[Оглавление]




ЛИТЕРАТУРНЫЕ  ИТОГИ  2017  ГОДА:
ЛИНЕЙНЫЙ  ПРОЦЕСС  ИЛИ  ОБЛАКО  ТЭГОВ?



1-2. Два момента. Объективный - жизнь, в т. ч. литературная (а может, она-то как раз в большей степени относительно всех прочих реальностей) невероятно ускоряется. Может, дело в информационной возгонке, а может, апокалипсическое такое явление. Буквально в месяц прочитывается-осмысливается-проживается то, на что раньше требовались годы и пятилетки. Любой нашей премиальной истории (Нацбест, Ясная Поляна, Большая Книга, в меньшей степени - Русский Букер) в былые времена хватило бы всей линейке толстых журналов на двух-трёхлетний прокорм. То же самое - с издательским делом. Обратная сторона подобного явления - неизбежная фрагментарность, коллажность и тусовочность восприятия. Линейного процесса нет, его заменило облако тэгов.

Второе - субъективное: год у меня выдался трудный и суматошный, занятость на основной работе, актуальная журналистика, полицейские истории и судебные тяжбы - и подробно фиксировать литературные "события, имена, тенденции" банально не хватало времени. Поэтому хит-парад мой вынужденно клочковат и будет опираться на премиальные маячки.

Тут надо бы сделать оговорку - завершившие год глобальные олимпийские страсти странно напомнили наши премиальные сюжеты: густой замес политики, ярмарки тщеславия и шоу-бизнеса с традиционным цирковым мошенничеством. Слава Богу, в литературно-премиальных гонках все перечисленные сущности наличествуют явно не в той концентрации; шоубиз легко заменяется скандалами - локальными и неопрятными... Зато регулярно звучат призывы выступать под нейтральным флагом и под нейтральным небом - примером грустный хайп вокруг небольшой и комфортной когда-то "Григорьевской премии".

В уходящем сезоне я работал в Большом Жюри "Национального бестселлера", и большинство событий так или иначе связаны с длинным и коротким списком этой премии, мною подробно отрецензированы; ряд почти равноправный: "Тайный год" Михаила Гиголашвили, "Патриот" Андрея Рубанова (отрадно, что оба выдающихся романа нашли своё премиальное счастье, пусть и не в НБ), "Иван Ауслендер" Германа Садулаева, первая книга "Тобола" Алексея Иванова. Нон-фикшн - "Всё, что должно разрешиться" Захара Прилепина и "Тень Мазепы" Сергея Белякова, условно объединённые одним, географическим, и - так случилось - политическим материалом.

Русский Букер тихо и деликатно одарил сенсацией, столь же сумеречной, как и само существование премии в последние годы. Куда любопытней в плане тенденций призовая тройка "Большой Книги": Лев Данилкин, Сергей Шаргунов, Шамиль Идиатуллин. И, соответственно, Владимир Ленин - Валентин Катаев - Леонид Брежнев. Тот случай, когда героев хочется поздравить наравне с авторами.

Снайперская точность первой тройки - не в порядке распределения мест (каждая из книг по своему замечательна и достойна), а в плане осмысления опыта русского 20 века как главной концептуальной доминанты нашего странного сегодня. Закономерна иерархия героев: отец-основатель советского мира. Один из самых талантливых и причудливых продуктов этого мира (Катаев и на склоне лет называл себя "сыном Революции"). И представитель последнего полноценного советского поколения.

О "Ленине" и "Катаеве" сказано немало. (Ан нет, никто ещё, кажется, не говорил о том, что Сергей, в отличие от многих авторов других пухлых ЖЗЛок, не устаёт от своего героя даже в финале. Точный выбор героя - у Катаева как раз в глубокой второй половине началось самое интересное - мовизм, сюрреализм, венец и вертер).

"Город Брежнев" - роман, где встретились в интригующей симфонии Алексей Балабанов "Груза 200" и "Мне не больно" с Джеромом Д. Селинджером. И произойти это могло только в городе, совсем недолго проносившем славное имя Леонида Ильича, и именно в 1983-1984 гг. Как сказала моя умница-приятельница по другому поводу: "чувство, что встретился с самим собой". Это, кстати, в литературе одна из наиболее ценных эмоций; для меня во всяком случае.

Да, в коротком списке БК были еще "Номах" Игоря Малышева - эпизоды крестьянской войны на Украине и Новороссии в 1919-1921 гг., романтический натурализм с реминистенциями Бабеля, а больше - Шолохова (оба, кстати, имели определенный "невроз Махно"). А также роман-пазл Алексея Слаповского "Неизвестность" в ту же тему трудного века. Равно как опоздавший к выдвижению "Июнь" Дмитрия Быкова (опять - экономия места - приходится отправлять к моей рецензии "Обратный билет в июнь" на "Открытой критике"). И все трое могли заменить любого из призёров.

Есть в наших литературных состязаниях и особый, почти не имеющий отношения к премиям, вид - утомительное ветеранское двоеборье "Пелевин - Сорокин". По результатам года следует признать, что "Манарага" - провал химически чистый, одновременно литературный и кулинарный - а именно обеим стихиям посвящен беспомощный и буксующий сюжет сорокинского романа.

