернулся мой Женя.

Джокер быстро чмокнул Таню в щеку и выскользнул за дверь. Потом он зашел в хлебный магазин. Купил там большую банку кофе в зернах. Подождал Пельменя. Тот, естественно, увидев, что Джокер вышел из подъезда и сел в машину, смог покинуть свой пост и, как обещал, отправиться за хлебом. Джокер подошел и сказал: "Мое кольцо!". Пельмень набычился и молча отдал. Они не стали прощаться.

Да и какой смысл им было прощаться?

Нет ничего тайного, что однажды не стало бы явным. Уж поверь мне, дорогая читательница, я знаю об этом не понаслышке. Поверь мне, потому что теперь мне вполне можно верить.

А в былые времена я отличалась патологической лживостью. Мне доставляло такое удовольствие морочить людям голову, что целыми днями я, как стрелочник, переводила стрелки. При этом я была "девушкой честной", то есть всем подавала надежды, но никогда их не оправдывала. Встречаться с парнями я могла позволить себе не иначе, как собираясь за них замуж. Поэтому у меня на один месяц было назначено три свадьбы с разными претендентами. В результате, когда во время венчания батюшка спросил, не обещалась ли я кому, свидетель так рассмеялся, что чуть не уронил Лешке на голову корону. Да, слава Богу, не уронил.

Уже немало лет прошло с тех пор, как я усвоила себе славную привычку жить в открытую. То есть, не делать ничего такого, о чем нельзя было бы сообщить. И могу точно сказать - каждый скелет в шкафу отнимает у человека уйму сил, делая его уязвимым для окружающих. Именно поэтому в обществе так приветствуется ложь. Вот почему среди приятных мне людей есть такое количество патологических лгунов. В их компании я чувствую себя всесильной. Да и вообще, манипулировать людьми с помощью их собственного вранья гораздо приятней, чем с помощью своего. А вот кого я действительно не люблю, так это не в меру рьяных правдолюбов. Какого черта они нас терроризируют?!

Если уж мы с вами дорвались до правды, нельзя не отметить, - правдолюбие - это самая агрессивная форма лжи. Потому, что стремление к правде базируется на остром чувстве мировой несправедливости. А вот это напрасно - мир справедлив! И в нем бы не существовало лжи, если бы... мы просто больше друг другу доверяли.



Глава 22. НОВЫЙ ГОД

У средневековых обезьян обычно рождалось по два детеныша. Одного из этих детенышей мамаша любила, а другого - ненавидела. Когда на обезьяну нападал злобный хищник, она хватала любимое чадо на руки и спасалась бегством. Нелюбимый обезьяныш, не желая дешево продать свою шкурку, цеплялся за спину жестокой мамаши и сам держался. Когда обезьяна понимала, что на двух ногах она далеко не убежит, она становилась на четвереньки, да при случае взбиралась на дерево. И при этом, естественно, одного из детей роняла. Причем, именно того, которого любила. А тот, кого она ненавидела, неизменно выживал. Эту притчу средневековые кавалеры рассказывали средневековым дамам, желая, чтобы те наконец-то вознаградили их преданность. Но если дамы соглашались, то не иначе, как при виде злобного хищника.



* * *

Известно - с кем встретишь Новый год, с тем его и проведешь. Таня стала ждать. Ей было очень интересно, на кого из претендентов можно рассчитывать, делать же собственный выбор она не желала и не умела.

В шесть вечера позвонила Маричка и предложила праздновать втроем или вчетвером у Валика, "чтобы это был праздник, а не очередная порнография". Это показалось кстати. Таня подумала, что дождется кого-нибудь и уйдет с ним из дому, дабы не было столкновений. Привлекала и возможность избежать интимных сцен, которыми все же лучше украшать будни, а не портить праздники.

Рено не заставил себя ждать. Он явился как всегда в помятом костюме, но с великолепным галстуком. В руке он держал бордовую с матерым стеблем розу, а подмышкой - бочонок пива и мокрый зонтик. Сев на пол (так во Франции принято разуваться), сей просвещенный европеец принялся копаться в карманах пальто и пиджака, пока не извлек шкатулку с кольцом - золото и рисинки зеленого камня. Подробно обсудив с Рено, что это за камень и настоящий ли он, Татьяна изложила свой план. Самодовольно пощупав принесенный бочонок, дескать, какой я догадливый! француз вновь обулся и успел подать своей даме пальто. Видимо, в Европе свирепые феминистки протестуют против подобной галантности, поэтому каждый раз Рено кидался к вешалке с восторгом хулигана. Припомню кстати и случай, когда его друг Дейв с негодованием отказался от поцелуя дамской ручки, сказав нахалке: "Ты меня используешь!".

