ЛЕДЯНАЯ ЛЕДИ ИЗОЛЬДА
Пьеса
по мотивам сказок Ганса Христиана АндерсенаЧасть 3
Действие 6 (дома у Герды)
Сцена разделена пополам. С левой стороны – маленькая уютная кухня, с правой – комната. В комнате кушетка, большое зеркало, ходики, кресло. Бабушка вяжет, Герда тоскливо смотрит в окно.
Бабушка. Да не майся ты, не майся! Сходи к нему и всё выясни.
Герда. После той ужасной сцены? Нет, ты даже представить себе не можешь, как мне больно... и стыдно... и обидно...
Бабушка (ворчливо). Ну, тогда делать нечего: ходи, мучайся. Изводи себя!
Герда. Как ты не понимаешь: после того, что было, он должен первым... прийти и извиниться. Или – всё кончено...
Бабушка. Я на твоём месте сходила бы и узнала хотя бы – жив ли он? А то, может, помер или лежит с температурой под сорок?
Герда (печально). Да звонила я ему. Жив. И голос бодрый...
Бабушка. И о чём вы с ним говорили, если не секрет?
Герда. Не секрет. Ни о чём не говорили. Я просто набираю номер, слышу: "Алло", – и вешаю трубку...
Бабушка. Детский сад, трусы в горошек! И сколько ты ещё собираешься играть в прятки?
Герда. Не знаю... Знаешь, мне начинает казаться, что у него кто-то есть. Каждый раз звоню и боюсь, что трубка заговорит женским голосом.
Бабушка. Что за настроение? Или есть повод?
Герда. Не знаю. Но он так часто с Марго. Я понимаю, они учатся в одном классе... что-то списать, что-то спросить... Но...
Бабушка (уверенно). Но любит-то он тебя!
Герда. Не знаю. Марго такая красивая. Она – личность! А я...
Бабушка. Вот ещё! Чем это, интересно, ты хуже?
Герда. Не знаю...
Бабушка (притворно сердится). Заладила, как попугай: "не знаю" да "не знаю"! Зато я знаю! Ничуть ты не хуже, а в сто раз лучше. И прекрати мне тут!
Герда (печально улыбаясь). Просто ты не можешь оценивать меня объективно, ты же моя бабушка!
Бабушка. Серьёзно? (отрывается от вязания, смотрит на Герду). Ладно, если у тебя возникли подозрения, сходи и всё выясни.
Герда. И как это будет выглядеть?
Бабушка. Какая тебе разница, как и что будет выглядеть? Главное не выглядеть, а быть! Или не быть. Помнишь того датского принца? Нельзя быть размазнёй. Соберись. Приди к нему. Узнай. Успокойся или – если правда то, о чём ты думаешь – развернись, хлопни дверью и уйди. Совсем. Навсегда. И сразу станет легче!
Герда вздыхает, отходит от окна, садится с ногами на кушетку, обхватив колени.
Герда. Не станет. Понимаешь, я его очень, очень люблю... Он такой... Такой умный, такой талантливый, ты даже не представляешь! Я, наверное, согласилась бы даже умереть, чтоб только ему было хорошо!
Бабушка (в сердцах отбрасывает недовязанный носок). Ну всё, надоело мне слушать эту панихиду. Точнее, ахинею! Вон телефон, звони Марго. Как-никак, вы с ней подруги. Звони и всё выясни. Лучше знать правду, какой бы горькой она ни была. Потому что твоя фантазия, твои подозрения – это во сто крат страшней.
Герда (отрицательно мотает головой, жалобно лепечет). Может быть, потом, попозже...
Бабушка. Никаких "потом"! Такие вещи надо делать быстро и сразу. Нельзя себя жалеть, как тот хозяин своего щеночка. Ну, помнишь, которому страшно было отрезать весь хвост сразу и он это делал постепенно, по кусочку в день. (встаёт, подходит к телефону). Всё, я набрала номер, иди сюда! Да ты что, как маленькая? Скорей, ну! Ну вот... Ладно, сиди пока. Алё, Офелия! Здравствуй, дорогая! Чего звоню? Да нет, ничего не случилось. Просто звоню и всё. Нормальное давление. И вообще, как говорится – не дождётесь! Слушай, я что хочу сказать: приходи ко мне, я пирожки затеяла, поболтаем. В картишки перебросимся. Или лучше вот что: погадаешь мне, у тебя это ловко выходит! Ну да, а я – тебе. Естественно, на короля, а то на кого ещё! Не на гроб же с кисточками, про этого кавалера мне и так всё известно. А, ну да – с музыкой, с музыкой! В общем, приходи, посидим, пообщаемся, как молодёжь теперь выражается – за рюмкой чая. Ага, ну вот и славно! Ой, погоди... Маргарита твоя, дома? Позови, а то тут Герда её хочет, прямо трубку из рук рвёт! Ага, давай! (свирепым шёпотом, Герде). На, бери, она уже идёт. Ну!
Герда (через силу берёт трубку, старается улыбаться). Алё! Марго, это ты? Это я... Как ты? Да нормально, всё тип-топ. Слушай... (окончательно теряет уверенность). У меня к тебе разговор... В смысле – вопрос... Хотя нет, это лучше не по телефону. Придёшь вечером? Бабушка тут с пирогами носится. А, понятно, реферат – это, конечно... Я говорю – жалко, пообщались бы... Я? К тебе? В смысле – когда? Через пару часиков? Ну ладно, может быть... Пока, пока... не прощаюсь...
С безнадёжным видом вешает трубку.
Бабушка (чтобы ободрить внучку, пытается шутить). Ну и как переговоры? Война будет или нет?
Герда (убитым голосом). Он сейчас – у неё...
Бабушка. Она тебе сама сказала?
Герда. Нет...
Бабушка. Тогда с чего ты всполошилась?
Герда. Слышала мужской голос...
Бабушка. И ты решила, что это именно твой ненаглядный? Что на всём белом свете больше ни одного мужика нету, ни одного парня, кроме твоего Кая?
Герда. Да чего там, всё же и так ясно... Сидят вместе, пишут реферат...
Бабушка. Ах, вон оно что! Ну, знаешь, это не смертельно. Попишут и перестанут. Хватит кукситься! Иди лучше в кухню, доставай муку, будем тесто заводить.
Герда уходит на левую сторону сцены, туда, где кухня. Бабушка, охая, наливает в стакан воды, достаёт из тумбочки флакончик с лекарством, капает, пьёт.
Бабушка. Ох уж эти детки! Разве с ними своей смертью помрёшь?
Идёт в кухню вслед за Гердой. Там они вместе начинают возиться со стряпнёй.
Звонок в дверь. Бабушка уходит открывать, потом выходит на правую часть сцены, в комнату. За ней следом идёт Офелия.
Бабушка (с удивлённым восторгом). Ты просто метеор!
Офелия (снимая с головы пуховый платок, пальто она оставила в прихожей). Страшно же, вдруг все пироги без меня слопаете! С вами только замешкайся!
Бабушка (весело). Так пироги вначале ж напечь надо!
Офелия. Всё понятно с тобой! Хочешь, значит, чтоб это я со стряпнёй возилась, а ты бы стояла над душой да командовала: это – не так, то – не туда!
Бабушка. А то как же! Только не командовала, а руководила. Ну, да ладно... (понижает голос). Я вот что... Слушай, будь человеком, разбрось картишки на бубновую даму!
Офелия (смеётся). Это ты у нас, что ли, бубновая дама?
Бабушка (досадливо морщась). Ай, да не смешно это! (ещё понизив голос). На Герду. Совсем моя девка извелась. Что-то у неё не то... Раскинь, а?
Офелия (так же вполголоса). Ну ладно.
В комнату входит Герда.
Герда. Здравствуйте, тётя Офелия!
Офелия. Здорово, красавица, коль не шутишь! Ну и как она, жизнь молодая?
Герда (печально пожимает плечами). Спасибо...
Офелия. На здоровье, кушай с булочкой! А то, поди, жуёшь одни лимоны, да касторкой запиваешь!
Герда. Почему касторкой?
Офелия. А вид у тебя больно довольный! Ну-ка, докладывай штабному начальству: что за проблемы у нас на личном фронте?
Герда (потупившись). Да никаких проблем! Так, одна суета и томление духа...
Бабушка. С Каем поругалась, а как помириться – не знает. Я ей говорю: сходи, поговори, выясни – и все дела!
Герда (жалобно). Бабушка, ну зачем ты... Тётя Офелия чёрт знает что подумает!
Офелия. Естественно, подумает! (повернувшись к Бабушке, сердито ворчит). С какой радости она к нему попрётся? (потом Герде строго, почти сурово). Даже и думать не моги! Если ты ему нужна, он сам тебя найдёт. А если нет, тем лучше для тебя: сдалось оно тебе, это счастье!
Бабушка (как бы оправдываясь). Вообще-то он славный мальчик, только в последнее время что-то с ним творится непонятное... Ладно, пойду-ка я займусь вплотную тестом.
