ВОЗРАСТ
ЧЕТВЕРТЬ ВЕКА
(12.03.1993)
Полно небо чуть слышными пеньями, -
вон как звёздочки тихо зажглись
в облаках, что восходят ступенями
в предвесеннюю синюю высь.
Я иду, а твой голос всё слышится
в снежных звездах на зябкой земле.
Как живется тебе там, как дышится
в разрежённой, без времени, мгле?
Иль цветешь ты красою нездешнею
в белизне подвенечных даров
нежной вишнею, свежей черешнею,
неприступной для наших ветров?
Иль паришь ты на крыльях хваления
над пучиною Крови святой,
в избавленье от смерти и тления,
за людей на кресте пролитой?
Я лишь знаю: ты вся - оправдание,
вся - прощение, вся - тишина.
Я иду, и в надснежном блистании
снова нежная песня слышна:
то, белея крылами привольными,
там, в надзвездном летит далеке
в паутинках, с чешуйками хвойными,
дальний крест на тенистой реке.
_^_
СМЫСЛ
Да почто о них думать: о том, о другом,
да о том, о чем все говорят?
Погляди, как сорвался с сосны снежный ком,
как, сгущаясь, уходят в закат
тени хвойного бора, и розовый дым
жарких облак течет в междуствольях.
Можжевельник. И елей зазубренный тын,
и лещина. С натугой и с болью
ты, вращая во рту гальку мысленных рек,
промычи, что на свете и нету,
нет правдивее смысла, чем этот разбег
перво-слов, перво-форм, перво-светов...
"Боооже!.."
...С неба мороза сползает волна,
а из леса текут облака.
А из глаз - самоцветы, как будто слюна
из раскрытого рта дурака.
_^_
ТРОПКОЙ К ВЕЧЕРУ
Прочь от дороги, и тропкой окольной -
в рощу, в небесно-березовый дом:
воздух такой, что глазам будто больно
вывести белый на голубом
абрис ветвистого стана и пряди -
красные! – пó ветру расплескать;
пух самолета в безоблачной глади
легкий повис; во всю водную стать
движет Ока свое синее тело -
сильное! - средь оголенных равнин;
солнце в боры отдаленные село,
меркнет в лугах; лишь степной господин,
гордый татарник, раскрывши свой кокон,
белого шелка выпустит блеск...
Из-под бровей, из березовых окон
в отблесках розовых щурится лес.
_^_
ПРЕДРАССВЕТНОЕ.
МАЛЕНЬКОЙ ЦАРИЦЕ
Как круженье созвездий в ночной высоте,
чьих узоров не разгадать мне,
чту твой сон в круглом мамином животе,
вырастающем с каждым объятьем.
Замерев, твоих кротких движений ловлю
в глубине отдаленные шумы.
Твоих лет белооблачному кораблю
я взираю навстречу, и думы
о тебе величаво-нежны, и светла
в небесах цепь жемчужная буден;
и златятся заречных церквей купола,
как земли материнские груди.
Будь же солнечен путь твой, лазурен и бел,
и неспешен, пусть белые стаи
твоих праведных слов и блистательных дел
плещут гулкими крыльями в высоте
над судьбы золотыми крестами.
_^_
МАЛИНОВКА ХОЛОДНЫМ ВЕЧЕРОМ
Как серебряной скани извивы и звенья,
как огранкой хрустальной играет вода...
Как узорный стихарь - ее дивное пенье
облекает вешние холода.
...Вспомню дым, духоту с восковыми слезами
в материнском бревенчатом чреве, и тьму
зимней ночи с потрескивающими образами
и придвинусь к плечу твоему.
_^_
ВЕСНА В ТАРУСЕ
Запах дыма и стук обрешётки
бередят обонянье и слух.
Но дроздов боевые трещотки
смолкнут сразу, как выйдешь на луг.
Увлеченный картиною новой,
сквозь лягушечий гвалт вдалеке
смотришь ты, как за сеткой ольховой
блещет солнце, купаясь в Оке.
Вот, закатною кисточкой тонко
охрой вётел венцы обведет -
и сожжет на углях горизонта
всё, что после произойдет.
Ширь затлела огнистым разливом.
Схолодело - свежо и счастливо:
слышишь, как засвистал соловей?
Шел без шороха, шел молчаливо
Заболоцкий к калитке своей.
