[Оглавление]



ГЕРБАРИЙ





КЛИЕНТ

Вот место, где вам подают не то
блюдо, вешалка отнимает выцветшее пальто.
Для тех, кто смотрит на вас, вы - никто;

в лучшем случае - только тень.
Вы не можете вспомнить минувший день,
сосредоточиться. Словом, у вас мигрень.

Вероятно, во всём виноват циклон.
Мир стал тесен. У каждого есть свой клон.
У него те же мысли, тот же одеколон,

комбинация хромосом,
что и у вас. Зачастую, от этого клонит в сон.
Мокрый снег летит, как в тарелку соль.

______________

Вы находитесь здесь второй
час, деревянный стул под вами оброс корой.
Рядом слышится чьё-то "закрой

рот!", обращённое не
к собеседнику, а его удаляющейся спине;
и звук мечется от стены к стене.

Человек здесь всё чаще не знает как
дальше жить. В головах - бардак.
Загляните в будущее и увидите знак

вопроса. Более ничего.
Либо морщины, которые приобретёт чело.
Там некому позвонить, чтобы произнести: "Алло..."

______________

Вы жуёте остывший ленч.
Взглядом ищете одинокую женщину, чтобы лечь
с ней этой ночью, а после сжечь

воспоминания, но лучше саму кровать.
В этом месте вы позабыли сестру и мать.
Больше некому открывать

дверь. Всё сплелось в клубок:
катастрофы, спиртное, хмыри, грибок.
В утешение здесь вас толкают в бок,

приговаривая: "Не ной".
Заведение закрывается в шесть ноль-ноль.
В бокале, как будто, гной.

______________

Вы много пьёте. Наутро дрожит рука,
что выдаёт в вас пьяницу, нежели старика.
Над городом облака

выглядят как салфетки, брошенные под стол.
Вы хотите сказать о прошлом, но издаёте стон,
и наливая, всегда по сто,

бубните кому-то: "Я был другим".
Всем плевать. Хор кретинов горланит гимн
Республики. Очутившись на простыне, нагим,

вы ищете рядом с собой ещё
что-то, будь то грудь, два бедра, наконец, плечо.
Одиночество вертит в замке ключом.

______________

Слишком поздно, чтобы трястись в метро.
От выпитого съёживается нутро.
Бар пустеет. Как шахматный слон перемещается ведро

уборщицы. Вы один.
Словно кем-то объявлен был карантин.
Трёте бутылку, как Алладин

свою лампу. Невозможно поймать такси.
Неизвестность швыряет в лицо вам свои иксы.
Вы смотрите на часы.

Направляясь к себе пешком
через город, утаптывая ночь носком
ботинка, вы становитесь тишиной, песком.

2010

_^_




* * *

Время года отмечено духотой,
насекомыми, зеленью. Утром
из окна наблюдаешь "второй Ханой",
плотный ливень и ультра-
марин. Иной
раз представишь линкор, ковчег,
субмарину, дредноут, или
лица, скорей, негативы черт
предков, до этого скрытые в иле
памяти. Чер-
новик отсырел. Каюк.
Горожане костят осадки,
оказавшись на воздухе, вне кают.
В этом месяце, чью осанку
портит юг,
слишком много воды, но слов
не хватает. Уж лучше зимы.
В руки хочется взять весло.
От того, что действительность невыразима,
жмёшь на "офф",
еле дышишь, идёшь ко дну,
где тебя подбирает рыба,
и вручает в коробке ещё одну
жизнь. Ты благодарен, ибо
кричишь: "Тону!"

2009

_^_




* * *

Неуютной зимы
безобразная ткань,
будто верхнее ми,
беспокоит гортань.

Городок не узнать:
как сплошной макияж,
вся её белизна
маскирует пейзаж.

Рукавицы и шаль
- атрибуты того,
что неправилен шар,
в дефиците тепло.

Видишь снежную тлю,
облепившую весь
горизонт, и к нулю
безразличную вещь.

Вату, перья, тряпьё,
хочешь, преобразуй
в утеплитель, жильё,
и зимуй как грызун.

Чепуху отложив,
поразмысли над тем,
что для космоса жизнь
- генетический мем.

Эта местность, старик,
помнит многое, и
лишь смешат материк
все догадки твои.

Монитор обесточь.
Как придаток зимы,
абсолютная ночь
произносит: "Замри!".

2010

_^_




АВГУСТ

1
Вот и август. Взлетев, пыльца
оседает лишь там, где степи.
Воздух учит крыло птенца
пустоте, возведению в степень
одиночества, кривизне
горизонта. Воздвигнув стебель,
корень как бы глядит извне
на вселенную, чьё трико
расползается априори.
Обжигая вокруг стрекоз
воспалённой сетчаткой прибора,
желтый карлик идёт на мель,
как эпоха, которой впору
от умерших оставить мел.

