[Оглавление]




МОЙ  ДРУГ  ВОВКА  КОРАБЛЁВ

Отрывок из романа


Когда-то, из своей армии, Вовка писал Тольскому: "Мы тут силами нашего батальона поставили спектакль по пьесе Э. Ростана "Сирано де Бержерак""... Я до сих живо представляю, как много кандидатов на заглавную роль было среди азербайджанцев и армян тамошнего восточно-казахстанского стройбата... Я в своей армии спектаклей не ставил, первый год, как и все, пахал от зари до зари на родное государство с ломом, лопатой и малярной кистью, в роте и полку, а чаще - на городских армейских объектах, в основном в спорткомплексе СКА, а в перерывах между этим учил свою воинскую специальность - ЗАС, телефонную связь засекречивающего типа... Почти весь второй год я провел в полковой библиотеке... Но между этими хронокольцами было у меня колечко воистину чудесное - отпуск в родной Киргизии, официально 10 дней, но поскольку полетел за свои кровные самолетом, а не парился за государственный кошт в сосисках поездов, - месяц!

Десять дней из этого месяца я провел на Иссык-Куле, да еще и в компании Вовки!

...Тут, хотя бы в общих чертах, нужно сказать о том, что такое Иссык-Куль.

Во-первых, это место почти мистическое. Это центр Евразии, пуп Земли. Выйдешь к безбрежной - только синь сосет глаза - водной глади утром, чуть поежишься от утреннего бриза, а через пару часов, то ли это галлюцинация, то ли мираж, то ли просто обман зрения, над синим зеркалом вырастают хрустальные пики остроконечных гор на той стороне, которые держатся прямо на голубом небе... Позади озера - густые, не тронутые даже пальцем цивилизации горы, вначале они округлые, как гигантские хлебы, потом - спиной вселенского дракона - темные, острые, грозные. Иногда эти горы похожи на гигантских витязей, вставших вокруг Иссык-Куля плотно-плотно, - сплошь в хаки, военном камуфляже, светло-зеленом с характерными для десантных курток - не просчитать рисунка, - темно-зелеными, коричневатыми и бежевыми разводами. А иногда на фоне темных стальных скал вырастут поблизости от вас два утеса, небольших, каждый с полузатонувший носом вверх корабль - ярко-красное днище, на двух третях которого изумрудный мох елей... По легенде, а легенд у Иссык-Куля не счесть, здесь среди тысяч холмов потерялся тот, где похоронен Чингисхан, поклявшийся из вечности следить за этим миром, а по другой легенде, бездонное дно Иссык-Куля скрывает русскую сказку Китеж-града... Из узких долин обрамляющих гор в Иссык-Куль несутся такие невообразимо чистые, холодные и звонкие потоки ледниковых речушек, которые вряд ли бывают на самом деле... Но вдруг, в пятнадцать и даже десять минут, всё вокруг преображается, с далекого хребта Терскей-Алатау налетает ветер, что поселился на Арабельских сыртах с начала мира, и всё погрузится в такую серую безнадегу, что ни по чём лишь колючим кустам джирганака... Но пройдет еще пара часов, и опять покажется, что ты попал на ту заповедную окраину Эдема, куда и Адам с Евой ходят лишь тайком, поскольку им Господь любоваться этой красотой не разрешает, не соблазнились бы, - снова станет так ослепительно солнечно и ясно: изумрудные горы, синее озеро, золотой песок, а у самой воды - разноцветные камушки. И так будет дней пять, пока здешние боги и духи не решат, что пора хотя бы на пару часов снова показать, что рай познается лишь по контрасту...

Ну а во-вторых, в отличие от сегодняшних, в советские времена в иссыккульских пансионатах было комфортно и безопасно...



Для того чтобы съездить на недельку на Иссык-Куль, я продал обручальное кольцо. За сто рублей. Как раз на недельную путевку в пансионат. Кольцо было хорошее - непоцарапанное... Вовка в августе 1987-го тоже был во Фрунзе и тоже хотел на недельку съездить на Иссык-Куль окунуться в его хрустальные воды. Перед его последней студенческой практикой. Кажется, в Камеруне... Или в Сенегале... Точно не помню. Мама Вовки как раз и достала нам пару путевок в один из лучших пансионатов, в один из чолпон-атинских, Чолпон-Ата - столица, Москва Иссык-Куля, чолпон-атинские пансионаты - лучшие...

