МЕНЬШЕ ЖИЗНИ НАЗАД
КЮВЕТ
Весна рукой махнула - и привет.
Вновь инеем прихвачен твой кювет...
Досмотрен долгий сон. Дочитан Бунин.
И всё привычней голоса сирен,
слова их песен не вместить в катрен.
Но, впрочем, ты к вокалу их иммунен.
Не перемёрзни, мыслящий тростник...
Обочина, где прежде был пикник,
знакома, но на диво неприглядна.
Там ты один, и больше никого,
поскольку от Тезея своего
клубок ревниво прячет Ариадна.
Полна усталой чушью голова;
в молитвослове кончились слова.
На деревах - холодный белый бархат...
Твой потолок - всего лишь чей-то пол;
давно понятно, что король-то гол,
но всё равно обидно за монарха.
Не бойся, капитан. Присядь на мель
и бытие прими, как самоцель,
у неба одолжив глоток озона.
А птицы вновь вернутся, как всегда.
Хотя сюда - особенно сюда -
им возвращаться вроде б нет резона.
_^_
ИЗ ГОРОДА N
В зеркалах - потускневший мужчина неведомой масти,
а ведь, помнишь, смеясь, ты звала меня "жгучий шатен"...
Набегает волна, лижет гальку оскаленной пастью,
и пишу я тебе из прибрежного города N.
Ты, возможно, припомнишь его: променады, таверны,
синусоидным скользким угрём - незатейливый пляж.
На парковке машины, как прежде, малы и двухдверны:
коль в разгаре сезон, то в разгаре и ажиотаж.
Здесь все люди попарны. Одна - только черная кошка,
что с бордюра глядит на небес пламенеющий край...
Как же странно: осталась от времени мелкая крошка,
а когда-то казалось, что времени - хоть отбавляй.
Вот трехлетний малыш из песочка построил запруду,
а в ручонке его в виде лейки - пластмассовый гусь...
Я когда-то сказал, что тебя никогда не забуду,
сам не ведая толком, насколько я прав окажусь.
_^_
PAST PERFECT
До чего ж хорошо!
Я - иголка в стогу.
В школу я не пошёл.
В школу я не могу.
В суматохе родня,
носят пить мне и есть...
Мне везёт: у меня
тридцать восемь и шесть.
Растревожена мать.
В горле ёж. Я горю.
У соседей слыхать,
сколько лет Октябрю,
там про вести с полей,
трактора и корма...
А в постели моей
пухлый томик Дюма.
Затенённый плафон.
И со мною в душе́
де Брасье де Пьерфон
и хитрюга Планше...
Что мне банки, компресс?!
Я молчу. Я не ем.
Госпожа де Шеврез.
Ловелас Бекингэм.
Что мне вирус? - мой дух
совершенно здоров.
Я застрял между двух
параллельных миров.
Тесный дружеский строй,
благородство и честь...
Как прекрасны порой
тридцать восемь и шесть!
Одеяло да плед,
аскорбинки в драже...
Десять лет, десять лет
не вернутся уже.
Снега, снега по грудь
намело на фасад...
Это было чуть-чуть
меньше жизни назад.
_^_
SUMMERTIME
Июльский ветерок, горяч и чист,
по лицам хлещет, как заряд картечи...
У входа в молл седой саксофонист
играет "Summertime", сутуля плечи.
Храни нас, Бог. И музыка, храни.
И души утомлённые согрей нам...
Ну что нам сорок градусов в тени,
коль рядом тени Паркера с Колтрейном?!
Позволь нам рассмотреть, бродяга-скальд,
живущий вопреки законам рынка,
как время вытекает на асфальт
из мундштука, как тающая льдинка,
и шепчет нам на языке небес,
познавших всё, от штиля и до вьюги,
что Порги точно так же любит Бесс,
как сотню лет назад на жарком Юге.
Не осознать непросвещённым нам -
мы в силах лишь следить заворожённо -
какие чудеса творятся там,
в причудливом раструбе саксофона...
Прохожий, хоть на миг остановись
и ощути, умерив шаг тяжелый,
как музыка и боль взлетают ввысь,
взрывая музыканту альвеолы.
_^_
КУРСЫ АНГЛИЙСКОГО
В ту осень носились молнии в небе низком,
и в воздухе плотным комом стояла влага...
Они занимались вместе в кружке английским.
Она оставалась. Он - уезжал в Чикаго.
Обоим хотелось ближе сидеть друг к другу
над книгою Бонк. Им было вдвоём - спокойней...
А после - она спешила домой, к супругу.
Он мчался к жене, беременной скорой двойней.
И сладок был Present Perfect в прохладном зальце
под дождь, равнодушно бьющий по старой крыше...
И только в конце - коснулись друг друга пальцы,
и пульсы взлетели к небу. А может, выше.
Но кончился English. В классе утихло эхо.
Других поджидал всё тот же учебный метод...
И вскоре - она осталась, а он уехал.
Ничто не могло нарушить сценарий этот.
