МЕЖСЕЗОНЬЕ
* * *
солнечный чеширский кот
давно забыл свою обязанность
сиять улыбкой
и скучает где-то
на задворках.
алиса, забросив в дальний угол памяти
любимую привычку падать
в кроличью норку
и выпадать
обратно,
задумчиво сыплет
сахар на наши чайные
деревенские домики,
ещё подслеповатые
от недавнего сна:
на часах шесть часов –
время утреннего чаепития.
фетровая шляпа неба разбухла
от сырости
и давит на обвисшие
плечи деревьев.
Она явно мала
земному шарику –
жмёт в висках.
но белая королева
уже сделала
ход конём –
время застыло.
мелкий-
мелкий
сахар
лежит на крышах
и лёгкая испарина
стекает с их лбов на высунутые крылечки,
утоляя жажду.
ещё одна ложечка сахара...
и ещё... ещё...
время чудес прошло –
наступило межсезонье.
_^_
дождливое
1.
ангелы ли вчера на небе играли
или в реке плескались два карася
вода сегодня цвета дюраля
а в ней река и небо
и улица вся
2.
дождь, долговязый, громкий,
чинно читал псалтырь.
день уходил сторонкой
каяться в монастырь.
ты рисовал горгулью –
пальцем давил стекло.
били секунды-пули –
в ноги, под дых и в лоб.
3.
вечер с дырой в кармане
топает налегке.
крылья полощет ангел
в чёрной большой реке.
_^_
юдищное
дня за пазуху припрятав цветик аленький,
ходит вечер по округе в белых валенках –
пляшут снежные бесята
в глазах его мальвовых.
ступает мягко,
но с каждым шагом
заползает десятая...
сотая мышь сомнения в твоё сердце.
а вечер поёт, протяжно, метельно:
нааастенькааа, гдеее же тыыы,
гдеее тыыы?
идиии зимовааать со мнооой...
оправдываешься: нет, нет,
не настенька я – зина, валюша,
или ещё кто
/своё держишь в себе, глубоко/
да юдищу, в общем-то, всё равно.
и сто двадцать шестая мышь /жаба, змея ли/
тебя изнутри душит,
сердечные обитатели когтями колют,
вьются,
раздвоенными языками жалят.
падаешь в бездну –
опустошённой, чумной,
безвольной.
стонешь: ма-тушка, ба-тюшка...
открываешь глаза – в квадратах оконных блюдец
остывает парное молоко субботнего утра.
в чашке дымится духмяный травяной отвар –
муж добавил в него мёд.
подносишь к губам, вдыхая аромат,
думаешь: любит...
пить минуты мелкими глоточками,
и то, что с вечера в тебе бесновалось, болело –
заживёт.
_^_
имя
он имя катает на языке о-ля-ля о-ля-ля
солнечные мячики пробивают мглу в любой закуток заглядывая
он изрекает о-леч-ка повторяет о-леч-ка
вода выходит из берегов разливается речь-ка
он успокаивает о-лень-ка выпевает о-лень-ка
вбирает ива в себя печали на воду молится
а я знаю жива пока
имя не сходит с его языка
_^_
не сон не явь
не сон не явь но вешняя вода
течёт сквозь тьму неведомо куда
в висок стучит бес сна весна блесна
мигнёт секунда снова тишина
над поплавком замрёт во все глаза
ты жизнь распознаёшь по голосам
и разрывая время плавником
заглатываешь слово целиком
небесья льды пропашешь головой
сорвёшься в воду снова чуть живой
на тех белуг поющих яви сны
не напастись ни лески ни блесны
_^_
облака
1.
жара навеет
слова на музыку
напой
мой любый
в пустынной синеве
идут на водопой
верблюды
лениво плещет озерцо
лучи
сквозь сердце
лилейным звоном бубенцов
молчим
и верим
2.
где ветер воет на разрыв
где страх язычен
бубнят речистые волхвы
азы о
вечном
о пламени земном
небесном
мы облака
мы облака
в миру
отвесном
_^_
пойдем на яр
пойдем на яр смотреть, как облака
пасут Иртыш и вдаль его уводят,
оглаживая сытые бока
прохладною рукою ветряною.
пойдем на яр, там взнузданный Иртыш
уходит с облаками на закате
по волнам золотистых запятых
за тлеющую точку невозврата.
пойдем на яр, где свет сроднился с тьмой.
и нет реки... ни облака... ни вдоха.
сквозь чернотал иди на голос мой,
отталкивай крючки чертополоха.
прозреешь враз на ветреном яру,
когда Иртыш покорно входит в русло,
и чайка, словно ангел наяву,
о жизни говорит с тобой по-русски.
_^_
на краю небесного озера
на краю небесного озера,
где вострая осока синее разлапых елей,
за которыми спит солнце,
а в его сне
на воде расцветают
сердоликовые лилии –
поёт кулик.
