[Оглавление]




ВРЕМЯ  ВСТРЕЧИ  ИЗМЕНИТЬ  НЕЛЬЗЯ


Некоторое время женщина смотрела на бело-розовый цвет стен. Раньше эти стены были серыми. И новая вывеска. Ресторан с чудесным названием "Южный вечер" внезапно превратился в какую-то "Пиццерию".

А хороший был ресторан, подумала она, открывая дверь, такой тихий, уютный. И во что они его превратили?

Пиццерия оказалась дымной забегаловкой тесно уставленной маленькими узкими столиками. Отвратительная, на ее взгляд, музыка - громкая, бесцеремонно вбивающая в мозги какие-то вульгарные слова, дым коромыслом. И в этой дикой неприятной атмосфере торопливые люди ели какие-то новые, незнакомые ей блюда.

Остановившись у входа, Людмила Павловна оглядывалась вокруг, пытаясь сориентироваться.



В том, старом, ресторане было несколько залов. Три больших и два маленьких, один из которых - всего на четыре столика - ей особенно нравился. В том маленьком зале всегда царил полумрак, а мягкие ковры и тяжелые портьеры поглощали резкие звуки. Теперь здесь, в глубине здания, все совсем-совсем по-другому. Женщина нерешительно прошла вперед и оказалась перед аркой. Кажется, где-то здесь он был, за этой аркой. Хотя, трудно сказать наверняка, поскольку ни ковров, ни занавесей, расшитых причудливым восточным узором, не осталось и в помине. Дешевая пластмассовая мебель заполняла все свободное пространство между голыми стенами. Столы впритирку один к другому. Шумно и дымно. Тем не менее, размеры помещения те же... Она неуверенно присела за крайний столик, стоявший у выхода. Быстро промелькнувший официант бросил на стол картонку-меню. Людмила Павловна огляделась.

Да, пожалуй, она не ошиблась - именно здесь и был тот уютный зальчик, где они так часто обедали в далекие, студенческие времена, заказывая обычно роскошный украинский борщ с пампушками и чесночной подливкой, котлеты по-киевски и кофе. Такой обед стоил недорого, и был удивительно вкусным. Впрочем, в юности, наверное, все вкусно, все сочно и живо - совсем не то, что сейчас. Сколько лет она уже не пьет кофе?

Разбитной парень возник вновь - на этот раз с карандашом и блокнотом.

- Что будем заказывать?

- Двести грамм водки, - произнесла она слегка дрогнувшим голосом.

Удивленный взгляд.

- Что-нибудь еще?

- Пока больше ничего.

Она даже не посмотрела в меню.

Карандаш в руке парня сделал закорючку и замер.



Водка подействовала почти мгновенно. Людмила Павловна прикрыла глаза, словно прислушиваясь к реакции организма. Тепло. Тепло. Еще теплее. Сколько нужно выпить за один раз, чтобы дойти наикратчайшим путем до нужной кондиции?

Открыв глаза, она поймала быстрый хмуро-любопытный взгляд молодого официанта - наверное, думает, что она алкоголичка. Что сейчас напьется и начнет дебоширить. Или уйдет, не расплатившись. Можно о ней и такое подумать - одета она действительно неважно. Не бойся, дорогой. Старая дама здесь совсем не за тем. Она улыбнулась ему и подняла руку.

- Можно вас? Еще двести грамм.

Ну и вид у него! Что, не каждый день замшелые тетки пьют не закусывая? Ладно, ладно, не будем пугать мальчика.

- У вас есть борщ с пампушками? Или котлеты по-киевски?

Официант поднял брови - она, что, издевается?

- Это пиццерия, здесь таких блюд не бывает, - ответил, тем не менее, довольно любезно.

- А какие бывают? - Водка сделала ее смелее.

- В основном, пицца. Салаты. Кондитерские изделия. Да вы посмотрите меню.

- Я все равно не знаю, что кроется за этими новыми названиями... Ладно, несите вашу пиццу.

- Какую именно? С сыром, маслинами и ветчиной, с грибами или...