Уходит.
Офелия (Герде). Знаешь, дорогая, мужики вообще не бывают такими, какими мы их видим во сне! А что, собственно, случилось-то?
Герда не может сдержаться, плачет.
Офелия. Ох, вот ещё новости! Прекрати сейчас же! Вообще на свете даже в принципе не может быть такого мужика, из-за которого стоило бы плакать! Ну, не захотел он тебя – и что с того? Подумаешь, большое горе!
Герда (всхлипывая). Да не в этом дело!
Офелия. А в чём?
Герда. Мне кажется... Я чувствую, ему сейчас очень плохо. Так плохо, что я вчера даже... Только вы не смейтесь, пожалуйста... Я пошла в церковь и поставила за него свечку...
Офелия (сердито). Лучше бы ты пошла в зоопарк и рассказала бы всё это слону, у него уши большие, он бы тебя послушал, головой бы покивал. Нет, это надо же такое придумать: ему плохо! Это тебе плохо, а ему – очень даже хорошо. А я бы хотела, чтобы наоборот. Ну всё, всё, хватит разводить сырость! Успокойся! Вот тебе платочек. Смотри, какой красивый, весь в цветочках.
Герда старается успокоиться. Вытирает глаза платочком, смотрит в зеркало, видит там свою зарёванную физиономию.
Герда. Да уж, хороша, нечего сказать! (нервно всхлипывает, как это бывает после того, как наплачешься).
Бабушка (из кухни). А чем бы и не хороша?
Герда (почти спокойно, глядя на своё отражение). А что тут хорошего? Какая-то вся бледная, бесцветная... как поганка. Вот Марго – это я понимаю...
Бабушка (заглядывает в комнату). Ну и что – Марго? Марго – рыжая, как огонь. И характер у неё в точности такой же. А ты у нас – нежная, как... как золотисто-белая роза!
Герда (обречённо вздыхает). Не роза, а рожа... (отворачивается от зеркала).
Офелия (наставительно-оптимистично). У тебя, девочка моя, в корне неправильный подход к этому делу. Ты смотришь на себя и ищешь недостатки. А кто ищет, тот всегда найдёт. А на себя надо смотреть с удовольствием. С чувством полного, так сказать, удовлетворения. Надо радоваться себе искренне и от души! Вот я, например, всякий раз подхожу к зеркалу и удивляюсь: ну до чего же приятная во всех отношениях женщина смотрит на меня оттуда!
Герда пытается улыбнуться, но у неё это как-то не очень получается.
Офелия. Ну-ка, неси-ка сюда своё прелестное личико. Садись на диванчик. Сейчас мы сделаем небольшой, но очень изящный макияж, немного причешемся и... В общем, парни просто будут падать и складываться в штабеля!
Герда (улыбаясь через силу). И что мы с ними со всеми будем делать?
Офелия. Да ничего. Пусть себе лежат, нам-то что за проблемы? А, впрочем, там решим. Ладно, садись и сиди смирно, сейчас я тебя буду чесать.
Сажает Герду на кушетку, садится рядом и начинает расчёсывать ей волосы. Герда незаметно для себя засыпает. Офелия укрывает её пледом, тихонько уходит в кухню.
Бабушка и Офелия сидят в кухне. Офелия гадает на бубновую даму.
Офелия (качая головой). Ох-ох-ох... Не нравится мне весь это расклад! Бедная девочка.
Бабушка (озабоченно). Ну-ка, ну-ка, чего там?
Офелия. Сейчас, сейчас...
Бабушка. Погоди, я пойду, гляну, вдруг она проснулась? Не надо ей это всё слышать.
Офелия. Ну давай, сбегай!
Бабушка идёт в комнату. С полминуты смотрит на спящую Герду, потом возвращается в кухню.
Бабушка. Спит моя голубушка. (вздыхает). Если б не она, я бы давно уж просила бы Господа прибрать меня... в то место, куда ему покажется ловчее всего. Уж на сильно-то хорошее я не рассчитываю.
Офелия. Да ладно тебе, разнылась тут, как зуб на морозе. Слушай лучше, как обстоят дела у твоей внучки, А обстоят они, эти самые дела... я, конечно, дико извиняюсь... но, мягко говоря, хреново!
Бабушка (встревоженно). Что, неужели всё ТАК плохо?
Офелия (чтобы успокоить Бабушку). Да нет, зачем же сразу: ТАК! Всё, в сущности, нормально. Даже хорошо, если только посмотреть на это дело с правильной стороны...
Свет на сцене медленно тускнеет.
Герда видит чудесный сон: будто бы она – королева эльфов.
Она в окружении таких же прекрасных созданий, как она, летает с цветка на цветок. Светит солнце. Цветы благоухают. В каждой капельке росы отражается небо.
Герда так счастлива, что уже совсем не помнит: отчего это она плакала совсем недавно? И что за тяжесть засела у неё в груди, как большая заноза?
Она делает попытку что-то вспомнить. Но потом забывается окончательно. Ей – хорошо.
И вдруг она больно ранит ладошку об острый розовый шип. И сразу вспоминает: "Кай!"
Герда резко просыпается, открывает глаза.
Герда. Ой!
Видит, что лежит на диванчике, укрытая пледом. Разговаривает сама с собой.
Какой странный сон. Да, я уверена: с Каем случилась беда. Я пойду к нему прямо сейчас и всё узнаю. (решительно встаёт). Да, я так и сделаю! (смутившись, садится опять). А вдруг у него Марго? Что, если они... (прижимает ладошки к покрасневшим щекам). Я же умру со стыда. Или от горя... (опять решительно встаёт). Ну и пусть! Лучше горькая правда! (на миг зажмуривается, потом решительно идёт в прихожую, приносит оттуда пальто и шапку). Значит так: сначала я добегу до Марго. Это не так стыдно. Если он у неё, всё будет ясно сразу. А если нет... Если нет, тогда... Тогда я пойду к нему. Значит, с ним и вправду случилась беда? Не зря же такой сон...
(поспешно одевается и уходит).
Занавес
Действие 7
Картина 1. У Марго
Пространство сцены разделено на две неравных части. Меньшая часть – это прихожая с вешалкой для верхней одежды и обувью на полу. Другая часть – комната. В комнате полумрак. На диване сидят, обнявшись, парень и девушка.
Звонок в дверь. Девушка (это Марго) встаёт, идёт открывать.
Входит запыхавшаяся Герда.
Герда. Здравствуй, Марго!
Марго (без особой радости, но стараясь быть приветливой). Привет, привет! Ты что, от вампиров убегала?
Герда (переводя дыхание). Если бы...
Марго. А от кого?
Герда (смущённо). Не знаю. Может быть, от самой себя.
Марго (фыркает от смеха). Ну, ты даёшь, подруга! И как успехи? Убежала?
Герда (не знает, как начать важный для неё разговор). Не знаю...
Марго (оглядывается в комнату, извиняясь). Прости, в гости не приглашаю, я не одна.
Герда (после этих слов у неё совершенно убитое лицо). Да, да... Я всё поняла... Я ухожу... (тянется рукой к дверной ручке).
Марго. Погоди, а ты чего приходила-то? Чего хотела?
Герда (похоронно). Уже ничего... Будьте счастливы, я очень за него рада...
Марго. Стоп! Стоять, говорю! Я не поняла, ты это что же, думаешь, что я и... (весело хохочет). Да на фиг бы мне сдалось твоё сокровище! Оно мне в школе надоело хуже горькой редьки! У меня, между прочим, свой прЫнц имеется.
Герда (с надеждой, оживая). Правда?
Марго. Не веришь? Ну, хочешь – докажу. Ща. (повернувшись в комнату, громко зовёт). Санёк, ау! Нарисуйся на шесть сек! (Герде, полушёпотом). Тебя стесняется, не идёт. (громко, в комнату). Ну ты где там? Отрывай уже свою ленивую задницу от дивана.
Санёк (из комнаты, лениво). А на фига?
Марго. Надо значит, раз говорю!
Герда (полушёпотом, розовея от радости). Да ладно, пусть он уже сидит. Я всё поняла.
Марго. Ладно, Санёк, сиди. Нам тебя больше не надо.
Санёк (обиженно). Что значит, не надо? (встаёт с дивана, подходит к двери в прихожую, останавливается, опершись ладонями на дверные косяки и слегка раскачиваясь). Ути-пути, какие тут красивые девочки!
Марго. Сотрись, тебе сказано!
Санёк. Ну вот, то нарисуйся, то сотрись. Ты бы уж определилась сначала, чего хочешь от человека.
Уходит обратно.
Герда (смотрит ему вслед, тихо ликуя от того, что это не Кай). Ну, я пойду, наверное...
Марго. Да погоди ты! Я ж тебя знаю. По пустякам ты точно не станешь кипеж наводить. Что случилось-то?
Герда. Не знаю... Кай уже неделю не приходит и не звонит.