Тогда как "iPhuck 10" - просто слабая вымученная вещь, и даже не без проблесков.

По этому поводу вспоминается анекдот про В. И. Чапаева посетившего вместе с ординарцем Петром в кои-то веки баню.

"Так я, Петька, и годами старше".

3. На этот вопрос лучше всего ответил поэт Игорь Караулов:

Но я не столь радикален, как Караулов, поэтому хотел бы обратить внимание читателей на сборник, соприродный максимам Игоря (и в котором, он, кстати, весомо наличествует) - "Я - израненная земля. Русская поэзия о весне крымской и войне донбасской". "Там - тема, здесь - литература" - говорил Твардовский - Солженицыну, сравнивая "Ивана Денисовича" и "Матрёнин двор". Сравнивая весьма близоруко, ибо значительная тема создает великолепную литературу, что убедительнейшим образом подтверждает антология крымско-донбасской поэзии. С одной стороны - Анна Долгарёва, Семён Пегов, с другой - Юрий Кублановский и Светлана Кекова, и все звучат свежо, неожиданно, на высочайшем градусе, фактически стирающем разницу в уровнях и заслугах.

Да, антологию собрал/издал Захар Прилепин, и вместе с упомянутой книгой военных дневников и портретов "Всё, что должно разрешиться" и историко-героическим нон-фикшн "Взвод" она составляет своеобразную трилогию, концепцию и логику которой я пытаюсь объяснить в своей новой книжке - надеюсь, выйдет в феврале. И снова пардон за саморекламу.

Да, и еще одно новое поэтическое имя - Алексей Улюкаев. Стихи печатал плохие, а поэтом оказался настоящим - см. его последнее слово на суде.

Так бывает.


Из зарубежной прозы, пожалуй, самое яркое впечатление - долгожданный перевод на русский язык романа Кэтрин Данн "Любовь гика". Формально полуфантастическая история цирковой семьи, в которой целенаправленно рождаются дети-уроды, развёртывается в масштабную и многослойную проблематизацию понятия норма в её физиологическом, психическом, поведенческом, этическом, социальном и прочих аспектах. Кроме того, это облечённое в художественную форму очень актуальное размышление об экспериментах с телом, которые на поверку оказываются опасными опытами над личностью, гибельной игрой с моралью. Это книга о модном нынче соединении эмбодимента (как набора соматических практик, связанных с "осознанием тела") и инфотейнмента (как превращения информации в род развлечения).

Из литературы нон-фикшн неизгладимое впечатление оставила книга знаменитого британского нейрохирурга Генри Марша "Не навреди! О жизни, смерти и нейрохирургии". Беспощадно честная и бесконечно трогательная история человека, который ежедневно вступает в борьбу со смертью, часто проигрывает, но тем острее переживает радость победы. Здесь проблематизируется само понятие болезни, высвечиваясь одновременно с позиций врача, пациента и родственника пациента. История карьеры профессионала высочайшего класса пересекается с рассказом о судьбе обычного человека, пережившего тяжёлый недуг и трагедию потери близких.

Эта книга из тех, что выводит из "зоны комфорта". Чтение одновременно душераздирающее и душеспасительное. Неявное, но очень значимое, что демонстрирует доктор Марш, это разрушение иллюзии благополучия, притом не через деструктивный культ страдания, а в духе античного memento mori. Укоренённость в благополучии эмоционально развращает. Слишком благополучные люди, бывает, превращаются в монстров похлеще тех, что описаны в "Любви гика". Несмотря на специфику темы и обилие медицинской терминологии, написано очень доступно и читается как захватывающий роман. Умение автора рассказать просто о сложном ставит эту книгу ещё и в ряд выдающихся образцов просветительской литературы.

Из отечественной прозы отмечу роман Виктора Ремизова "Искушение". Моё знакомство с творчеством Ремизова началось с замечательной "Воли вольной", заметно, даже как-то неприлично выделявшейся из массы бессюжетных и безыдейных произведений, которыми перенасыщена современная литература. "Искушение" совсем другое как по содержанию, так и по стилистике, но тоже вызывает ощущение отрыва и от того, что условно принято считать интеллектуальной прозой, и от того, что традиционно относят к беллетристике. Как и книга Марша, роман Ремизова выводит читателя из "зоны комфорта", заявляя две болевые проблемы: выбор человека между успешностью и подлинностью; вера в фатальность судьбы или в свободу воли. Притом очень импонирует, что обе проблемы формулируются автором не как антитеза, а как антиномия. Реалистичность изображения мастерски соединяется с неоднозначностью обстоятельств, в которых вообще сложно принимать какие-либо решения не только героям, но и читателям. Несомненным художественным достоинством "Искушения" считаю также по-настоящему живых, полнокровных персонажей, которым искренне сопереживаешь, за которых болит душа и с которыми не хочется расставаться в финале. Именно такого - предельно эмпатического, почти наивного - читательского восприятия сейчас остро не хватает многим произведениям.