- На ваш выбор. Но сначала принесите еще водки.

После второй рюмки второго захода все вокруг закачалось, углы помещения начали двоиться, стол разъехался в стороны, тарелки, ножи и вилки увеличивались, на глазах обретая новую форму, лица вокруг тоже стали странным образом меняться. В ушах зашумел морской прибой. Она закрыла глаза и почувствовала, что и тело ее становится чужим, утрачивает вес, превращается в жидкую субстанцию, еще чуть-чуть и ухнет, прольется вниз, растечется лужей по грязному полу. Но через мгновение шум в ушах исчез, как исчезла, давно мучившая ее, одышка. Она медленно открыла глаза. Подействовало!

- Мальвина в старости, - Мила кивнула в сторону сидящей за соседним столиком женщины, седые волосы которой были подкрашены синькой.

Та, казалось, услышала ее слова и с улыбкой кивнула как старой знакомой.

- Странно, она себя так ведет, как будто меня знает.

Валентина оглянулась.

- По-моему, бабуля водку пьет. В таком состоянии для нее весь мир - родня. - Посмотрела на часы. - Долго мы еще будем твоего Байрона ждать? Я есть хочу.

- Да вот он! Уже идет!

Мила приветственно махнула рукой возникшему в дверном проеме Борису.

- Чего это вы сюда забрались? Надо было сесть в большом зале, там светлее.

- А здесь интимнее, - пококетничала Валентина.

- Вы уже сделали заказ?

- Нет, ждем тебя.

"Просто Байрон", как-то в насмешку обозвал его преподаватель зарубежной литературы. К нему и приклеилось - "Просто Байрон". Он и, правда, внешне слегка походил на Байрона. И стихи писал. Некоторые девушки, особенно с первого курса, как только узнавали о его прозвище, специально бегали в библиотеку посмотреть на висевший там портрет. Борис презрительно пожимал плечами, хотя, разумеется, такое внимание не могло не льстить. Полфакультета тайно и явно вздыхало по его роскошным кудрям. Но он выбрал Милу. Несмотря на то, что она не блистала красотой, как, например, Валентина. Не училась на отлично, как Лизавета. Несмотря на ее страшную близорукость и "волнительные" ноги...

Купив несколько гвоздик и одеколон в красивой коробке, она села на автобус. У ее одноклассника, который тоже учился в университете, только на биофаке, был день рождения. Колька снимал квартиру на каких-то выселках, она запуталась в остановках, доехала до конечной и ей пришлось еще довольно долго идти пешком, разыскивая нужный дом. Когда, поплутав по переулкам, она его нашла, наконец, вечеринка была в разгаре. Дверь открыл именинник, облобызал, принял подарок и провел в комнату. Народу было довольно много, но всё незнакомые лица, с Колькиного факультета. Рычал магнитофон, галдели девчонки. Колька старался вовсю, бегал, что-то носил и уносил... Мила ринулась было ему помочь, но он выпроводил ее из кухни, сказав, что сам справится, а она может испортить платье. Платье было дорогое, ей самой не хотелось возиться в нем с кастрюлями, но еще хуже было - среди незнакомых людей делать вид, что тебе страшно весело. Не очень-то она умела притворяться. Обреченно вздохнув, присела на краешек дивана. Кто-то бесцеремонно плюхнулся рядом. Оглянувшись, она увидела Байрона. Этот-то откуда взялся? Она сторонилась таких красавчиков, стеснялась, и за целый год совместной учебы они и парой слов, наверное, с Борькой не перекинулись. Он тоже узнал ее и удивился.

- А ты здесь как оказалась?

Она объяснила.

- А я с Машкой, - он кивнул в сторону танцующей девушки.

И добавил, продолжая ее разглядывать.

- Красивое платье.

Миле не нравилось, что ее осматривают, как какой-нибудь манекен в магазине, хотелось встать и уйти - подальше от этого пристального внимания. Не по себе было, но она сделала усилие, улыбнулась и ответила, стараясь, чтобы голос звучал как можно непринужденнее:

- Мама привезла из Франции.

