[Оглавление]



Два  рассказа

из  цикла  "Наши  фамилии"


  • "ХАРВАРД"
  • ПРОИЗВОДСТВЕННАЯ ТРАВМА



  • "ХАРВАРД"

    Шел как-то господин Петя Жилин по улице. Обыкновенная такая улица, Харьковская. В смысле, такое у нее название официальное на стенах домов. Хотя до Харькова от этой одноименной улицы, как до Киева рачки ("рачки", если кто не знает - это популярное в среде широких масс выражение. Не только просторечное, но и украинское, с ударением на "а").

    Да, и шел он, значит, ни о чем не думая, с работы домой. На работе у него, конечно, хрен знает что творилось в условиях антинародных экономических реформ и регулярной неуплаты заработной платы, а дома тоже было весело до слез и ничуть не хуже, чем на работе. Короче говоря - хоть вешайся между этими молотом и наковальней, хоть стреляйся. Но Петя Жилин ни вешаться, ни стреляться не хотел, потому что не хотел умирать. И жить он тоже не хотел - так, как жил. Он по-другому хотел жить. Красиво, богато и интеллигентно. Как в кино, которое демонстрировали во всех трех кинотеатрах их большого города во вторник. Чтоб люди - особенно, те, что с работы, коллеги, значит, и соратники - смотрели на его жизнь издали и в восхищеньи завидовали. Не черной завистью, а слегка, в кругу семьи по вечерам после напряженного трудового дня.

    Только пожелания господина Пети Жилина не слишком вписывались в его реально сложившуюся жизнь. И хотеть-то он хотел от всей души искренне, да что толку? Хотение в карман не положишь и к делу не пришьешь. Как жена Петина образно выражалась. Другим до ее выражений дела никакого нет - им проще, - а Петю она своими выражениями достала до основанья. А затем и до последнего предела. До конца, можно сказать, она его достала. Потому что с самого начала так уж у них в семье неправильно повелось. Не зря же она свою девичью фамилию не сменила на фамилию мужа и не стала Жилиной. А осталась Петиной, кем и раньше была, в девичестве. Петя еще тогда понял, что это она неспроста. Но было поздно. Правда, дети - те ничего, те его фамилию с детства носили, подлинную. И носили недостойно. Позорили, одним словом, они Петину фамилию "Жилин". И в школе, и на улице, и даже в органах безопасности внутренних дел. Поскольку росли дети господина Пети Жилина головорезами и хулиганами с большой дороги.

    В общем, ясно и понятно, в каком именно состоянии духа и каком расположении шел домой по улице Харьковской с работы Петя.

    И вот идет он, то ни о чем не думая, то думая, а есть ли в Харькове улица, носящая имя его родного города, и вдруг ему попадаются на глаза буквы. Большие и, можно сказать, огромные буквы на сером доме. Представляете? И складываются эти буквы в надпись: "Продажа эксклюзивных гробов".

    Что означает слово "эксклюзивных", Петя из газет знал. Правда, не окончательно, а приблизительно и односторонне. Но что слово это особенное и многозначительное - знал точно. В том смысле, что много чего оно значит. И главное - дверь под надписью распахнута настежь и приглашает всем своим видом в нее войти.

    Ну, и конечно, не удержался Петя Жилин из любопытства и соблазна. Вошел. Вернее, не вошел он, а остановился на пороге, как пораженный параличом или, допустим, громом. От зрелища, ему открывшегося, он остановился. И не смог сдвинуться с места - такая красота предстала перед его взором. Красота и великолепие.

    В темной зале, драпированной черным бархатом, стояли на постаментах... произведения высокого искусства. Их формы были совершенны, утонченны и одновременно причудливы. Они скупо и с достоинством посверкивали лаком и бронзой. Они поражали воображение. В них хотелось лечь и уснуть, и вообще поселиться. Причем во всех сразу и не по очереди, а вместе. Короче, таких изделий Петя не только никогда не видел, он не представлял, что они могут существовать в принципе. Глядя на них, он еще подумал, что гробы, в которых на его памяти торжественно хоронили Брежнева и других генсеков КПСС, выглядели гораздо скромнее и совсем не так убийственно красиво.

    И стоял, значит, господин Петя Жилин на пороге торгового помещения и смотрел внутрь широко открытыми глазами. А вокруг, на минимально почтительном расстоянии вился служитель в смокинге и мягких тапочках, и до Петиного притупившегося слуха долетал от него шепот, состоящий из тихих слов: "СэШэА. Саркофаг. Шелк. Микролифт. Секретер. Для любимых. Вещей. Усопшего".

    Как Петя сдвинулся с места, как стал ходить вдоль постаментов и трогать полированные прохладные поверхности руками, он не помнил. Он спохватился уже в кресле, за черным журнальным столиком пьющим черный горячий кофе. Рядом с блюдцем лежала белая бумага в черной витиеватой рамке. Называлась эта бумага "Прайс-лист прейскурантов цен, а также услуг".