Наконец, не могу обойти вниманием тот удручающий факт, что "Искушение" - очередной блистательный пример самодовольной несостоятельности нашего литкритического дискурса. Обманчивую сюжетную простоту и внешнюю повествовательную безыскусность критики приняли за сентиментальный примитив. Рецензирование романа свелось к стёбу, вульгарному "гы-гы-гы" и бездоказательному "гав-гав" - почитайте хотя бы отзывы членов жюри "Нацбеста". Каких новых тенденций ожидать в экспертно-оценочной сфере в следующем году Собаки? Вопрос, кажется, риторический.


1. Как во всякий год, были события радостные и грустные. Выход хороших книг, конечно, главное, но об этом во второй части ответа. К радостным событиям я бы отнёс, например, награждение Нобелевской премией блестящего прозаика Кадзуо Исигуро, за чьё лауреатство болел с тех пор, как впервые его прочитал: очень приятно, что по этому случаю те, кто его не знал, купят и прочитают его книги. Нобелевский комитет выступил с очень точной формулировкой - "в своих романах огромной эмоциональной силы обнажает бездну, скрывающуюся за нашим иллюзорным чувством связи с миром"; да, так оно и есть, об этой бездне нужно помнить, хотя по-настоящему к встрече с ней в романах Исигуро или в жизни ты никогда не готов. А события трагические - смерть великих филологов, очень разных олимпийцев - Вячеслава Иванова и Андрея Зализняка; не стало Джона Эшбери, который до последних лет писал прекрасные стихи, и эпика Дерека Уолкотта; замечательных переводчиков Сергея Ильина и Ксении Старосельской, поэтов Анри Волохонского, Владлена Гаврильчика, Кирилла Ковальджи; Александра Гарроса, Баяна Ширянова; уход важных фигур советской эпохи - Евгения Евтушенко и Даниила Гранина - заставляет вновь подвести ей итог.

По рабочей надобности я следил за тем, что происходит в западном литературном процессе, особенно в Америке; мне кажется интересной и тревожной одновременно резкая политизация литературы, понимаемая именно как торжество социальной повестки; один из нарастающих трендов - разговор о культурной апроприации, по сути, отказывающий писателям в праве описывать "не свой" опыт, как бы присваивать чужую культуру или чужую травму; с одной стороны, это стимулирует к высказыванию тех, кто долгое время был лишён голоса, с другой - ограничивает свободу творчества и геттоизирует, изолирует опыт.

Из московских событий отметил бы Биеннале поэтов в Москве, куда приехала, стараниями команды во главе с Наталией Азаровой, большая делегация китайских авторов; общаться с ними, особенно во время взаимного переводческого воркшопа, было очень интересно.

2. В поэзии я назвал бы: "Голубое это белое" Хельги Ольшванг, "Скажешь зима" Михаила Айзенберга, "Против лирики" Марии Степановой (большое "избранное"), "Образ жизни" Александра Бараша, "Все вещи мира" Кирилла Корчагина (книга, вызвавшая множество откликов и ставшая своего рода поколенческим манифестом), "Волчатник" Екатерины Соколовой, "Любовь" Любы Макаревской, "Энциклопедия иллюзий" Николая Байтова, "Стихотворения. Кн. 7" Михаила Еремина, прочитанные уже в 2018-м "Зелёная линия" Эдуарда Лукоянова и "Ключ от башни. Русская готика" Ростислава Амелина; переводные "Мак и память" Пауля Целана и "Самые красивые песни" Михаэля Донхаузера. В прозе - "Чумной Покемарь" Виктора Iванiва, "Белая кисть" Станислава Снытко, "Манарага" Владимира Сорокина, "Петровы в гриппе и вокруг него" Алексея Сальникова, "Пришед на пустошь" Виктора Лапицкого, "Riot Days" Марии Алехиной, новая часть "Ленинградских сказок" Юлии Яковлевой - и возвышающаяся над прозой этого года "Памяти памяти" Марии Степановой; радует, что напечатаны несколько важных переводных и архивных книг - "Ничейного отца дети" Арно Шмидта, собрание произведений Всеволода Петрова, "Филонов" Давида Бурлюка. В критике и нон-фикшне - "Западный канон" Гарольда Блума (в выходе которого я был рад принять некоторое участие), "Русский моностих" Дмитрия Кузьмина, "Добролюбов" Алексея Вдовина, странная, но захватывающая "Тайная жизнь деревьев" Петера Вольлебена.

3. Основные открытия, думаю, в переводной литературе: у нас вышел наконец роман Ласло Краснахоркаи, которого до этого русские читатели мало знали; появились по-русски книги авторов, о которых много говорили на Западе в прошлых сезонах - Отессы Мошфег, Пола Бейти, Хелен Макдональд; насколько я знаю, переводят Джорджа Сондерса, наверняка скоро обратят внимание на "Priestdaddy" Патрисии Локвуд, смешные и откровенные воспоминания, которые вошли чуть ли не во все рейтинги западных сайтов. С одной стороны - дыхание индустрии, некоторая, что ли, поточность; с другой, у нас впервые за долгое время тексты, которые активно обсуждают на Западе, переводят почти мгновенно.

