АНТОНОВКА
НЕСКОЛЬКО ЛЕТ НАЗАД
Перекованный голос пробовал соловей,
на тропе иногда попадались встречные.
Даже здесь, в окруженье зелёных лесных ветвей,
нам мерещились звёзды пятиконечные.
Даже здесь овраг живого укрыл и спас,
а ручей печально обмыл лежачего.
День Победы опять выходил из нас,
как сказуемое выходит из подлежащего.
Он пронизывал нас, как штык, и была горька
эта рана. Но, плача от умиления,
говорила мама, что там, на конце штыка,
хватит места ещё для целого поколения...
_^_
СНЕГ ПАДАЕТ
Снег падает машине на крестец,
и вес осадков выверен до грамма.
И каждая снежинка - словно текст,
понятная лишь богу стенограмма.
Пожаты, упакованы в архив -
на семь дождей, на сто туманов хватит.
Не вырваться природе из сухих,
прохладных и щекочущих объятий.
Снег падает на свой аэродром.
И понимаешь, подставляя шапку:
из города, укрытого ковром
застывших мыслей, не ступить ни шагу.
Всё замерло, испытывая стресс.
Лишь электрички, покидая город,
врываются в засыпанный по горло
холодными кристалликами лес.
_^_
* * *
Так зябли руки, что пришла зима...
Ртуть, затаясь у среднего деленья,
следит, как из холодного зерна
растут большие белые деревья.
Луну и солнце в небе погасив,
циклоны, словно сборище лосих,
спешат к жилью и смотрят исподлобья
на их скупые, слабые подобья.
И, досчитав до тысячи подряд,
когда остынет утренняя спальня,
вдруг замечаешь: вон они стоят,
копытами слегка переступая...
_^_
ВОДЯНАЯ РОЗА
Чем удивишь ночного соловья?
Зашиты швы, заштопаны карманы
у белых роз. Внутри садовой ванны
не будит эха сонная струя.
Вбирая птиц горячечную речь,
напоминая видом полировку,
вода лежит. Но стоит вынуть пробку, -
она, как вор, набросится на течь.
И, может быть, из памяти певца
исчезнут ночь, возлюбленная, просо,
когда, вращаясь, водяная роза
поднимется из тёмного кольца.
Минуту, две - спасибо и на том, -
цветок живёт. Он вздрагивает робко.
И чем быстрее крутится воронка,
тем шире раскрывается бутон.
_^_
УГОВОР
Все люди смертны. Так иль сяк, но всех когда-нибудь не станет.
Уйдёт из жизни верный враг, товарищ преданный обманет.
Но если кто-то дорогой предаст внезапно и невольно,
всё тело выгнется дугой и будет больно, очень больно.
Ругаться, плакать, воевать, к обидам привыкать и к шорам -
пора сердца тренировать таким житейским тренажёром.
Давай условимся на треть зарплаты (или как придётся):
кому приспичит умереть, пускай разок ещё вернётся.
В потёках летнего дождя, собрав табачный дым по лифтам,
пускай расскажет, снизойдя к другого пламенным молитвам:
"Иду за тридевять морей, за триста тридевять народов.
А ну-ка кофе мне налей, нарежь побольше бутербродов.
В один карман закинь пятак, в другой насыпь немного соли..."
Тут о своей сердечной боли второй подумает: пустяк.
Да, жизнь не сахар и не шёлк; грязна и склонна к просторечью.
Но если ты пришла/пришёл, то вот гарантия на встречу.
А гость, освоившись, как вор, крадущий мысли (но неловкий),
подскажет: "Это разговор о временной командировке.
Найди-ка парный мне носок, и свитер упакуй, и шорты".
Ты чмокнешь глупого в висок и скажешь ласково: "Пошёл ты!"