Он поднял брови.

- Из Франции? Что она там делала?

- Ездила на выставку вин.

- На выставку - чего?

От его глуповато-ошарашенного вида ее скованность прошла.

- Она винодел, - объяснила. - Ездила с делегацией представлять наши вина.

- Вот это да! - Воскликнул Борис и скорчил забавную гримасу. - Повезло же, тебе! Можешь пить, сколько влезет!

- Да я не пью, - засмеялась она.

- Совсем?

- Совсем.

- Я бы пил с утра до вечера без перерыва на обед.

Не такой уж он и задавака, как казался.

Со дня рождения он провожал ее, а не Машку.



Просто Байрона любили не только девушки. Большинство преподавателей тоже - за его удивительные способности. Даже злая Медуза Горгоновна, никогда никого не хвалившая, не устояла перед его обаянием и способностью рассуждать логически.

"Вам нужно заниматься наукой, Борис, - сипела она прокуренным голосом. - У вас большие способности".

Непонятно каким образом, и откуда - никто не видел, чтобы он особенно напрягался, но он всегда знал все, что требовалось, и даже больше. Сдавал экзамены блестяще, и казалось, мог ответить на любой вопрос по любому предмету. Но все многочисленные достоинства уравновешивал один недостаток - Борис любил выпить. Вначале, когда они только познакомились, на фоне сбившейся ко второму курсу веселой компашки, это не особенно бросалось в глаза. Бывало, после занятий все вместе отправлялись обедать в кафе, а вечерами иногда собирались у кого-то в общежитии. И вино пили, и пиво. Он пил не больше других. Только пьянел отчего-то быстрее.



Да, хорошая подобралась компания. Жаль только, что вот-вот разъедутся все, и закончится веселая студенческая жизнь - последний курс.

Сдать бы только завтра эту чертову философию. А потом английский, на следующей неделе, и - прощай институт! Разлетятся кто куда... Распределение было по нескольким областям. Только они с Борькой останутся здесь, в городе. Останутся вместе. Мила улыбнулась, глядя как он осторожно пробирается к их столику - такой высокий, как-то по-щенячьи, лохматый, в белой летней рубашке. Самый красивый парень на факультете. А может быть, и в целом университете.



Отодвинул стул и уселся поудобнее.

- Ну, что будем пить?

- С ума сошел? - всполошилась Валентина. - Экзамен же завтра! Мозги должны быть свежие.

- Ну, так это же завтра, - поднял брови Борис.- До завтра еще далеко. Закажем по бокалу красного, а?

- Ни-ни-ни! - Валентина замотала головой. - У Горгоновны нюх, как у собаки, а глаз как у орла! И не вздумай! Сразу же увидит. А учует и на четвертый день! К тому же, надо еще позаниматься.

- Зачем? - Борис пожал плечами. - Преподы тоже люди. Думаешь, кто-то захочет возиться с выпускниками и усложнять себе жизнь, портить лето? Все сдадут.

- Ты-то точно сдашь. Еще и не сдал, а уже в аспирантуре оставляют, - вздохнула Валентина. - А для меня что философия, что китайская грамота.

- И ты сдашь, - заверил Борис и широко улыбнулся. - А выпить надо - есть повод...

- Какой?

Борис не ответил, только посмотрел на Милу. Особенным таким взглядом. Она почувствовала, как у нее загорелись щеки.

- Сейчас скажу. Но сначала я хочу вас сфотографировать, чтобы вы навсегда запомнили этот день.

Достал фотоаппарат.

- Ой, давайте кого-нибудь попросим, чтобы щелкнули нас втроем! - завертела головой Валентина. Она любит фотографироваться.



Людмила Павловна сделала еще глоток. Да муж был прав, горячительные напитки действительно раскрепощают сознание. Больше того, они возвращают в то состояние, о котором напрочь забываешь в более зрелом возрасте. Как хорошо быть молодым и здоровым! Но кто сказал, что она старая? Людмила Павловна откинулась на спинку стула и задорно дернула головой. И напрасно расхрабрилась - очки тут же соскочили с носа и исчезли под столом. Ну и черт с ними! И без них она видела - правда, как в тумане, - сидящих за соседним столиком девушек и молодого человека с длинными волосами. Все идет как надо. А... как надо? Она поднялась.