люди вверх поднимают головы,
слушают –
сладко и горько им:
ведь воды здешних рек мельче,
речные цветы – блёклее,
денно чайки орут кликушами,
хлеба – солоны.
и вот птичья песня, гречишный мёд,
людские гортани жжет –
да что кулику до забот земных,
он не смотрит вниз.
лишь когда встает на воде волна,
выкликивает человеков по именам.
_^_
Акулина
белолицая, чернобровая Акулина
приходила,
песню снежную заводила.
небо в рясе едва чадило луны кадилом.
беспородная сука жалобно в лад скулила.
"баю-баюшки, бедки-детки, подрастайте,
подрастёте – время сонное наверстаем".
синеокая, хладносердая Акулина
оплела дома словесною паутиной,
где иртыш, молодецки сопя,
выгнул спину.
март придёт, заорёт,
встанет клином.
а сейчас баючит вихрями Акулина.
небу недосуг свысока увидеть
над церквушкой крест,
колкий, спелый иней
на посёлке.
сон здесь лубочный, длинный.
здесь Москва и не снится –
тыщи вёрст до столицы.
вдоль ослепшего окна
бродит улица бледна.
где-то в да?ли-далеко
эхо сплёвывает кровь.
"...боже святый, нам не дай..." –
зги господней не видать.
запевает псина,
воет Акулина.
_^_
так долго я стояла у окна
*
сегодня белый белый белый свет
наверно так же облетает цвет
эдемских яблонь
пчелиный первый голод утолив
и набухает золотой налив
в листве медвяной
*
и нам здесь быть в кромешной белизне
пока нальётся плод –
ветра извне
раздуют крону
являя свету зрелое тепло
и яблоко покатится врасплох
по небосклону
*
так долго я стояла у стекла
что яблоня листвой в меня вросла
затмив оконце
но ты пришёл –
в глазах – небесный плёс –
медовых яблок для меня принёс
и свет обрёлся
_^_
синее
в сине-синем лесу даже воздух синь.
в кроне птаха выводит: "фью-фью-синь-синь".
я не вижу её, но наверняка
она тоже си-ня-я.
и вовсе не птица – лобастый налим.
вокруг долговязые водоросли,
из коих, надёжно икру схороня,
притихшая рыба глядит на меня.
в глазах её хищных такая тоска
синяя-синяя.
о, господи, мне бы крыло иль плавник,
чтоб выпорхнуть, выплыть из синих глазниц,
из синего леса – кромешного сна.
очнись, меня нужно сейчас же спасать.
в округе небесно-синей
ти-ши-на.
несметным планктоном плывут облака,
их в клочья кромсает не снасть рыбака,
не громкая воля скупого творца –
актиния
раскинула жгучие щу-паль-ца.
_^_
Бабушка Манюшка
Бабушка Манюшка, бабонька, бабочка.
Спицы бормочут в руках.
Зреет закат перламутровый, яблочный.
Бабушка, бабонька, так
нитка спешит, ей не ждется, не терпится
свиться в глухой свитерок.
Злая зима – узловатая, в терниях –
тихо ползет на порог.
Бабушка Манюшка – белая куколка,
баюшки-баюшки-бай.
Спицы стучат... или ветками – гулко как –
окна царапает май,
тянет за ниточку – по небу катится
солнца пушистый клубок.
Рядится яблоня в белое платьице.
В сердце саднит узелок.
Крылья в саду расправляет безвременник.
"Только смотри не замай" –
вьется, порхает у самого темени
бабочка, бабушка Мань...
_^_
Рождественское
когда январь в объятиях закружит
тебя и небо, снег и фонари,
до оголтелой тишины – снаружи,
до белизны клокочущей – внутри,
качнётся шар и всё перевернётся:
вода и свет, дома и облака.
звезда родится в глубине колодца,
слетит чуть слышно слово с языка.
синицам вдоволь нынче белых крошек,
блаженный мир нечёсан и небрит.
а ты стоишь на небе, огорошен,
с новорождённой звёздочкой внутри.
_^_
журавль
курлы-курлы – журавль, березовое тело
закоренело здесь. свобода? птицы врут.
в воде дрожит Луна – небесное плацебо –
и высота – внутри, и глубина – вокруг.
напрасные мечты о тридевятых странах –
о них тебе свистел заутра соловей.
но гукала сова, зависнув над поляной:
ату его, ату, не верь ему, не верь.
остуду октября ветра взводили в степень.
кричали о морях, прощаясь, журавли.
и ты хотел лететь, скрипел и брякал цепью,
но в сини утонул курлыкающий клин.
вздыхал соседский клён: всё правильно и мудро:
крылатым – небеса, а корневым – земля.
но как-то, чуть прозрев, вдруг онемело утро –
осталась только цепь от журавля.
_^_
|