Из молодых поэтов я в этом году впервые прочитал Дмитрия Герчикова и Егану Джаббарову - они решительно друг на друга не похожи и кажутся мне очень даже многообещающими.


1.


Среди имён этого года для меня были значительными имена Михаила Эпштейна, Марии Степановой - каждый из них издал в уходящем году сразу две книги, одна важнее другой, - и эссеиста Глеба Смирнова, которого я в этом году узнала впервые, - другие, скорее всего, и раньше знали, а для меня он стал открытием (его книги этого года: Глеб Смирнов. Метафизика Венеции. - М.: ОГИ, 2017; Глеб Смирнов. Палладио: Семь философских путешествий. М.: РИПОЛ классик, 2017).

"Памяти памяти" Степановой (М.: Новое издательство, 2017) - один из ключевых текстов этого года (и не только этого), развивающих одну из важнейших его тенденций: работу с памятью, внимание к тому, как устроена память - личная и коллективная в их взаимодействии. "Романс" - романного объёма эссе, эссеистической выделки роман - Степановой в этом отношении ключевой: здесь не просто переживаются в их воздействии на человека, но пристально рассматриваются механизмы, культурные и личностные образующие силы памяти и забвения, разных форм запоминания, вспоминания и забвения. Пережив период стихийного ностальгирования по так или иначе утраченному, по крайней мере - миновав его острую стадию, наша культура в лице наиболее чутких представителей стала задумываться о том, как именно помнится то, что помнится, почему помнится именно это, насколько точна эта память, в какой мере она определяет человека, - вообще, на различение "памяти" и реальности прошлого.

Другие книги этой тематической линии: "Энциклопедия юности" Михаила Эпштейна и Сергея Юрьенена, о которой пойдёт речь далее; "Севастопология" Татьяны Хофман (СПб.: Алетейя, 2017); сюда же я отнесла бы и пока не изданный, прочитанный мною в последние дни 2017-го роман Дмитрия Бавильского "Красная точка" - о взрослении в позднесоветском Челябинске, об истории личных смыслов, наложившихся на историю времени-и-места. В этот же ряд мне хочется поставить - не в этом году, правда, начатый, первый том вышел ещё лет шесть назад, но в этом - продолженный: проект "Частные лица" Линор Горалик, биографические интервью с поэтами, - под самый конец года в "Новом издательстве" вышел его второй том, тоже одна из важнейших, на мой читательский взгляд, книг уходящего года.


2.


Проза:

Станислав Снытко. Белая кисть: Тексты 2014-2015 / Предисловие А. Левкина. - СПб.: Скифия-принт, МКР, 2017. Из всех прозаических впечатлений года это было, пожалуй, сильнейшим (кроме разве что "Памяти памяти" Марии Степановой, но это другой полюс прозаического континуума);

Мария Степанова. Памяти памяти. - М., Новое издательство, 2017.

Лена Элтанг. Царь велел тебя повесить. - М.: CORPUS, 2017 (эта сюжетная проза - как раз из срединной части названного континуума, натянутого между двумя упомянутыми полюсами. Мне вообще-то кажется, что это - тоже работа с памятью и рефлексией и, таким образом, укладывается в главную тенденцию года).

Алла Горбунова. Вещи и ущи. - СПб.: Лимбус-пресс, 2017.


Поэзия:

Лев Оборин. Смерч позади леса. - СПб.: MRP, ООО "Скифия-принт", 2017.

Елена Зейферт. Греческий дух латинской буквы. - М.: Русский Гулливер, 2017;

Василий Бородин. Пёс. - М.: Русский Гулливер, 2017;

Анна Глазова. Земля лежит на земле. - СПб.: Скифия-принт, 2017;

Виктор Качалин. Письмо самарянке. - Владивосток, niding.publ.UnLTd, 2017

Мария Степанова. Против лирики. Стихи 1995-2015. - М.: АСТ, 2017. - (Ангедония. Проект Данишевского) - сборник-рефлексия (рефлексия - уже одной только формой, отбором вошедших сюда текстов) одного из самых сильных поэтов нашего времени над своим двадцатилетним поэтическим опытом, его смыслом и тенденциями.

Отдельно стоит назвать собрание сочинений Ильи Кормильцева в 3-х томах, выпущенное издательством "РИПОЛ-классик" - первое издание всех его текстов: поэзии (том 1), прозы (включая публицистику, том 2) и интервью по разным вопросам за 20 лет (том 3).


Нон-фикшн. Эссеистика. История и теория культуры:

Константин Пигров, Александр Секацкий. Бытие и возраст: Монография в диалогах. - СПб.: Алетейя, 2017;

Михаил Вайскопф. Между огненных стен. Книга об Исааке Бабеле. - М.: Книжники, 2017. - (Чейсовская коллекция);

Михаил Эпштейн. Проективный словарь гуманитарных наук. - М.: НЛО, 2017.