Сердце бешено застучало. Шум в ушах. Пол закачался под ногами. Главное, теперь не упасть. Не упасть, иначе все примут ее за настоящую пьяницу и не поверят ни единому слову. А надо, чтобы поверили.

Все-таки она упала. В поле зрения в странном ракурсе - снизу - мелькнуло удивленное лицо официантки в кокетливом белом кокошнике. Стук и звон падающей посуды. Хватая и увлекая за собой и стул, и скатерть, медленно оседая, она пыталась вытолкнуть из себя, выкрикнуть все, что кипело где-то глубоко внутри.

- Что за чушь она несет! Она что, твоя знакомая? - удивился мужской голос.

- Моя?! Знакомая?! Да я ее первый раз вижу! - на высокой ноте обиды беспомощно вознегодовал женский.

- Похоже, она и меня знает! - вклинился третий.

- Ты только послушай, как она меня! - возмутился второй.

- Вот видишь! Я действительно ее не знаю! Правда, не знаю!

- Да не слушайте вы ее! Она просто слышала наш разговор! Поэтому и знает имена! - засмеялся третий



Голос официанта бормочущего у самого уха:

- Надо же, все-таки наклюкалась!

Это было последнее, что она услышала, прежде чем свет померк, и она соскользнула в темную воду беспамятства.



- Здравствуйте, Людмила Павловна.

С опозданием она поняла, что это было сказано ей.

- Ишь ты, и не отвечает! - услышала за спиной.

- Тише ты! Не в себе она... Мужа похоронила. Прямо как тень эти дни ходит.

Это про нее. Соседки с первого этажа - баба Вера и Дуся.

- Помер? - изумилась последняя. - Да ей радоваться надо, что освободил! Такой кровопийца был, прости Господи за такие слова! И пил и бил и гулял!

- Тем не менее, всю жизнь вместе, - вздохнула баба Вера. - Не фунт изюма! Раз не бросила, не ушла - значит, любила.

Людмила Павловна медленно поднималась по лестнице.

Любила? Любила. Красивый был и умный. Таких всегда любят.

Долго прощала, и верила, что в один прекрасный день все вдруг изменится.

Не менялось. Точнее, менялось, но не в лучшую сторону.



Она ждала его уже два часа, нервничая, что опоздает на автобус. И вот он явился. Ясное дело, навеселе. Заглянул в комнату, где она сидела, уже в плаще, на диване, бодро крикнул "Привет!" и громко протопал на кухню. Похоже, в хорошем настроении. Она, сдерживая гнев, поднялась и пошла следом. Он уже достал бутылку из холодильника и насмешливо, с легким вызовом, посмотрел на жену. Ну, и что нового ты мне скажешь на этот раз?

- Может быть, воздержишься? - Она кивнула на бутылку, стараясь держать себя в руках, хотя это было нелегко. - Ты же знаешь, что у отца день рождения. К вечеру надо быть в Соколовке.

- Ну и поедем, что нам мешает? - Он наполнил маленький стаканчик.- Всегда принимаю такие приглашения.

Куда он успел заглянуть после лекций? В таком вот благодушном настроении он обычно пребывал, приняв пару бокалов вина. Ну, а дальше все шло по накатанному сценарию.

- Мог бы и не напиваться с утра.

Словно не слыша, он поднес стаканчик к губам. Выпил. На мгновение прикрыл глаза, словно прислушиваясь к себе, потом встряхнулся.

- А я, что, пьян?

- Если пока и не пьян, то после водки точно будешь.

Прижег ее быстрым острым взглядом.

- Если ты так стесняешься меня, могу и не ехать.

- Вот и оставайся, - враждебно сказала она.- Лучше сидеть там одной, чем с таким... с таким...

- Пьяницей?

