[Оглавление]




АГРЕССИВНЫЙ  ДЗЕН

стихотворения в прозе


Поэты
Ревекка
Шум времени
Вопросы
Избранные места из переписки с Антихристом
Агрессивный дзен


Поэты

Они часто бывают беспомощны и совершенно невыносимы.

Вместо людей они видят образы. Сочетание пляшущих точек диких цветов. Чередование линий. Рисунок из чёрточек разной длины.

Вместо непотребных картинок на заборе они видят образа. Вместо образов они видят живых святых, которые сходят к ним с тёмного старого дерева, покрытого лаком, и говорят такие вещи, какие не сказали бы никогда и никому, будь они действительно живы.

Вместо перегоревшей лампочки они видят ломаный факельный свет.

Один врач сказал: думать в рифму и в ритме - психическое отклонение.

Они придумали себе пьесу, которую играют уже двести лет. Там всегда есть водка или безумие. Еще там есть ружьё на стене, которое должно выстрелить, а когда не стреляет, они обижаются, как дети, у которых сломался игрушечный водяной пистолет.

Раньше у них была не пьеса, а карнавал, и они носили шутовские колпаки. Ещё раньше у них была ряса и монастырь. Ещё раньше они должны были играть на струнах, а сейчас считают себя обязанными играть на нервах.

Они всегда готовы сделать всё вокруг как можно хуже, а потом сесть на лужайку и смотреть на это.

Они плачут и жалуются. Они скрывают лицо тканью. Они готовы разбить себе голову об стену, чтобы доказать, что лицо - это и есть ткань. Любую стену они рады сделать стеной своего плача.

Иногда я делаю вид, что я - одна из них. Они верят - ведь они подозревают себя в любом, - но ошибаются. Тогда я возвращаюсь к себе - не ловить слова, похожие друг на друга, а брать любые подходящие из воздуха.

У меня нет их выдуманного одиночества. И нет невыдуманного одиночества страдальцев. Кто-то сказал, что снаружи я похожа на клубнику со сливками, а внутри - на железобетон. Этот кто-то был поэт.

Видите, даже они бывают правы. Редко бывают правы, но настолько, что за это дают нобелевские премии.

Я знаю, зачем они мыслят короткими строками. У них нет нашего долгого дыхания, они экономят силы. Это всё равно что экономия денег на телефоне, когда звонят друг другу и говорят пять бесплатных секунд.



Ревекка

Хочется освободить твои тяжёлые волосы от заколок, медленно, как разворачивают свиток Торы.

Я понимаю тебя. Это не спесь Венеры в мехах, это неприветливое спокойствие Ревекки, которая, выполняя долг гостеприимства, наливает путнику воды, а сама украдкой следит за ним: как бы чего не вышло.

Пусть из этого что-нибудь выйдет.

Пусть все воды твои и волны твои пройдут надо мною.

Хочешь что-нибудь узнать обо мне?

Я пришёл сюда, чтобы не толковать тиранам сны у себя на родине. Чтобы не видеть, как строят на соседней улице новый сумасшедший дом. Чтобы не смотреть на таких, как ты, только сквозь решётку.



Шум времени

Шум времени - это когда проклятый будильник в соседней комнате звенит на весь общежитский коридор уже час подряд.

Там спит мусульманская девица, не выключает будильник. Она себя выключила, она отрубилась. Отрубила себя от мира. Когда-то давно её соплеменники стреляли под моими петербургскими окнами. Это был спальный район, в котором невозможно было спать. Я не боюсь, я вообще мало чего боюсь, но незавидна моя участь неспящего.

Звуки выстрелов нравятся мне больше: когда в тебя стреляют правильно, ты засыпаешь. Пуля - хорошее снотворное. А этот звон будит тебя.

Я знаю, кто такой святой. Это человек, который всей своей жизнью заслужил право не вытаскивать себя из сна.

Пусть сон сам выйдет из твоей головы, оставит твое тело, когда будет ясно, что хватит. Как вторая душа, которую временно поселяют в твою голову, чтобы ты стал умнее. Об этом писали иудейские мистики.

Мусульманская девица не знает про эти вещи. Она не знает даже свой Коран. Она только и знает, что мешать окружающим спать, не выключая будильник.

Шум времени - это надоедливый звон, скрип, скрежет. Он сливается с гулом машин из форточки, и получается, будто стрекочут кузнечики. Поганые годы, как кузнечики, скачут один за другим, надвигаются, как саранча, и пожирают тебя, как будто ты поле.

Я поле, и сквозь меня растут колосья, превращаясь в дорожные указатели, на которых написана стрелка в небо и буквы: "Я хочу спать".

Колонна саранчи.