Марго. А сама? Не переломилась бы сходить, узнать, что к чему?
Герда. Не переломилась бы. Но... Понимаешь, мы тогда, после его дня рождения, расстались ужасно нехорошо. И как теперь... В общем, ты меня понимаешь.
Марго. Понимаю. Ну и что ты думаешь делать?
Герда (отчаянно). Не знаю. Наверное, всё-таки пойду к нему. И будь, что будет!
Марго. Боже, какие страсти! Слушай, если всё так серьёзно, может, вместе пойдём? Ты как?
Герда (обрадованно). Вот бы здорово... (запнувшись, глядит в сторону комнаты.) Но ты же сейчас не можешь.
Марго. Глупости! Я всё могу. А уж ради лучшей подруги... Погоди, я ща...
Уходит в комнату, что-то шёпотом, на ухо, быстро говорит Саньку. Тот недовольно мотает головой. Пытается что-то возразить, типа: "А как же я?", "Ну ты даёшь!", "Это не честно, я так не играю" и т.п. Потом нехотя встаёт с дивана, идёт на вход.
Занавес
Картина 2. (дома у Кая)
Квартира, где живёт Кай. Опять – диван, книжная полка, стол. На столе – Зеркало. Это то же, подаренное Изольдой, зеркальце, но теперь оно стало гораздо больше по величине.
В комнате Кай, Герда и Марго.
На полке стоит картина, которую нарисовал Кай. Марго с любопытством её разглядывает.
Марго. Какая хорошая картина!
Кай (сердито и раздражённо). Жалкая, никому не нужная мазня!
Герда. Неправда. Она такая красивая. Я бы с радостью повесила её у себя над кроватью и любовалась бы на эту красоту!
Кай (зло). Ну, разве что ты!
Марго. А разве тебе этого мало?
Кай (вызывающе). Разумеется!
Марго. То есть, тебя устроит только всемирная слава, не меньше?
Кай. А зачем иначе всё это нужно?
Марго. Как зачем? Для красоты.
Кай (презрительно). Что бы ты понимала! Ты хоть знаешь, что такое красота?
Марго (уверенно). Думаю, да!
Кай. Ну и что это?
Марго (задумчиво). Так сразу, пожалуй, не скажу. В мире много красивых вещей. Например, у Герды роза очень красивая. И вообще, цветы – и садовые, и полевые – это красота в чистом виде. Или, например, звёздное небо...
Кай. Рассюсюкались тут: звёздочки, цветочки... Тьфу! Знаешь ли ты, что звёзды – это гигантские пылающие шары, несущиеся по Вселенной? А цветочки – это разновидность плесени, покрывающей земную поверхность...
Герда (осторожно). Но, может быть, не нужно об этом так думать, даже если это правда? Не нужно думать о жизни плохо. Гораздо лучше видеть мир таким, каким он был в детстве – цветным и тёплым. И радоваться тому, что это есть.
Кай (зло). Чему радоваться-то? Тупая курица! Неужели ты не можешь понять: я должен реализоваться. До конца. Я должен написать лучшую в мире картину. Создать стихи – лучшие на земле. Наконец, сложить и спеть песню, от которой у всех слушателей кровь застынет в жилах.
Герда (осторожно). Застынет? Отчего?
Кай. От зависти, разумеется. Но твоим куриным мозгам этого не понять.
Марго. Кай, почему ты так разговариваешь с Гердой? Ведь она тебя любит. А ты любишь её. Мы всегда дразнили вас Ромео и Джульеттой.
Кай (презрительно, почти брезгливо). Ромео и Джульетта – это всего лишь самец и самка, захваченные инстинктом продолжения рода, понятно вам? И если бы они не умерли оба так вовремя, очевидно, в скором времени они возненавидели бы друг друга. Ну или в лучшем случае привыкли бы терпеть...
Стоящее на столе Зеркало вдруг вспыхивает, будто в нём отразилось солнце. И почти сразу где-то вдалеке раздаётся стук копыт, лошадиное ржание, скрип полозьев.
Кай, услышав это, на миг светлеет. Затем неприязненно смотрит на девушек.
Кай. Всё, отстаньте, я хочу спать.
Ложится на диван, укрывается пледом, отворачивается.
Марго (трясёт его за плечо). Эй, на барже, что за дела? В конце концов, это просто невоспитанность, если не сказать хамство. (Герде, растерянно). Слушай, а он, кажется, и вправду уже спит...
Авансцена
Сказочник, Феликс, Мелкий Бес.
Сказочник. Во сне он видит себя гением: гениальные картины, стихи, песни...
Мелкий Бес. Во сне – все мы гениальны. А вот стоит проснуться...
Сказочник. Да, но не нужно забывать про Зеркало... (он говорит как-то не слишком уверенно, потому как ему всё это не очень нравится, он вообще к голой Истине относится с напряжением). Зеркало Изольды даёт возможность видеть то, чего не видят другие. То есть, говоря простыми словами, оно формирует особое, ни на что не похожее мировоззрение. А истинный художник тем и отличается, что смотрит на мир не так, как все. И, значит, его произведения дарят прозрение другим. И это уже хорошо...
Феликс (насмешливо). Как всё просто!
Бес (стараясь угодить Феликсу). Я думаю, ничего хорошего из этого не выйдет.
Сказочник. Не каркай, пожалуйста!
Бес. А тут хоть каркай, хоть чирикай, хоть кукарекай.
Феликс (насмешливо). В таком случае остаётся только квакать. Хотя где-то ты прав: мальчик играет не в тех солдатиков!
Бес (с готовностью, подхалимски, подхватывает). Да-да-да-да! Хорошо, плохо – эти понятия слишком относительны, а потому далеки от Истины, как... (пытается подобрать сравнения). ... как Луна от Солнца!
Феликс (кривит губы в усмешке). Сказал бы лучше: как задница от Луны! Впрочем, ты опять где-то прав. В Абсолюте нет понятия "хорошо" и "плохо". Нет понятия Добра и Зла. Всё и проще, и сложнее. Есть свет и есть отсутствие света. Есть жизнь и есть отсутствие жизни. Есть материя, имеющая свойство видоизменяться и плавно переходить из одного состояния в другое. Точки перехода условно обозначили понятиями: рождение и смерть. Всё остальное – это процесс движения развития материи в том или ином направлении. Причём, если одна субстанция разрушается, значит, где-то зарождается и растёт другая.
Бес (радуется). Во, а я что говорю!
Сказочник грустно качает головой.
Действие 8
Занавес поднимается. На сцене всё совершенно так же, как было в предыдущей картине. Не хватает только Марго. Кай, отвернувшись, спит на диване. Герда пытается его разбудить.
Герда (со слезами в голосе). Вставай! Нельзя всё время спать. Так ведь недолго умереть. Выйди на улицу, посмотри, какая красота: выпал снег. Он такой белый. Он сверкает на солнце. Птички поют, радуясь тёплой погоде. Вставай, одевайся!
Кай (приподнимается, садится, но проснуться до конца не может, бормочет в полусне). Световые и звуковые волны... разной частоты и интенсивности... наш видимый и слышимый мир.
Герда. Да ты весь дрожишь! Сейчас я разожгу камин.
Кай. Атомы, которые вращаются с разной скоростью в зависимости от температуры, – это то, что мы ощущаем, как ожог или холод, или просто – удар, или лёгкое прикосновение. Всё так просто... и так невыносимо тоскливо...
Герда пытается обнять его.
Кай (отстраняется). Отстань, Марго!
Откуда-то из тени или из-за кулисы появляется Сказочник.
Сказочник. У мальчика сильнейшая простуда. Он простудился на сквозняке Истины.
Герда (тревожно). И что же делать?
Сказочник. Лечить, если ещё не поздно.
Герда. Но как?
Сказочник. Попробуй рассказать ему нашу старую добрую сказку. Про Кая и Герду, про Снежную королеву, про её сверкающий дворец и ледяное слово "ВЕЧНОСТЬ".
Герда. А это поможет?
Сказочник. Болезни такого рода лечатся только вербально. И если это не спасёт мальчика, то тогда я уж не знаю что...
Герда. Хорошо. Я попытаюсь. Но сначала я растоплю камин.
Сказочник (охотно соглашается с ней). Это правильно. Это ему необходимо в первую очередь.
Герда (глядит на дрожащего, съёжившегося Кая, который опять уже завалился на диван и спрятался под плед с головой). Потерпи немного, я сейчас!
Идёт растапливать камин. Но по дороге случайно бросает взгляд в стоящее на столе Зеркало. И вдруг понимает, что видит там вовсе даже не своё отражение.
Герда (спрашивает у Сказочника, резко побледнев). Что это?
Сказочник. Да, да, дитя моё! Это именно то, о чём ты подумала. Ты видишь в этом зеркале ЕЁ лицо. Лицо Ледяной Леди.
Герда. Это она... она украла у меня Кая?
Сказочник (грустно). Можно сказать и так...
Герда. И что мне делать?