_^_
* * *
Всю ночь господь шептал о желудях,
сплетал из ветра вервии канатные
и трогал землю граблями дождя;
но облачная ручка надвое
переломилась. В ожиданье скреп
господь присел у края атмосферного
и, уплетая ветчину и хлеб,
как никогда напоминает фермера.
А день распластан в облачных сетях.
Не видя тьмы под крыльями тяжёлыми,
во чреве мирно возится дитя -
не крепче иль крупнее жёлудя.
_^_
АНТОНОВКА
Ночью зашаришь по ставням захлопнутым,
в панике стиснешь реле:
это железные яблоки с грохотом
катятся по земле.
Капли дождя - лилипутские сабельки -
колют и мучают сад.
Вот и грохочут железные яблоки,
бравый воздушный десант.
В них растворённые пули да лезвия
сами, бывает, грызём.
Так и земля - вполовину железная,
твёрдый, скупой глинозём.
Эти тревоги - лишь малая толика
тех, что ждут впереди.
Не суетись.
Укрепит антоновка
стержень в твоей груди.
_^_
МОРОЗ
Злой генерал метелей полевых,
покрытый орденами до мошонки,
старик Мороз челночничать привык
и джинсами торгует по дешёвке.
Ты выглянешь на улицу, пиит,
во мраке никотином отравиться,
а там - Мороз: полозьями пылит,
влачит дары и машет рукавицей.
Он перехватит гамбургер двойной,
запьёт его шипучей кока-колой
и смастерит нам панцирь ледяной;
ведь как-никак период - ледниковый.
А в новостях отметят: у реки,
где на деревьях шапки либо дреды,
опять зазимовали челноки -
андед Мороз и прочие андеды.
_^_
* * *
Она говорит: "Никогда тебя не прощу,
хоть тысячу поклонов мне положи!"
Господь отвечает: "В сердце твоём прочту".
Читает и уличает её во лжи.
Она говорит: "Нашёлся мне грамотей!
Кому расскажу я правду о детских травмах?"
А Бог ей: "Промеж родителей и детей
нет правых и виноватых. Они на равных".
Тогда она говорит: "Порицай меня,
но я сохраню суровую эту мину.
Моё непрощенье - это моя броня.
Неужто Ты пустишь голой меня по миру?"
Господь улыбается. Рот Его на замке.
Она продолжает сбивчивый монолог,
а Он уже держит сердце её в руке
и в чистую строчку вписывает урок.
_^_
* * *
Она живёт в сытое время.
У девушек крепкие икры,
гладкие ноги; они веселятся с теми,
кто им по нраву; выходят в самую темень,
ничего не боятся, играют в разные игры,
парней отбивают, друг дружке не потакая.
Ей ли не знать - она и сама такая.
Она, конечно, слыхала о страшных войнах,
читала книжки, видела киноленты.
И дед воевал, да рано ушел, покойник.
Но знание отрезает её, как войлок,
от этих событий, они для неё - легенды.
И только, бывает, ночью она проснётся
с бьющимся сердцем, вскинется: фу-ты, ну-ты,
вроде бы сон, а вот же, порой взгрустнётся,
всплакнёт. Сидит и следит, как бегут минуты.
А утром, если и вспомнит, то только мельком:
зайдёт в магазин - приценится к карамелькам,
на всякий пожарный купит каких-то круп...
Мы можем это назвать, например, римейком
памяти, выходящей на новый круг.
_^_
* * *
Дачники смотрят вечером боевик,
призрак экрана пляшет над мокрым хреном.
Ночь надевает боты и дождевик,
бродит вокруг, шуршит полиэтиленом.
Зреет в канавах, лопается икра,
гнёздышки тины, хижина инфлюэнцы.
Вот появился сон, погасил экран.
Спят, подбородки спрятали поселенцы.
Сахаром растворяется жизнь во сне.
Ковриками и шторами сумрак выстлан.
Мимо окна деревья летят со свистом,
словно иголки, скользящие по струне.
_^_
|