Он снова налил, теперь уже демонстративно, выпил и лишь после этого ответил.

- Останусь с удовольствием. Восстановлю силы.

- Перетрудился!



Он встряхнул бутылку.

- Да мне за вредность нужно платить. За то, что живу с тобой. Такие, как ты, сосут энергию, не давая ничего взамен. Твое присутствие рядом никогда не вдохновляет, поскольку ты серая, бездуховная личность. С тобой даже и поговорить не о чем. Ты не понимаешь элементарных вещей.

- Одну вещь я понимаю очень хорошо - ты спиваешься и отравляешь жизнь и себе и мне! - закричала она, теряя терпение. - Тебя вот-вот выгонят из института! Ты действительно стал, стал... алкашом!

- Хорошо, я алкаш, - ласково согласился он, наливая еще один стаканчик. - Но, несмотря на этот факт, я окружен друзьями, ко мне тянутся, со мной советуются. Меня любят.

- Собутыльники!

- Меня любят, - повторил он. - Ты же никому не интересна. Никогда никому. Ни в трезвом, ни в пьяном состоянии. Потому что ты дура. И всегда ею была. У тебя куриные мозги. Я пьяница? Может быть. Но я - личность, а ты, ты... просто курица. Мне многие говорили, что мы не подходим друг другу.

- Ты только сейчас это понял? - уязвленная, спросила она.

- Я это знал всегда.

- Так зачем женился?!

Глаза его мстительно блеснули

- Жить где-то нужно было. Обещали оставить в аспирантуре, но без жилья.

- Дерьмо ты! - Она просто задохнулась от негодования и бессильной злости. - Сволочь!

- Какие еще плохие слова ты знаешь? - Ей казалось, он забавляется. - Что, все? Так быстро иссяк источник? Странно для дочери виноградарей. Впрочем, что тебе объяснять, - он махнул рукой и направился в комнату, к дивану. - Многие, довольно простые вещи просто недоступны твоему воображению, ибо оно отсутствует начисто. Что касается меня, то я не вульгарный пьяница, какими полна твоя деревня, да и вся эта страна. Я пью не для того, чтобы напиться. Опьянение для меня, если хочешь знать, это своего рода эксперимент, позволяющий увидеть мир под другим углом зрения. Я, таким образом, расширяю границы своего сознания. Впрочем, что об этом говорить с тобой! Скучен мир, где живут такие убогие создания...

Качнувшись, он мешком свалился на диван. Ей хотелось запустить в него чем-нибудь тяжелым, но даже если бы под рукой и оказалось что-нибудь похожее на кирпич, вряд ли бы она осмелилась это сделать.

Тем временем, он, не открывая глаз, елозил головой по маленькой подушечке-"думке", с любовью вышитой мамой и подаренной ей вместе с мебелью на свадьбу, и продолжал вещать своим лекторским, бархатным голосом, от которого млели его студентки.

- Опьянение - это возможность выскочить из "здесь" и "сейчас". Возникает иное, новое, мироощущение. Это путешествие вглубь себя, это путешествие во времени. Я могу оказаться как в любой точке будущего, так и в любой точке прошлого. Раскрепощенность сознания позволяет делать многие фантастические вещи.

Дрожа от гнева, она подошла к дивану и с силой рванула подушечку из-под его головы.

Глаза открылись, обдав ее холодным презрением.

- Впрочем, о чем это я? Не мечите бисер перед свиньями... тебе этого никогда не понять. Твой ум не развит, мышление примитивно. На уровне этих дамских журналов с этими... как их... выкройками. Ты же ни одной умной книги не прочла. Курица.

Она всегда много читала, и он это прекрасно знал, но спорить с ним, когда он пребывал в таком состоянии, было бесполезно, и даже опасно. Он всегда находил обидные слова, всегда знал, как побольнее укусить.