Сказочник. Это можешь решить только ты сама.
Какое-то время Герда стоит в полном смущении и растерянности. Потом решительным жестом разворачивает зеркало к себе, садится напротив.
Герда (твёрдо, но чуть срывающимся от страха и волнения голосом, глядя в глаза Изольды). Отпусти его! Зачем он тебе? Ты ведь не хочешь, чтобы Кай умер?
Изольда (в зеркале усмехается холодно, снисходительно). А он не умрёт. Он будет велик и счастлив.
Герда. Он не будет счастлив с тобой!
Изольда. Это почему?
Герда. Потому... (отчаянным усилием победив свою природную застенчивость, почти кричит). Потому, что он любит меня!
Изольда (всё ещё высокомерно, но уже с неподдельным любопытством, чуть смутившись даже). Очень интересно! Ты так думаешь?
Герда (ещё отчаянней). Я знаю!
Изольда (холодно). Странно. Он ничего мне об этом не говорил. И зачем ему ты? Неужели он променяет... А впрочем, так и быть, я спрошу у него про тебя. Я спрошу... Спрошу...
Голос Изольды всё тише. Меркнет свет на сцене. Полная темнота.
Потом становится светлей, но свет – не дневной, обычный, белый, а голубовато-зелёный. Это мир сновидений Кая.
Кай (стоит у мольберта). Мертвечина! Ни проблеска жизни. И сам я труп: хоть сейчас тащи и закапывай, царство мне небесное!
Входит Изольда.
Изольда (улыбается). Ну и кого это мы тут поминаем?
Кай (почти сердито). Себя...
Изольда (смеясь). Себя поминать – не надо. Себя нужно помнить и не забывать.
Кай. Я стараюсь, но у меня не получается. В том смысле, что хотел бы забыть, да никак...
Изольда (обеспокоенно). Что-то случилось?
Кай. Разве здесь что-нибудь случается?
Изольда. Тебе скучно? Поиграй со звёздами в преферанс.
Кай. Да вот оно уже где! (проводит пальцем ниже подбородка). Все эти игры... Просто зубы сводит!
Изольда (меняет тему разговора). А ты всё трудишься? Молодец. Если очень стараться, непременно всё получится.
Кай. Но все мои картины – ужасная бездарность и мазня. От моих стихов меня тошнит. Я уже не говорю про песни. Кто всем этим восхитится, кто позавидует моему таланту? А, может быть, его просто нет в наличии, этого самого таланта?!
Изольда. Терпение, мой мальчик, всё образуется. Как только ты научишься смотреть на мир с высоты Вечности, всё придёт к тебе само собой: и радость творчества, и слава, и зависть тех, кто не сумел и никогда не сможет достичь твоих вершин. И это будет не во сне, а наяву.
Кай. Вечность! Опять эта проклятая Вечность! Я уже ненавижу её.
Изольда (чуть раздражённо). Для этого надо как минимум понимать, что именно ты так ненавидишь!
Кай (не то рассеянно, не то обиженно). Зачем? Понимать нужно то, что любишь.
Изольда в ответ нервно молчит. Потом спрашивает резко, как выстреливает.
Изольда. А любишь ты – Герду? Так, да?
Теперь молчит Кай. Молчит довольно долго. Наконец говорит подчёркнуто равнодушно.
Кай. Я не помню, кто она такая... Ты – моя королева.
Изольда (помолчав, тихо). Тебе плохо у меня?
Кай. Кто тебе сказал?
Изольда. Я спрашиваю.
Кай (помолчав, задумчиво). Мне не плохо. Просто как будто бы чего-то не хватает...
Сказочник (подсказывает из-за кулисы). Тепла тебе не хватает, мой мальчик. Человек не может жить без тепла.
Изольда (почти сердито). Ну? Так чего же ты хочешь? Чего у тебя нет?
Кай (извиняющимся тоном). Я не могу этого понять. Я пытаюсь, но мои мысли каждый раз натыкаются на какую-то стену. Или наоборот, теряются в глухой чёрной бездне. И оттого я чувствую себя... ну, как в тюрьме, что ли...
Изольда (как можно ласковее). Понимаю. Ты просто устал... (в сторону, как бы самой себе). Да, кажется, Вечность \– забава не для смертных!
Кай (покаянно). Наверное, ты права. Я действительно немного устал. Прости.
Изольда (кутается в плащ, ёжась от холода). Странно. Что-то меня знобит сегодня с самого утра. Никак не могу согреться.
Кай. Ты замёрзла? Вот уж действительно – чудеса.
Изольда (улыбается растерянно, почти виновато). Мне даже кажется, я умираю... хотя это невозможно в принципе! Пожалуйста... обними меня... мне очень плохо...
Кай. Хорошо... только...
Выходит из-за мольберта, делает шаг в её сторону, но как бы через силу.
Изольда, справившись с собой, резко останавливает его.
Изольда. Да нет же, нет! Я пошутила. Конечно, пошутила. Продолжай работать, не отвлекайся. Погоди, ты что-то хотел мне сказать?
Кай (поспешно). Нет, нет, тебе показалось.
Изольда долго сосредоточенно молчит. Потом говорит спокойно, почти ласково, хотя видно, что это ей трудно даётся.
Изольда. Давай так. Если ты сумеешь понять, что такое ИСТИНА и что такое ВЕЧНОСТЬ, я дам тебе полную свободу! Можешь идти на все четыре стороны.
Кай (неуверенно). Я не хочу на все четыре.
Изольда. А это уже не имеет значения... не имеет значения... не имеет...
Голос Изольды всё тише. Свет постепенно тускнеет.
Занавес
Авансцена
На авансцене – Изольда, Сказочник, Феликс и Мелкий Бес.
Сказочник. Бедный, бедный мальчик. Вряд ли ему по силам справиться с твоим заданием.
Изольда. Но он должен, непременно должен понять, что такое Истина и Вечность!
Сказочник. Зачем?
Изольда. Хотя бы уж для того, чтобы знать, от чего он отказывается, уходя от меня.
Сказочник. Но вам, Ваше Высочество, не мешало бы уточнить, что именно имеете в виду под словом Истина – Великий Хаос или Гармония Космоса? Или априори оговорено, что одно вытекает из другого? То есть, Космос – это порождение Хаоса. Одно, так сказать, плавно в другое перетекает... Перерождается. Ну, или создаётся Высшими Силами.
Феликс (насмешливо). Ты сам-то понял, что сказал?
Сказочник (смутившись). Честно? Не уверен...
Феликс. Ничто никуда не перетекает и уж тем более не создаётся. Первородный Хаос – был, есть и всегда будет. Он непрерывно меняется, но всегда остаётся самим собой. То, что ущербный человеческий разум воспринимает как великий бессмысленный беспорядок, из которого якобы родился наш упорядоченный мир, в действительности изначально является Великим Порядком. Неизменным Равновесием. Великой Гармонией Хаоса. Вот это и есть – Вечность. Или Истина.
Сказочник. Эта мысль мне кажется слишком запутанной. Или чересчур глубокой, не заешь, как докопаться до сути.
Бес. А не надо лениться. Вот пусть мальчик берёт лопату побольше и копает, копает, копает... Как говаривал наш старшина: "Бери больше, кидай дальше, отдыхай, пока летит!"
Феликс (насмешливо). Боюсь, таким способом можно лишь вырыть себе могилу.
Сказочник (сочувственно). Да, да, да. Бедный, бедный мальчик...
Феликс (недовольно морщится). Хватит уже про бедного мальчика! Поговорим лучше про девочку.
Изольда (вздрогнув). Про Герду?
Феликс. Про тебя, моя радость, про тебя.
Изольда. Про меня? А что про меня?
Феликс. Мне кажется, пора тебе возвращаться домой, пока ревность не сожгла тебя, как пучок сухой соломы.
Изольда. Ревность? Но я не знаю, что это такое?
Бес. О, это страшный зверь!
Изольда. Не надо меня пугать! Я уже не ребёнок.
Феликс (сурово). А эта страшилка – не для маленьких.
Бес. Я всегда говорил, что добром это дело не кончится!
Сказочник (сердито цыкает на него). Что ты всё время каркаешь!
Бес. Да потому что работа у меня такая. Говорю же, я тутошний ворон!
Изольда (не обращая внимания на их глупую перепалку). Ревность? Извините, я не очень хорошо себе представляю, что это такое. Это что, признание собственной неполноценности? Какая может быть ревность, когда ясно понимаешь, что ты – одна такая во Вселенной. Или это попытка ограничить чью-то свободу, рассчитывая тем самым заставить себя любить?
Сказочник. Ревность, дитя моё, это когда ты боишься, что принадлежишь любимому больше, чем он тебе!
Изольда. Бред какой-то... Я ведь знаю: с кем бы он ни был, душа его тянется ко мне! Я видела это!
