[Оглавление]




СЕЗОН  ПРИПАРКОВАННЫХ  АВТОМОБИЛЕЙ


"Не то страшно, что убьет тебя, а то, что смерть тебя вдруг застанет, как ты есть, со всеми твоими грехами, со всеми помыслами лукавыми."
А.Н. Островский.  



- А -

Музыка заиграла сама, когда граф вошел в столовую. Бессонным утренним взглядом граф отметил, что за ночь в столовой ничего не изменилось: он так привык ко всему, что там находилось, и перестал уже замечать что-либо; но в последние месяцы эта неизменность начала особенно его угнетать. Граф внимательно осмотрел предметы - антикварные и суперсовременные; он увидел итальянские глиняные тарелки, сделанные так давно, что воображение не позволяло ему проникнуть в то время. Тарелки стоили почти миллион долларов, и значительно меньшую сумму граф отдал за огромный музыкальный центр, который включался сам, когда в столовую входили. Здесь висело полотно Боттичелли, а дальше - картина Дали; и все - граф не любил коллекций. Это было бы слишком азартным делом для его малоподвижного тела и мозга. Граф огляделся: на столе стоял изысканный завтрак, не боявшийся остыть: по утрам граф предпочитал есть холодное. Граф вполголоса проклял слуг за то, что они у него ничего не воруют. "Благоволите ли вы позавтракать, граф Август Розенкранц", - предложил он сам себе. Многолетнее душевное одиночество научило его разговаривать с собой; самолюбие - обращаться по имени. "А может быть вы подождете супругу?" Граф не ответил на свой вопрос. Он не услышал как открылась бесшумная дверь, но почувствовал спиной, что в столовой появилась Лора Розенкранц.

- Доброе утро, - сказал граф, поворачиваясь к ней.

- Доброе утро, - ответила Лора. Она еще стояла у дверей - высокая, кудрявая, умытая, причесанная, в новом кремовом пеньюаре, еще не изученном графом. Едва ли это могло случиться в дальнейшем. Граф разлюбил свою жену. Между ними лежали тринадцать лет взаперти, и это было хуже легендарного меча. Граф помнил, за что он полюбил Лору. Лора Грат была женщиной с опасными глазами, Лора Розенкранц постепенно стала аллегорической скульптурой безразличия. Их развод был невозможен, об этом гласил договор. Граф не жалел.

Все эти годы он пытался понять, хочет ли он выбраться из заточения. Граф был сенсацией, его жена была сенсацией, его предки были газетно-телевизионной шумихой, его сын рос знаменитостью. Закон охранял замок, но его владельцы не имели права переехать оттуда. Во избежании бегства какого-нибудь наследника, старые владельцы оставили завещание, по которому граф, как и его предки, не мог выехать из замка более чем на три дня, после исполнения ему двадцати одного года. Его супруга, Лора Розенкранц, которую граф встретил в Англии и женился на ней, потому что ему вот-вот исполнялось двадцать один, могла выезжать раз в году в один из городов мира и развлекаться не меньше двух недель. Но Лора давно уже никуда не ездила. Мужем и женой овладела скука.

- Ну что, - спросил прищурившись, - что написала твоя племянница?

Граф знал, что Лора прекрасно понимает ход его мыслей, но он знал также, что она не может отказаться от приезда племянницы. Лора нуждалась хоть в чьем-то обществе. "Сабина приедет", - думалось графу, скорее даже мечталось, ему мечталось просто смотреть на племянницу жены; Сабина была женщиной, и этого достаточно. Графу думалось, как он поцелует ей руку, услышит ее томительно-звонкий голос, нет, он даже не попытается дотронуться до нее, нет, достаточно знать, что она женщина - и все. А дальше - запах духов, разговоры, может быть, смех; да, Сабина приедет.

- Сабина приедет, - произнесла Лора, - возможно даже на этой неделе. Но меня беспокоит Маркус. "Боже мой, Маркус!", - подумал граф. Он как-то совсем упустил из виду сегодняшний визит своего психиатра. Доктор Маркус еженедельно бывал у них с целью уберечь графа от развивающейся шизофрении, но он также делился с графом историями своих случайных пациентов.

- Бог мой! - воскликнул граф. - Я позабыл про Маркуса!

- Он приедет сегодня? - спросила Лора.

- Ну да, и привезет с собой этого парня с потерей памяти; очень, говорит, забавный субъект. Он совершенно ненормальный, но страшно забавный.

- Страшно забавный, - повторила Лора, осмысливая словосочетание. Граф знал, что Лора размышляет о том же; этот сумасшедший просто мужчина, и этого довольно; она будет наблюдать за ним, нет, никакого соблазна, достаточно предчувствия его мужской силы; граф думал: Сабина и этот парень, да, вполне достаточно для нас.

- Маркус приедет с минуты на минуту: переоденься, Лора.

- Да, - отозвалась она и стремительно вышла, оставив на столе недоеденный завтрак. "Интересно, - думал граф, - что бы я сделал, если бы оказался в десять раз богаче, чем я сейчас?" Он подумал о самолете - зачем мне самолет? он подумал о новых слугах - все равно они побоятся красть, он подумал о зеркальном потолке в гостиной, но он знал, что ничего не сделал бы, что ему все равно; много денег или очень много - это все равно. Граф взглянул в готическое окно, именно то, которое выходило на асфальтированный прямоугольник - стоянку машин. Три автомобиля красовались там: красный Лорин "Опель", его собственная белая красавица - ненужная, почти не тронутая девственная - "Вольво" и глубоко-синий огромный "Мерседес" - им пользовался шеф-повар, он же управляющий.