Дождь прошел. Таня представила своего друга Валику, но несмотря на восторги Марички, он отнесся к Рено очень холодно. Это понятно, потому что при всей своей любви к эпатажу, француз не отличался тонкостью шуток. Он родился в маленькой бельгийской деревушке, но с тех пор вырос, возмужал и поселился в Париже. Это придало его натуре некую мучительно знакомую всем нам двойственность. Его приколы как раз годились для васильковских девчат. А Татьяна стояла там, как говорится, одной ногой. Иногда Рено ей нравился, а иногда - нет. Маричке Рено нравился все время, но был именно тот случай, когда видит око, да зуб неймет.

Маричка взяла Валика за руку и объявила сестре, что выходит замуж, мама согласна, и уже поданы документы. Все уселись за журнальный столик, причем Валик разлегся на диване, а Рено - на полу и стали жевать, уткнувшись в телевизор. Сестры иногда затевали разговоры о своем, о женском, но присутствие мужчин им мешало. Незапно повалил мохнатый снег, и за пятнадцать минут за окном образовался новогодний пейзаж. Уже набравшаяся богемных причуд Маричка надула губки и сказала: "Хоцю на улицю", а потом потянула жениха за штанину. Возникли робкие сомнения, как же быть с двенадцатью часами и шампанским, но упорство победило. Оделись как по команде, выскочили на снег.

На Крещатике СОВСЕМ НИКОГО НЕ БЫЛО. Вчетвером бегали по дороге, кидались крепкими снежками. Маричке насыпали целый сугроб в декольте, Рено поскользнулся и чуть не разбил шампанское, заботливо прихваченное на всякий случай. Оставалось семь минут до торжественного момента, когда из-за завесы снега выскочил белый конь. На нем ехали Джокер и Наташа Раздобурдина.

- Исидора, - обратилась к лошади Татьяна, - до чего ты докатилась, кого ты возишь? - Исидора лизнула ей руку.

Эту лошадь еще жеребенком подарили Тане в бытность Мисс Украиной, потому, что дарили ей тогда кто попало и что попало. Сначала Исидорой занимался Антон, а потом ее выклянчил Джокер, чтобы ездить на Лысую гору, где и по сей день в полнолуние проходят рыцарские бои. Уж он ее и рисовал, и чистил, и прически делал из гривы, и фотографировал на ней фотомоделей, и даже скакал верхом на Русановские сады к Леночке Подладчиковой, которая нынче стажируется в Орлеане. И вот теперь с ее помощью развлекал в новогоднюю ночь Наташу. Развлекаемая при виде Татьяны Дмитриевны заметно стушевалась и попыталась затаиться за стройной лошадиной шеей.

- Познакомься, Рено, это Джокер, мой муж. Джокер, это мой жених Рено.

- Здравствуй, Женя. Вот ты, значит, куда стремился... Но все равно, Татьяна Дмитриевна, утром он должен быть на перроне, мы договаривались. Вы его уж, пожалуйста, отпустите вовремя. - Начала было Наташа из укрытия, приняв Валика, как водится, за Пельменя. Джокер ей что-то шепнул, и она замолчала.

- Это Марина, моя сестра. - Продолжала Таня с угрожающими нотками в голосе. - Это Наташа, моя ученица. Любовница моего мужа. Дочь Раздобурдина.

- Ага. Очень приятно. - Маричка попыталась разглядеть, что там за глазки сверкают на фоне Джокера, но в темноте ее зрение вело себя паршиво.

- Это Валик. Брат Пельменникова. Жених Марины. - Валик сделал зверское лицо. - Наташа, а как же вы не с Женей, он же ваш парень, кажется? Вполне могли бы встретить Новый год и втроем. Было бы весело.

- И раз уж мы собрались такой теплой компанией, - перебил ее Джокер, - предлагаю открыть шампанское. Пока не поздно.

Рено хмуро отдал шампанское и сказал примерно следующее:

- Я лучше бы встретил праздник в обществе значительно более приличных людей!

Но никто не нашел времени обидеться на него. "Фаллос" (так Джокер называл многофункциональное сооружение, венчающее Майдан Нэзалэжности) стал громко отбивать удары, из бутылки брызнула пенистая струя и все стали пить из горла, по очереди и без очереди. А потом Наташа с Егором поехали, а остальные пошли...

До рассвета у Валика увлеченно резались в дурака пара на пару. Затем на первом поезде метро Рено доставил Татьяну прямо под дверь ее квартиры и на прощание нежно поцеловал. Татьяна, усталая, бросилась было на кровать, но, пошарив, обнаружила спящего Пельменя. Мерзавец откуда-то взял дубликат ключа, Таня давно уж его подозревала в подобных махинациях. Мгновенно пробудившись, юноша безо всяких предисловий исполнил обязанность Джокера, а потом свою обязанность и обязанность Рено, как он их понимал. А уж после, посмотрев на часы, подскочил и с криком:

- Боже мой, мы же с ней договорились на платформе! - оделся и убежал. Одно поняла Татьяна - Женя был очень недоволен тем, что она всю ночь шаталась неизвестно где. Наверное, он жутко ревновал. И убежал так внезапно. Но если поимел, значит, простил, да?



