[Оглавление]



*


 



ДОЖДЬ

Скользящий шелест. На траве улитка
рогатая, и смотрит, как живая;
и нежно улыбается поэту,
который растворяется в тумане.
Овал оврага. Дождь в кустах зелёных
так горько плачет...

Что за туманом? - Башенные шеи,
встревоженные голоса и всхлипы
вдоль раковин морских ушей, а также
пылящиеся гипсовые руки,
усеявшие побережье... Выше -
лицо луны - сквозь пелену и пену -
скривилось над большими валунами
холодных волн...
Прозрачный воздух льётся
на лоб скалы.
Пан в лиственном дурмане
следит за нимфой; мощные колени
дрожат от напряжения...
- Что дальше?
- Тростник развязки в нимбе серых капель.

Скользящий шелест. Заспанные нивы
лежат, прогнувшись, словно половицы,
под влажными подошвами... В тумане
петух и ангел падают с насеста.

Брюзжит и брезжит.

_^_




* * *

не было ничего, только падала в речку птица
стиснув в когтях пылающую икону
только паркет в комнате пах мастикой
и окно, страдавшее глаукомой
выходило в сад, чьи размытые очертанья
обступали тебя со всех четырёх сторон, и
тени косые, лёжа в траве, читали
книгу Небес в пятнах закатной крови
там на третьей странице ангельские печати
а на сорок второй - перечень младших духов
их не надо звать, они уже за плечами
плавно перетекающие друг в друга...
а в иной реальности, в то же время
на мокром асфальте, в эмбриональной позе
твой двойник кончался под вой сирены
было очень больно, а главное, было поздно
но за всею болью, за всей пустотой и ложью
за любой из их мыслимых комбинаций
чей-то голос глухой тебе говорил: идём же
и ты шёл за ним, потому что устал бояться

_^_




* * *

По закатному небу бредут кучевые волы.
Сядешь с Гофманом кофе... остыл. И внутри холодает,
точно скрипка рыдает и снег засыпает стволы,
вертит синей башкою и сам на ветвях засыпает.

Так, наверно, и надо, чтоб холодно, сумрачно чтоб;
чтоб трамвай за окошком, чей номер тройная шестёрка.
И поди разбери - кони блед или кони в пальто
входят в заднюю дверь, прижимаются мордами к стёклам.

Вспомнишь детские страхи - приснятся горбун и палач,
кафедральные выси, оскаленный кучер на козлах...
А скрипач всё лабает и брошенный Танечкой мяч
всё скользит и не тонет, настолько Фонтанка промёрзла.

_^_




* * *

видишь, скачет всадник; то панцирь на нём, то плащ
и чужая речь обвивает его как плющ
это Дьявол шепчет: твой господин - палач
дама сердца - шлюха, раб замышляет путч...
это Бог внушает: так, мол, друг, да не так
и потом, могло быть и хуже, нет?
и рисует в воздухе катафалк
для наглядности, и выключает свет
всех семи небес, и слова Его точно нож
под лопаткою, и рудимент крыла
вызывает смех у ангелов верхних лож
и по их щекам течёт вместо слёз смола
и уже не важно - снег ли за ворот, град
чьи костры пылают за ледяной рекой...
ничего не надо, ибо что рай, что ад
по большому счёту разницы никакой
ибо ты и есть тот всадник, и шёпот, и нож
и тень
скачущего кентавра в зрачке твоём
и там, где святое место всего пустей
(что бы ни говорили тебе о нём)
только чёрный аспид сворачивается в клубок
да висят распятые на столбах...

что, жутко? - спрашивает Лукавый
шутка! - хохочет Бог
и не разберёшь, кто из них держит банк

_^_




СТАРИК

схоронил трёх жён теперь уже не ходок
делит квартиру с призраками и кошкой

и соседи слева зовут его "кабысдох"
а соседи справа "зомби" и "старикашкой"

призраки оживляются по ночам
щёлкают пальцами пахнут тоской и потом

а потом наступает утро и огненная печать
заверяет действительность или что там

он поднимает к небу слезящиеся глаза
и немедленно забывает зачем их поднял

у него на щеке зелёная стрекоза
а на подбородке вчерашний полдник

он вышел за хлебом упал на газон и спит
и снится ему как у окна в гостиной

пыльное кресло качается и скрипит
покрываясь сизою паутиной

_^_




* * *

Бывает так: очнёшься сна внутри и
разглядываешь женщину в витрине,
соображая - что же в ней не то...
Перебегаешь улицу на красный,
и взвинченные люди новой расы
кричат из навороченных авто
такое, что включив автоответчик,
ныряешь в арку. Наступает вечер.
Толпятся во дворе снеговики.
Таджик в ушанке ржавою киркою
пронзает ветер...
В голове - Киркоров
разборчивому вкусу вопреки.

