Я ВЕСНЫ МОЕЙ ВСЁ ЕЩЁ ПЛЕННЫЙ
* * *
Ветер стены домов исчеркáл,
Тень на тень налагая, как вето,
Чтобы я в темноте различал
Кривизну и смятение веток,
Новолуния ректификат
И дорог чужеродные вёрсты,
Даль, оглохшую от канонад,
И зенитками сбитые звезды,
Берегу на потом свой обол:
Я весны моей всё ещё пленный.
То и ценно, чему ты отвёл,
Для себя запредельную цену.
Пробуждённую ночь я приму,
Помогая атлантам, на плечи.
У неё я на память возьму
Трудный дар человеческой речи.
Ожидающий пламени куст.
Ветер. Неопалимые тени.
В каждой фразе, слетающей с уст,
И свободу свою, и прочтенье
По себе. Я постель не стелю,
Соглашаюсь, что времени мало.
Это бденье моё, я не сплю,
Чтобы ночь для меня не пропала.
_^_
* * *
Я столько жил, что, наконец, не помню
Ни снов, ни сказок, читанных мне на ночь,
Ни женщин, чьи беспечные глаза,
Я согревал тяжёлыми губами,
Ни прошлых лет, поскольку всюду вечность,
Где старости и молодости нет.
Зато есть камень, чтоб учить терпенью,
Луна, чтобы напоминать про осень,
Дорога, чтобы оказаться длинной,
Дождь, знающий, как лес кормить грибами.
Есть облака, которые подскажут,
Как сочетать спокойствие и мысли.
Ещё есть дом, где поджидают письма,
И дух печной раскуривает трубку,
И теплый кот с его мечтой давнишней
Стать человеком, ничего не зная,
Как им остаться...
В этом безвременье...
_^_
* * *
Всё, что даётся – испытанье.
Что отнимают, то всегда
Вопрос, решаемый с годами.
Или годами иногда.
Даётся и берётся – в меру.
Лишь мера каждому своя,
Как пафос в гимне у Глиэра,
Как в истинах – щепоть вранья,
Как горечь в неповинной кружке,
Которую испить должны,
Как соль земли в шальной полушке,
Как кровь в артериях войны,
Что бьет под дых и застит дымом
Простые радости земли,
Чтоб к Богу всё-таки пришли мы,
Хоть через горе, но – пришли.
_^_
* * *
Рыжая глина Большого Фонтана,
Рыбой серебряной пахнущий невод.
Память, как плохо зажившая рана.
Белая птица. Синее небо.
Голос молитвенный вновь новоявлен.
Но у людей, как у Бога, не просят.
Памятник в городе ей не поставлен.
Может, его потому и не сносят?
С птицами это случается: вето
Им налагают на певчее имя.
Но на слова и бывают запреты.
Или на то, что находят за ними.
Синее небо. Белая птица,
Воздух глотая, над нами летает.
Это мы с нею не можем проститься,
Это пера её нам не хватает.
_^_
* * *
Не знаю, чем и почему влекут
Моря. Но судно, гребни рассекая,
Всю ночь вершит свой корабельный труд.
Болтают сумасшедшие Бискайи.
Полынь и темень в зыбкой болтовне.
Видение мелькнёт – зарёй умоюсь.
Да, здесь, переча ветру и волне,
Плыл к берегу поэт Луис Камоэнс.
Он свиток поднимал над головой,
И отнимая пяди у пространства,
Спасал сонеты, жизнь и голос свой
Одновременно. Это ли не странно?
Шёл теплоход, дистанции губя.
Камоэнс плыл, пересекая вечность.
Зачем бежать, тем паче от себя?
Куда, когда повсюду бесконечность?
Награда – жизнь, и явь её, и сны,
Война, стихи, повторы и резоны,
Густой туман – обитель тишины,
Стена прощанья – камни Лиссабона,
Не столько звёзд, как терний ожиданье.
Пловец достиг земли, гласит преданье.
Тому свидетель мыс Кабо-де-Рока.
И рок решил для нас оставить строки
Любви и странствий,
И если есть аналоги цитат,
То рукописи и в воде не тонут.
...Но все-таки из тех, что не горят.
_^_
КРЫМСКОЕ
Перевалил июль за середину.
Распутывая петли серпантина,
Гора маячит с облаками вровень.
Бредёт тропа в татарскую деревню,
Дурачат солнце уголья жаровен,
Исходит паром пиала в харчевне,
И лоснится бараньим жиром плов,
В пространстве вдоволь, воздуха и слов,
Как серый ослик, добродушна тень,
Зной золотится на ресницах,
Божественна,
Благоуханна,
Прибой, мороча пирсовый торец.
И нераскрытый анненский ларец
Сокрыт в древесной плоти кипариса.
_^_
* * *
Давай сегодня мы опять
Сбежим, как школьники с уроков,
В дом с желудевым водостоком,
Где виноградной ветки прядь
Давно не дразнит никого,
За исключеньем домового.
Он нам, о том не молвив слова,
Устроит в шутку сватовство.
Но чайник свистнет, как с кормы
Матрос, уставший быть скитальцем,
И месяц, погрозив нам пальцем,
Вернет из теплой полутьмы
К урокам детства и толпы,
На "ять" не выученным прежде,
К нестрогим правилам надежды,
И строгим формулам судьбы,
И к предназначенному нам.
Пока по солнечной аллее
Бегут два взрослых дуралея,
Счастливые не по годам.