* * *

Со времен Средневековья обезьяны заметно поумнели. В случае опасности, они плюют на обоих детенышей. В результате средняя продолжительность обезьяньей жизни значительно возросла. И рождаемость возросла тоже.



1 глава без номера. СВАДЬБА С ДРАКОЙ

Раздобурдин оказался высоким белокожим и беловолосым человеком в больших темных очках, узком полосатом костюме и при красном галстуке. Отец Пельменя, наоборот, был бородат, темноволос и развязен. Костюм его был непристойно белым, а на галстуке среди рябых квадратов и сине-золотых узоров виднелся круглый циферблат нарисованных часов. Оба расхаживали по загсу, словно два петуха в боевых перьях, изредка хищно зыркая друг на друга. Мама Пельменя, тетя Лена, которую Татьяна знала по фотографии, оделась с вызывающей бедностью, невольно соблюдая птичий стиль, заданный своими мужчинами.

Валик надел фрак, а Женя предпочел остаться в своем неизменном сером костюме. Свидетельница Наташа была стилизована под куклу барби с педантичностью, достойной лучшего применения. Она широко улыбалась и заметно кокетничала с отцом жениха. Маричкино белое платье с кружевным стоячим воротником и длинным шлейфом сверкало золотыми искрами. Свидетеля Таня видела впервые. Это был лохматый тип по имени Паша, на котором приличная одежда сидела, как на корове - седло. Зато Джокер оделся так, что вопреки всем законам логики, где бы он ни стоял, сразу было видно, что он Танин супруг. В искусстве одеваться (а равно и в искусстве раздевать) в этом городе соперников у него не было. Еще на церемонии присутствовали две Маричкины подружки из Василькова, один (не считая свидетеля) друг Валика, взявший этих подружек под покровительство, и, конечно, родители, которые пока что вели себя тихо. Мамаша временами тихонько поскуливала и пускала слезу, а папаша на нее шикал. Таня подозревала, что за столом они станут вспоминать различные сельские ритуалы, которые доведут вспыльчивую Маричку до истерики.

В ресторан "Абсолют" поехали на трех машинах. Свидетелю очень понравилась свидетельница, и он не отходил от нее, что окончательно испортило настроение и без того злому Пельменю. Чтобы не ходить один, он жался к маме и Раздобурдину, которые держались парой. Папаша-Пельмень внимательно смотрел то на Раздобурдина, то на Пельменя, и результаты его наблюдений были малоутешительны: Пельмень был весьма похож на Раздобурдина. Значительно больше, чем на законного отца. "С другой стороны, - Утешал себя Николай Николаевич, - Раздобурдин должен знать, от кого родились эти двойнята. И если он хочет женить на Жене свою дочь, значит, уверен, что она - не его сестра. Уверен-то уверен, но надо знать характер Лены. Она, конечно, не допустит, чтобы ее сын женился на своей сестре, но ведь они еще не женились. Все может раскрыться в последний момент. Да что ж у него, глаз нет, что ли? Что он, не видит сходства? А если они не брат и сестра, то, черт возьми, ее Евгений обскачет моего Валика, который в 18 лет женится на васильковской жлобишке. Лена хочет уесть меня, поэтому и тянет до последнего, обманывает Раздобурдина. А потом просто выложит ему правду-матку, и Раздобурдин отправит Евгения учиться куда-нибудь за границу. И опять она будет молодец, а я - дурак и козел". И он старательно отвечал на кокетства Наташи Раздобурдиной.

День развода с Джокером был уже назначен, и может быть, именно поэтому он так вдохновенно весь вечер ухлестывал за своей женой. Ему было совершенно и упоительно наплевать на Наташины чувства и ее неуклюжие попытки привлечь к себе внимание. И Таню его стратегия устраивала, да и любила она, когда за ней элегантно ухлестывают. Только рассевшись за столом, все моментально напились. Мамаша стала говорить длинный-длинный-длинный тост, исполненный пьяного лиризма и конкретики, называя почему-то жениха сыночком Егором. Но ее, кроме Джокера и Татьяны, никто не слушал. Джокер тоже сказал тост.

ФИРМЕННЫЙ ТОСТ ДЖОКЕРА

Все помнят, что такое отдел НИИ во времена застоя. Представьте себе праздник, например, Великой Октябрьской Социалистической революции. Женщины уже разбежались по семьям, а мужчины остались пьянствовать и доедать остатки салатов. И вот подвыпившие сотрудники того отдела, о котором речь, вломились в кабинет своей начальницы. А там на подоконнике рос старый кряжистый кактус - ровесник той самой революции. Кактус был здоровенный, толстый, нелепый. Нахальный такой кактус. Паутиной весь оброс. В общем, ребята решили его побрить. Принесли электробритву, включили. Не берет, зараза! Тогда попытались обжечь заскорузлые колючки спичками и зажигалкой. Прожгли в кактусе здоровенную дырищу. Схватили шприц и давай в эту дыру закачивать соляную кислоту! В общем, надругались над бедным растением, насколько хватило пьяной фантазии пяти аспирантов, десяти кандидатов и двух докторов наук. А потом испугались содеянного, тихонько заперли дверь кабинета и разошлись по домам отсыпаться.