В этом же году (вопреки 2018-му в своих выходных данных), в издательстве "Э" в серии с симпатичным мне замыслом "Филологический нон-фикшн", вышел ещё один словарь Эпштейна, - его совместная с Сергеем Юрьененом рефлексия в словарной форме (которая кажется мне очень продуктивной, и для самоосмысления - в частности):

Михаил Эпштейн, Сергей Юрьенен. Энциклопедия юности. - М.: Издательство "Э", 2018. - (Филологический нон-фикшн). Важна эта, казалось бы, автобиографическая книга тем, что здесь осмысление собственного прошлого поднимается до уровня антропологической рефлексии вообще.

Антропология искусства. Язык искусства и мера человеческого в меняющемся мире [Сборник статей] / Отв. ред. О.А. Кривцун. - М.: Индрик, 2017. (Издание Института теории и истории изобразительных искусств. Этот коллектив авторов в своей мало кому известной смысловой лаборатории делает чрезвычайно интересные вещи - на материале искусства они выполняют, на самом деле, философскую работу.)

Лично меня также очень порадовали такие книги:

Игорь Сид. Геопоэтика: Пунктир к теории путешествий. - СПб.: Алетейя, 2017 - о смысловой работе и (неотделимых от неё, продолжающих её, в неё возвращающихся) смысловых играх с пространством;

Аркадий Ипполитов. Ожидатели августа. - М., Сеанс, 2017.

Тот же РИПОЛ-классик, забежав опять-таки выходными данными книги в 2018 год, порадовал меня ещё и книгой Андрея Тесли "Русские беседы: Лица и ситуации" (М.: РИПОЛ классик, 2018), которой начал - видимо, начал, других книг этой серии я ещё не видела или не заметила - "Русские беседы".

Очень хороша серия комментариев к книгам нашего детства (ну, может быть, и не только нашего, но пока всё, что вышло в этой серии, - всё наше), запущенная издательством - или, как оно себя именует, издательским проектом "А и Б", - из которой, насколько мне известно, уже увидели свет:

= комментарии Марии Гельфонд к трилогии Александры Бруштейн "Дорога уходит вдаль";

= Ольги Михайловой, Дениса Драгунского и Ильи Бернштейна - к "Денискиным рассказам" Виктора Драгунского

= и Ильи Бернштейна, Романа Лейбова и Олега Лекманова к "Приключениям капитана Врунгеля" Андрея Некрасова.

(Собственно, не отнести ли их издание тоже к предположенной мною основной - одной из основных - тематических тенденций этого года, к работе с памятью, с пониманием памяти? - Думаю, отнести.)

"Алетейя" удивила нас в этом году прелюбопытнейшей книжкой Дмитрия Михалевского "Пространство и Бытие", рассматривающей историю (западной) культуры как историю отношений человека с пространством (Дмитрий Михалевский. Пространство и Бытие. Сборник статей / Отв. ред. Р.А. Гимадеев. - СПб.: Алетейя, 2017).

Издательство Ивана Лимбаха продолжило в этому году серию маленьких, изящных книжек "Orbis pictus", посвящённую выговариванию живописи и её обстоятельств в слове (начатую в конце прошлого года книжечкой Ольги Седаковой о Рембрандте). Хороша была вся в целом:

(1) Жорж Перек. Зачарованный взгляд / Пер. с фр. В. Кислова;

(2) Пётр Вайль. В начале. Джотто;

(3) Ролан Барт. Арчимбольдо, или Ритор и маг / Пер. с фр. В. Мильчиной;

(4) Екатерина Андреева. Орден непродающихся живописцев и ленинградский экспрессионизм;

(5) Григорий Амелин. "Менины" Веласкеса: Картина о картине.

В "Новом литературном обозрении":

= в "Библиотеке журнала "Неприкосновенный запас"" вышло огромное, почти в тысячу страниц, "Избранное" Бориса Дубина (Борис Дубин. Очерки по социологии культуры: Избранное / Предисл., составление, подгот. текста А.И. Рейтблата. - М.: Новое литературное обозрение, 2017), систематизирующее его вклад в развитие нашего самопонимания, - важнейшая, на мой взгяд, книга;

В "научном приложении" - "Теория литературы: Проблемы и результаты" Сергея Зенкина (в выходных данных опять 2018-й, но мы-то читали уже в октябре!)


Переводы: проза:

Ласло Краснахоркаи. Сатанинское танго / Перевод с венгерского Вяч. Середы. - М.: Corpus, 2018. [Вопреки 2018 году в выходных данных, вышла уже в ноябре.] - один из важнейших текстов одного из важнейших не только венгерских, но европейских авторов, который наконец-то становится фактом русского внимания и русского языка, давно было пора.

Жан-Поль. Грубиянские годы: биография. - Т. 1-2 / Пер. с нем., комментарии и послесловия Т. Баскаковой. - М.: Отто Райхль, 2017.

Не знаю, многим ли будет важно то, что в этом же году в "Литературных памятниках" вышел русский перевод одного из ключевых для венгерского самосознания текстов - "Турецких писем" Келемена Микеша (1690-1762) (М.: Наука, 2017, перевод Юрия Гусева), но мне это важно.

Сергей Жадан. Интернат / Перевод с украинского Елены Мариничевой. - [Б.м.]: Мультимедийное издательство Стрельбицкого, 2017.


