КОРНИ И ВЕТВИ
All its indifference is a different rage. Derek Walcott Все безразличие его - иная ярость. Дерек Уолкотт
В эту ночь кардиганский епископ Джулиус долго не мог уснуть. Встал, прошелся, вернулся, снова лег; его покои вдруг показались ему теснее, чем келья монашеской юности. Взял "Исповедь" Августина, открыл наугад: "Велика сила памяти; не знаю, Господи, что-то внушающее ужас есть в многообразии ее бесчисленных глубин. И это моя душа, это я сам. Что же я такое, Боже мой? Какова природа моя? Жизнь пестрая, многообразная, бесконечной неизмеримости!". Нет, конечно, не наугад, - толстый кожаный переплет привык раскрываться на этом развороте. Вот так же и потом, после его смерти, кто-нибудь раскроет эту книгу, и сразу поймет, что не самые благочестивые мысли святого были дороже всего епископу. Нельзя жить, не отбрасывая тени.
Все равно!
Однако, в последнее время епископ думал о смерти почти постоянно. О смерти и о чем-то худшем. Пророки, апостолы, святой Колумбанус, - есть ли в нем сила, проявлявшаяся в деяниях их? Уйдя от многовековой веры своих предков, не совершил ли он, получивший при крещении чужеземное имя, предательства? Его клан был силен и еще долго жил по своим законам, когда многие другие уже покорились Риму; он же сам отрекся от мира и ушел в монастырь; да ведь потому ему и удалось стать епископом - Церкви был выгоден назидательный пример наследника мятежного рода, по доброй воле обратившегося ко Христу.
И вдруг неясное тягостное ожидание этой ночи разрешилось - какая-то птица уверенно стучала клювом в окно. Джулиус подошел и открыл ставни. Большой черный ворон с веточкой в клюве заглянул внутрь, и, выронив свою ношу, улетел, исчез в черном небе. Епископ наклонился. Это был дубовый прутик с тремя листочками на нем. Джулиус знал, что это значит - через три дня, в полдень, он должен увидеть своего брата Алана. Своего старшего брата, своего единственного настоящего врага.
Итак, через три дня, после заутрени, отдав необходимые распоряжения и поручив монастырь аббату Иоанну, епископ отправился в путь. На Восток, навстречу Солнцу, по старой пыльной дороге, навстречу все возрастающей амплитуде земной поверхности - вот уже холмы, а вот ты и в горах, поросших лесом, где деревья из века в век сообщают свою непонятную весть, написанную фрактальными иероглифами. Непонятную тебе, Джулиус.
Солнце было уже прямо над головой, когда Джулиус добрался до известного ему места. Привязав коня к дереву, он вышел на поляну. И тут же одно из деревьев, на другом краю поляны, словно раздвоилось - от него отделилась фигура человека, направившаяся к епископу.
Да, это приближался его брат Алан, в грязно-зеленом плаще, с посохом друидов в руке. Вот он, все такой же живой, улыбающийся, легкий, а ведь ему уже за шестьдесят. Тот же Алан, только лицо его время сделало жестким и морщинистым, как кора дуба.
- Ну, здравствуй, Флойд! А ты стал похож на римлянина, - произнес Алан, словно прочитав мысли брата, - Юлий Цезарь в преклонных годах, ха-ха!
Застарелая злобная ярость внезапно охватила епископа. Алан, Алан, черт бы его побрал! Никогда он никого не любил. Он отказался от истинного Бога, Бога, познавшего человеческую боль, страдание и смерть, отказался ради служения камням, деревьям и лесным демонам. Он ушел в горы, где жил в ужасной, порочной связи с родной сестрой Алисой. Да, это был дьявольский компромисс между безбрачием друидов и его языческой страстью. Говорят, у них родился глухонемой шестипалый младенец, и Алан сам умерщвил его своим золотым серпом. Убийца. А когда к нам пришла чума, разве он помог своему народу? Он, посвященный в тайны древних магов и целителей? Нет, он не пришел, хотя Джулиус дважды посылал за ним гонцов. Вернулась только Алиса, и Господь, конечно не пощадил ее, покарал за ужасный грех кровосмешения. Алиса, прекрасная, добрая Алиса, похожая на фею, с детства понимавшая язык зверей и птиц. Да они оба были очень красивы - близнецы Алан и Алиса. И как она умирала, ни один палач не придумал бы подобной пытки. А Алан ушел еще дальше в горы, что ему, ведь он - друид, считает смерть закономерностью и только смеется над святым чудом Воскресения. Да видел ли он хоть раз, как человек умирает от чумы? И что он ответил брату потом?
- Мне некогда было умирать тогда.
Как будто он может знать свой срок! Черт бы побрал его! И ведь сам он, последний язычник, не чурался пользоваться покровительством брата, когда им всерьез начинали интересоваться посланцы из Рима.