Вообще, как ни странно, эту свою последнюю встречу с Вовкой я помню плохо. Только отдельными эпизодами. Вот и здесь воспроизведу её этими отдельными эпизодами.

Эпизод первый. Мы с Вовкой едем на маленьком автобусе из Рыбачьего в Чолпон-Ату... Из Чуйской долины на Иссык-Куль можно попасть только через одно очень узкое ущелье. Автомобильная дорога идет почти по его дну, ниже, совсем в пропасти - только шумная горная река, железная дорога неизвестно как умудряется виться серпантином выше, высоко по самим горам, от шоссе слева - красные скалы, справа - высоченные изумрудные и фиолетовые горы, нора-тоннель для электричек - красота!.. В Рыбачье всегда дуют ветры, это горлышко аэродинамической трубы. Рыбачье - промышленный городок в точке въезда в Иссыккульскую котловину, поезда дальше уже не идут, но здесь узловой Иссык-Кульский автовокзал. Из Рыбачьего можно попасть куда угодно. Хочешь - в любую точку северного, тёплого побережья, хочешь - в почти любую точку южного, менее тёплого, холодного даже. Хочешь - вообще в спрятанный в сотнях километрах выше, за горами за долами, Нарын, где по узким улочкам ходит самый высокогорный в мире троллейбус... Мы во Фрунзе взяли билеты не до Чолпон-Аты: пик курортного сезона, все рейсы перегружены, - а хотя бы до Рыбачьего. Дальше поехали в ПАЗике, где кроме нас, ни одного курортника, одни автохтоны, тихие и настороженные... Справа - вьется волнистой лентой побережье. До него не очень близко - еще довольно большие куски сухих желто-серых пустырей с кустами верблюжьей колючки, потом - золотая полоска песка и голубая вода; когда справа начинаются перевернутые восклицательные знаки пирамидальных топольков - значит, начинается какой-то дом отдыха, пансионат, курорт, санаторий, пионерский лагерь. Их здесь много, иногда забор одного одновременно служит забором другого... Слева - плоские зеленые поля, за которыми, то плавно, то стеной в небо, начинаются поросшие разнотравьем и смешанными лесами горы... А мне жутко хочется курить и пить. Мы взяли с собой пару бутылочек дефицитной "Пепси-Колы", но открывать их не хочется, можно по приезду перед новыми знакомыми-соседями... ну, рисануться. Да, порисоваться, но еще и соответствовать. Вовка вон в сплошь заграничном шмотье. Белые джинсы с французской этикеткой на заднице - это вам не фунт изюму! А еще и белая рубашка с короткими рукавами, но таким чудно стоячим воротником - как у Алена Делона... не помню в каком фильме... Да и у меня, пусть индийские - но "Левис Траузыс", энен сегейн!.. Тут вижу: Вовка делает какие-то странные действия и манипуляции: он смотрит на светлокожую женщину, ряда на три впереди нас, чувствуется местную, но одну из немногих в этом салоне представителей племени славян, которая в такую-то жару всё достает носовой платок и никак не может избежать малоприличных шмыганий носом, - а сам водит возле своего лица какие-то фигуры пальцами.

- Ты чего? - говорю.

- Видишь, женщина впереди? Она больна. Но она мне понравилась. Я хочу забрать её болезнь себе. Я умею... А ты не мешай.

Я и не мешаю...

Через десять минут женщина прячет платок в карман и весело беседует с соседкой, а Вовка начинает чихать и шмыгать носом.

- Это - подвиг! Это надо отметить! - говорю я погромче, конечно, чтоб на меня обратили внимание. Также демонстративно я начинаю открывать - заметьте, швейцарским ножиком! - если верить Михаилу Веллеру, у самого Сергея Довлатова швейцарский ножик появится много позже, чем у меня, - швейцарским ножиком, демонстративно я начинаю открывать теплую, взболтанную дорогой бутылочку "Пепси-Колы", на меня смотрит паренек-киргиз с параллельной пары сидений, как-то обреченно, минуту смотрит - поздно! Бутылочка открыта - и мгновенно одной струей вся, вся до капли шипучим бичом, неуправляемой ракетой расплескивается по салону, по голубой, наглухо застегнутой рубашке паренька-киргиза, по белой рубашке Вовки, по моему бежевому косоворотке-батнику. Уроков у победителей "Формулы-1" я не брал, но спонтанно, без подготовки, случайно, не нарочно получилось даже лучше...