Переводы: поэзия:

Пауль Целан. Мак и память / Пер. с нем. Алёши Прокопьева. - М.: libra, 2017. - первый полный перевод "Мака и памяти" - цельной книги, из которой русские читатели знают обыкновенно одну из её частей, переводившуюся уже не раз - "Фугу смерти".

Под самый конец года в издательстве "Наука" вышел огромный том полного перевода "Кантос" Эзры Паунда (Эзра Паунд. Кантос / Пер., вступ. ст. и комм. А.В. Бронникова. - СПб.: Наука, 2018). Эта книга будет читаться ещё долго, долго, это чтение займёт изрядную часть наступающего года, а то и весь, именно его она содержит в своих выходных данных, но уже совершенно несомненно, что она - значительное событие, которое началось для нас всё-таки в декабре 2017 года.


Переводы: нон-фикшн, эссеистика, культурная теория:

Альберто Мангель. Curiositas. Любопытство / Пер. с англ. А. Захаревич. - СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2017. [История любознательности и способов осмысления мира, нашедших отражение в литературе, философии и иных культурных формах];

Марк Оже. Не-места: Введение в антропологию гипермодерна / Пер. с франц. А.Ю. Коннова. - М.: Новое литературное обозрение, 2017. - (Studia urbanica);

В том же "НЛО", в неизменно радующей меня серии "Интеллектуальная история":

Гарольд Блум. Западный канон: Книги и школа всех времён / Пер. с англ. Д. Харитонова. - М.: Новое литературное обозрение, 2017;

Дорис Бахман-Медик. Культурные повороты: Новые ориентиры в науках о культуре / Пер. с нем. С. Ташкенова. - М.: Новое литературное обозрение, 2017. - (Интеллектуальная история).

В издательстве НИУ-ВШЭ:

Йоахим Радкау. Эпоха нервозности: Германия от Бисмарка до Гитлера / Пер. с нем. Н. Штильмарк; под науч. ред. С. Ташкенова; вступ. слово С. Ташкенова. - М.: Изд. дом Высшей школы экономики, 2017. - (Исследования культуры).


1. Главное событие года - Биеннале поэтов в Москве. Спасибо организаторам, которые привезли в Россию неизвестных нам, но знаменитых в Китае Хань Бо, Шэнь Хаобо, Чжэн Сяоцюн и других, не менее интересных. (Любопытный эффект: не понимая языка, при первом соприкосновении с ним испытываешь оторопь, а затем начинаешь чувствовать, декодируя даже не слова - эмоции).

Исключительно важным представляется диалог с украинской культурой. В минувшем году в "Лиterraтуре", "Интерпоэзии" и других изданиях опубликованы переводы стихотворений Юлии Стаховской (переводчик Ия Кива), Миколы Рябчука (переводчик Сергей Муштатов), Мирослава Лаюка (переводчик Юрий Жуковский), Олеся Барлига, Лесика Панасюка (переводчик Дмитрий Кузьмин), Богдана-Олега Горобчука, Остапа Сливинского (переводчик Станислав Бельский), Олега Богуна, Василя Лозинского (переводчик Фридрих Чернышёв), и др. - это оставляет надежду на сохранение русско-украинского полилога в наше хрупкое время.

Ещё одну тенденцию года отражает хэштег #metoo. И если в 2016-м женщины (и мужчины - хотя их голос остался практически неуслышанным) набирались смелости, чтобы признаться в перенесённом насилии, то в минувшем году появилось немало художественных текстов, препарирующих этот травматический опыт. Наиболее внятно тема прозвучала в новосозданном журнале "След" (главный редактор Люба Макаревская), первый выпуск которого целиком посвящён насилию и бытовому угнетению.

Череда потерь - пожалуй, самая горькая "тенденция" литературной (да какой угодно) жизни. В 2017 году не стало Кирилла Ковальджи, человека, который был для меня образцом чести и человечности. А в числе недавних потерь, чей уход невосполним, - Вяч. Вс. Иванов и Андрей Зализняк.

2. Книжные списки минувшего года уместнее составлять к середине текущего - слишком многое ещё не прочитано или не дочитано. И всё же... Главный сюжет, подсказанный обитателем Мавзолея, сосредоточен вокруг всевозможных оттенков памяти - от исторической до личной. Породниться с прошлым пытается Мария Степанова в главной, пожалуй, книге года "Памяти памяти". Осмыслить - Эрик Хобсбаум (перевод Николая Охотина); взгляд на европейскую - советскую в том числе - культуру со стороны полезен и в качестве лекарства для "зашоренного восприятия и близорукого ума".

На прошлое опирается и Владимир Новиков в значительной, но пока не (до)замеченной критиками монографии "Литературные медиаперсоны XX века". Обряды перехода личности - от имени на обложке к физическому появлению к медиапространстве - и осмысление этих процессов ("писатель в нынешней культурной ситуации обращается к читателю не только текстами, но и всей своей судьбой") становятся едва ли не обязательной составляющей успеха. Примеры следуют как из прошлого (Белый, Блок, Высоцкий), так и из настоящего (Быков, Азарова) - с попыткой заглянуть в будущее.