Граф улыбнулся: по извилистой дороге поднимался изумрудного цвета автомобиль доктора Маркуса. Автомобиль ехал стремительно; граф затруднялся определить его марку. Вскоре изумрудное пятно оформилось прямо в центре огромного асфальтированного прямоугольника - вместо парковки доктор Маркус предпочитал оставлять свою машину посреди стоянки. Громко хлопнула дверца, граф поморщился и увидел, услышал, почувствовал, что его дом уже не пуст, а доктор Маркус спешит, задыхается, страдая одышкой, преодолевает коридор, сопя - толстенький, солидный, умный, неловкий, - и прямо с порога разлетается криком: - Август!

- Здравствуйте, Маркус, здравствуйте, - граф уже сам не верит ни в собственное радушие, ни в собственное лицемерие, но, вроде бы, ему приятно было видеть доктора. Маркус проигнорировал приветствие.

- Окажите любезность, граф, - басовито сказал он, - пациент-то мой ни за что не хочет вылезать без вашего приглашения: говорит, нежеланный гость.

- Да что вы, Маркус! - возмутился граф и посмотрел вниз, на себя, чтобы вспомнить, как он одет. Костюм был вполне для приема - потом, на ночь, граф будет сопоставлять все детали, пытаясь понять, когда он успел одеться - но потом, на ночь, на бессонную ночь.

- Спуститесь, граф, - ворковал доктор и вдруг, подойдя поближе, поделился главным аргументом: ведь он сумасшедший. Граф отступил. Маркус надвигался на него:

- Мальчик ничего не помнит; он вбил себе в голову, что раньше его никто не любил, что он всюду был нежеланным. Он считает, что амнезия - инстинктивная защита его мозга, самостоятельный поступок организма - пожалейте мальчика, граф.

Мужчины вышли на стоянку, и Маркус простер руку в сторону симпатичного веснушчатого человека неопределенного возраста, испуганно замкнувшего на себе руки в изумрудного цвета машине. Пациент Маркуса дернул дверцу, вскочил и встал перед графом. Август Розенкранц отметил, что у нового гостя очень красиво очерченные губы - Лора бы позавидовала - и что они постоянно кривятся в то ли испуганной, то ли недоверчивой, симпатичной улыбке. Граф почувствовал то, что просил почувствовать Маркус: он пожалел этого человека.

- Граф Август Розенкранц, - провозгласил доктор, не давая графу лишний раз усомниться, что это и есть он, граф. Пациент, скорее все-таки молодой, моложе графа, низко и гибко поклонился.

- Флетч Крааль, - сообщил Маркус. Граф кивнул головой.

- Прошу ко мне, - сказал он, смущаясь. - Мы с женой будем очень рады. К сожалению, юного графа нет дома: сын учится в Англии... - Август запнулся: при чем здесь юный граф! - Одним словом, мы к вашим услугам.

Из замка наконец-то вышел дворецкий и ловко подхватил два чемодана - Маркуса и его пациента.

- Проводи нашего гостя в его комнату, - тихо приказал граф. Молодой человек послушно пошел за дворецким - казалось, приказ был адресован ему.

- Вот видите, - сказал доктор Маркус, - мальчику достаточно ласкового слова. Он такой ранимый. Неспроста он уверен, что потерял память, потому что не хотел помнить, как дурно с ним обращались. Но мальчик заблуждается. Он был удачливый прожигатель жизни.

Граф посмотрел на Маркуса и подумал о том, как хорошо было бы все забыть, не знать больше, что замок принадлежит ему, что жена нежеланна, что сын через семь-восемь лет тоже окажется заточенным здесь. Внезапно мысль изменила ход.

- Слушайте, доктор, - произнес граф, - а вы сами-то знаете, отчего он потерял память?




- B -

Маркус медленно спустился по лестнице, постоял перед прикрытой дверью своего пациента, и, наконец, постучал.

- Флетч! - позвал он. Никто не ответил, и доктор Маркус сразу понял, что Флетч уже не спит, а скорее всего завтракает. Доктор спустился в столовую. Флетч сидел за столом, не притрагиваясь к завтраку, а слева, устроившись в кресле, его пристально разглядывала Лора Розенкранц. Графа еще не было.

- Доброе утро, Маркус, - кивнула Лора, - а мы пытаемся познакомиться.

- Доброе утро, - ответил Маркус, - Флетч, повернись же к даме лицом. Лора, расспрашивай его сама. Говорить Лоре "ты" - это было привилегией, более того, это было счастьем доктора Маркуса. Теперь он втягивал Лору в разговор с Флетчем, прекрасно зная, зачем это нужно, теперь он мог позволить себе играть с ней, как кошка с мышкой, а не наоборот. Доктор знал, что Лора не замедлит спросить.

- Так что с вами произошло? Расскажите мне о себе.

Флетч снова резко скрестил руки.

- Ха-ха, - сказал он; сказал, а не засмеялся. - Расскажите о себе. Это то же самое, как сказать слепому: увидимся - поймите, графиня, я ничего не помню.

- Боже мой, - ахнула Лора. Маркус разглядывал ее длинное шелковое платье, вчера оно показалось ему синим, сегодня, в электрическом утреннем свете оно было почти фиолетовым. Маркус понимал, чем шокирована Лора.

- Но вы хоть что-то знаете о себе?