    Жилин двинулся взглядом по бумаге вниз. Взгляд сразу же стал наталкиваться на цифры и спотыкаться: 12540, 11430, 10910, 9512, 3135, 3135, 3135...

    - Это, что ли, в долларах? - произнес Петя.

    - Ну что вы, - прошептал служитель. - В долларах - нужно разделить на 2,1.

    Калькулятора у Пети с собой не было, но он смог разделить эти числа и без калькулятора - в уме. Может быть, не совсем точно, но смог. После чего выговорил:

    - Это ж квартиру купить можно. Или машину иностранной марки подержанную.

    Служитель грустно улыбнулся и не возразил:

    - Можно.

    И Петя Жилин не допил кофе, а вскочил и зашагал по улице Харьковской в направлении своего дома. Ему не хотелось больше жить красиво и богато. Ему хотелось только одного: быть погребенным в гробу "Харвард" - самом дорогом и комфортабельном, в гробу такой неописуемой красоты, что ни в сказке сказать, ни в принципе. Он был готов к погребению хоть завтра, хоть сейчас, хоть сию минуту.

    Жаль, не от него это зависело. Поэтому, чуть оправившись от неизгладимого впечатления, оставленного в нем эксклюзивными гробами, господин Петя Жилин решил написать завещание, заверить его по всей форме у нотариуса и отразить в нем свое единственное последнее желание, а также и требование - выполнить желание неукоснительно.

    - Вот жена обрадуется, такой документ прочтя, - думал на ходу Петя. И еще думал: - Так ей и надо. Не будет в следующий раз законную фамилию мужа игнорировать, и доставать его без зазрения совести образными и прочими выражениями - не будет.



    ПРОИЗВОДСТВЕННАЯ ТРАВМА

    Что в Степане Ефимовиче было плохого - это фамилия. Ну что такое Пукшин? Насмешка судьбы, а не фамилия взрослого мужчины двухметрового роста. Прямо как в литпроизведениях писателей Зощенко и Чехова Антона Павловича, писавшего под псевдонимом Антоша Чехонте. Хорошо еще, что не сочинял Степан Ефимович стихов и в рядах поэтов не состоял. А то бы вообще воспринималась фамилия его отцов и дедов как фарс, издевательство и, можно сказать, гротеск.

    Юмористического, в общем, направления была у Пукшина фамилия. А все остальное - нормальное и положительное. Особенно положительное было в Пукшине то, что сегодня считается большой редкостью. Пукшин не только слыл, но и на деле являлся хорошим семьянином. Главой большой и дружной в прямом смысле слова семьи. И состояла семья Степана Ефимовича, естественно, из его жены - можно сказать, супруги - и его, то есть их дочерей в количестве трех. Младшей, средней и старшей. Хотя все они еще не выросли и пребывали в самом разгаре детства. Будучи маленькими детьми. Поскольку Степан Ефимович и супруга его поженились не так уж давно. Да и как они могли давно пожениться, если она - супруга - вышла замуж за Степана Ефимовича сразу по окончании школы без троек, а он женился на ней сразу после армии в звании сержанта?

    Так что картина, когда они в какой-нибудь будний день всей семьей на прогулку выходили, получалась достойного содержания. Все этой картиной откровенно любовались. Кто, конечно, ее видел. И в парке культуры, и просто на улицах города.

    А по будням ходили гулять Пукшины потому, что в выходные дни Степан Ефимович преимущественно бывал занят. Он и в будни чаще всего свободным не бывал. Но в выходные дни - точно. В выходные он ненормированно работал, чтобы заработать деньги и содержать свою любимую семью - одну жену и троих детей плюс кот. Несмотря на то, что с женой Степан Ефимович числился в официальном разводе с отметкой в паспорте. Развод они тоже из-за профессии его оформили. Профессией такой Степан Ефимович обладал. Специфической и редкой. Потому что работал он по объявлениям. С одной стороны, вычитывая и находя их в газетах, а с другой, давая. В смысле, объявления - в газеты.

    Если разобраться и вникнуть в суть, занимался Пукшин делом благородным. И полезным для всех. Все же от его деятельности только выигрывали, а не проигрывал никто.

    Ну разве он приносил вред этим одиноким женщинам, давая им надежду на семейную жизнь и возможность побыть рядом с завидным мужчиной? Пусть хотя бы временно. Тем более он, знакомясь, никогда их не обманывал, говоря, что материально практически не обеспечен. И жениться - тоже не обещал никогда. Правда, он ходил в гости не к одной женщине одновременно, а к нескольким в порядке живой очереди. Тут да, тут наблюдалось некоторое несоответствие высоким моральным принципам и идеалам. Но больше не было его - несоответствия - нигде. В определенный момент Степан Ефимович культурно говорил - что, видимо, мы не подходим друг другу для совместной жизни, и знакомство прекращал. И заводил на его месте следующее. Оставив одинокой женщине приятные воспоминания о себе и мигах настоящего женского счастья.