Прошли праздники. В понедельник утром из своего кабинета высовывается изумленная начальница и говорит затаившимся сотрудникам:

- Мальчики, идите-ка посмотрите на мой кактус. Что вы с ним сделали? Он зацвел!!!

Никто из нас не знает, откуда ему счастье привалит. Так выпьем же за то, чтобы всем нам привалило большое счастье с совершенно неожиданной стороны! Пусть у каждого из нас зацветет в душе самый заскорузлый и старый кактус!

Все вежливо похлопали и нетерпеливо зашевелились. Важно сидевший прямо напротив жениха Раздобурдин честно станцевал пару танцев, а потом пошел, видимо, в коридор, видимо, перекурить. Через полминуты в том же направлении исчез отец-Пельмень. Он был, казалось, весь во власти одной неподвижной мысли. Только эта мысль и позволяла ему сохранять при ходьбе равновесие. Вслед за ним из-за соседнего столика поднялись два амбала с затертыми ушами, но медленно, лениво и как-то между прочим. Мало ли что могло понадобиться двум амбалам в туалете, может быть, они любили друг друга. Вот с этими амбалами папа-Пельмень ухитрился поссориться. Они и правда почувствовали некие сомнения в приличности своих намерений, потому, что один из них спросил папу-Пельменя: "Ты чего на нас так смотришь?", а другой сразу дал по морде. Выйдя из кабинки, Раздобурдин как раз увидел начало драки. Он обратился к охране, потом приехала милиция, но амбалов в этой потасовке и след простыл. Так как папа-Пельмень пострадал не сильно: ему выбили три зуба (и то не своих), немножко порвали рот и навесили пару больших синяков, - видимо, они не очень на него обиделись. Единственно, что расстроило беднягу: он так и не успел поговорить с Раздобурдиным о своих тяжких родительских сомнениях. Зато Джокер расстроился очень сильно. Он вышел из зала, Таня побежала за ним.

- Я опять проиграл битву духа, - сокрушался Джокер. - Я должен был внимательнее наблюдать за обстановкой. Я должен был сопоставить факты: сначала Раздобурдин, потом этот Николай Николаевич, или как его там, затем сразу эти два йети. Все прошло как бы мимо меня, и я не смог в этом поучаствовать, я позволил двум сильным людям избить одного слабого. Тем более, двум людям из тусовки Раздобурдина, то есть из собственной тусовки, избить человека, который к бизнесу не имеет никакого отношения, а, можно сказать, пострадал за любовь. Им, видимо, было дано распоряжение следить, чтобы он не напал на Раздобурдина. А пусть бы напал, он же еле на ногах держался.

- Хоть он и слабый, но, мне кажется, посильнее тебя, - улыбнулась Татьяна, окинув визави влюбленным взглядом. - Он оказался способен пострадать за любовь. А ты только зря мучаешь свой тощий торс всем этим китайским балетом для бедных.

- Нет, ты неправа. Духовная сила тоже что-то значит в этом иллюзорном мире. Я должен учиться лепить из реальности то, что кажется мне наиболее правильным. Но со всех сторон меня подстерегают неудачи. Это мне сегодня набили морду. Мне указали на место. Меня ограничили, в то время, как человек должен быть безграничен. Он должен сквозить между атомами Вселенной. Вот, Раздобурдин это умеет. Он не дерется, а просто программирует. Что бы ты сказала, если бы твоя собственная нога заявила: "Таня, ты сковываешь мою свободу, ты засовываешь меня в тапочек, а я хочу лежать на шкафу, я буду против тебя бороться, защищайся!".

- Ну, нога, это чересчур. С ногой разобраться не трудно. Однако, некоторые части тела примерно так себя и ведут. Например, голова хочет разводиться, а ниже пояса хочет любить.

- Это совместимо.

- Да, но чье-то другое ниже пояса хочет любить все, что вообще бывает ниже пояса, а голова ему потворствует. Такое трогательное единство! Такая цельность характера!

- У ниже пояса своя голова на плечах есть. И эта голова не видит никакого противоречия между вечной любовью и нормальной половой функцией. Да, кстати, пока человек жив, он способен меняться. Я изменился.

- Скорее, пока ты шевелишься, ты способен мне изменить.

- Когда я перейду в мир иной, завещаю мумифицировать мое тело и прислать его тебе в качестве идеального мужа.