Обращение к будущему через прошлое - второй центральный "сюжет" года. Речь об актуальных поэтических практиках, а бесконечное обновление языка - это постоянная борьба речевого авангарда с эхом пост-произнесённого слова. Новые формы речевых коммуникаций - через одновременное отстранение от субъекта и как бы нахождение внутри него - предлагает Екатерина Захаркив в книге "Felicity conditions". Этот сборник вместе с книгой Хельги Ольшванг "Голубое это белое" - среди важнейших для меня поэтических книг года. Но если Ольшванг рассматривает объект сразу с нескольких точек зрения, ракурсов, порой расположенных как снаружи, так и внутри объекта, то Кирилл Корчагин в книге "Все вещи мира" создаёт поэтический аналог игры Snake (иными словами, создаёт "змейку" текста); каждая строка расширяет пространство, добавляя знаний о явленном мире, при этом автор продолжает прорисовывать основной образ - холодно, отстранённо и максимально убедительно.

Мир, поданный через восприятие поэта-"мизантропа", - сборник "Скажи словами" Андрея Василевского. Как я уже писал, автор насыщает текст фейсбучными клише, сталкивает реальности и апеллирует к потребности читателя-"людоеда" в тотальной деконструкции ("полвека прожил среди людей <...> Хищник смотрит на Чужого / Чужой на Хищника"). Конструктор без приставки "де-" - это о книге "Смерч позади леса". Форма текстов Льва Оборина (россыпь форм) на первый взгляд проще содержания, но стоит вчитаться - ощущаешь себя неучем. Как пройти без потерь через лабиринт "дайджеста" гуманитарной мысли, - а Оборин не только привносит свои, но и развивает идеи предшественников, - слабо начитанному рецензенту непонятно. Обильно насыщает знанием текст и Алексей Пурин - но в старомодной манере, оставляя символы-манки в надежде привлечь собеседника-интеллектуала. В "Седьмой книге" поэт ещё дальше отошёл от телесности ранних текстов (циклы "Архаика", "Таро" и др.), и теперь мотив умирания культуры становится лейтмотивом его ламентаций. Пурин добавил в сборник и несколько переводов - из Рильке и Гельдерлина. Из поэтических переложений выделю также перевод книги Пауля Целана "Мак и память", выполненный Алёшей Прокопьевым и выпущенный в Киеве сборник Фионы Сампсон "До потопа" (переводчик Татьяна Ретивова), - кажется, книге не хватило редакторской чи (с)тки, но отрадно само появление в русскоязычном литпространстве текстов этого мастерски владеющего "эффектом зума" (Мария Галина) поэта.

Из поэтических книг ещё выделю нежно-страстный, наполненный стремлением к борьбе (#тихийпикет) и совершенно непошлой телесностью сборник Дарьи Серенко "Тишина в библиотеке"; звучащий на все голоса за кажущимся исключением своего (это приём, интонация ощутима) сборник-карнавал Алексея Швабауэра "Небесные носороги"; вышедшую под конец года иронично-серьёзную книгу Ростислава Амелина "Ключ от башни. Русская готика", а также несомненно значительные сборники Полины Барсковой "Воздушная тревога", Станислава Львовского "Стихи из книги и другие стихи" и Екатерины Соколовой "Волчатник" (я их ещё не дочитал, а потому опасаюсь давать какие бы то ни было характеристики).

Приглянулась и книга Бориса Кутенкова "решето тишина решено", но из-за участия в её издании включать её в список книг года не буду.

Ещё два издания, о которых нужно сказать, - "Вещи и ущи" Аллы Горбуновой (книги у меня пока нет, но отрывки, опубликованные, скажем, в "Снобе" и "Прочтении" вызывают стойкое желание приобрести) и "Михаил Бахтин" Алексея Коровашко, в которой строгий учитель "отчитал" нерадивого философа за просчёты и несамостоятельность мысли... Но это та антикнига, которую - по примеру Time - хочется включить в список книг года: в пользу нижегородского профессора "карнавальный" стиль и скрупулёзный подход к жизнеописанию.

3. Появление новых имён - понятие относительное, речь может идти и о дебюте (так, киевская "Лоция" не чурается издавать книги авторов, едва появившихся на "Полутонах"), и о переходе на качественно новый уровень письма/в новую эстетику (просматривались ли в ранних текстах гомельского поэта предвестники "Каймании"?), и о личных открытиях рецензента. Разумеется, Егана Джаббарова появилась в литпространстве до 2017 года, но говорить о ней как об открытии уместно именно сейчас - после выхода вдвойне концептуального (концепт самой книги и концепт серии *kraft), реконструирующего не только личный травматический опыт сборника "Поза Ромберга". Личное (пере)открытие произошло в отношении текстов Вадима Банникова - я некоторое время следил за его поэтическим "конвейером" на рубеже 2012/13 годов, а вновь вгляделся в оказавшиеся состоятельными стихи (сборники "Я с самого начала тут" и "Необходимая борьба и чистота", хотя конвенциональные тексты, непонятно как попавшие во второй из них, изрядно смутили) только накануне Биеннале.