_^_
* * *
Осень вырядилась, осень выткалась,
Не сдержала сердца – и высказалась
Метафизикой ноября.
Всякой всячины от фонаря
Наболтала. Вот ей и весело!
Даже лист лететь за моря
Передумал. И с ветки свесился.
Так и светится он, так и светится,
Так и дразнит ветер зазря.
Помечтать бы. Да время смутное.
Долго ль быть ему? Осень мудрая:
Что ни спросишь – один ответ:
В листьях кружатся тысячи лет.
...А в листве зашифрована музыка.
_^_
* * *
Вчерашний день у перекрестка
Смолит для форса папироской,
Глядит у лавочки питейной
На ножки барышни кисейной.
...Вот так и шел бы с нею рядом
Под разноцветным листопадом!
Под охровым, янтарным, красным,
С туманным будущим, с неясной
Развязкой...
Так падало листвою небо?
... А мог бы быть побег из дома
Под дождь с басистым майским громом,
На теплой кухне посиделки,
Уткнувшиеся в полночь стрелки,
Чтоб снова каждый год и снова
Не замечать в канун еловый
Нежданной осени сединку,
У губ запавшую морщинку.
_^_
* * *
О, этот юг, о, эта Ницца!
Тягучий зной, ни шума, ни тоски,
Тенистый сплин, фруктовые деревья.
Вневозрастные школьные звонки:
Вот я опять у бабушки в деревне...
Покой. Сентиментальная жара.
И задирает около баштана
Свой длинный нос колодезный журавль,
Как Бержерак в комедии Ростана.
Зачем копить обиды, бить горшки,
Теряя меру внутренней свободы?
Спит огород, и думают жуки
Над семизначным смыслом корнеплода,
Непринуждённо истине служа.
Что мне верховных посулов коврижки!?
Так хорошо под яблоней лежать
С какой-то здесь отысканною книжкой,
Открытой наугад, взгрустнуть чуть-чуть,
Что в сотый раз не побываю в Ницце,
Простить чужую страсть, да и вздремнуть,
Не дочитав последнюю страницу.
_^_
КЛАРНЕТИСТКА
Клапан что ли западает,
Нота "ля" не так скромна?
За стеной кларнет играет,
Под окном стоит весна.
Расставляет март акценты.
Небо – с тучкой набекрень.
Учит девочка-студентка
Клезмер-гамму целый день.
Видно, некуда деваться.
Я чужую грусть пойму:
С кларнетисткой целоваться
Разве хочется кому?
Звук кларнетный "куры строит",
Потеряв самоконтроль,
Бьёт в гортань. Сирена воет,
Нудно, как зубная боль.
Пушек выкрик многотонный,
Гаммы выцветший узор.
Сердцу музы нет закона!
Чаще – зависть да укор...
Можно в бубен бить плешивый
И не брать высоких нот,
Музыкант, он что ж: сфальшивит.
Только музыка – не врёт!
_^_
* * *
Дом под Луной, загадочный и жёлтый,
Макушкой крыши целится в зенит.
Стал на отшибе, как заворожённый,
Чужие тайны, как свои хранит.
Все в доме спят. Но одному не спится
Душа взыскует крыльев. Только жесть
Мешает. Он взлетит и приземлится
На коврик у палаты номер шесть.
Окраина зевает, месяц светел
А человек, наслушавшись сверчков,
На подоконник сел и ножки свесил,
Толкнется от стены – и был таков.
За сим прощай, больничная темница,
Гнёт процедур, предписанный режим.
Один толчок! Но человек не птица,
Он упадёт. И будет недвижим.
И загремит бедняга под фанфары,
И снова взгляд не дальше потолка,
Опять таблетки, ругань санитаров,
И обостренье, если ночь близка.
Бессилье гложет. Пеленает скука.
Но что он может в этом колесе,
Когда приходят в комнату без стука
И заставляют быть таким, как все?
_^_
* * *
Откуда вдруг слова берутся?
Из спазмов зеркала кривого,
Из дум и опыта былого,
Из яблока из наливного,
Что пишет чудеса на блюдце,
И если нет пути другого –
Из слёз, которые не льются.
Как волны на морском раздолье,
Слова ещё не сочтены,
Являясь к нам по высшей воле
Из первобытной тишины
Той, что была всему основой,
Что смыслом наполняет храм,
Что, молча, предваряла Слово,
Предшествовавшее словам.
_^_
* * *
Лежал я, глядя в небеса,
Один на берегу пустынном.
В смолистой лодке паруса
И весла от трудов остыли,
Я думал, что там за звездой,
За краем мантии Вселенной,
Мой ум заботой золотой
Томился, как в неволе пленный.
И галактическая ртуть
Вскипала и в висках стучала.
На взлёте разрывала грудь
И наземь с высоты бросала,
Воронкой увлекая, вниз
Слепая сила притяженья.
И таинства вечерний бриз
Не прерывал во мне движенье,
Не оставляют звёзды тень,
Они вне всех импровизаций
Есть та духовная ступень,
К которой предстоит подняться.
И небо – тот рубеж и грань,
Чтоб снова оживать и снова,
Где смерть – откинутая ткань
Туманящего взгляд покрова.
А мир, в который вознесло
По воле бабочки-психеи,
Он ближе, чем её крыло,
Чем берег, лодка, чем весло,
Чем я представить даже смею.
_^_
|