- Я знаю многое, но многому из многого не верю, нет, меня не обманывают, этому просто трудно поверить.

- Например?

- Я знаю, что я утонул.

Флетч резко развернулся лицом к Лоре, она беспомощно посмотрела на Маркуса:

- Доктор?

- Это правда, Лора, - ответил тот. - Только не утонул, а утопился. Юношу нашли в Дунае, свидетели видели, как он бросился с моста. Полиция тут же выловила его - он, кстати говоря, топился с открытыми глазами, даже не зажмурился.

- Да? - Лора искренне заинтересовалась. - я бы не смогла.

- Я не помню этого, - сказал Флетч, его лицо порозовело, а веснушки еще пооранжевели, - но я понимаю, почему я это сделал. Закрыть глаза - это значит не увидеть собственной смерти, а ведь она, возможно, самое интересное из всего, что нам предстоит. По выражению лица Лоры доктор Маркус понял, что в столовую вошел граф; по выражению лица графа - что граф внимательно слушал Флетча Крааля.

- Вы уже позавтракали? - спросил граф, нарушая тишину.

- Да, - ответила Лора.

- Да, - заявил Маркус, не представлявший даже, что было подано.

- Да, - торопливо сказал Флетч, накрывая салфеткой нетронутый завтрак. Он неудобно откинулся назад, не спинку стула и встряхнул головой; Лора только в эту минуту заметила, что Флетч носил небольшой хвостик, который теперь распустил. Красивые кудрявые волосы рассыпались по плечам и по лицу, напомнив что-то о львах - детские посещения зоопарка или воспоминания еще более давние, укоренившиеся в подсознании.

Маркус прищурившись наблюдал, как Лора переживает превращения Флетча, Лора все понимала, да доктор и сам знал, что его новый пациент давно знаком с Лорой Розенкранц. Идея встречи была тщательно разработанна доктором, и теперь он думал: "Боже мой, до чего же приятно быть указующим перстом судьбы", - конечно, Маркус был бы доволен, если бы верил в судьбу. Но он был психиатром и давно понял, что понятие судьбы - всего лишь одна из маний его больных, всего лишь попытка сложить нечто целое из разрозненных кусочков реальности, а зачастую и ирреальности; желание, необходимость собрать картинку целиком. Теперь на его глазах такое пыталась сделать Лора, она приводила многие годы своей жизни в гармонию с этой минутой, с этой встречей. "Складывай, Лора, складывай, - думал Маркус, - одно к другому". Доктор был счастлив, потому что любил вмешиваться в чужие жизни в силу своей профессии; он не знал, что нарисовано на Лориной картинке, но это он ее разрезал и высыпал на стол. Маркус хотел одного - доиграть эту роль, долюбить эту женщину, обретя власть над ней.

И после, когда разговоры в столовой закончились, а Флетч застенчиво согласился посмотреть коллекцию почтовых открыток исключительно с видами Дель Граппа, Маркус повязал новый шейный платок и поднялся в библиотеку. Доктор хотел поговорить с Лорой Розенкранц до того, как ее захлестнет приключение, подстроенное судьбой в лице доктора Маркуса и орудием судьбы в лице Флетча Крааля.

- Я не помешал тебе? - спросил доктор, оставаясь в темном прямоугольнике двери. Лора, подобрав свое шелковое платье, сидела на корточках, шаря в глубине полки одного из шкафов. Курчавые волосы оказались схвачены заколкой-бабочкой, туфли на каблуках совершенно отдельно от хозяйки украшали ворсистый ковер, довольные своей самостоятельностью. Услышав голос, Лора вскочила, укоризненно посмотрела на туфли, но обуваться не стала - просто подошла к Маркусу босиком и улыбнулась. Подразумевалось, что у Маркуса была причина зайти, поэтому он приподнял подбородок, потерев его большим пальцем и спросил:

- Как ты думаешь, стоит ли носить такой вот шейный платок с этим синим костюмом? Коричневое с синим - не очень... - наобум добавил он, всячески стараясь разглядеть цвет платка на своей шее.

- Что вы, Маркус, - усмехнулась Лора, - ваш платок - цвета морской волны, а вовсе не коричневый.

- Это я сам цвета морской волны, - буркнул доктор. - Лора, - он думал, надо ли задавать вопрос, зная на него ответ, - Лора, ты ничего не решила?

- Опять вы за свое, доктор, - немного грустно произнесла Лора, - вы же знаете, что я не могу расторгнуть свой брак.

- Ну и что? - спросил Маркус. Читальный зал поплыл перед глазами. - Неужели ты ничего не решила, неужели ты не решила солгать мне, что ты любишь меня, просто солгать, Лора? за эти годы я вылечил столько нарывов, умертвлявших человеческие головы и сердца, и тоску, и страх, и любовь, и жалость, и несколько раз даже смерть, - а твою нелюбовь, которая в общем не больше, чем душевное заболевание, я не могу излечить!

- О нет, доктор, это не заболевание, а его отсутствие, я абсолютно нормальна, Маркус, а вы, наверное, можете иметь дело только с сумасшедшими.

- Ты когда-нибудь слышала Моцарта, Лора? - Взгляд Лоры заметался. - Разве можно только по его музыке понять, нормален он или нет? Его музыка прекрасна - и все. И когда я тебя увидел, откуда мне было знать, безумна ты или нет, вот я и попался в лапы твоей непоколебимой уравновешенности.

- Не так уж я и прекрасна...

- Нет, ты прекрасна, - перебил Маркус. - Ты ничего не решила?