Рай - это место, где времени больше не будет. Не будут считать его, не будут засекать. Цифры станут прежней олицетворённой мистикой, а не чёрным узором вокруг движущихся заостренных стрелок. Всевышний соберет чёрные значки и превратит их в звёздную пыль...

Она выключила его. Слава Аллаху.



Вопросы

Что ты будешь делать, когда по воде пойдёт мелкая рябь? Когда по воде пойдут круги? Когда по воде пойдут люди?

Выбирать себе воду вечно тихую и чистую? Ты не выберешь такую воду: говорят, её нет. Выбирай себе воду, по которой пойдёшь, воду, по которой проплывёт труп твоего врага, воду, которую можно пить. Вот и всё. Говорят, ты не умеешь выбирать. Говорят, мы все не умеем выбирать. Что мы будем делать, когда научимся?

Что ты будешь делать, когда твой дом превратится в сумасшедший? Знал ли ты о его будущем, когда строил его? Дом, построенный на песке, превращается в песок. Дом, построенный на камне, превращается в камень. Дом, построенный сумасшедшим, всегда превращается в сумасшедший, и становится уже не важно, на чём его строили.

Что ты будешь делать, когда они придут? Кажется, они другие. Говорят, их много. Пошли их к чёрту. Успокоит ли тебя эта фраза?

Куда нам плыть, спрашивал поэт. Ты можешь ответить на этот вопрос?

Что ты будешь делать, когда вода, по которой ты соберёшься идти, захлестнёт тебя с головой?

Что ты будешь делать, когда к дому, построенному тобой, будут примерять зависимые слова в родительном падеже, как-то: "молитвы", "молвы", "терпимости", "призрения", "А. Б. Иванова"?

Что ты будешь делать, когда они не только придут, но и укажут на место, которое, по их мнению, должно отводиться тебе, и которое, по твоему мнению, должно отводиться им? Почему оно должно отводиться им? Или тебе?

Почему они считают тебя другим? Или другой? Почему в языке, на котором я к тебе обращаюсь, считаются необходимыми подобные окончания? Почему первое из них считается универсальным? Почему мне на это плевать?

Когда такие, как я, разрушат структуру языка до основания, что ты будешь делать? Как выглядит это основание?

Что мне делать в этом мире, спрашивал поэт. Не мог бы он задать менее банальный вопрос? Почему этот вопрос считается банальным?

Что ты будешь делать, когда первый встречный захочет заговорить с тобой? Когда ты сам заговоришь с ним? Когда все, кто придёт, окажутся первыми встречными, и говорить с ними будет не о чем? Что им от тебя нужно? Чёрт его знает, говорят они. Они уверены в этом?

Говорят, тебе крышка, если ты женщина или представитель богопротивной расы. Тогда фундамент твоего дома, каким бы он ни был, считается песком. Тогда любая вода, к которой ты приблизишься, зацветает. Это они говорят. Они другие только потому, что говорят это? Зачем ты вспоминаешь о них? Что ты будешь делать, когда забудешь?

Где прошлогодний снег, спрашивал поэт. Откуда я знаю?

Зачем отвечать вопросом на вопрос? Действительно ли ты окажешься представителем упомянутой расы, если так ответишь? В какой системе координат эта раса считается низшей? На кой чёрт нужна такая система координат? Почему у тебя нет воды, нет дома, и никто к тебе не приходит? Что ты делаешь?

Ты говоришь: честное слово, не знаю. Что такое честное слово?

Что такое слово? Кажется, об этом надо спрашивать уже не у тебя.



Избранные места из переписки с Антихристом

Одному антиклерикальному автору

Антихрист, говорите вы, в каждом из нас.

1.

Недавно Бог спускался в Кёнигсберг приобрести пару бутылок немецкого пива - то ли "Кронхаузер", то ли "Пауланер", не помню. По его словам, только здесь умеют так подделывать немецкое пиво - эта вода из Прегеля с неуловимо летейским оттенком, хмель, настоянный на амнезии. Бог хочет забыть настойчивые молитвы, которыми Его утомляют нацисты: "перебей жидов да перебей жидов", сколько же можно-то? А вам просил передать, что Он хотя и сердится на вас, но разбираться с вами Ему некогда.

2.

Мне снилась Эстер Элькинд, это писательница, которая умерла в двадцать один год, - будто она сейчас в специальном писательском раю. Там много премий и публикаций, и никто не завидует и не сплетничает, и безграмотность полностью ликвидирована, как завещал однажды тёзка князя-христианина.