- Ну да, чтобы в один прекрасный момент я застала возле своей мумии Наташу Раздобурдину.

В коридоре замаячил шатающийся Пельмень. Ему было плохо. Таня пошла его утешать. Кажется, они позволили себе много лишнего, но никто этого не видел, потому, что Джокер ушел. Они долго и безнаказанно лизались, в первобытной страсти задевая искусственную пальму. И в их поцелуях было столько же сладости, сколько в мускатном орехе. А горечи еще больше.



* * *

За изгибом коридора возле второй пальмы такой же Пельмень, только во фраке, целовался с такой же Татьяной, только немного полнее, моложе, ниже и в свадебном платье.



* * *

Но у художника с пупсом барби дело зашло еще дальше. Впрочем, это не в счет, потому что художник еще хуже евнуха. Даже если ему и дают, все равно получается, будто ничего не было.



2 глава без номера. НЕНАВЯЗЧИВЫЙ РАЗВОД

- Дорогая моя, я пригласила ее свидетельницей специально ради тебя и твоего дурацкого Пельменя. И вот благодарность. Нет, ну ты подумай! Мало мне было позорища с нашими предками, что мои, что Валюнины, так еще и эта Наташа. Она собиралась явиться с Пельменем, как невеста. Представляешь себе, наглость! Мало того, что она спит с твоим Джокером, у нее хватает фантазии еще и на свадьбу припереться. У Валюни такой нормальный папаша, я уже обрадовалась, будут нормальные родственники хоть со стороны мужа. Ну, щенка твоего я готова терпеть, в малых дозах он даже забавен. А тут эта чума болотная, тетя Лена, по которой улица Фрунзе плачет. Причем, заметь, вся плачет, в полном составе: и психушка, и монастырь с малюнками Врубеля, и стадион, и ночной клуб, который на месте ресторана, который на месте кинотеатра. Как так, сыночек женится, а меня не позвали! Триста лет она этого сыночка не видела, так еще бы триста и не увидела. Она мне говорит, почему бы не взять Наташеньку свидетельницей. В гробу я видала эту свидетельницу в белых тапочках! Еще и со свечечкой в одном месте, как ракета!

Маричка проворно гладила кружевной воротник Таниного серого платья. Таня обильно красила глаза.

- Самое главное, не плачь и не опаздывай. А то он подумает, что ты разводиться не хочешь.

- Послушай, а почему он назначил встречу прямо там? Может, он не придет? Не смейся, ты вспомни, как мы женились. Тогда его брат не приехал. А теперь, кто знает, Антон приедет, а он - нет. Я чувствую, он точно что-то задумал.

- Ну и что ему это даст? Это же надо дойти до такого идиотизма. Но, знаешь, лучше позвони ему, напомни. Пусть потом не отговаривается, что перепутал день или с кем-нибудь проспал.

- Вот именно, с кем-нибудь!

- Родная, даже когда вы были муж и жена, он чихал на твое мнение и спал, с кем хотел. Неужели ты думаешь, что после развода он будет стесняться? Чего внимание обращать? Правильно говорит матушка: не мыло, - не смылится.

- Ты знаешь, если сравнивать его с Женей, то возникает ощущение, что очень даже смыливается.

- Ага, так вот какая у тебя главная претензия к Джокеру. Ты же не поэтому разводишься, я надеюсь?

- Ну, как же. Во-первых, и это главное, я люблю другого. Во-вторых, я хочу создать нормальную семью, в-третьих, с этим надо как-то заканчивать.

- Так за кого ты собралась замуж? За Пельменя?

- Да нет, за Рено, пожалуй. Уеду отсюда ко всем чертям, начну новую жизнь, рожу этого ребенка, который у меня намечается на октябрь. Мне начинает казаться, что идти замуж по любви - это какое-то неприличное буйство, вроде как упиться шампанским и упасть мордой в салат. Буду сидеть на хозяйстве, может быть, книжку начну писать о взаимоотношениях Рембо с Верленом.

- Рембо? А, этот, которого играл Ди Каприо. Ну-ну... . Но как же ты бросишь Пельменя?

- А он пусть на Наташе женится.

- Вот что я тебе скажу, птица. Мне по секрету Валюня сказал, и ты никому, пожалуйста, не говори, но Николай Николаевич подозревает, что тетя Лена изменяла ему с Раздобурдиным. Ты видела, как они похожи?

- Кто?

- Дед Пихто! Пельмешки и Раздобурдин. Наташка - его сестра, понимаешь! Им нельзя жениться, вдруг уроды родятся.

- Да брось ты, что за водевиль. Потом окажется, вот увидишь, что Наташа не дочь Раздобурдина, она на него совсем не похожа. Да и ребенка ей сделает Джокер, пока Евгений разберется со своим самолюбием. Уж поверь мне, жизнь всегда все расставляет по местам.