И жизнь потекла спокойным теченьем Леты,
поскольку судьбе и Богу безмерно пофиг,
что двое людей на разных концах планеты
не склеят уже свой треснувший Present Perfect.
_^_
ЗАПОМНИШЬ
Когда-то закончатся ноты
осенней порою рассветной,
и та, без которой ты мёртвый,
уйдет в никуда, в никогда...
Вот так и запомнишь её ты -
немыслимой, инопланетной,
горячей, как кровь из аорты,
холодной, как кубики льда.
Не будет ни капли, ни йоты
того, что зовётся надеждой,
закроется черная дверца
меж миром твоим и её...
Вот так и запомнишь её ты -
чужою, смеющейся, нежной
и рвущей чадящее сердце
в лоскутья, в ошмётки, в тряпьё.
И станут пустыми заботы,
мелькая бессмысленно, мимо.
И будут напрасно сонеты
слагаться при утлой свече...
Вот так и запомнишь её ты -
единственной, вечно любимой,
с ожогом от шалой кометы
на тонком и зябком плече.
_^_
НЕДОСКАЗАННОЕ
В то время и в средних широтах гуляли пассаты,
в то время деревья, как водится, были большими...
Размеренный пульс окончания семидесятых
стучал, как поздней нам сказали, в застойном режиме.
Уже д'Артаньян возвратил королеве подвески,
и Гоголь уже написал о летающей панне...
Я помню девчонку с мальчишкой. Обычных. Советских.
Живых, остроумных и слывших душою компаний.
Им были ещё неизвестны объятия сплина;
для них в партитуре нашлись энергичные ноты:
они хохотали и пили дешёвые вина,
они бесподобно умели травить анекдоты.
Но только они попадали в одно помещенье -
как будто бы свет выключался в большом кинозале...
Планета на эти часы прекращала вращенье,
и словно по прихоти мага, слова исчезали.
И воздух сгущался, как жар вулканической Этны;
Они замирали, друг друга коснувшись случайно...
Меж ними струилось молчанье, как дым сигаретный,
и всем очевидна была их неловкая тайна.
А рядом - горбушки, стаканы да шпроты. Аскеза.
А рядом - лились из колонок битловские нотки...
Но стоила мессы их странная кома together,
смесь боли и счастья, смятенный отрезок короткий.
Любовь и такою бывает - пугливее лани.
И тех, кто в себе её носит, никто не осудит...
Полгода спустя он бессмысленно сгинет в Афгане.
Она выйдет замуж.
Но помнить, наверное, будет.
_^_
ВСПОМНИ
Вспомни время, как старую фотку...
В нём не гнали по радио рэп.
В нём четыре двенадцать - за водку,
восемнадцать копеек - за хлеб.
В нём мы крохотной мелочи рады,
как не снилось теперешним вам...
В нём артисты советской эстрады
органичны, как руки по швам.
И зовёт, и зовёт в свои сени,
безнадёжно закрыв рубежи,
постоянная ложь во спасенье
без надежд на спасенье от лжи.
И на лошади смотрится бойко
не носящий костюмов и брюк
гордый Митич по имени Гойко,
югославский фактурный физрук.
Недоступны ни Осло, ни Мекка
на века, до скончанья времён.
Всюду красная морда генсека
в окружении красных знамён.
Но летит к нам звездой непогасшей,
мотыльком неразумным на свет
скоммунизженной юности нашей
чуть стыдливый негромкий привет.
_^_
ПЕРВЫЙ
Его глаза - как синие озёра;
он не хранит ехидных фиг в кармане.
Ему известно, из какого сора
рождаются добро и пониманье.
Слова его мудры и весят тонны,
очищены от косности и скверны.
Любой толпе он, лидер прирождённый,
укажет путь единственный и верный.
В решениях он скор, как в небе - "Сессна",
в любом дому ему открыты двери.
Любим он горячо и повсеместно
и всеми уважаем в той же мере.
Он зван в Москве, Пекине и Нью-Йорке,
в любом конфликте, на любой развилке...
Поди заметь три тусклые шестёрки
на аккуратно стриженом затылке.
_^_
ДЫШИ
Если тлеет свеча, всё равно говори: "Горит!",
ты себе не палач, чтоб фатально рубить сплеча,
даже ежели твой реал - не "Реал" (Мадрид)
и команде твоей нет ни зрителей, ни мяча.
То ли хмарь в небесах, то ли пешки нейдут в ферзи,
то ли кони устали - что взять-то от старых кляч?
Коль чего-то тебе не досталось - вообрази
и внуши самому, что свободен от недостач.
Уничтожь, заземли свой рассудочный окрик: "Стой!",
заведи свой мотор безнадежным простым "Люблю...".
Этот тёмный зазор меж реальностью и мечтой
залатай невесомою нитью, сведи к нулю.
Спрячь в горячей ладони последний свой медный грош,
не останься навек в заповедной своей глуши.
Даже если незримою пропастью пахнет рожь -
чище воздуха нет. Напоследок - дыши.
Дыши.
_^_
|