Старый епископ с трудом преодолел судорогу злобы, сведшую скулы, и сказал:
- Мое имя - Джулиус, под этим именем Господь меня знает, им и призовет, когда придет время. А вот что касается тебя, то сомневаюсь, что тебе суждено спасение, хотя бы ты и раскаялся в свой последний час.
- Да, я вижу, ты все тот же добрый пастырь, - Алан снова усмехнулся, - не беспокойся, я не собираюсь возвращаться под вашу унылую сень.
- Что ж, брат, кто не несет Креста, у того нет ни Голгофы, ни Воскресения. Зачем ты позвал меня?
Алан ответил не сразу.
- Не знаю как начать, - Алан перешел на их родной валлийский диалект, - дело очень серьезное и касается нас обоих. Он снова замолчал, и посмотрел на небо, - А скоро дождь.
- Ладно, - было видно, что Алан решился на что-то, - Не много Белтанов и Самхейнов остается мне справить, - тут он заметил, что лицо брата снова наливается гневом, и быстро продолжил: - Необходимо, чтобы ты это знал. У нас с Алисой был сын. Я должен был принести его в жертву Огню, но не смог. Ему суждено стать Великим Магом Огня. Но для всех он - безумен. Для тебя он - дьявол.
Теперь Алан уперся взглядом в землю.
- Все эти годы я удерживал его. Но что будет, когда меня не станет? Я - друид, у меня не должно быть детей. Я должен был все предусмотреть, но я не смог. Проклятие вырвется в этот мир.
Алан в упор посмотрел на брата. - Я владею всеми стихиями, в том числе и силой Огня, которой принадлежит мой сын. Но в последнее время у меня просто не хватает сил... Теперь он даже не похож на человека. Ничто не страшит меня, кроме мысли, о том, что случится, когда он окажется свободен. В лучшие времена, может быть, друиды, объединившись, смогли бы противостоять... Но сейчас, когда нас уже почти не осталось... Да и вы своими проповедями смирения настолько ослабили наш народ...
И Алан снова замолчал.
Так они стояли друг против друга, дерево и камень, оживленные одной кровью - кельтской, неутомимой в безумии кровью, способной нести по венам любовь, или ненависть, или отчаяние - все, кроме смирения.
- Черт бы тебя побрал, Алан, - проговорил старый епископ, и добавил неподобающее его сану крепкое валлийское ругательство, - Мы рождены братьями, но прожили жизнь порознь. Господь, слава ему, пожелал снова сделать нас братьями в этот день!
Джулиус обнял брата и быстро зашагал прочь, туда, где был привязан его конь.
Алан, Великий Друид, владыка стихий, глядел брату вслед, и давно забытое чувство удивления, внезапного появления необъяснимого, завладело им. Неужели действительно в проповедях этих латинских педерастов есть что-то, чего не знали великие посвященные древности?
И сомнения больше не мучали епископа. Он знал, что ему остается только ждать.
Наконец, спустя три года, до монастыря дошла весть о появлении в горах огненного дьявола, и старый епископ смог, уединившись, отдать последний долг брату в молитве о спасении его души.
Конечно, дьявол был пойман. Он спалил несколько деревень и огромные массивы леса, прежде чем преследователям в стальных доспехах удалось выгнать его к морю, на узкую отмель, и прижать к воде. На него накинули сеть из железных колец, сделанную наподобие большого силка. Жаром своих рук он умел плавить медь, но железо только раскалял докрасна. Когда его готовили к испытанию огнем, он со смехом зубами выхватил раскаленные клещи из рук палача.
Епископ написал в Рим, но, переговорив с эрлом Кардигана, не дожидаясь ответа, приказал готовиться к зрелищу в ближайшее воскресенье.
К клетке с дьяволом были присоединены цепи, за которые ее тащили восемь человек. Прекрасный огненный бог держался за прутья клетки. Он ужасно хохотал и выкрикивал богохульства по-валлийски, по-саксонски и по-латыни. Наконец, клетку установили на каменный помост и начали складывать вокруг нее гигантский костер. Но сложить не успели - дьявол схватился за одно бревно, и оно сразу загорелось. Остальные дрова свалили вокруг клетки бесформенной кучей.
Огонь быстро разгорался. Теперь дьявол кричал на непонятном языке. Вдруг он замолчал, заметив на возвышении епископа. Он узнал Флойда. - Флойд, где брат твой Алан? - вдруг закричал он, и снова разразился ужасным хохотом.
Потом клетка стала не видна среди пламени и дыма. И тогда вдруг ярко-оранжевое облако вырвалось из огня и, поднявшись к небу, исчезло. Огонь сразу потух, все увидели пустой обугленный скелет клетки среди обгоревших бревен.
Так Флойд из клана Доротригов возвратил стихии Огня единственного сына своего единственного брата.
2000
© Paul S. Korry, 1999-2024.
© Сетевая Словесность, 2000-2024.