- Нет, - сказала Лора и обулась, села в кресле, сделалась безразличной на пять минут, а потом спросила:

- Маркус, а вы знаете, почему утопился Флетч Крааль?

Ответ на этот вопрос Маркус вызубрил на "отлично":

- Не знаю, - сказал он.

Лора дождалась, пока доктор сядет напротив и снова спросила:

- Доктор, вы хорошо понимаете, что вертится в головах ваших пациентов; расскажите, какие ощущения испытывает человек, не помня своего прошлого? Он как заново родился?

- Нет. Его мозг отягощен фактом существования некоей информации, которую раньше он содержал. Теперь Флетч словно рассыпал записи из картотеки. Но он понимает, что они существуют - вот что мешает ему завести новые. Ты видела, как он противится контактам?

- Ужас, - ответила Лора и быстро вышла; видимо она заплакала. "Бедняжка - усмехнулся Маркус, - бедняжка, - подумал он назавтра, отметив, что Лора появилась в гостиной в новом платье цвета опавшей листвы и дымного осеннего солнца, - ей приходится начинать все сначала, ведь мальчик ничего не помнит, мальчик совсем ничего не помнит". Через день Лора щеголяла в красном, открытом, к ужину подавали мидий, днем приезжала новая парикмахерша, к ночи Лора забилась в кабинет писать письма, ее обворожительные подведенные глаза показались Маркусу опасными и порочными. Флетч оставался неизменным, а граф... Граф постучался к Маркусу в полночь.

- Доктор, - сказал он резко, - я ваш пациент, и вы обязаны меня лечить.

- Да, - согласился Маркус.

- Вы видели новое платье моей жены? Вы слышали стук Лориных каблуков?

"Неужели это правда? - испугался Маркус, - я ведь сам не верил, что подобное может случиться, я же не верил, так неужели это правда?"

- Помогите мне, Маркус. Я страстно люблю свою жену.

"Значит, это правда", - подумал Маркус.

- Помогите мне, - повторил граф и Маркус отвернулся - видит Бог, он хорошо знал, что графу уже невозможно помочь.




- C -

"Перестань, перестань", - сказал граф и погладил левой рукой по правой.

Когда человек понимает, что он не живет, он начинает неизменно увлекаться узором чужой жизни; когда человек не живет, он обретает занятную способность смотреть даже не со стороны, а как бы сверху на все, что происходит с окружающими; когда человек не живет, он особенно хочет быть богом, чтобы иметь возможность созерцать все жизни в их мировом масштабе, путь вселенной и судьбу мельчайшей песчинки - саму по себе или в сравнении.

Таким человеком был граф - сидя взаперти, он совсем перестал жить в его собственном понимании этого слова; он растворился. Граф мог бы наблюдать, как выросла кукуруза, как стерлась пластинка, как, наконец, повзрослел его сын; он сочинял продолжения для книг, он описывал круг вместе с солнцем, - словом, он жил любой жизнью, кроме своей. Граф так привык наблюдать, к примеру, за взмахом крыльев мотылька, что собственные его мысли, едва они становились ощутимее мотылькового полета, вызывали у графа тревогу. Граф понимал, что ему не справиться со своей любовью. Он не мог снова начать жить, снова ввергнуться в омут страсти, отчаяния, движения, действия, наконец. Граф разучился действовать и направлять свои мысли на себя. Вчера, когда Лора вышла в гостиную, одевшись в новое зеленовато-желтое печальное платье, граф немедленно вспомнил, что скоро осень, он представил жену аллегорией осени, потом - статуей, потом - богиней, и вдруг увидел, что Лора красива. Вечером Лорин макияж произвел на него опрокидывающее впечатление: Лора несколько лет не красилась. А в двенадцатом часу ночи она бросила фразу:

- Август, я покажу Флетчу звезды?

Граф подумал: "Что, разве Флетч не видел звезд?", но потом вспомнил, что юноша сумасшедший, мало ли что он не видел, но что-то, названное в книгах ревностью, не давало спать всю ночь, а что-то мешало спуститься этажом ниже, в Лорину спальню - как это называлось? должно быть, стыд.

Утром графа ждал удар - Лора изменила прическу. Граф с изумлением видел в окно, как парикмахерша припарковывала свой маленький шоколадного цвета автомобильчик, а потом уже он увидел Лору - граф застал их с Флетчем в библиотеке: сидя на кожаном диване они разговаривали. "Они разговаривали!" - кричал граф на доктора Маркуса, проводившего дни за книгой. Маркус редко появлялся в гостиной, но граф замечал его оценивающие взгляды - доктор наблюдал. Потом приехала Сабина, Лорина племянница, она не принесла графу никакого облегчения, однако граф отметил, что девушка понравилась Флетчу. Сабина была хрупкой блондинкой со звонким голосом, хорошенькой, музыкальной, и Лору охватило еще большее волнение. "Надо же, сколько автомобилей", - подумал граф - это спешили к Лоре Розенкранц портные, парфюмеры, косметологи, маникюрши, даже балетмейстеры; шоколадная машина парикмахерши, казалось, прижилась рядом с графской белой "Вольво"; Лора была ослепительна, но Флетч, направляясь в столовую, непременно подавал руку Сабине. Однажды Лора отказалась обедать. Граф беспомощно посмотрел на Маркуса: доктор улыбался, даже нет, доктор почти смеялся.