Эпизод второй. Я не знаю, чего - "ветреных суждений" или себя самого боялся Вовка, но к каждому завтраку, обеду или ужину он тщательно готовил свой наряд. Я приехал в пансионат с небольшой сумкой, Вовка - с огромным баулом, когда распаковал - там оказался ворох шмоток и... косметичка величиной с профессорский портфель. Итак, второе, что помню очень четко... да, да: "Он три часа по крайней мере (до этого я и представить не мог, что это может быть почти буквально) // Пред зеркалами (вообще-то зеркало у нас в комнате было всего одно, но он так часто менял "ракурсы", "планы" и "точки съемки", что казалось, что зеркал действительно несколько)... проводил // И из уборной выходил (на террасу нашего третьего этажа) // Подобный ветреной Венере, // Когда, надев мужской наряд, // Богиня едет в маскарад..." Он, гад, и меня соблазнил какими-то суперфирменными черными брюками и черной рубашкой, на этикетке которой значилось Milano, а ткань была на ощупь - молодая апрельская трава возле реки. Итак, к ужину мы не шли, не спускались в отдельно стоящую столовую по винтовой лестнице торца жилого корпуса, - мы к ужину выходили. Вовка - весь в белом, с лицом белым и гладким, я - во всем черном...

Эпизод третий. Вообще Иссык-Куль - не только самый чистый курорт мира, но и до сего дня он... настолько первозданен, что ли, - там буквально на каждом шагу ощущаешь незавершенность этого мира. Идешь по вполне цивилизованным плитам дорожек пансионата, смотришь на рабочих тётушек в синих халатах, что возятся с кустами роз, а чуть дальше - шатер беседки-бильярдной, а из белого здания конторы, с её мансарды льется из рупора музыка радиотрансляции, но шагнешь полшага в сторону - древний, такой и тысячу лет назад здесь лежал - песок, еще полшага - доисторическая колючка, еще полшага - из другой колючки вышмыгнет заяц и петлями умчится в маленькую пустынную степь, что лежит до соседнего залива, а чуть дальше и правее - кусты джирганака, дальше - такая дремучая скала на томно-жарком ветру, из-за которой вот-вот выйдет молодой греческий бог в хитоне и с арфой, а ты сему нимало не удивишься, только, глупо улыбаясь, по-современному с ним поздороваешься... Так вот. В этот раз никого не было сгонять в футбол. Обычно на Иссык-Куле нет-нет да и подберется компания футбольный мячик раз-другой на пляже погонять. Чолпон-Ата - не Копакабана, конечно, поэтому из этого и так необязательного правила на сей раз было вообще жесткое исключение. Но я брал у физрука пансионата потертый футбольный мячик и просто жонглировал им на пляже (в Москве говорят: "чеканить", мы в тамошних краях говорили: "жонглировать"). Держал мяч в воздухе, подбрасывая подъемом, коленями, головой, опять подъемом ступней, левой-правой, только так, два раза одной ногой - не считово, это мухлёж... Захожу раз в комнату после пляжа, где Вовки в этот раз, по-моему, не было, лежит на своей койке с книжкой, на обложке - что-то по-французски, и говорит, растягивая слова: "Видел тебя час назад на пляже, с футбольным мячом. Ты так ловко им играл, солнцем обжарен до хрустящей корочки, прямо - Аполлон!" И вот что прикажете в таких случаях отвечать? Я никак и не отреагировал... Но почему-то запомнилось сильно...