- Да кстати, скажи, дорогая, ребенок-то от кого?

- Какой ребенок?

- Твой.

- Да у меня нет еще никакого ребенка. Будет - посмотрим. Если глазенки кругленькие, а нос - картошкой, то значит от Джокера. А если у него уголки глазок будут подняты вверх, носик тонкий, голос громкий, и будет хватать ручонками острые предметы, то это Пельмешек. Но главное, от Джокера должна обязательно родиться девочка.

- Двойня у тебя родится, попомни мое слово. Мальчик будет от Пельменя, а девочка - от Джокера.

Таня принялась набирать телефонный номер. Набирала долго и безуспешно.

- Что, занято? - Участливо спросила Маричка.

- Да нет, просто никто не отвечает.

В этот момент раздался звонок в дверь. Джокер решил все же заехать за своей женой на машине. Еще в машине сидел Валик.

- Пикантный момент, - сказал он, - пользуясь родственными связями, я одолжил у Джокера машину, потому, что у меня сегодня ночное шоу в "Рондо". Возвращаться в четыре утра, когда метро не ходит, проблематично. И я подсуетился, пока эти родственные связи еще есть. Их же через полчаса не будет. Маришка меня отвезет. А потом сразу отдаст машину. А коль скоро был прецедент, то я и впредь буду всегда обращаться к Джокеру.

- Егор, что это значит! - Возмутилась жена. - Ты вот так просто даешь свою машину человеку, который через полчаса перестанет быть твоим родственником! Маричка, у тебя разве есть права? У него ведь это шоу два раза в неделю! Тебе придется пешком ходить.

- Тутусик, через полчаса ты к этой машине не будешь иметь никакого отношения, как и ко мне тоже. Что за беда, если мы решили исчезнуть из твоей жизни порознь?

Джокер казался непривычно желчным и нервозным. Он начал раздражать Татьяну, потом ее стало укачивать, но приходилось скрывать свое положение от обоих мужчин. Наконец, она не выдержала, сделала вид, что обиделась и потребовала себя высадить. Джокер вышел за ней, решив, что обиделась она скорее на Валика. Маричка села за руль, и "рено" цвета мокрого асфальта исчез за поворотом трассы. Недобрым словом мысленно поминая отважного римлянина, который чинно беседовал с врагом, держа при этом руку в пламени, Татьяна шла по дороге под руку с мужем. Они дошли до метро, проехали несколько остановок, вышли где-то в центре, оказались в темном административном коридоре. Джокер едва удержал ее, когда она попыталась войти в дверь с надписью "Регистрация смертей". Это была единственная открытая дверь, и возле нее стояли три гордых кавказских старца в черных пальто, а изнутри доносился эксцентричный шум. Равнодушно миновав "Регистрацию рождений", Джокер похотливо поскребся в последнюю дверь. Открыла им крашеная блондинка, от которой во все стороны несло чесноком. Татьяна утонула в приступе дурноты, вся ее воля ушла на то, чтобы не вырвать. Ей что-то долго говорили, потом она что-то подписала, потом выскочила из душной комнаты и села на топчан. Теперь ее воля бросилась останавливать слезы. Джокер, вероятно, ухитрился переспать даже с этой жуткой регистраторшей. Лучше встать на карачки и лизать асфальт возле пункта приема стеклотары, чем нюхать розы, подаренные этим скользким типом. Завтра пойти и сделать аборт! Может, это и аморально, но, по крайней мере, честно. Должен же кто-то остановить геометрическую прогрессию воспроизводства наглых, циничных кобелей... В какой-то момент резко полегчало. Аборт отменился. Может, ребенок от Жени. А Женя-то чем виноват?

Осмотревшись по сторонам, Таня не обнаружила никого знакомого. И вдруг поняла, что развод уже позади, а Джокер ушел и бросил ее тут одну.



* * *

Зато к ней пристально приглядывался импозантный мужчина лет пятидесяти, под девизом "седина - в бороду, бес - в ребро". Наконец, не выдержал и подошел знакомиться.

- Мадам! Я рискнул вас назвать мадам, а не мадмуазель, потому, что я наблюдал, как вы разводились с мужем. И не говорите мне, пожалуйста, что у вас кто-то есть. Такой одинокой и красивой женщины мне никогда еще видеть не приходилось. У вас такой вид, будто вы готовы... м-м... влюбиться в первого встречного. Если так, то мне очень повезло. - Мужчина протянул ухоженную белую руку ладонью вверх, - Разрешите представиться, меня зовут Никита Сергеевич, а вас?

- С чего вы взяли, что я одинока?

- Красивые женщины всегда одиноки. Они слишком хороши для этого мира, тем более, здесь и сейчас. Я, знаете ли, петербуржец, и видел много блестящих особ...