Темно-синего бархатного платья Лоры граф не вынес - он заболел и слег в постель. Из любимого готического окна граф смотрел, как Флетч с Сабиной об руку гуляют по саду. Граф понимал, что его любовь к Лоре была неизбежностью - кроме Лоры, в тот момент в замке не было женщин; любовь Лоры тоже была неизбежной - Флетч был новым мужчиной, единственным за десяток лет, но любовь Флетча к Сабине, а не к Лоре - эта любовь была не случайностью, а выбором. Граф знал, что Лоре надоело ждать, но и сам он оказывался в таком же положении, а лабиринт все усложнялся и отпущенное время сокращалось, как гусеница. Метафора заинтересовала графа, он задумался, какая бабочка выйдет из того, что случилось; но мелодичный голос Лоры снова нарушил его внутреннее равновесие. - Как ты себя чувствуешь? - спросила она, немедленно усаживаясь. На ней была широкая-широкая белая юбка чуть ниже колен, белые туфли, салатный с темно-зеленым пиджак, а волосы были уложены так же шикарно, как тогда, вспомнил граф, когда они с Лорой последний раз фотографировались для газет. Граф понимал, что не может даже протянуть Лоре руку, потому что она в этот момент мысленно подавала руку Флетчу; может быть, отдавалась ему, может быть, плакала от страсти.

- Мне лучше, - соврал граф.

- Не болей, - подбодрила Лора, - ведь сейчас август, твой месяц. Ты должен быть полон сил.

- Я полон, - ответил граф. Он действительно был полон своим безудержным чувством, своим: я люблю тебя, своим: я хочу тебя, своим: я умираю без тебя. Но словно по цепочке в Лорином сознании эти слова переадресовались бы Флетчу; "прекрасно, - подумал граф, - вот и шизофрения: думать за себя и за Лору."

- Тебе не кажется, - осторожно начала его жена, - что Сабина ведет себя слишком вольно? - Румянец тут же выдал ее, передавшись и графу, Август почувствовал, как заболело сердце и заныла рука. Он высвободил руку из-под головы и спросил:

- Что ты имеешь в виду?

- Она не отходит от Флетча!

- Может, это Флетч не отходит от Сабины? - предположил граф, наблюдая за молодыми людьми в окно. Он знал, что Лоре больно и что она промолчит. Тогда граф развил свою мысль дальше:

- Мне кажется логичным, что они понравились друг другу. Сабина чиста благодаря своему возрасту, и Флетч тоже чист.

- Благодаря амнезии, - сказала Лора.

- И поэтому, - продолжал граф, - они друг другу доверяют. А ведь это главное, правда? - граф позволил себе посмотреть на жену чуть более внимательно, чем обычно. И снова испугался Флетча в Лориной голове.

- Почему у нас с тобой этого не получилось? - спросил он, как спрашивают о чем-то окончательном.

- С тобой? - удивилась Лора. - Август, ты из тех людей, которые на вопрос: "Что ты предпочитаешь на завтрак?" отвечают: "Какое вам дело?"

- Но, Лора... - граф подумал, что за эти годы уединения между ними мог возникнуть великолепный союз, добрая дружба, но почему же ими овладело такое безразличие, почему им было так скучно, если он любит ее, исступленно любит - и только резкая боль где-то над сердцем помешала ему выговорить это, и он сказал другое:

- Лора, я боюсь умереть... - Потом он попытался сменить интонацию... - Я пару лет назад не дочитал одну интересную книгу, Лора, и теперь боюсь не узнать, чем она закончилась.

- Какую книгу? - спросила Лора.

- Ты все равно не знаешь.

Лора чуть заметно разозлилась.

- Ну выздоравливай, - сказала она, - а мне пора делать маникюр.

Граф поглядел на ее ухоженные ногти.

- Зачем? - беспомощно спросил он и после заметил, что Лора уже успела выйти из комнаты. Потом он отметил, что стемнело, голова болела все больше, и перед глазами возвышалась стена, та, которая разделяла его и Лору, неужели, думал он, какой-то сумасшедший мальчик сумел открыть мне глаза - и я увидел, да, я увидел, что все, что у меня было в жизни - только Лора - а что еще? Все поглотил этот проклятый замок, и ее тоже, даже ее, до тех пор, пока не явился этот юноша; парикмахеры, портные, повара - это все она могла бы делать для меня; граф засыпал, была ночь. Граф засыпал, но не мог заснуть от духоты ли, от страха? от странного страха близкой смерти; граф чувствовал, что ему не встать - до того болело сердце - "Да это инфаркт," подумал граф сквозь ощущение мучительного сжатия в груди, там сердце становилось похоже на наждачную бумагу, и граф завопил: "Маркус! Маркус!" Он звал до тех пор, пока не услышал на лестнице тяжелые торопливые шаги доктора, пока не уверился, что доктор идет к нему, и граф закричал:

- Маркус, вылечите меня, Маркус, спасите меня, я совсем не хочу умирать, - кричал он во всепоглощающей надежде, что доктор слышит его, что кто-то слышит: - Я хочу жить, Маркус, мне надо жить, помогите, Господи, Господи, слышишь, Господи, который теперь Маркус, помоги мне, я умираю. - Он набрал побольше воздуха: - Я заплачу тебе, Маркус, я отдам тебе все, я знаю, что ты любишь Лору, Маркус, записывай, если не веришь, я все подпишу: я отдаю тебе мою жену, - если ты вылечишь меня, Маркус, я отдам тебе мою жену, графиню Лору Розенкранц, в девичестве Лору Грат, я отдам свою жену, господи, - только бы остаться живым, слышишь?