Бросай ты его, уговаривали подруги. Ну, что толку, что красивый. Ну, талантливый, ну умный. А жизнь загубил. Ладно бы только свою, но и твою тоже. Они были правы. Ей же долгое время казалось, что она справится. Ведь он такой замечательный, когда держится. А он не будет держаться, если ее не будет рядом, он сам это говорит. Когда трезвый. Он, когда трезвый, совсем другой, и признает, что алкоголизм это болезнь, и почти готов закодироваться. Как только соберут нужную сумму для лечения... Говорят, в Ялте живет специалист, который и не таких вытаскивал. А еще он обязательно защитит кандидатскую, минимум уже сдал, и диссертация наполовину написана.

Но время шло, денег не прибывало, наоборот, становилось все меньше и меньше, поскольку он уже нигде не работал. Она брала столько часов в школе, сколько только можно было, занималась с учениками после уроков, пытаясь заработать побольше. К вечеру валилась с ног.

Ссоры стали ежедневными. Иногда он целыми днями сидел дома, злобный и хмурый, иногда уходил с утра и не возвращался по нескольку дней. Знакомые иногда сообщали ей, что видели его в компании опустившихся забулдыг в районе вокзала. Или собирающим бутылки в парке, или с какой-то синюшной дамой в забегаловке на рынке...

После длительного отсутствия возвращался как побитый пес, отсыпался, отмывался, плакал и клялся, что это было с ним в последний раз. А через несколько дней исчезал, и все начиналось сначала. Иногда клянчил, иногда воровал у нее деньги, потом, напившись, угрюмо молчал, не разговаривал с ней и смотрел как на пустое место. Или, в приступе болтливости, начинал нести какую-то чушь и жаловаться на этот скучный мир с его примитивной логикой, где ему приходится отбывать, как наказание за неизвестные грехи, день за днем среди болванов и дерьма. С годами все чаще давал волю рукам.

Теперь у нее была лишь одна мысль: бежать от него, бежать! Но куда? Отец умер. С матерью жила младшая сестра с мужем и детьми. Места для нее там не было. Да и как она могла уйти из дому? Путем сложных манипуляций, отдав все свои сбережения, родители купили ей эту двухкомнатную кооперативную квартиру. Хотели, чтобы их Милочка была счастлива. Она и была счастлива, когда прописывала в ней своего мужа. Счастлива и полна сил. Как быстро все изменилось! Но выгнать его уже невозможно. Как невозможно и оставить ему эту квартиру, подарить ее этому негодяю. Как невозможно иметь от него детей.



Резкий звонок заставил ее вздрогнуть. Людмила Павловна обнаружила себя сидящей на диване в пальто и шапочке. Руки сжимали старомодные очки. Медленно поднявшись, прошла в прихожую к телефонному аппарату.

Звонила старая подруга.

- Извини, что поздно, - голос ее звучал возбужденно и виновато. - Только сейчас узнала! Приехала, а мне дочь и говорит, что похороны. Если бы знала, приехала бы раньше...

Подруга ездила к сыну под Киев нянчить внука.

- Ну откуда ты могла знать? - кротко произносит Людмила Павловна.

- Как все случилось-то?

- Скоропостижно. Врач сказал, под утро, во сне. Сердце отказало.

- Легкая, значит, смерть. Нам бы так, чтоб не обременять никого... Как говорится, царство ему небесное, - вздыхает подруга. - Хоть он его и не стоил! Ну, а ты там как? Нормально?

- Нормально.

- А то, может приехать?

- Спасибо, Валюша. Поздно уже.

- Ну, смотри. Я и переночевать могу, если хочешь.

- Спасибо. Приезжай утром. Завтра и поговорим.

Положив трубку, она сняла пальто и прошла в маленькую, обшарпанную кухню. Хотелось пить. Двигаясь как автомат, Людмила Павловна налила в чайник воды, включила газовую конфорку. Присев на краешек табуретки, подождала, пока закипит вода. Заварила чай и медленно, долго пила его маленькими глотками, уставившись невидящим взглядом в пространство перед собой.

Вчера он еще был жив.



Ночью ее разбудил, вырвал из сна, стук в стену. Начинается, подумала она. Тоскливо заныло в груди.