Феликс (покровительственным тоном). О, моя бесценная леди, как Вы не правы! Про человеческую душу никогда нельзя сказать наверняка, куда она тянется и кому принадлежит. Она, может быть, и сама хотела бы знать это поконкретней, но – увы! Свойство человеческой души таково, что она вечно рвётся туда, где её не ждут. Ей нужно только то, чего нет. Твой Кай – такой же точно. Ещё недавно ему до отчаянья хотелось прикоснуться к тайнам Мироздания. Сейчас, когда он может играть в кости с самой Вечностью, он смутно чувствует, что его тянет обратно. К людям. К Герде. Он хочет тепла.
Изольда (не то с горечью, не то с презрением). Бедный мальчик замёрз? Может, ещё пару раз поцеловать его? А, как вы думаете?
Сказочник (грустно). Я думаю, из этого не выйдет ничего хорошего...
Бес (перебивая). А я про что!
Сказочник (Бесу). Цыть! (опять Изольде). Лучше отпусти его на все четыре стороны.
Изольда (почти с ненавистью, за которой угадывается боль). Да хоть на восемь сразу! Пусть катится ко всем чертям! Я никого не держу!
Сказочник (тяжко вздохнув). Вот это правильно!
Феликс (авторитетно). Тем более, я повторяю, человеческая душа всегда стремится к тому, чего у неё нет, а значит пройдёт совсем мало времени и этот глупый мальчишка вспомнит про тебя. И затоскует. И тихо возненавидит Герду за то, что она утащила его с сияющих горних вершин в своё миленькое болотце, где цветут цветочки и квакают лягушки изумрудного цвета! Он вспомнит о тебе непременно. Он – вспомнит, но будет поздно. И ты уже на всю оставшуюся жизнь останешься для него самым светлым воспоминанием.
Сказочник. Я бы даже сказал, самым тёплым!
Изольда (почти беспомощно). Тогда, может быть...
Сказочник (перебивает, совсем грустно качает головой). Не может! Этого не может быть, потому что не может быть по условиям задачи! Ты должна навсегда остаться для него тем самым несбыточным счастьем, которое было рядом. Волшебным пером жар-птицы, которое он так мечтал когда-то найти...
Феликс (сурово-наставительно). Да уж, да уж! Лучше навсегда остаться волшебным воспоминанием, чем превратиться вдруг в разбитую стекляшку при свете фонаря! Доброй бывает только сказка. Истина – безжалостна, и не мне тебе об этом рассказывать!
Занавес
Действие 9
Квартира Кая. Всё та же обстановка, что и в предыдущем действии. Только Зеркало на столе стало ещё больше, чем было. Кай всё также спит на диване. Во сне он мечется: то жалуется, что ему холодно, то наоборот – жарко. Герда сидит с ним рядом, укутывает его одеялами или кладёт на лоб холодный компресс.
Входит Сказочник.
Сказочник. Как ваши дела?
Герда. Плохо! Я хотела вызвать врача, но телефон почему-то не работает.
Сказочник. Медицина здесь бессильна.
Герда (с ужасом). Он умрёт?
Сказочник (поспешно). Нет, нет! Я думаю, нет!
Герда (с ненавистью). Это всё она, я уверена! (резко встаёт, подходит к Зеркалу). Я разобью его!
Сказочник (в ужасе). Не делай этого! Ни в коем случае! Это его не спасёт! Лучше поговори ещё раз с Ледяной Леди.
Герда (резко разворачивает Зеркала к себе, кричит, глядя в него). Эй ты, воровка! Я тебя ненавижу! Верни то, что не принадлежит тебе! Немедленно!
Сказочник (самому себе). Боже! Это совсем не похоже на нашу тихую, воспитанную Герду. Надо же, что с человеком делает отчаянье! Интересно, что ей ответит Изольда? Их Высочество точно не привыкло к такому обращению.
Зеркало, между тем, не подаёт никаких признаков жизни.
Герда (всё ещё злобно, но уже тише). Молчишь, да? Эх ты... (Закрывает лицо руками, рыдает. Подходит к дивану, опускается на колени и, продолжая плакать, пытается разбудить Кая). Кай, любимый, ну проснись, пожалуйста! Я тебя умоляю! Ну пожалуйста... пожалуйста... пожалуйста...
Всё безуспешно.
Сказочник. Утешься, дитя моё, всё будет хорошо.
Герда. Нет. Всё очень плохо. Сегодня мне приснилось, что Кай умирает. Будто бы он пытается выбраться из ледяной полыньи, но руки его скользят и он снова и снова падает в эту чёрную, бездонную водяную пропасть. А между тем полынья становится всё меньше и меньше, ледяные берега стремительно сближаются. Кай смотрит мне в глаза и молит о помощи. Молча. Одними глазами. Боже, что это за взгляд! А я будто бы стою и не могу сдвинуться с места... Это так страшно...
Сказочник. Это всего лишь сон. Не надо принимать всё так близко к сердцу.
Герда (в отчаянии). Я не могу, не могу! (вскакивает, подходит к зеркалу, говорит умоляюще). Пожалуйста, пожалуйста, верни его мне! Ну, зачем, зачем он тебе!!!
Изольда (соизволив, наконец, ответить). А тебе?
Герда. Я не могу без него жить!
Изольда. Забавно. А я могу.
Герда. Так отпусти! Зачем ты похитила его у меня?
Изольда. Он сам так захотел. Ему стало невыносимо скучно в вашем болоте.
Герда (с отчаяньем). Неправда!
Изольда (успокаивающе). Тише. Чего ты так орёшь? Послушай меня. Я уже ничего не могу изменить. Это Зеркало, оно растёт. И как только оно станет размером в его рост, Кай уйдёт через него ко мне. Навсегда.
Герда (кричит). Я разобью эту проклятую стекляшку!
Изольда (спокойно). Вариант. Но тогда ты никогда уже не увидишь своего лица.
Герда (настороженно). Что это значит?
Изольда. То и значит. У нас с тобой одно лицо на двоих. Пока существует Зеркало, лицо это отражается в нём и мы выглядим так, как выглядим. Если ты разобьёшь своё отражение, то превратишься в старуху, страшную и омерзительную. И так будешь жить столько, сколько тебе назначено Судьбой.
Герда (ошарашенно). Как это?
Изольда. Поверь, это очень страшно. Ведь душа твоя будет молода. Она будет хотеть жить, любить и быть любимой. Но твой дорогой Кай не сможет даже смотреть на тебя без отвращения. Как тебе такая перспектива?
Герда растерянно молчит. Сказочник быстро подходит к ней, оттаскивает её от Зеркала, трясёт за плечи.
Сказочник. Девочка, милая моя, о чём ты задумалась? Тут и думать нечего. Я знаю, ты готова отдать за него жизнь, в молодости почему-то нам кажется, что жизнь – не такая уж ценность. Во всяком случае, пожертвовать ею во имя любимого – вроде как не очень страшно. Но это... (опять трясёт её, смотрит в глаза).
Герда (убито). Но я не могу забыть его умоляющего взгляда...
Сказочник. Это всего лишь сон. В конце концов, он сам сделал свой выбор!
Герда. Этот взгляд... Я всё равно не смогу с этим жить...
Сказочник (суетливо, пытаясь усадить Герду в кресло). Успокойся, пожалуйста! Мы что-нибудь обязательно придумаем. А вот интересно, что будет, если Зеркало разобью я?
Подходит к Зеркалу, смотрит в него, но не видит там своего отражения. Там нет вообще ничего. Пусто.
Сказочник. Изольда, Ваше Высочество, отзовитесь.
В ответ тишина. Сказочник отходит от Зеркала, сам садится на тот стул, на который пытался усадить Герду, обхватывает голову руками, думает.
Герда, между тем, тихо идёт к столу, на котором стоит зеркало, берёт в руки тяжёлый медный подсвечник, подходит к зеркалу, видит там Изольду, нерешительно замахивается. Но лицо в зеркале вдруг начинает стремительно стареть, и вот уже на нас смотрит старая безобразная старуха. Герда вскрикивает от ужаса, трогает своё лицо свободной рукой, опускает поднятый подсвечник. Но снова, прикусив до боли губу и зажмурив глаза, поднимает руку, чтобы замахнуться.
В это время из-за кулисы стремительно вылетает Мелкий Бес, хватает её за руку.
Бес. Ты с ума сошла!!!
Сказочник ахает, подбегает к Герде. Вдвоём они отбирают у неё подсвечник, усаживают в кресло, поят водой.
Герда рыдает.
Свет медленно гаснет. Почти в полной темноте на миг вспыхивает Зеркало, и становится совсем темно.
Постепенно зажигается голубовато-зелёный свет. Это опять мир сновидений Кая.
Здесь только Кай и Изольда.
Кай (с виноватым видом). Я должен тебе сказать...
Изольда. Должен?
Кай. Мы вместе должны решить...
Изольда. Должны? Что именно?
Кай (окончательно сникнув). Это сложно в двух словах...
Изольда. И всё-таки?
Кай. Понимаешь, я люблю тебя...
Изольда (внимательно смотрит на Кая). Я так не думаю. Ты – тоже.