Граф, не видя приближающегося Маркуса, судорожно глотнул воздух, готовясь предложить еще какую-нибудь сделку, но вдруг почувствовал болезненную пустоту в груди, вскрикнул и исчез, растворился, вышел за пределы своей комнаты с высоким потолком и вопреки договору с властями оставил ненавистный замок.




- D -

Доктор Маркус смотрел вниз, без интереса представляя, как граф стоял у этого же окна. Он думал, нравится ли Лоре ее траурное платье, Маркус хотел бы спросить, сошьет ли Лора несколько или станет носить одно, не снимая. Теперь он осознавал свою вину в том, что произошло, но ему все чаще казалось, что он сыграл не ту роль - наяву она оказалась совсем другой, чем на генеральной репетиции. Выходило, что Маркус разрезал не Лорину картинку, устроил все это не ради Лоры, а ради Флетча.

Словно почувствовав, что доктор думает о нем, юноша вошел в комнату. Глядя на него, доктор вспомнил шумного, грубого соблазнителя со странно ранимым внутренним миром, теперь Флетч превратился в небольшого львенка, того, что Маркус видел в зоопарке, совсем не то, что в саванне - замкнутого, осторожного, несмелого львенка.

- Я побеспокоил вас, Маркус, - улыбнулся Флетч, теребя в руках листы бумаги.

Маркус сразу же спросил:

- Ты все-таки хочешь, чтобы я подписал?

- Доктор, - заволновался Флетч, - а кому бы в такой ситуации этого не хотелось?

- Флетч Крааль, - наставительно произнес Маркус, - тебе от роду семь недель, у тебя нет ни дома, ни друзей, ни знакомых, ты не знаешь названия стран; вчера, - вспомнил Маркус, - я не добился от тебя ни одного имени среди президентов Америки, композиторов, киноактеров; ладно, оставим историю, Флетч, трижды семь?

- Двадцать один, - сообщил Флетч. - Вы забываете, доктор, что такие вещи я помню.

- Так вот, - продолжал Маркус, - и такой человечек хочет получить от меня письменное уведомление в том, что он совершенно нормален и что ему не противопоказано работать, а главное, жениться - к тому же без согласия родителей, которые так и не нашлись.

- Какое согласие родителей? - возмутился Флетч, - мне 28 лет!

- Да? - язвительно улыбнулся Маркус, - ты, наверное, приобрел огромный жизненный опыт за эти годы?

- Может быть, и приобрел, - рассердился Флетч.

- Но он остался на дне Дуная, - закончил Маркус.

- Так вы подпишете? - спросил Флетч, стараясь быть спокойным, но тут же взорвался снова, - да, я хотел утопиться, потому что никому не был нужен! Но теперь у меня есть Сабина...

- Кстати, о Сабине, - перебил Маркус, - так и решим. Я поговорю с ней, и если мне не удасться разубедить ее выйти за тебя, то я подпишу бумаги. А если она под моим давлением откажется...

- Не откажется, - улыбнулся Флетч. - Только поторопитесь, надо уезжать, после смерти бедного графа мы здесь абсолютно лишние. У графини много забот.

- Ну ладно, - сказал Маркус, - а куда ты намерен ехать отсюда? У тебя есть другой дом, кроме клиники?

- Мы уже все решили. Сабина достаточно богата, чтобы я мог жить у нее, а работу я найду - мне бы вспомнить, кем я был раньше.

- Сказать?

- А вы знаете? - Доктор пожалел, что проговорился.

- Ты был корректором в газете.

Надежды Маркуса оправдались. Рассеянный и счастливый Флетч не спросил, откуда доктор знает это.

- Но не слишком ли тебе повезло? - сменил тему Маркус, - всякий юноша без определенных занятий был бы рад жениться на такой богатой невесте, как Сабина Ланкастер.

- У Сабины давняя договоренность с родителями, что она выйдет замуж по любви, - Флетч светился от сознания собственной значимости.

- Ну ладно, - миролюбиво сказал доктор. Они оба вышли из комнаты. Графский замок был полон шума. Множество автомобилей стояло под окнами. Похороны назначались на ближайшую субботу, к этому же дню ждали приезда юного графа. Флетч легко влился в потоки слуг, репортеров, юристов, стремящиеся по лестнице. Маркус, здороваясь, но избегая рукопожатий, прошел на второй этаж, пошептался с Лориной прислугой и вошел к ее неудовольствию в единственное тихое место в замке - Лорину спальню.

Графиня Розенкранц бесцельно ходила по комнате. Доктор жаждал следить за каждым ее шагом. Несколько минут он неподвижно стоял в дверях - с Лорой это вошло у него в привычку, - а потом спросил:

- С тобой все в порядке?

- Все в порядке, - произнесла Лора в форме удивленного полувопроса, - Маркус, заставьте их всех уехать из моего дома. До похорон я не хочу никого видеть. -Конечно, - сказал Маркус, разглядывая Лору. Ее фигура в длинном узком черном платье, ее волосы, тщательно сведенные на "нет" строгой прической, ее неизменившееся знакомое лицо должно было помочь Маркусу, но он не решался начать, не решался спросить в последний раз. И все-таки спросил:

- Лора, ты уверена, что я не могу тебе помочь?

Она кивнула.

- Тебе ничего не нужно?

- Ничего.

- Ты ведь осталась одна, Лора.

- Вы же знаете, Маркус, что я не имею права выходить замуж после смерти Августа.

