КОГДА ПОЮТ КРОТЫ...
* * *
Мои райские песни - им нет и не будет услады.
Мои тусклые песни - несутся за мной отовсюду.
Я, как райский садовник, гуляю по райскому саду.
И цветы собираю и медленно мою посуду.
Этот медленный сад так неслышно себя избывает.
Иногда только просит - воспой мне былые услады.
Он молчит и не спит, он себя и меня закрывает.
И мерцает огонь через изгородь этого сада.
_^_
* * *
Будет пусто, просто пусто, очень пусто.
Будет только пустота и пусто в ней.
Но как вырастет небесная капуста -
станет стразу все отчетливо видней.
Что капустные извивы полнят воздух.
Этот воздух опускается на дом.
В этом доме и за ним все очень просто,
нужно просто позаботиться о том.
_^_
* * *
Все-все, казалось, милый друг,
сполна вмещает грудь.
Теперь там звук, всего лишь звук,
и тот - не продохнуть.
И лед, и зной, и мрак, и день
теснили мою клеть.
Теперь там поселилась тень.
И ту - не посмотреть.
_^_
* * *
Я тебя уже давно схоронил.
Даже в сердце своем.
Есть MP у нас, CD, есть винил,
будем слушать вдвоем.
Знаю-знаю, есть завивки, есть фен
у всех лен и всех маш.
Но еще есть, понимаешь, Шопен.
Это - Траурный марш.
Под него людей несут и несут
на домашний погост.
И несут их, понимаешь, на суд
и кладут в полный рост.
Ну а так-то - я тебя схоронил.
На три ночи, три дня.
Будем слушать и CD, и винил.
И немножко меня.
_^_
* * *
Я посетил приватное пространство,
переступил заветную черту.
И побывав средь этого засранства,
стал Винни Пух. И даже Виннету.
И аз воздам! Мы выйдем из геенны!
Вперед, сын Инчучуна и Медведь!
Мы жрем ваш мед, мы рушим ваши стены,
чтоб все могли друг дружку лицезреть!
_^_
* * *
То крупней, то мельче,
в однозвучный шум,
стих, облитый желчью,
я в альбом пишу.
Нежные напевы.
Бежевая гладь.
"Не ходите, дева,
в Африку гулять!
Злые носорожки
срам устроят Вам.
Там отдавит ножки
Вам гиппопотам..."
Взгляд подымет медный.
Локон по плечу.
- С Вами, рыцарь бедный,
в Африку хочу!
И глядит бездонно...
Что же делать с ней?
- Ах, моя Дидона!
- Милый мой Эней!
_^_
ПЕСЕНЬКА
Когда б любила ты меня,
как воду любят рыбы,
как птицы небо любят,
легко и синекрыло,
тогда б и моего огня
на нас двоих хватило,
когда б любила ты меня.
Когда б любила.
Когда б тебя любил бы я,
то горизонт пунцовый
и небосвод свинцовый
я так легко простил бы.
Тогда б у ветра и огня
я силы не просил бы,
когда б тебя любил бы я.
Когда б любил бы.
_^_
* * *
Когда поют кроты,
сомкнув свои ряды,
вдоль черной пустоты
вкруг черного оплота,
их песня коротка,
кротка, хоть и громка,
глубоких три глотка
воды после работы.
И я слыхал не раз
(вот стих кошачий джаз),
да, я слыхал не раз,
почти что засыпая,
что, вот, земля молчит,
а, вот, уже кричит,
и, значит, в ней звучит
музЫка их слепая...
_^_
* * *
Расскажь мне, ветка, про Жюстину,
про где была и с кем была,
с какой холстиной-парусиной
Жюстина ела и спала.
Еше расскажь мне про Жюстину:
при ней ли ряженный кретин,
кого на пару с Жозефиной
мы звали "маленький Жюстин"?
Сама расскажь, а то залезу,
и станем мы агент Дефо.
И будут крики и порезы.
И будет все не комильфо.
_^_
* * *
Я погоды ужасней от века
ни в одном сентябре не видал.
Потому, оттого ли я жду человека,
от которого многого ждал.
Он придет - прорицатель и мистик -
с виду - беден и весь - на беду.
Чтоб терзать и терзать эти тусклые листья
В этом бедном и страшном саду.
_^_
* * *
А то давайте снова про погоду,
о чем еще тут можно толковать?
Вы уж на Баден-Баден, Воден-Воден?
А нам еще неделю куковать.
Но в целом, там панамки - тут - панамки,
и водяное общество везде.
А общество на водах - это рамки,
тем паче, если вы не на воде.
Визитки вот, месье и камерады,
ах, расставаться все же не руки...
Ну что ж, скорей на Воден-Воден, Баден-Баден.
Пусть нервы морем лечат рыбаки.
_^_
* * *
На Площади Восстания
хватил с утра шапмпания.
На Площади Восстания
как славно я восстал!
Не Лазарь пред субботою.
Не муж перед работою.
Себя спросил я "Кто ты я?!"
Ну ладно, ну восстал....
_^_
* * *
Если б мне голубая отчизна
отпустила их скорбь и вину,
на великую дружную тризну
я б собрал вековую родню.
Сам забился б, не назван, заброшен
в вековом и еловом углу,
и судьбиной своей запорошен
и отчаянным словом: люблю!
из глубИны такой, чтоб глубилось...
И чтоб кошки-собаки у ног.
И чтоб плакало все и клубилось.
И чтоб все были живы, кто мог.
_^_
* * *
Чабрец я выпил и шафран,
к стеклу приник.
Там болен мой Левиафан -
совсем старик.
Но я ему не Айболит,
не доктор Фрейд.
Ни хард его не оживит,
ни лепет флейт.
Левиафан, Левиафан -
совсем притих.
что делать нам средь корефан -
твоих, моих.
Блажить, встречать да привечать -
детей, блядей...
Левиафанова печать
в груди моей.
Я сам уже - почти старик,
полночный срам.
И к моему окну приник
всехламный хам.
_^_
* * *
Поставили осень-капельницу,
чтоб оживить меня.
Выдали мечик, сабельницу,
розового коня.
Вот тебе даже кубики,
маленький чистоплюй,
солдатики-толстогубики.
Войюй же сынок, воюй!
_^_
* * *
Удивят нас мишки гамми
чистыми носками.
Удивит нас Датский Гамлет
дивными стихами.
В жарких странах, дальних странах
пахнет упоительно.
Только ты, мой мальчик странный,
весь не удивительный.
_^_
|