- Да уж, за монаха-отшельника вас принять трудно. И некая митьковщина действительно в вас заметна. Я знаю, что там очень красивые женщины, даже, может, самые лучшие в мире. Только не надо сейчас рассказывать мне о своих амурных похождениях, мне действительно тошно, меня может стошнить.

- На самом деле я монах! - Он тряхнул демоническими седыми патлами. - Исповедуйтесь мне, дочь моя, покайтесь мне в своих тайных помыслах и прегрешениях, ибо свыше наделен я правом отпускать грехи.

- Да господи, какие грехи. У меня всех тайных помыслов, как бы скорее домой добраться и плюхнуться в постель.

- А вот я грешен, дочь моя. Когда вижу хорошеньких прихожаночек, в чистой молитве вздевающих ясные очи горе, бес презренный и премерзкий, и зело смердящий, алчет моей души вечной и терзает плоть огнем адским.

- Извините, - Таня все же чувствовала к незнакомцу невольный интерес, - А вы-то что тут делаете? Неужели разводитесь?

- Видите ли, мон этуаль, я неисправимый романтик. Меня интересуют прекрасные незнакомки, у которых безымянные пальчики не украшены золотыми колечками. Леопард, когда хочет поймать антилопу, идет к водопою. Я же, оцените мою честность, прихожу сюда, где женщины перестают быть женами, однако, девушками при этом не становятся.

- Ну-ну, продолжайте, ваше нахальство прелестно.

- У меня, видите ли, в этой жизни есть высокая миссия. После того, что в стране наделали вонючие разночинцы, была истреблена практически вся аристократия. Вы зайдите в любой автобус и поглядите на людей - это же стая шавок беспородных! Все нынешнее неустройство происходит от этого расплодившегося хамова племени.

- Простите, - перебила его Татьяна, - чтобы не было недоразумений, должна предупредить, что все мои предки были рабочими и крестьянами, и максимум, чем я могу похвастать, что моя прабабушка была полячка, а дедушкой мог быть немецкий оккупант. Причем, еще три года назад я жила в Василькове, откуда мы родом, и ездила по утрам в электричке. Такой зеленой, бешенной, чертями обвешанной и колбасой воняющей.

- Дитя мое. Не помню, как вас звать, что-то на эС, но ваше фото я вырезал из газеты и вот уж несколько лет храню в своем портмоне. Можете взглянуть. - Он вынул несколько газетных вырезок, полистал их и, наконец, нашел пожелтевшую Таню с "Мисс Киев" через плечо. - Все правильно, Татьяна Ставрович, учится на филфаке КГУ. Потом вы еще стали "Мисс Украина". Взгляните, вас увенчали короной. Вы - королева. Зачем же прибедняться. Верите ли, у меня, когда я учился в институте, тоже было рабоче-крестьянское происхождение. Абсурд, аристократов не пускали в вузы! Как в том анекдоте про логику, чистого и грязного, кто первым должен мыться в ванне. Они решили, что чистый мыться не должен. Откуда вы знаете, какой финт ушами проделали ваши прадедушки и прабабушки в семнадцатом году. Может, вы вообще из династии Романовых. Вопросы крови всегда покрыты непроницаемым мраком.

Они шли по улице под огромным черным зонтиком и разыскивали кафе, куда можно было бы юркнуть. На холоде Таня расцвела и расчирикалась.

- Если я королева, то вы, надо думать, король. Я угадала, ваше величество? Но еще хочу предупредить, чтобы не было недоразумений, что я уже беременна от одного знакомого князя.

Тезка одного из генсеков при слове "князь" заметно оживился.

- Какого князя? - быстро спросил он, сверкнув глазами.

- Вяземского.

Это произвело на Таниного спутника ошеломляющее впечатление. Он даже остановился и поник зонтиком.

- Какого Вяземского? - Пробормотал он. - Вас обманули. Я Вяземский. Никита Сергеевич Вяземский. Вот, можете взглянуть, копия документа, удостоверяющего мое происхождение.

Но Таня уже составила представление о случившемся.

- Вы давно занимаетесь, простите за выражение, тиражированием своего благородного генотипа? Может быть, у вас есть сын?

- Сын? Господи, да сколько угодно! Но с фамилией... Хотя, погодите, лет тридцать назад одна женщина попросила, чтобы я оставил ребенку свою фамилию. Сознательная такая женщина, прониклась моими идеями, актриса филармонии. Но я это дитя видел два раза в жизни.