Кай (сбивчиво, извиняющимся тоном). Понимаешь, ты мне – как сестра... больше, чем сестра... Гораздо больше!
Изольда (насмешливо, и немного грустно). Приятно, когда о тебе думают так масштабно!
Кай. Нет, нет... я ведь и вправду тебя очень сильно люблю...
Изольда. Где-то я уже это слышала: "Я Вас люблю любовью брата и, может быть, ещё сильней!"
Кай (совсем смутившись). Прости, я должен... уйти...
Изольда. Опять – должен! Интересно, кому и когда ты успел так сильно задолжать?
Кай. Никому... Просто так надо!
Изольда (усмехаясь). Ах, надо! Ну это ж совсем другое дело! А просто сказать: "Я хочу уйти", – уже никак? Не судьба? (перестав усмехаться, равнодушно, спокойно). Хорошо, уходи. Я тебя не держу.
Кай. Прости, я чувствую себя каким-то неблагодарным предателем.
Изольда (опять чуть иронично). Конечно, благодарный предатель – звучит лучше.
Кай (смущённо). Я в том смысле, что очень благодарен тебе за всё...
Изольда. Не стоит благодарности! Считай, что я делала это для собственного удовольствия. (холодно). Я сама хотела отпустить тебя. Об этом меня умоляла твоя Герда. Она даже готова была... Ладно, лучше тебе этого не знать... Славная девочка... Я никого не держу, ты же знаешь! Так что – прощай, и счастливого тебе возвращения!
Кай (оправдываясь). Этот твой мир... он, конечно же, прекрасен и совершенен! Но... но мне здесь порой становится невыносимо холодно. Оказывается, я не могу жить без тепла. Мне даже кажется иногда, что я умираю. Прости...
Изольда. Считай, что уже простила!
Кай. Ты такая добрая, такая терпеливая. Ты помогла мне понять такие важные вещи. Я никогда тебя не забуду.
Изольда (чуть насмешливо). Боже, как торжественно! Это что, репетиция надгробной речи?
Кай (продолжает оправдываться). Понимаешь, у каждого нормального человека есть насущная потребность радоваться. Чему-то, а лучше – кому-то. Ты – совершенство, тобой можно восторгаться, тебя можно боготворить. Но радоваться... радоваться ты не умеешь. И любить, наверное, тоже...
Изольда (спокойно, почти равнодушно). Я тебя поняла. Не мучайся больше. Я не держу на тебя обиды. Возвращайся в свою теплицу и постарайся не забыть то, что ты видел. Или нет, лучше забудь! Иначе ты не сможешь жить спокойно. По ночам тебе будут сниться звёзды и ветер. И ты постепенно возненавидишь свою Герду, тебе будет казаться, что это она виновата в том, что ты там, а не здесь. Она славная, добрая девочка, зачем же делать ей больно!
Кай (взволнованно). Но может...
Изольда (резко его обрывает). Не может! Никогда не может быть того, чего быть не может по условиям задачи! Всё, ни слова больше! Уходи и не оглядывайся назад, иначе твоя Герда умрёт. Прямо на ступеньках моего ледяного дворца. Прочь! Я не хочу больше тебя видеть и слышать!
Кай делает попытку ещё что-то сказать, но Изольда холодно и равнодушно отворачивается от него. Кай уходит.
Изольда, оставшись одна, садится на пол, уткнувшись лицом в колени. Сидит так, потом встаёт, пытаясь стряхнуть с себя наваждение.
Незаметно, на втором плане, появляется Сказочник.
Изольда (сама себе, сердито). Ну всё, хватит! Всё хорошо! Всё как и должно было быть! Кстати, мне тоже пора возвращаться. Разве сравнятся мелкие земные радости с тем, что дано мне там, в Вечности? (обхватив голову руками). Господи, но почему так больно!
Сказочник (осторожно, издалека). Это всё он... проклятый вирус, будь он неладен! А я, старый дурак... и как я мог это допустить! Господи, что же теперь будет?
Изольда (совершенно бесцветным голосом). А, Сказочник! Ты прав, это действительно вирус какой-то... Меня предупреждали, я помню. А отца не бойся, я ему ничего не расскажу.
Сказочник (смущённо). Да, конечно, ЕГО я тоже боюсь. Я ведь всегда был малость трусоват. Но сейчас, честное слово, меня больше беспокоишь ты. Тебе очень плохо?
Изольда (неожиданно жалобно). Да. Очень. Меня бросает то в жар, то в холод. И вообще, мне кажется, я умираю...
Сказочник. Надеюсь, до этого не дойдёт! Но, увы, любовь – слишком тяжёлая болезнь для бессмертных. Я бы мог сказать – смертельная болезнь, однако это больше будет похоже на риторику, чем на правду.
Изольда, Тогда и у меня риторический вопрос: почему люди так же изменчивы и непостоянны, как блики солнца на поверхности воды?
Сказочник. Ну что ты хочешь от людей!
Изольда. Ничего. Но я не думала, что будет так... больно. Мне даже кажется, что я хочу заплакать.
Сказочник. Поплачь. Тебе будет легче. Женщины всегда плачут, когда им плохо. Женская сила – в слабости, девочка моя!
Изольда (твёрдо, почти сердито). Боюсь, мне уже не хватит сил, чтобы быть слабой. И плакать я едва ли научусь. (опять беспомощно). Просто мне тяжело дышать... как будто не хватает воздуха...
Незаметно появляется Феликс.
Феликс. Это как раз то, о чём тебя предупреждал твой отец! Надо было слушаться старших!
Изольда (Феликсу, бесцветно, как эхо). Предупреждал... Надо было... (потом Сказочнику, ища сочувствия, хватая воздух ртом, как рыбка, вытащенная из воды). Я не знаю, что случилось с пространством. Я перестала ощущать его, как будто потеряла способность перемещаться в нём свободно. Мне кажется, что воздух вокруг меня превратился в прозрачную ледяную глыбу. И я – там, внутри этой глыбы...
Сказочник (печально). Это то, что у смертных называется тоской одиночества, девочка моя!
Изольда (всё ещё жалобно, словно удивляясь самой себе). Я всё вижу и всё слышу, но не ощущаю ничего, кроме холода и боли. Я пытаюсь докричаться до кого-нибудь, но чувствую, как крик мой искажается до неузнаваемости. Говорят, когда-то была такая жуткая забава: казнимого смертника помещали в утробу медной коровы, а внизу разводили костёр. И когда этот несчастный начинал вопить от нестерпимой боли, снаружи казалось, что это просто коровье мычанье...
Сказочник (с болью в голосе). Бедная девочка!..
Феликс (сердито). Чушь! Бред! Есть тут от чего страдать! Ну-ка, растолкуйте мне, дураку: а что, собственно, здесь произошло такого? Из ряда вон? Ну, сбежал от тебя мальчишка. Любой волен выбирать между холодными звёздами и чьей-то тёплой ладошкой. Любой. Кроме тебя, разумеется. Потому что ты-то при любом раскладе теряешь больше, чем находишь. Плохо быть полукровкой.
Изольда (сделав над собой усилие, ледяным голосом). Я уже успела это заметить! И запомнить.
Феликс. Вот только не надо изображать из себя героическую жертву собственной глупости! Всё твоё при тебе и осталось. А то, что скользнуло мимо и пропало... Скажи честно, оно тебе надо?
Изольда (холодно). Ты прав. Поиграли и хватит. Пора возвращаться домой. Итак, закрываем разноцветный зонтик, открываем чёрный!
Феликс. Ну, зачем так траурно! Во-первых, не чёрный, а скорей – чёрно-белый...
Бог весть откуда взявшийся Мелкий Бес вмешивается в разговор.
Бес. А в природе, между прочим, нет ни чёрного, ни белого! Есть только всякие разные цвета и оттенки. Вот такая вот, как говорят художники, живая пись... Да, так говорят художники.
Феликс (пытается отмахнуться от него, как от мухи). Вот художников мы только и не спросили!
Бес (насмешливо, с вызовом). Хочешь сказать: есть – чёрное, есть – белое? Тогда, значит, есть Добро и есть Зло!
Феликс (спокойно). Ни чёрного, ни белого! Равно как и прочих цветов. Просто есть – свет, и есть – отсутствие света. Это то, что воспринимает человеческий глаз. Всё элементарно. Всё сугубо условно и грубо, как график, построенный на осях координат в двухмерном пространстве. Так что это никакая не живая пись, а скорее уж – мёртвый чертёж... мёртвый чёрт... Ха-ха.
Изольда (бесцветно и холодно). Как же вы мне все надоели! Пойдите прочь, я устала и никого не хочу видеть!
Феликс (пожимая плечами). Как Вам будет угодно. (уходит).
Мелкий Бес (подобострастно). Слушаюсь и повинуюсь, Ваше Высочество! (уходит).
Сказочник (тихо, понимающе). Может быть, мне остаться?