Эпизод четвертый. По вечерам отдыхающим было гарантировано на выбор два сильнейших развлечения - кино или дискотека, на выбор. И то и другое - на открытых площадках. В разных сторонах пансионата, в одно время. Я всегда выбирал первое, Вовка или второе или ничего. Меня понять можно. Во-первых, открытый кинозал сам по себе - явление завораживающее, почти мистическое, когда перед тобой мелькают картины, а над тобой - не до конца погашенное небо, вокруг воздушный океан и пахнет морем. А во-вторых и главных, после сеанса, в особенности если кинцо было так себе, паршивенькое, как хорошо было тем, кто знает, отойти в подсобку с киномеханику Кариму, сорокалетнему душке-узбеку с хитрыми веселыми глазками и редкими усиками на круглом лице, который гнал восхитительный самогон. Компания его клиентов была немногочисленна, но тверда и строго дисциплинирована, настоящий закрытый мужской клуб. Мы клали Кариму в жестяную коробку из-под кинокопии по два рубля и расходились по углам его подсобки с "коктейлями" на неспешную беседу. По джентльменскому соглашению можно было выходить покурить на крыльцо заднего двора, только уже без напитков. Если намечалось "рандеву" с прекрасным полом, можно было брать порцию-другую "виски на вынос". Опять же не в манерах клуба было сорить дамским бельем возле пляжных лежаков... "Перебор", "передоз", "догоняться" было не только не в правилах, но и попросту невозможно: Карим (правильно, кажется, всё же - Каримм) знал допустимое количество на отдельно взятый вечер, а где-либо еще - в пансионате, в селе, ночью, а самое главное - в долбанную горбачевско-лигачевскую сушь, - достать было нереально... Когда я возвращался, Вовка всегда уже спал. На спине, запрокинув лицо кверху, с отрытым ртом. Он был похож на мёртвого...



Больше я Вовку никогда не видел. Я пришел из армии, восстановился на факультете. На 4 курс. Если первый курс вуза - "чугунный", второй - "медный", третий - "бронзовый", то четвертый и пятый - сразу "алмазные", здесь нет "золотого" века, сразу - "алмазный"... Почти сразу перебрался из общежития на Вернадского в дворницкую коммуналку на "Парке культуры". Начались мои самые лучшие студенческие годы. Наверное, вообще - мои лучшие годы... Теоретически мы могли пересечься с Вовкой Кораблёвым в конце 88-го или в начале 89-го - не пересеклись. Он опять долго был где-то на практике, то ли в Камеруне, то ли в Сенегале, а то и в Республике Кот-д’Ивуар, - да, наверное, приезжал в Москву, должен же он был как-то защищать диплом, кажется, я ездил как-то в Тёплый Стан, но - не застал, не нашел... Да, если честно, я и не очень-то стремился его искать. Рывок в новую жизнь, с хатой в центре Москвы, с деньгами, с новым кругом друзей увлек меня не то стремительным взлётом, не то стремительным спуском... впрочем, это опять другая история... Потом я ненадолго вернулся в Киргизию, а когда она окончательно стала другой страной, несерьезной, вздорной, только и ждущей, кто б её пожалел, а произошло это в начале 1990-х очень быстро, - не дожидаясь, пока она станет вообще неадекватной, уехал в Хабаровск... Тогда я думал, что история моих отношений с Вовкой окончилась навсегда. Что с ним будет так же, как и со множеством моих друзей юности - нет общего города, общих дел, а самое главное дело в детстве - взросление, - нет и их. Открытка к Новому Году - не считается... Я подозревал, что он рано или поздно останется в какой-нибудь своей "загранице", я смутно ощущал, что не для Москвы Вовка, вообще не для этой страны, не для этой... А самое главное - она не для него... Она большая и серьезная, но она никого не любит. Прежде всего, не любит собственных детей. Не для него...



Когда я утром пятого марта 2010-го отправил Вовке свой телефон по е-мейлу, я, конечно же, ожидал, что он позвонит быстро, но никак не думал, что он позвонит в этот же вечер. Я едва успел прийти со своих лекций в институте. Жена сказала сразу: "Твой друг из Парижа звонил. Сказал..." И тут звонок. Я взял трубку...




© Олег Копытов, 2011-2024.
© Сетевая Словесность, 2011-2024.




Версия для широкого дисплея
[В начало сайта]
[Поэзия] [Рассказы] [Повести и романы] [Пьесы] [Очерки и эссе] [Критика] [Переводы] [Теория сетературы] [Лит. хроники] [Рецензии]
[О pda-версии "Словесности"]