- Не выходи. Только посмотри на меня так, как ты посмотрела на него 12 лет назад.

- Я же сказала вам, - вздохнула Лора, - мне не нужна ваша помощь.

- У тебя нет больше знакомых, - сказал Маркус, - я единственный, кто мог бы остаться с тобой.

- Спасибо, - прищурилась Лора, - но мне не нужна ваша помощь.

- Лора.

- Нет. Она мне не нужна.

- Ладно, - сказал Маркус и опустил глаза. Нет, он не потерял Лору. Он никогда ее не находил.

- Бедный, бедный Люченцо, - неожиданно сказала она. Едва разжав кулаки, Маркус скользнул в прошлое. Он вспомнил, что его зовут Люченцо и когда его звали так в последний раз. Он подумал: "Люченцо Маркус, что может быть нелепее... Но я действительно забыл свое имя, надо же, я ничем не лучше Флетча, я не более нормален, чем он. Но из-за чего же я забыл свое имя, я ведь не бросался с моста вниз головой и с открытыми глазами, так неужели я забыл свое имя из-за того же, что и Флетч - из-за этой женщины, которая была бы моей, если бы я вылечил графа, если бы я нарушил игру? Неужели?" С томительным благоговением он взял Лорину руку и поднес к губам. Лора посмотрела на него так, словно он взял табакерку, не имеющую к ней никакого отношения; а потом он вышел, чтобы прогнать из замка всех, кто занимался делами покойного графа.

Сабину Маркус застал поздним вечером, они с Лорой сидели в читальной зале, Флетч уже спал. Маркус был даже рад, что Лора здесь, самое время, решил он, самое время открыть карты.

- Мы как раз говорили о помолвке, - сказала Лора, черная в черном заоконном полумраке, в длинном черном платье, в мучительных черных мыслях. Сабина - воплощение света - засмеялась:

- Вы ведь, доктор, сейчас будете читать мне нотации? Флетч мне рассказал о вашем условии. Но я согласна выйти за него замуж.

Обе женщины смотрели на Маркуса с надеждой, с совсем разной надеждой. Но он был не властен.

- Сабина, к сожалению я не могу тебе воспрепятствовать. Если твои родители...

- Я уже звонила родителям. Мы завтра едем к ним.

- Ну что ж, будьте счастливы, - пожатием плеч Маркус скинул с себя семинедельную ответственность за нового пациента, он не хотел мешать, он понимал что Флетч с Сабиной вытащили свой выигрышный билет.

- Подпишете? - Сабина достала бумаги.

Доктор сел и под изнемогающим, отчаянным взглядом Лоры, написал все что было нужно, поставил подпись, дыхнул на извлеченную из нагрудного кармана кругленькую печать. В этот же момент счастливая Сабина запечатлела на его щеке мокрый благодарный поцелуй.

- Сабина, - осторожно сказал доктор, - прежде чем выйти замуж за Флетча, ты должна знать, что с ним произошло.

- А вы знаете? - ахнула Лора.

- Да, дорогая графиня. Да, Сабина. Я не говорил этого ему, чтобы иметь возможность разыграть этот спектакль...

- Рассказывайте, Маркус, - умоляли обе.

- Я искал свидетелей, я, как сыщик, обошел полгорода с его фотографией; я ничего не узнал о его прошлом. Но сумел выяснить, что с ним произошло. - Маркус кинул взгляд на графиню и продолжил. - Для Лоры Розенкранц вряд ли будет новостью, что Флетч Крааль - ее бывший знакомец. Мало того, ее бывший поклонник; страстный, горячий поклонник. Флетчу было всего 23, когда он встретил тебя, Лора - надо думать, тогда ты ездила в Вену, это была твоя последняя поездка, больше ты не пользовалась привилегией выезжать из замка. Флетч Крааль любил тебя до беспамятства, любил тебя целых пять лет, бесцельно и беспомощно. Об этом я узнал от астролога, да, в тот день - день его смерти - Флетч ходил к астрологу, а вернее, просто шарлатану. Флетч хотел узнать, стоит ли ему надеяться; видимо, его любовь к тебе достигла самой мучительной фазы.

Маркус вдохнул воздух. Племянница посмотрела на тетю недоверчиво, болезненно, некрасиво сощурившись. Лора быстро опустила глаза, - Маркус подумал: "Прости меня, прости меня, прости", - и попросила:

- Говорите.

- Флетч рассказал астрологу и о тебе, Лора, и о твоем положении, и о своих чувствах. В ответ астролог сообщил ему нечто такое, что показалось юноше полнейшим надувательством. Он повздорил с астрологом, насколько мне известно, он сказал: "Теперь нельзя верить даже небу", и ушел, крайне расстроенный. Видимо, эта капля переполнила чашу. Мне иногда снится, как Флетч, бормоча "чепуха, чепуха", шел к Дунаю...

Сабина и Лора спросили одновременно, но по-разному, несвязно, быстро. Маркус понял: они спрашивали:

- Что сказал Флетчу астролог?

- Астролог ответил, что очень скоро Лора сама страстно увлечется им, а граф Розенкранц умрет от любви к собственной жене.

В наступившей тишине Маркус неожиданно сорвался на крик:

- Боже мой, как захотелось мне исполнить волю звезд, как захотелось мне самому исполнить то, что должен был исполнить Бог; я сам не верил в это, а потом я смеялся, потому что понял: воля свершилась, и я не знаю, кто это сделал: я с помощью Бога или Бог с помощью меня?