2
В город август приносит спам,
распродажи, но чаще в клюве
ничего нет, и мысль, что сам,
весь твой мир, есть всего лишь элювий,
прорастает, скрипя, в мозгу,
и становится шевелюра
мхом. В попытке излить тоску,
или горечь, черкнёшь письмо,
взбудоражишь остывший мускул.
Город жадно глотает смог,
и раскиданный улицей мусор
принимаешь за пазл. С витрин
исчезают товары; как музы,
манекены стоят внутри.

2009

_^_




* * *

В одиночестве, рассуждая о
вещах, чьё место теперь в комоде
прошлого, которым больше не суждено
войти, как случалось, в моду,
возвратиться в силу иных причин
в эту жизнь, не меняя позы,
рискуя удвоить число морщин
на лице, перейти на прозу,
понимаю: однажды, утратив вес,
обернувшись, что предсказуемо, тленом,
я растворюсь, без остатка, весь,
в бесконечности и вселенной.

2009

_^_




МАРИНИСТ

Измученное зноем, море тяжело дышит,
высунув песчаный язык из серо-голубой пасти.
Бьёт колокол прибоя. Разомлевшая паства
спускается к воде и полощет лодыжки.
С какой-то горькой жестокостью, необъяснимой
и скрытой для нетрезвого обывателя,
прибой губит берег, что Каин брата Авеля.
Худощавый юноша взволнованно делает снимок
прыщавой, податливой на лесть подружки.
Убогий набор словесных лекал, но
уговорит, и она почувствует себя привлекательной.
Острые камни снимают пенную стружку
с волн, которые бесславно и молчаливо
погибают, вынимая из них песчинки.
Когда-то камни падут... И долгожданные чин, ки-
раса и лавры достанутся безумному полководцу - приливу.

Раскаленные крупинки песка взлетают, потревоженные
детскими играми. Изготовив морской узел,
утомлённый отец скребёт наметившееся пузо,
которое зудит к обеду, но чаще, от трёпа его жены.
Из этих крупинок самые ничтожные осядут
в лёгких, как те желтые кочевники, которые
научились возделывать захваченные территории.
Берег бесстрашно и стойко сдерживает осаду.
Но снова идут в наступление синие мундиры,
часто вонзая влажные штыки свои в плоть
непокоримых азиатов. Старый узбек перемешивает плов,
а смиренная жена штопает расползающиеся дыры
на его ветхих штанах. Щедро отсыпав пряностей
в худой казан, и присев в тень, он о чём-то скучает.
Супруга ласково подает ему крепкий чай, и
старик спешит отдохнуть, чтобы не было неприятностей...

2008

_^_




ГЕРБАРИЙ

1
Осенью ночь темней,
чем гардероб раввина,
суммы простых теней,
и кривизна равнины,
где коротаем век
среди вещей и моли,
мутную лимфу рек
не возвращает в море.

2
Шорох сухой листвы,
кроме всего источник
беглой тоски, увы,
лишь подтверждает точку
зрения, что и я
стану трухой, морфемой
прошлого, чуть звеня
в пасмурной атмосфере.

3
...

4
Время, чей эпилог,
как говорят, способен
в кровь подмешать песок,
переместить особу
в небытие, бежит,
рукопись огибая,
чтобы слепую жизнь
заполучить в гербарий.

5
В старом шкафу пальто,
будто бы за кулисой,
слыша тревожный тон
речи, опавших листьев
аплодисменты, ждёт
выхода на большую
сцену, но каждый год
роль уступает шубе.

6
Твой обалделый ум
пьесу не прочь испортить
ту, где одев костюм,
смерть застаёт в исподнем
нас, вообще в любом
виде, не вытирая
ног, проникает в дом,
чтобы прервать тираду.

7
Слякоть, живая слизь
неба, попали в миксер
осени, где слились
в целое, стали мыслью
о пустоте, хандрой,
важным штрихом к разлуке,
что сокращает дробь
дружбы в уме, без звука.

8
Пасмурный горизонт,
кажется, означает
брызги, раскрытый зонт,
и перемены в чартах
не ожидаешь, но
местность, сменив осадки,
утром стучит в окно
снегом и катит санки.

9
Лампа горит всю ночь,
может быть, размышляя
о темноте и проч.;
вспомни, что старый шлягер
есть перспектива тех,
кто уже не расслышит
нот, превратился в тень,
здесь оказался лишним.

10
Смерть нанесёт визит,
но не отыщешь слова,
чтобы ей возразить,
ибо в её основе
вакуум, чья черта
строгая бессловесность,
напрочь лишает рта,
осуществляя вечность.

2009

_^_



© Данила Фирсов, 2010-2024.
© Сетевая Словесность, 2010-2024.




Версия для широкого дисплея
[В начало сайта]
[Поэзия] [Рассказы] [Повести и романы] [Пьесы] [Очерки и эссе] [Критика] [Переводы] [Теория сетературы] [Лит. хроники] [Рецензии]
[О pda-версии "Словесности"]