Самое сильное впечатление года - от молодой украинской литературы. Существующей рядом, но отделённой государственными границами, оставившими за (не)искусственной преградой в том числе искусство. Среди наиболее ярких книг/имён: "точка отсчёта" Екатерины Деришевой и "Рубати дерево" Дарины Гладун. Тексты Деришевой предъявляют третью реальность и напоминают о формуле Некрасова: "есть картинка, и есть окошко". Максимально скрывая субъект, автор управляет его сознанием, направляя на объект-образ. В начале книги он приближен к реальным действиям человека, в более поздних - отдалён. Эта дистанция освобождает сознание субъекта и позволяет говорить об интенциональности - в поздней интерпретации Гуссерля. Во многих стихотворениях Дарины Гладун - отсылки к украинской мифологии и диалектам. Книга открывается образом "січи-рубай-дерево" (древа жизни); на последних страницах происходит его гибель и - одновременно - возрождение, но в метафизическом пространстве распустившегося текста.


1. Главное событие моего литературного и календарного года - выход книги Виталия Кальпиди "Русские сосны". Да что там "года"! "Русские сосны" - главное событие всех издательских лет моей жизни. Появление этой книги как-то незаметно перегруппировало всю мозаику литературных событий, выстроив мою издательскую работу в одну линейную последовательность: "Всё было ради этой книги". При этом я прекрасно понимаю, что книга вряд ли будет прочитана её современниками (да и не современниками тоже). Но ей, кажется, этого и не надо. Эта книга не должна была появиться - но она появилась. Для неё нет места на полках современной поэзии - но "Русские сосны" есть. И я до сих пор очарована этим чудом.

Традиции ради придётся сказать и о других книгах и событиях. Спокойно констатирую триумф сюжет-проекта "Русская поэтическая речь-2016", отмечая рекорды по прочитанности первого тома и по количеству рецензий. Наблюдаю, как альманах "ПаровозЪ" нарушил традицию литературного сепаратизма и стал ещё одним мощным блоком в построении уральского поэтического кластера. Увлечённо работаю над новым проектом. Но "Русские сосны", "Русские сосны"... И я снова возвращаюсь к этой книге.

2. Поэзия - Виталий Кальпиди "Русские сосны".

Проза - Алексей Сальников "Петровы в гриппе и вокруг него".

Критика - Юлия Подлубнова "Неузнаваемый воздух". (Удивил и факт появления "Быть при тексте" Константина Комарова, но я только что приступила к чтению, потому пока отмечу только факт выхода 460-страничного тома критики).

Радуюсь, если пересекаются имена авторов "РПР-2016" и издательств "Воймега" и "Арго-риск". В этом году, например, вышли книги Анны Аркатовой "Стеклянное пальто", Марии Марковой "Сердце для соловья", Гали-Даны Зингер "Часть Це"...

3. Для меня по-новому открылась Наталья Карпичева из Магнитогорска (в этом году вышла еще одна её книга - "Книга рыб"). Совершенно новым поэтом (и замечательным человеком!) оказался для меня Алексей Швабауэр (спасибо Сергею Лейбграду и Виталию Лехциеру за знакомство с Алексеем и за издание его книги "Небесные носороги"!)

Замечательный поэт Алексей Сальников оказался не менее замечательным прозаиком. Спасибо Галине Юзефович за страстность и настойчивость, с которой она поддержала его роман "Петровы в гриппе и вокруг него". Но в этом месте надо обязательно вспомнить и роман другого уральского поэта (а также прозаика, актёра, члена редколлегии журнала "Урал") Андрея Ильенкова - "Повесть, которая сама себя описывает". Роман появился несколькими годами ранее, но, к сожалению, был прочитан не таким большим количеством читателей, какого заслуживает. Надеюсь, в 2018 этот недостаток будет исправлен!


Самый главный итог уходящего года - детских и подростковых книг, которые мне хочется прочитать и о которых мне хочется написать, в этом году заметно больше, чем во все предыдущие, так что я совершенно не успеваю их читать и о них писать.

К тому же изменилось соотношение между переводами и отечественной литературой. Не то что отечественной уже больше, чем переводной, но пропорция явно другая, процент книг, написанных по-русски, неожиданно (нет, ожиданно!) резко возрос. Это и подростковые - проблемные - книги, и книги для самых маленьких - чудесно иллюстрированные стихи и коротенькие рассказы.

В подростковой литературе то и дело появляются новые имена, уже известные авторы продолжают писать хорошие книжки - и их следующие книжки еще лучше предыдущих.

А вот книги для среднего возраста пока ещё не подтянулись. Переводных уже немало, а написанных по-русски совсем немножко.

Специально не хочу называть никаких имён - обо всем интересном напишу на Textura.



Опрос провёл Борис Кутенков




© Борис Кутенков, интервью, 2018-2024.
© Сетевая Словесность, публикация, 2018-2024.
Орфография и пунктуация авторские.



Версия для широкого дисплея
[В начало сайта]
[Поэзия] [Рассказы] [Повести и романы] [Пьесы] [Очерки и эссе] [Критика] [Переводы] [Теория сетературы] [Лит. хроники] [Рецензии]
[О pda-версии "Словесности"]