Есть, наверное, рай для вечных диссидентов, где всегда есть с кем бороться, кому писать прокламации, и тексты очередного Солженицына распространяются путём ксерокопирования, переписывания от руки и интернет-хулиганства. Ангелы-гэбисты прячут крылья под серыми форменными куртками, воруют философские трактаты, написанные на обрывках облаков, и относят Богу в комендатуру, чтобы спросить: "Ты уже придумал новые способы борьбы с ними? Они очень ждут".

Наиболее упорных ангелы с красными крестами Божьими на крыльях уносят в райский сумасшедший дом.

Ангелы-радикалы, двоюродные братья Люцифера, раз в шестьсот шестьдесят шесть дней совершают райский социологический опрос: не надоело бороться? Не хотите покоя, как булгаковский мастер?

В этот рай очень хочет Карл Маркс, но его не выпустят из Мешилат Йешарим, пока он не напишет комментарий к Торе, а он всё рвётся написать новый "Капитал" на тему райской экономической системы.

Каждые тринадцать лет его заставляют сдавать экзамен на звание раввина, и он каждый раз проваливается.

Марксу не нравится, что из небесной школы не видно вершину холодной горы, хотя на самом деле из небесной школы можно увидеть всё, это только Марксу оттуда ничего не видно, такое у него наказание.

Не хотите покоя? Не хотите жить в доме с виноградником?

3.

Антихрист - тот, что превращает вино в обычную воду.

Нет, не так.

Он открывает нам глаза. Говорит: вам внушили, что это вино, а это простая вода.

Вода с хлоркой из-под ржавого крана. Вода из деревенского колодца (глина и песок осели на дне). Это не виноградник, сестра, не колодец запечатленный. Это открытый, вросший в землю, трухлявый колодец, в который плюют проходящие. Крышку от него давно распилили на дрова двое замёрзших - Адам и Ева.

Это не меч огненный, брат, это тупой кухонный нож. Ты воображаешь его инфернальным средством охраны вместо того, чтобы взять и наточить. Им можно резать хлеб - да, это хлеб, а не пресуществлённая плоть висящего-на-древе.

Антихрист говорит правду. Кому же это понравится?

4.

Вы просили: напишите о проблемах. Ну что вы, какие у меня сейчас проблемы?

Разве что Кант на днях ночью перелез через могильную немецкую решётку, украшенную замками, и зашипел: "Zurück! Понаехало сюда всяких!"

А вообще, здесь очень хорошо, вот только местные уроженцы этого не понимают. Книги пишут под названиями то ли "Дети бездомных ночей", то ли "Дети подземелья", то ли вовсе - "...лейтенанта Шмидта". Скучно им. Не хотят застывать в размышлениях, как пчёлы в янтаре, а я хочу. Я устала ходить по воде без страховки и разгружать Пандорины ящики.

Прегель несёт ровные волны в кёнигсбергскую преисподнюю, где королева Луиза судит вандалов за разрушение церквей из красного кирпича.

Там не рассеивается туман, самый прозрачный туман в мире. И огонь в печах - прохладный, как дождь, который всегда идёт здесь зимой. Это очень буддистский город (правда. Даже Кант после смерти это понял.).

Здесь хочется безболезненно умереть.

Ветшающие особняки похожи на лица людей, которые были красивы в молодости: глянец и краска сползают, чёткость линий остаётся.

Приезжайте как-нибудь в гости - в своём следующем воплощении. Если я до него доживу, если я ещё буду здесь жить.

5.

Я хотела бы пожелать вам 666 лет жизни. Но люди столько не живут.

Впрочем, если вспомнить, что смерти нет, становится не так грустно.

Если вспомнить,

что за метафизической стеной

демоны-старообрядцы вечно приветствуют друг друга при встрече:

"Антихрист среди нас".



Агрессивный дзен

Видишь лучше после того, как лазер срезал слой роговицы, дышишь свободнее после того, как тебе пытались надавить на горло.

Профиль стал надменным после того, как тебе собрали в больнице лицо по кусочкам.

Связки стали крепче, потому что были порваны и срослись заново.

Помнишь, как жил в этом чужом городе до того, как родился в городе, где нельзя жить, нельзя,

и помнишь, что это всего лишь тело, поэтому всё равно.

Они хотят открыть пустой лист, а ты - чёрную страницу. И ты знаешь, что на самом деле нет ни чёрного, ни белого. Они так странно смотрят на тебя, эти люди, привыкшие к пустым листам, на которых легко чертить падающие графики.



2004 - 2008




© Елена Георгиевская, 2004-2024.
© Сетевая Словесность, публикация, 2011-2024.




Версия для широкого дисплея
[В начало сайта]
[Поэзия] [Рассказы] [Повести и романы] [Пьесы] [Очерки и эссе] [Критика] [Переводы] [Теория сетературы] [Лит. хроники] [Рецензии]
[О pda-версии "Словесности"]