Изольда (холодно). Не нужно. Прощайте!
Сказочник. Нет, Вы мне решительно сегодня не нравитесь. Лучше я всё-таки останусь, абы чего не вышло...
Изольда. Повторяю: я никого не хочу видеть! Идите. И не бойтесь, всё будет в порядке. Да и что может случиться со мной, дочерью Вечности? Это даже смешно.
Изольда отворачивается, Сказочник уходит, молча, оглянувшись несколько раз.
Изольда (глядя в Зеркало, выращенное Каем из того осколка). Ну, вот и всё. Всё встало на свои места. Глупо завидовать муравьям, стыдно жалеть себя, жестоко обрывать крылья бабочкам-однодневкам! Пусть живут. Но как отвратительно моё отражение в этом зеркале! Проклятая стекляшка, да она просто издевается надо мной! А может быть, таким образом мне дают понять, кто я есть в этой реальности? Чужеродный элемент. Незваный гость. Да, пора возвращаться домой. Для этого и надо-то всего – разбить это зеркало...
Звучит песня:
И снег. И вьюга. Тьма кромешная.
Но – ночь когда-нибудь закончится.
Дочь Вечности и Одиночества,
ты плачешь, Королева Снежная?
Под тусклой лампою настольной
коньяк, письмо, обрывки фото.
Мальчишка... бестолочь... всего-то...
сбежал... а надо же, как больно...
Что нам любовь? Любовь – игрушка
на ёлку: мишура... стекляшка...
прозрачный шар... свеча... бумажка...
гирлянда... звёздочка... хлопушка...
В который раз пытаться снова
над всеми "и" расставить точки
или сложить осколки-строчки
в то самое, простое слово –
догнать! Во что бы то ни стало!
Найти! Не пощадить! Обратно
вернуть, чтоб было неповадно
бежать в разгаре карнавала!
А что любовь? Мираж. Игрушка
на ёлку: мишура... стекляшка...
прозрачный шар... свеча... бумажка...
гирлянда... звёздочка... хлопушка...
По сцене скачут, скачут, скачут
смешные маски, злые лица.
Кто сочиняет небылицы,
что ледяные леди – плачут?
А на окне твоём картинки –
пейзажи вечной белой сказки,
мазки пушистой снежной краски,
да голубые искры-льдинки.
Что нам любовь? Любовь – игрушка
на ёлку: мишура... стекляшка...
прозрачный шар... свеча... бумажка...
гирлянда... звёздочка... хлопушка...
Занавес
Авансцена
Сказочник, Феликс, Мелкий Бес.
Сказочник грустно и сентиментально себе под нос не то напевает, не то просто бормочет: "Хрупкая и нежная Королева Снежная..."
Феликс (обращаясь к Бесу). Что с ним?
Бес. Не обращайте внимания, сударь. Это маэстро так неадекватно реагирует на нестандартность ситуации.
Феликс. В каком плане?
Бес. Сильно переживает, что наша бессмертная Ледяная Леди умирает от любви.
Сказочник. Это не смешно!
Феликс. А никто и не смеётся. Лучше расскажите мне кто-нибудь: что такое любовь?
Сказочник. Этого не объяснишь в двух словах.
Бес. А ты попробуй в пятнадцати!
Сказочник (задумчиво поднимает глаза к небу). Любовь – это всё: от искорки простого детского любопытства... от умиления перед цветком, бабочкой или солнечным лучиком до... до пожара страсти, способной сжечь заживо...
Бес (провокационно). А умные люди говорят, что никакой любви не бывает!
Феликс (резюмирует). Вот именно, умные люди. А она – глупая девчонка. Ей-то откуда об этом знать?
Сказочник (обречённо). Да, да, да... А самое страшное, что у неё нет иммунитета на то, что называется жизнью.
Бес. Ага, вот и мне тоже кажется, что жизнь – это такой смертельный вирус. А теперь представь, каково бессмертному заполучить себе эту болезнь!
Сказочник (повысив голос, чтобы точно быть услышанным). Нет, нельзя так говорить о жизни!
Бес (провокационно). А как можно? Попробуй, объясни мне, дураку, что такое жизнь?
Сказочник (растерянно). Я не могу так просто, в двух словах.
Бес. Ну вот, опять!
Феликс (высокомерно, скучающе, назидательно). Жизнь – это длинная цепь непредсказуемых желаний, необузданных страстей и неизбежных разочарований.
Сказочник (неуверенно). Это, мне кажется, слишком грубо и упрощённо.
Феликс (скучно). Возможно.
Бес (вкрадчиво). А мне кажется, что нет в мире ничего более необъяснимого и более непостоянного, чем жизнь.
Феликс. Тут ты, пожалуй, прав. Живая материя не терпит постоянства. Ей всё время хочется менять свою форму. К тому же время от времени ей необходим отдых. И его она получает в виде смерти.
Слышится громкий звон разбитого стекла.
Сказочник. Ой, что это там? У меня просто сердце остановилось, когда услышал.
Феликс. Действительно, что?
Бес. Начнём угадывать?
Феликс. С трёх раз?
Бес. Зачем с трёх? Лично мне и одного много!
Феликс. Ну, так и что это было?
Бес (внимательно прислушиваясь к себе, таинственным полушёпотом). Разбилось!
Феликс. Да, это мы уже поняли. А что именно разбилось?
Бес (ещё внимательнее по отношению к себе, потому немного рассеянно). Зеркало, говорю, разбилось...
Феликс. Как? Ещё одно! Просто какой-то день разбитых зеркал...
Бес (веселясь). Почти как день открытых дверей!
Феликс. И что это значит?
Бес. Это значит – заходи, кто хочет, бери, что хочешь...
Феликс. И что хочешь ты?
Бес (вдруг преображается, становится серьёзным). Хочу, чтобы сказка закончилась, наконец. Я домой хочу. К жене, к дочери. И даже к тёще.
Сказочник (сосредоточенно). И всё-таки, что это было?
Феликс. Можешь не напрягать свой интеллект. Я уверен, что это Изольда разбила зеркало, которое Кай вырастил из того осколка, что она ему подарила.
Сказочник. Бить зеркала – плохая примета.
Мелкий бес (точнее, уже Трактирщик). Да, да, да, да. Это к смерти!
Сказочник. Типун тебе на язык!
Феликс. Изольда – дочь Вечности, ей это не страшно. А у живых – жизнь и смерть лишь две стороны одной медали. Одно сменятся другим так просто и естественно.
Сказочник (задумчиво, немого нервно). Живое и неживое. Живое и неживое...
Трактирщик. И чем же отличается одно от другого?
Сказочник. Ну, не знаю... Может быть тем, что неживое не ощущает себя...
Трактирщик (опять на мгновенье ставший Мелким бесом, радостно). Не угадал, не угадал! Живое – оно шевелится. И пищит, если ущипнуть.
Феликс. Резиновая кукла с пипкой тоже пищит.
Мелкий бес (Сказочнику, кивая на Феликса). Спорим, он сам не знает!
Феликс (презрительно, наставительно). Да тем и отличается, что живое всегда хочет жить!
Сказочник. А если... не хочет? Или почти не хочет? Если вдруг живое существо боится жизни? Боится буквально до слёз...
Феликс (Сказочнику, очень серьёзно, даже сурово). Ты намекаешь на Нику, дочь трактирщика?
Сказочник. Может быть...
Мелкий бес (опять моментально становится Трактирщиком, испуганно, почти кричит). Что?
Феликс. Жизнь по сути своей – такая короткая вспышка света, что она просто не может успеть утомить чей-то взор. А если кому-то всё время хочется зажмуриться... если слёзы текут и текут без всякого повода – это значит, что у него больные глаза и нужно лечиться!
Занавес
ЭПИЛОГ
Трактир. Всё почти в точности соответствует обстановке первого действия.
То есть, в центре – круглый стол, на котором возвышается ваза с яблоками. Чуть сбоку – высокое трюмо, развёрнутое внутрь сцены. На видном месте – большой, в человеческий рост, портрет суровой наружности джентльмена неопределённого возраста в чёрной полумаске. Кресло-качалка, диванчик, табуретка, стул с высокой спинкой и т.д.
Раннее солнечное утро. Ветра нет. В окно видно, что выпал снег.
Трактирщик сидит в кресле-качалке, задумчиво качается.
Входит Бабушка.
Бабушка (тревожно). А что у нас такая тишина?
Трактирщик. Доброе утро, дорогая тёща!
Бабушка. Доброе, доброе, дорогой зятёк. А где все?
Трактирщик. Кто именно? Если постояльцы, то они уже уехали.
Бабушка (побледнев). Когда?
Трактирщик. Ещё затемно.
Бабушка. А Ника? (от волнения у старухи дрожат губы и срывается голос).
Трактирщик (обеспокоенно). А при чём тут моя дочь? Спит, наверное, у себя в комнате.
Бабушка. Ты в этом уверен? Ты сам давно её видел?
Трактирщик (волнуясь всё сильнее). Вечером. А что случилось?