Второй подъезд. Этаж, допустим, пятый.
На грязных стенах фаллосы и пятна.
По лестнице взлетаешь, невесом.

Моргнёт и лопнет лампочка кривая...

Здесь наконец-то спящий открывает
глаза, но это тоже только сон.

_^_




КИНО

он вонзает иголку в фигурку врага
усмехается собственным мыслям
за окошком - река и её берега
точно женские груди, обвисли

а над этой рекою парит особняк
островерхий, в готическом стиле
там сидит у камина изысканный враг
и листает Легенду о Тиле

погоди, не нуди - и увидишь кино:
колдовская отслужена месса
завещанья составлены, всё решено
и назначены время и место

бутафорское небо окрасят огни
и на самой его верхотуре
на астральной дуэли сойдутся они
голливудские звёзды в натуре

_^_




КИНО-2

В соседнем доме - вижу, что не жолты - скорее сини, если не черны. Щебечут птицы, воздух будто шёлков. По улице скелет идет с кошёлкой, другой скелет досматривает сны в соседнем доме (мы о нём сказали). Купить портвейна, запастись травой и в нумера... когда б не повязали; жизнь провалила явки, а экзамен провален ей задолго до того.

Спокойно, Плейшнер - это не гестапо, а пьяный мусор с помповым ружьем, в чужой фуражке и домашних тапках, что означает: лучше по этапу, чем на рожон... Простимся, милый. Рвётся киноплёнка, летит болванка, падает скелет, прижав к груди тряпичного ребёнка. Другой скелет стоит среди обломков. Мы выдуманы. Нас на свете нет.


_^_




БУРЫЕ  КРОВЛИ

      нет, не мигрень, но подай карандашик ментоловый
                О. Мандельштам

Здравствуй, Паллада. - Паллада глядит в небеса.
А над Элладой не то чтобы клин поднялся -
пара трирем, паутиной обвитые мачты.
Осень, наверно. Триремы летят на юга.
Греки в таверне плечами пожмут: на фига?
Бурые кровли. И солнце краснее команча.

Кто там южнее? Вандалы? Вандалов давно
выгнали в шею преемники греков. Окно
утром откроешь - гостиничный номер проветрить,
холодно станет и видишь не Музу, а zoom
площади старой, текущую сверху лазурь,
бурые кровли и чернорабочих на верфи.

Бурые кровли. И по барабану, my dear,
мне - сколько крови впитает парадный мундир
лорда Итаки, покуда весёлые свиньи
розы Цирцеи бессмысленно топчут, и день
мёрзнет в прицеле, где демоны ищут свой дем;
кроме Сократа, никто не общается с ними.

Бурые кровли. И вдруг налетает снежок.
Выйдет из комы какой-нибудь местный божок,
слезет с Олимпа - под горкою рыщут якуты.
Юг или север - куда бы тебя ни несло -
тень Одиссея услужливо держит весло...

Нет, не мигрень, но добавь-ка, Ксантиппа, цикуты.

_^_




* * *

я запомнил, как будто заполнил
крестословицу в книге Судьбы:
звон стекла у соседей запойных
жестяные покатые лбы

мокрый снег и желтушный Икарус
ветер с моря, дома-корабли
кумачовый лоснящийся парус
юбилейные луны-рубли

Новый Год отмечали у Верки
Боб - фарцовщик, а Вадик - стукач
...
тополя на апрельской примерке
электрички из школьных задач

что бегут заколдованным кругом
к точке A или, может быть, C
постепенно сближаясь друг с другом
неизменно сшибаясь в конце

_^_



© Михаил Дынкин, 2012-2024.
© Сетевая Словесность, публикация, 2012-2024.




Версия для широкого дисплея
[В начало сайта]
[Поэзия] [Рассказы] [Повести и романы] [Пьесы] [Очерки и эссе] [Критика] [Переводы] [Теория сетературы] [Лит. хроники] [Рецензии]
[О pda-версии "Словесности"]