Они зашли в кафе и сели за столик. Таня невидяще уставилась в меню. Меню состояло из бесконечно разных видов кофе. Как же так, возмутятся кофеманы, такое кафе, единственное, появилось в Киеве лишь в 1998 году, а весь антураж романа говорит, что события происходят не позднее 1996, когда автору было 25 лет. Но те внимательные критики, наверное, читали "Мертвые души" Гоголя и безропотно проглатывали, когда Чичиков, скажем, отправлялся к Манилову в бобровом воротнике, на санях, а выходил из коляски знойным летом. С одной стороны, закоренелый абсурдист, я не могу так сразу отказаться от прыжков в будущее и символических дыр во времени. С другой, взявшись писать женский роман, я обязана относиться ко всем этим нюансам наплевательски, чтобы, Боже упаси! не нарушить дамский стиль. Хорошо ли будет, если я, вслед за своим sexсимволом Пушкиным, начну "расчислять по календарю" или, подобно Умберто Эко, примусь с хронометром расхаживать по городу и соизмерять диалоги с пройденным расстоянием? Мне тогда придется заломить за свой роман такой гонорарище, что ни один издатель не захочет со мной иметь дела. И так я колупаю этот текст уже три года. Если мне удастся заключить с неким издательством контракт, то продолжение (типа "Пельмень возвращается") мне придется лабать за три месяца. А потом все станут говорить, что я стремительно деградирую. Так лучше сразу не заноситься.

- Никита Сергеевич, а не разглядели ли вы того мужчину, с которым я разводилась? - Спросила Таня, выбрав "кофе с ирландским виски".

- Как же не разглядел? Он так живописно от вас сбежал, как будто вы не развелись, а собирались... ха-ха... жениться. Между тем, я видел, что вы готовы потерять сознание. Какой подлец, подумал я, вы уж простите, если чего-то не понимаю, дело тонкое. Неужели он вас чем-то опоил?

- Нет, все нормально. Так вот это и есть, наверное, ваш сын, князь. И теперь вы можете говорить, что видели его три раза.

- Надо же, две недели, как сюда приехал, встречаю уже второго сына. Даже третьего, потому, что они все равно одинаковые. Двойняшки.

- Да что вы говорите. - От Таниного дурного настроения не осталось и следа. Она наслаждалась беседой.

- Встретил одну из своих бывших возлюбленных. Красивая женщина, с характером. Представляете, поссорилась с ревнивым мужем и ходила туда-сюда по Крещатику, как маятник. Туда-сюда, туда-сюда. Безропотно пошла в гостиницу, разделась, легла и говорит: "Делайте со мной, что хотите, хоть ребенка". Мне это не понравилось, я хотел оставить ее в номере и уйти. А потом подумал, что женщине отказывать нельзя. Один раз хотя бы из джентльменства надо уступить, а потом как пойдет. Так вот, она меня узнала, подходит и говорит, помните, мы с вами были вместе, у меня от вас двойня. Я сверил записи, и точно, было такое. Тем более, мне на двойни везет. Решил взглянуть, что ж у нас с ней получилось. Она сказала, что один из мальчиков танцует в ночном клубе, на него можно посмотреть. Не пожалел времени, купил билет, всю ночь отбивался от извращенцев. Ничего, красивый парень. Только у его тела во время танцев такое выражение, будто у женского лица перед зеркалом. Худой очень и зеленый. Одежда с него спадает раньше, чем он ее снимает. Брата не видел, но они, надеюсь, одинаковые. Удивляюсь. почему они вместе не выступают, это же так выигрышно бы смотрелось. Хотя я ничего в этом не понимаю, мужское тело - такая гадость. Удивительно, как вы, женщины, соглашаетесь... Родить бы интересно было, но спать с этими тварями! Я бы не стал, нет, ни за что.

- Ну, слава богу, если я и сомневаюсь, кто отец моего будущего ребенка, то дедушка, по крайней мере, это точно вы.

- ?

- Я... любовница вашего сына. Второго.

- Простите, но двойнятам лет по восемнадцать.

- Да, но я не говорила вам, что работаю учительницей в школе. Преподаю вашему Жене русскую литературу. Ну, и... Валик недавно женился на моей младшей сестре.

- Хорошая вы женщина, Татьяна. А хотите, давайте переспим просто так, не для потомства, а для души. Я даже, так и быть, э-эх!, презерватив надену. Вы, я вижу, это дело уважаете. Вам нужен профессионал. К мужчинам рода Вяземских легко пристраститься, как к хорошему кофе.

- Надеюсь, вы шутите?

- Шучу, дитя мое, шучу, - старый Вяземский мечтательно улыбнулся, - но вот вам визитка, если что, звоните, я для внука ничего не пожалею.

- Молю бога, чтобы у вас была внучка!

- Нет, зачем внучка. Этого нельзя допустить. Вы что, к ней же весь город будет бегать. Впрочем, у вас тут городишка маленький. Сколько там того Киева... За два года управиться можно. А потом - в монастырь!



Продолжение
Оглавление



© Евгения Чуприна, 2000-2024.
© Сетевая Словесность, 2000-2024.






Версия для широкого дисплея
[В начало сайта]
[Поэзия] [Рассказы] [Повести и романы] [Пьесы] [Очерки и эссе] [Критика] [Переводы] [Теория сетературы] [Лит. хроники] [Рецензии]
[О pda-версии "Словесности"]