Бабушка (без сил опускается на стул). Ой, не знаю... Знаю только, что сегодня ночью в нашем доме ночевала сама Смерть!
Трактирщик (орёт, как зарезанный). Что?! И ты молчала, старая карга? Луиза!
Луиза (с лестницы второго этажа). Да здесь я. И чего орать, спрашивается?
Трактирщик. Где Ника?
Луиза (зевая). Спит, конечно. (спускается вниз по лестнице, опять зевает). Рано ж ещё.
Трактирщик. Какое рано, какое рано?! Десятый час!
Луиза (оправдывается, ничего не понимая). Так она ведь, бедняжка, опять всю ночь бредила, только к утру и утихла.
Бабушка (испуганно). Утихла?
Трактирщик вскакивает с кресла. Луиза, глядя на них, тоже начинает волноваться.
Луиза. Да что происходит?
Трактирщик (почти истерически). Ну что ты тут стоишь, рассусоливаешь, беги скорей к нашей дочери! Посмотри, что с ней!
Луиза (торопливо поднимаясь по ступенькам). Сейчас, сейчас. Господи, что за беда-то стряслась?
На втором этаже появляется Ника в халате, вид у неё бодрый, от болезни не осталось и следа.
Ника. Эй, народ, почему шум, а драки нету?
Все трое взрослых одновременно:
– Девочка моя!
– Внученька!
– Какое счастье!Ника (непонимающе). А что случилось-то? Чего вы вдруг раскричались?
Трактирщик (счастливо улыбаясь). Да так. Нашей бабушке приснился страшный сон.
Ника (радостно). Правда? Расскажи. А потом я тебе – свой.
Трактирщик (совершенно успокоившись). Ладно, пусть бабушка с внучкой изучают онейрологию, а мы с тобой, дорогая жёнушка, идём на кухню заниматься делами.
Они уходят. Бабушка садится за вязание.
Ника (Бабушке). Ну всё, давай рассказывай, что тебе приснилось такое страшное?
Бабушка (импровизирует). Мне приснился говорящий медведь.
Ника. И что он тебе сказал?
Бабушка. Он сказал... Что же он мне сказал-то? Ах, да. Он сказал, что его зовут Михайло Потапыч.
Ника (смеётся). Действительно, очень страшно! А что потом?
Бабушка. А потом он вдруг взял тебя на руки и понёс. Как Татьяну Ларину.
Ника. Меня? Почему меня?
Бабушка. Ну не меня же! На что я ему, старая кочерыжка?
Ника. Ой, ну не прибедняйся, ты у меня ещё ого-го! Хоть замуж выдавай!
Обе смеются. Потом Ника берёт из вазочки яблоко.
Ника. И что дальше?
Бабушка. А дальше я испугалась и проснулась.
Ника (хитрым голосом, ведь она уже догадывается, что весь этот сон придуман только что). Интересно, куда это он меня нёс?
Бабушка (смеётся). Не знаю, не знаю! Может быть, к твоему ненаглядному?
Ника (становится серьёзной). Ты говоришь про Артура?
Бабушка. А что, есть кто-то ещё?
Ника (не отвечая на вопрос). Хочешь, я расскажу тебе свой сон?
Бабушка. Хочу.
Ника. Так вот слушай. Мне приснилось, что мы с Артуром сидим и смотрим по телевизору какой-то интересный фильм. Вдруг – стук в окно. Кто-то его зовёт.
Бабушка. И кто же это?
Ника. Кажется, мальчишки позвали его кататься с горки...
Бабушка. Ну, это не страшно.
Ника. Ещё как страшно! Ты не видела, какой ужас эта горка! Она начинается где-то за облаками, круто ведёт вниз, а потом будто бы срывается прямо в пропасть.
Бабушка. И он пошёл?
Ника. В том-то и дело. Обрадовался, схватил санки и убежал. Прямо как маленький ребёнок!
Бабушка (со вздохом). Мальчишки всегда, как маленькие дети, до самой старости. А что ты?
Ника. Меня он не позвал.
Бабушка. Я же говорю, мальчишки, они и есть мальчишки!
Ника (с горечью). Вот почему они вечно корчат из себя неизвестно что? И смотрят на девчонок сверху вниз!
Бабушка. Видишь ли, у них это своего рода инстинкт самосохранения. Любая умная девочка, если её принять в мальчишечью игру на равных, сумеет очень быстро доказать, что игра эта – глупая и не интересная.
Ника. Во всяком случае, что касается этой ледяной горки...
Она не успевает договорить. Открывается дверь, ведущая на улицу, входит Артур с гитарой за спиной.
Артур (стряхивая с ботинок снег). Ох и погодка сегодня! Красота! Здравствуйте всем!
Бабушка. И тебе не болеть.
Ника (не слишком сердито). Кто-то вчера обещал зайти!
Артур. Прости, не знаю почему, но мне вдруг малость сплохело. Я ушёл домой совсем рано и сразу лёг спать.
Ника. Пить надо меньше!
Артур. А я почти и не пил. Даже не знаю, в чём дело... Так вот, лёг я спать и словно провалился куда-то. И мне приснилось такое странное...
Ника (удивлённо). И тебе тоже?
Артур. Что значит – тоже?
Бабушка. Не обращай внимания. Просто я буквально минуту назад рассказывала свой страшный сон про говорящего медведя.
Артур. Да? Вот забавно! А мне приснилось, что этот мрачный господин (кивает в сторону портрета) вдруг ожил.
Бабушка (всплёскивает руками). Какой ужас! (затем, чтобы не мешать молодым поговорить наедине, придумывает повод уйти). Ах ты, голова дырявая! У меня ж там тесто на пирожки стоит с вечера. Небось, по всему столу расползлось. Побегу-ка я, разберусь!
Бабушка, прихрамывая, уходит.
Ника (с неподдельным интересом). Говоришь, портрет ожил? И что потом?
Артур (немного театрально). Мне кажется, это был сам Князь Тьмы. Он снял маску и я увидел его лицо. Оно было ужасно. Его глаза смотрели на меня и я чувствовал, что превращаюсь в ледяную глыбу. Конечности мои уже сделались холодными, но способность думать и чувствовать я ещё не утратил. Наверное, я бы умер, если бы не ты. Ты вдруг подошла ко мне, взяла меня за руку. А ему (Артур опять кивает в сторону портрета) сказала: "Ваше Величество, разрешите нам уйти отсюда!"
Ника. А он что?
Артур. Он сказал: "Делай, что хочешь, дочь моя!" И отвернулся. Я посмотрел на тебя и увидел, что ты – это уже не ты, а принцесса. Или даже королева, я толком не понял. Глазам было больно смотреть на тебя, такая ты была красивая. Я отшатнулся от тебя. А ты вдруг опять стала сама собой, бросилась ко мне на шею, обняла и почему-то заплакала. И тут я проснулся.
Ника (задумчиво). Какой странный сон...
Артур. Да, очень. Я проснулся среди ночи и больше не смог заснуть, как ни старался. Тогда я взял гитару. И у меня, как-то сама по себе, сочинилась песня. Вот послушай.
Достаёт из чехла гитару, поёт.
Я так люблю глаза твои и руки.
Мне так печально быть без них, поверь.
Я изнываю от тоскливой муки.
Вот как теперь.
Под мерный стук, качание вагона
Я засыпаю, как уставший зверь,
И снится мне безумная погоня.
Вот как теперь.
Чад факелов, стук колотушек, крики.
Лук натянул охотник на коне.
Я волк или олень. Но страж великий
Пришёл ко мне.
Он улыбнулся и мне выдан пропуск
В тот край, где нет ни скорби, ни обид.
Осенним утром Царскою Охотой
Я был убит.
Охотники, довольные добычей,
Мой тёплый труп разделали, смеясь.
А шкуру, соблюдая свой обычай,
Забрал твой князь.
Они приедут в город. И степенно,
Княгиня, выйдешь ты навстречу им.
И шкуру бросит князь, пригнув колено,
К ногам твоим.
Я так люблю глаза твои и руки!
Я так люблю...
(примечание: песня Владимира Усачёва)
По ходу песни на экране – коптящий поезд, качающийся вагон. Некто лежит на верхней полке и глядит в приоткрытое окно. За окном – заснеженный лес. Откуда-то доносятся звуки охотничьего рожка. По глубокому снегу, высоко вскинув ветвистые рога, бежит большой, красивый олень. Поражённый стрелой, он падает. С небес к нему спускается огромная синяя птица. Она широко, раскинув крылья, скорбит над убитым зверем. Тот вдруг оживает, превращается в такую же точно птицу. И они вместе улетают в зенит.
Свет медленно гаснет. Потом опять зажигается. На сцене – все действующие лица. Они кланяются. Из зала к их ногам летят цветы.
Занавес
Конец
– Оглавление –
© Надежда Герман, 2025.
© Сетевая Словесность, публикация, 2025.
Орфография и пунктуация авторские.