С вечера она закрылась в своей комнате и не видела, в каком состоянии он вернулся домой. Впрочем, по тяжелому неверному шагу было ясно - в каком. Пришел не слишком поздно - около одиннадцати.

А сколько сейчас? Светает уже. Ее мучила бессонница, и если она просыпалась среди ночи, уснуть снова почти никогда не удавалось. Стук в стену повторился. Да, теперь уже точно не уснуть.

Удар следовал за ударом, медленно, размеренно. Теперь это до утра. А завтра опять соседи будут, в лучшем случае, косо смотреть. В худшем - опять пожалуются участковому.

Снедаемая тихой яростью, она поднялась и открыла дверь в его комнату.

- Совсем мозги пропил? Соседи милицию вызовут.

- Плохо мне, - тяжело дыша, произнес он. - "Скорую" вызови.

- Какая "скорая" к тебе поедет? - враждебно спросила она. - Все знают, отчего тебе плохо. Весь город тебя знает. И кто потом за вызов будет платить? Сейчас тебе не давние времена - за все надо платить. А у меня нет денег. Сегодня последние отдала, заплатила за свет и квартиру.

- Звони, курица. Я не пил вчера. В преферанс играли...

Она не ответила. Отступив назад, поплотнее прикрыла за собой дверь и вернулась в свою комнату. Осторожно опустилась на кровать. Стук возобновился. Бог мой, да кончится ли это когда-нибудь? Она сидела, скрючившись, и слушала эти ненавистные удары ненавистного человека. Сколько он еще стучал в стену - минуту, две? Полчаса?

Удары в стену становились все реже, все тише... Тишина.

Угомонился, пьяница. Теперь только она почувствовала, как задеревенела спина, замерзли ноги. Легла, натянула на себя одеяло.

Повернула голову к тумбочке - сколько времени? Стрелки старого будильника стояли на половине седьмого - опять забыла завести. Впрочем, какая разница, рано еще или поздно, все равно теперь уже глаз до утра не сомкнуть. Смотрела в окно, наблюдая за тем, как темнота за стеклом становилась все жиже, пока не исчезла совсем, сменившись серым сумраком раннего утра. Тогда она поднялась, чтобы сходить в туалет. Дверь в его комнату оказалась приоткрыта, а сам он лежал на полу лицом вниз.



И вот его нет.

Людмила Павловна подошла к раковине и принялась мыть посуду - тарелку и чашку. Руки делали свое обычное дело, а на лице медленно проступала слабая улыбка.

Закончив, она вытерла руки старым вафельным полотенцем и замерла посреди кухни. Стояла так некоторое время, чуть склонив голову, словно к чему-то прислушиваясь.

Одна. Теперь она живет одна.

К этому еще предстоит привыкнуть.



По пути в спальню, задержалась у книжной полки, за стеклом которой стояла старая фотография. Людмила Павловна взяла ее в руки. Молодые, смеющиеся лица. Какая она здесь красивая! Казалось, лучший день в ее жизни запечатлен. Впрочем, так оно и было - никогда она не бывала счастливее. Борис сделал ей предложение - прямо во время обеда в ресторане. Все было словно вчера. Все помнилось до мелочей. Высокий красивый, в белой летней рубашке. Красное вино, котлета по-киевски... Старуха за соседним столиком, что сидела как раз напротив Людмилы Павловны и все смотрела, смотрела на нее сумасшедшими глазами. Наверное, много выпила - иначе не начала бы дебоширить. Завидует нашей юности, сказал Борис, когда ее выводили.

Людмила Павловна переворачивает фотографию. На обороте - полустертая, сделанная карандашом надпись.

"Июнь-70. Ресторан "Южный вечер".




© Галина Грановская, 2005-2024.
© Сетевая Словесность, 2005-2024.




Версия для широкого дисплея
[В начало сайта]
[Поэзия] [Рассказы] [Повести и романы] [Пьесы] [Очерки и эссе] [Критика] [Переводы] [Теория сетературы] [Лит. хроники] [Рецензии]
[О pda-версии "Словесности"]