- Да, - вздохнул Маркус, - наверное, что-то не получилось.




- E -

Теперь Лора помнила все.

Флетч Крааль был ее единственной попыткой изменить графу. Поездка в Вену проплывала перед ней, как во сне. За первые семь лет супружества Лора Розенкранц совершила семь поездок, и часто, непозволительно часто она мечтала о мужчине на ночь, на две, о легком, чувственном и странном приключении. Но каждый раз прекрасное аристократическое воспитание удерживало ее, не позволяло поддаться настойчивым взглядам, - а взгляды были - ведь Лора выглядела и одевалась, как положено одной из самых богатых женщин мира.

И на седьмой раз Лора не выдержала - слишком холодная была зима, слишком чужой показалась Лоре Вена; графиня как чувствовала - поселилась подальше от своих камердинеров, совсем одна - и на второй же день встретила Флетча. Только потом он рассказал Лоре, зачем он пошел за ней - Флетч Крааль был вором, самовлюбленным вором из состоятельной семьи, не желавшим жить за ее счет. Великолепная лисья шуба с хвостами, волочившимися следом, очаровала Флетча еще быстрее, чем графа - опасные Лорины глаза. Увидев графиню со спины, Флетч шел за ней ровно четыре часа, следуя прихотливому маршруту Лориной прогулки по Вене. За это время Лора, наблюдавшая за ним в зеркальце, приняла терпеливо следующего за ней человека с рыжей шевелюрой за хрупкий силуэт судьбы, которую нельзя упустить. Поэтому, когда Флетч решился завести с ней знакомство с целью соблазнить и ограбить, ему не пришлось даже подбирать слова: доверчивая Лора обернулась к нему с такой искренней симпатией, что Флетча понесло. Ему хотелось быть больше соблазнителем, чем грабителем, он повел Лору в ресторан, с уважением отнесся к тому, что она не пустила его ночью в свой номер, а через пару дней, посетив с Лорой оперу, Флетч понял, что ему нужна не шуба. Они оба гуляли по холодной Вене, наслаждаясь своей молодостью - Флетчу тогда было лишь двадцать три, а Лора не чувствовала четырех лет разницы между ней и юношей - Лора даже не была влюблена, но так интересно, ох, как интересно было смотреть на веснушки Флетча, отчетливо проступавшие в теплой комнате на замерзшем лице. Они целовались, в тот вечер они целовались особенно долго, нежно, захватывающе, и Флетч просил о том, чего Лора боялась. Граф был единственным ее мужчиной, и Лора боялась Флетча, теребила его шевелюру, целовала его руки, шею, но шептала: "Нет, Флетч, не надо, не надо." И это последнее "не надо" оказалось окончательным, Флетч ушел, долго и громко топая по лестницам; Лору охватил стыд, совсем другой, чем пять минут назад; теперь она жалела Флетча, переживала за него, думала: "Куда же он пойдет, такой возбужденный, злой, обиженный?" Оставив в номере шубу (она уже знала, что это шуба виновата во всем), напялив несколько джемперов и кофт, Лора выбежала на улицу. Теперь она следовала за Флетчем, но он не прогуливался, он шел на другой берег Дуная - Лора уже все поняла, но продолжала идти за ним, потом - полумрак, фонари, замерзшие накрашенные женщины вдоль улицы, и Флетч с одной из них под руку, он заплатил ей сразу же и они скользнули в такси, Лора до сих пор помнит, до чего мерзкой была эта женщина, крашеные черным черные волосы, маленькое лицо, сапожки на каблуках, а может быть она все это придумала, оправдываясь - да, пожалуй; Лора не могла так хорошо разглядеть ее.

Как долго, назавтра, на почте, служащие искали достойных размеров ящик - на адрес Флетча, из которого он не делал тайны, Лора отправила бандеролью свою роскошную шубу и в тот же день покинула Вену.

Графиня зажмурила глаза. Флетч, похудевший, усталый, совсем чужой, снова шел под руку по улицам Вены, только не с той, черненькой, теперь он уходил от нее с Сабиной, уходил еще один раз. Маркус протянул ей темные очки - ах, да, она зажмурилась от солнца. Стоя на крыльце в шикарном траурном платье, она наблюдала, как шофер Сабины заводил автомобиль, шофер Маркуса уже успел с этим справиться, но никто пока не садился. Минуты шли длинно, Лора знала, что все они жалеют ее, из глаз медленно потекли слезы, но это оказался дождь, пришедший на смену солнцу. "На смену солнцу", - подумала Лора, с тоской глядя на уезжающего Флетча. Слуга вынес ее красный зонтик. Все заспешили; Маркус поцеловал Лоре руку, не глядя в глаза, Флетч и Сабина улыбнулись. Они уезжали - последний человек, которого Лора любила, последний человек, который любил ее, Флетч и Маркус, да и нет; они уезжали, и граф, Август, тоже ушел от нее посреди своего любимого месяца, "август без Августа", - подумала Лора. Завтра приедет сын, но сегодня они уезжали, чтобы больше не вернуться; а Лора в своем траурном платье осталась на крыльце - молодая вдова с ярко-красным зонтиком.



© Евгения Голосова, 1994-2024.
© Сетевая Словесность, 2001-2024.





Версия для широкого дисплея
[В начало сайта]
[Поэзия] [Рассказы] [Повести и романы] [Пьесы] [Очерки и эссе] [Критика] [Переводы] [Теория сетературы] [Лит. хроники] [Рецензии]
[О pda-версии "Словесности"]