_^_
СЛИВА
Востани сѣвере, и гряди юже,
и повѣй въ вертоградѣ моемъ,
и да потекутъ ароматы мои.
Час садов - так пахуче, так крепко счастливый.
Лишь украдкой в нем праздную я
тихий праздник расцветшей пленительной сливы:
славно льется под стук соловья
от пушистых ресниц ее луч молчаливый.
Как в колодце полночном, на сердце глубоко,
но как роза у всех на виду,
как внезапной любви раскрывается око, -
то ли с юга, толь с севера, то ли с востока
распускается ветер в саду.
И простая краса невеликого древа,
как привычная прелесть родного напева,
вдруг наполнится силой другой.
И взволнуется цвет, но нешаткой стопою
ствол в земную врастает кору, и собою
утверждает мгновенный покой
на весах соловьиных, над вечной Окою.
_^_
ОРГАННЫЙ КОНЦЕРТ
Сквозь сиреневый вечер во влажную мглу -
в травы, листья, под темные сени
так смотреть, -
чтоб, войдя в тот божественный луг,
в нем Харит и Царицы весенней
светлый облик узреть; слушать трубы и гул.
А у берега - плещется пена
белых клавиш.
И, как сквозь осоку в лугу,
ветра звук пробирается в венах.
_^_
ДВОРЫ
Ходишь, дружишь с дворами ночными: как схожи
их шершавые лица, и кроток привет
тополей да осин, в их растреснутой коже,
в осторожных телах отражающих свет
фонарей галогенных. Есть тайная нежность
электрических лун к рассеченьям коры:
словно черные губы, раскрытые в вечность,
пьют млеко городов. Световые шары
вас напоят до сытости, ствольные жилы,
как орган наполняет касаньем рука...
Здесь бывают часы упоительной силы.
Рябь в округлом пруду, как луна, высока.
Ветер, млечное небо течет, как река.
Запах вечного хлеба издалека.
Жизни быль - или небыль - проста и легка.
_^_
ВОЗРАСТ
И всё ниже - с годами становится явным -
гнешься, с горкой в корзины собрав
щебет в липах, и первые завязи яблок,
запах скошенных трав.
Лишь не выронить... Как вы родимы, сквозь годы,
как, сквозь версты, привычно близки,
черноземы, и пойменные огороды,
и песочные баржи Оки.
Лишь нести... Окских глин материнская сила,
на обрывах блестящих, как медь,
как ты льнула к рукам и чудесно учила
осязать, и внимать, и смотреть...
И какие б ты дальше ни взвешивал цели,
до каких бы ни шел рубежей, -
ты всё ближе к земле, и твой след всё тяжеле
на земной васильковой меже.
_^_
ПОСЛЕ ДОЖДЯ
Средь плит растресканного тротуара
сирени сочно-зеленый лист.
В аллее взвесь дождевого пара,
вот зяблика в ветках мелькает свист.
А мальвы, мальвы багряно-черной
необозримый матовый блеск...
Там - облачной ризою золоченой
качает ветер, и дым окрест
разносится в ритме его кадила
- в одном лишь воспоминанье! - и всё ж
еще сильнее необходимо
мне это солнце, листва, и дождь,
и ясность цели, и взгляда зоркость -
чтоб ввстречу солнцу сиять строкой,
и в песне новой двойную звонкость
под нестареющею рукой:
такой вот доли - сейчас, мгновенно!
Туда, на берег, пока светло,
где в ивах лодка качает пену,
рождая солнечное чело!
_^_
СИНЕГОЛОВНИК
Так к старости вспомнишь давнишние игры, и друга
бессчетных открытий в земле, и в ручьях, и в траве, -
и синеголовник, светильник приокского луга,
затеплится вдруг, закружит в седой голове,
как мячик ворсистой, колючей, синей планеты,
качающейся на небесном стебле;
и с влажной подушки сорвешься в далекое лето,
и стёжками памяти будешь скитаться во мгле,
пока не увидишь, как годовалые ручки
под синий, под молчаливо-задумчивый взгляд
проводят по синему шару, и эти колючки
ей нежно - другое, не то, что тебе, говорят...
Ты сядешь на плечи мои, и к отцовскому уху
по-детски прильнувши округлой щекой,
мы будем молчать, внимая качанью и слуху
небесных шаров над золотою рекой.