    Конечно, Степан Ефимович имел на этом некоторую выгоду. Естественно. Кормили его женщины как только могли вкусно - что уже семейному бюджету большой плюс. Аппетит у Степана Ефимовича - дай Бог каждому. Ну, и деньги он на их этом счастье зарабатывал. Небольшие - в пределах разумного. Женщины ему давали - то на такси, то на карманные расходы, то "в долг". Потому что знали - над ним тяготеют тройного размера алименты, и зарплату ему на предприятии преступно не выплачивают. Он им - женщинам, желавшим познакомиться - говорил, что на предприятии работает. Мотористом.

    В общем, жалели его одинокие женщины по мере возможностей. А Степан Ефимович все деньги до копейки жене своей отдавал для ведения хозяйства. И ни о каких такси и собственных отдельных расходах даже и не помышлял. Он оставлял себе небольшую определенную сумму на приобретение свежих газет, конвертов, шариковых ручек и на обязательные накладные расходы: за дачу объявлений уплатить, за абонентский ящик на почте, ну и по случаю первого знакомства цветов купить, вина бутылку и небольшую коробку конфет "Мальва".

    А состоятельные женщины, само собой разумеется, платили Степану Ефимовичу за услуги. По договоренности. Тут вообще все было честно и благородно, на обоюдовыгодных условиях.

    И тем не менее Степан Ефимович постоянно подвергал себя опасности. Довольно, кстати сказать, нешуточной. Потому что это была опасность провала.

    Понятно же, что объявления, которые он давал в газеты - это "услуги состоятельным дамам", а которые брал из газет и по ним заводил переписку - из серии "одинокая женщина желает познакомиться".

    Вот и представьте, что было бы, если б сначала Степан Ефимович пришел к даме знакомиться, выдавая свои намерения за серьезные, а потом эта же дама, разочаровавшись в благородной цели найти мужа, сама написала - на абонентский ящик Степана Ефимовича - и затребовала его к себе?

    Последствия такого невероятного совпадения представить трудно. Во-первых, мог случиться безобразный скандал. Во-вторых, судебное разбирательство по обвинению в аферизме, мошенничестве и прочих смертных грехах. Да мало ли что могло случиться из нехорошего? Оно и случилось. В конце концов. Причем случилось самое нехорошее.

    Получил Степан Ефимович очередной заказ. Ничего не заподозрил - адрес незнакомый, первый раз в жизни он этот адрес видел. К назначенному заказчицей сроку пошел. Пришел - тоже все в норме, ничего особенного. Дом двухэтажный, на входе охранники с квадратными головами. Доложили о нем по радио, провели то ли в холл, то ли в вестибюль, посадили в кресло, стали за спиной. Степан Ефимович еще подумал: "Столько мужиков вокруг - бери любого. И зачем ей я понадобился?" Но потом он объяснил себе, что, видимо, состоятельная дама во всем ценит профессионализм, а этих вышибал за мужчин не считает, а считает их за прислугу и пушечное мясо.

    Тут она и появилась в дверях. Лилия Сергеевна. Степан Ефимович рефлекторно встал и сразу же сел. Потому что ноги у него ослабели. И все остальное ослабело. Ведь еще и недели не прошло, как он с этой дамой навсегда по-хорошему расстался. И она совсем не здесь проживала, а в однокомнатной квартире на улице Плеханова. И не то что на карманные расходы или в долг, а и поесть досыта у нее ни разу не удалось. Бедной она прикидывалась и сокращенной с работы из какого-то механического НИИ. Так что Степан Ефимович ее в чистый убыток себе записал. Какое-то время на эту Лилию Сергеевну без толку потратить пришлось - а время у Степана Ефимовича, как и у американцев, это деньги.

    Понятно, что она тоже его узнала с первого взгляда. Узнала - и от неожиданности даже не вздрогнула. И ничего не сказала. Степану Ефимовичу не сказала. Зато сказала своим подручным. Одну фразу:

    - Отбейте, - сказала, - ему... все, что висит. - И с этим гордо и неприступно удалилась.

    Охранники же выполнили приказ в точности и добросовестно. Доведя Степана Ефимовича до высшей степени профнепригодности. И настолько высшей оказалась эта степень, что сам доктор Елесаветский, на нее посмотрев, только головой покачал и излечения не гарантировал ни за какие деньги.

    Теперь Степан Ефимович себя укоряет - зачем на двух фронтах работать себе позволял. И еще он сожалеет об ушедшем в историю социализме. При социализме ему бы хоть пенсию платили, как травмированному на работе. А сейчас что? Сейчас человек человеку волк, товарищ и брат в одном лице, и ждать от кого-нибудь помощи или милости, смешно и глупо. Так же, как от природы в целом.



    © Александр Хургин, 1999-2024.
    © Сетевая Словесность, 2000-2024.





    Версия для широкого дисплея
    [В начало сайта]
    [Поэзия] [Рассказы] [Повести и романы] [Пьесы] [Очерки и эссе] [Критика] [Переводы] [Теория сетературы] [Лит. хроники] [Рецензии]
    [О pda-версии "Словесности"]