_^_
ОРГАН В ЦЕРКВИ СЕН-СЮЛЬПИС
(Память о Париже 2008 года)
Что за душные своды: астматика рёбра -
жмут стеснённые эти колонны; без звёзд
камня душное небо. Но нежно-объемно
лепестки распуская, в звонкий свой рост
стебель тянется тонкой свечой: вот предплечья
разливаются в крылья - светает! - и день
ярко блещет: весь воздух бездонно просвечен,
в гуще леса волнует созвучьями тень
свежий ключ... Ты стоишь, вжат коленами в плитах,
снять не в силах хоть малость из каменных масс
с твоих плеч, и зари осияньем залитых
на святыню поднять пламенеющих глаз.
_^_
АЛТАРЬ
(Тициан. Венера с органистом. Ок. 1550. Прадо, Мадрид)
Скошенным стеблям - злату июльского луга,
или стадам светлорунных овец поутру
твой уподоблю алтарь? Иль сыновнего лука
стрелам в колчане? Иль на осеннем ветру
галочьих стай реющим в небе знаменам?
Блеску луча в стволах опустелых аллей?
Колена ль склоню? Ртом ли прильну опаленным
к струям призывной, томительной песни твоей?
Матерь моя! Небес неветшающий свод
над головою моей - несет, точно роща и поле,
эхо и след в веках отшумевших охот,
клики и рев восторга, погони и боли...
Меркнет восток. На западе тихо встает
звездочка. И замедляют полет
ветер и облако, речка, и роща, и поле.
_^_
* * *
Жизнь вседневная солнца, и горизонта, и струй,
и кругов с переплесками в глади любимой Оки...
С малой пристани в очи далекому глядя костру,
ты светлеешь лицом, и становятся снова легки
наши души. Твой голос скользит по волне, и звездой
юго-западный светит в молчанье синеющий край.
В душном стрёкоте трав, под сгустившейся темной листвой
разрастается сердца неувядающий рай.
Из дневных мелочей звучных труб вырастают древа,
из смятенья ума разлетаются рифмы, как цвет
с майских яблонь, и слышится уловимый едва
дальний гром, как родной долгожданный привет.
_^_
ФЛОКСЫ
Окон раскрытых в комнате блики;
день - что младенец златоголовый.
Чашкой со сливками спелой черники
тянется с клумбы млечно-лиловый
флокс - не лилея, пион или роза -
вовсе не тело, не форма, не символ:
яркий до вызова, слепленный воздух,
ласкою млея невыносимой,
в озеро запаха буйно влекущий
(стеклами ветру ответила рама
в радостном блике), - так райские кущи
к суженой в полдень манили Адама.
Так, истомя Суламиту на ложе,
ветер к шатрам уносился пастушьим
сильным крылом; так, о праведный Боже,
вечным твоим дуновеньям послушный,
я, опьянен ароматами сада,
песни старинной кимвалу внимая,
пробую тоны фригийского лада,
окскою камышинкой играя,
хоть безыскусно - да было бы ярко,
пёстро, тепло и пахуче, как летом:
по лепестку Мелеагра с Петраркой,
да по былинке Державина с Фетом...
...День набросал в свои детские игры
запахов, бликов, ярких картинок:
сосен сверкают смолистые иглы
в ткани просвеченных паутинок.
_^_
ЛУГ ПОСЛЕ ЗАКАТА
С белым желтое, голубое с лиловым:
с бедной гаммою луговой на слуху,
в росах бродишь по пояс
за действенным словом,
за незримым предсловьем к стиху.
Зябко в мокрой пыльце. Вот оно, за спиною -
не дотронуться, не подойти...
Еще с детства ты знал, что сроднится с тобою
эта форма без тела,
что тихой стопою
слышной будет в вечернем пути.
_^_
ВОСХОД В БЕЛЯЕВО
(Дочери)
Гулкий лёт голубей. Остры локти осин.
Небо пышет текучею лавою.
У квартала подлёдных оконных глубин
око вспыхнуло - крайнее правое.
Славно утро, где серый бетон, как сирень,
расцветает средь зимнего холода.
Разгорается твой ослепительный день.
Ветер веет стремительно, молодо,
и колеблется гладь, и корма корабля
чуть скрипит в позолоченной гавани.
Ты восходишь на борт, и уходит земля
вновь в свое вековечное плаванье.
_^_
|
