-
На шелках маренго
Вышиты фламинго,
И сидит Айвенго
В камере Синг-Синга.
Серая Гренада,
Бурый рододендрон.
Кротость серенады
Кормит сколопендр.
По-каннибалийски
Умирают баски.
Плачут одалиски
Во дали бискайской.
-
Так вечно драться норовит
Народ, собравшийся под вечер -
И тот, кто временем излечен,
И тот, кто временем убит.
И Парацельса губит хмель -
На глине рушатся знамена.
И лишь один из заклейменных
Еще един -
Нико Фламель.
И будет лазить по коврам
Моя гитара a la трактор,
И покарает катаракта
Глаза, что видят этот срам.
Одежды бархат и фланель.
Змея заблудится в пустыне.
И чье-то тело не остынет,
И в ком ты,
Николя Фламель?
-
На отравленных стрелах
мы влетаем в квартиры,
и впиваемся звонко
в чей-то дремлющий пульс.
В наших диких свирелях
все безумие мира,
в барабанах и бонгах
ритмы нервные улиц.
На вершине бла
женства
Стекле
нея
Ты станешь еще
Женстве
нее.
-
Ручеечки вешние.
Все мы были нежные.
Все хотели первыми,
А теперь мы нервные.
И ночами лунными
Мы гуляли юными
Танцевали парами,
А теперь мы старые.
Нас манили тыщами.
Все в итоге нищие.
Увлекались дурами,
А теперь мы хмурые.
Поседели волосы,
И дрожанье в голосе.
Ручеечки вешние,
Снова все мы прежние.
-
Стояла ночь,
Скреблась тихонько мышь.
Я не был пьян,
Я так хотел в Париж,
Увидеть дым бульваров,
Как у Марке.
В пивном ларьке
Судьбы не избежишь.
Все решено:
Коль ехать - так в Париж,
Забыть про все земное,
Как у Дюма.
Игра ума -
Гаврош и Кибальчиш.
А я плохой,
Моя мечта Париж.
О Нотрдам, Сорбонна,
Монпарнас.
Недобрый глас
Погубит все равно.
И mon Paris
Уже давным-давно
Лишь на словах и только,
Коль есть вино.
-
Ты, Конфуций, был прав во всем.
Если включить свет,
Мы вторую неделю пьем
Водку, которой нет.
Мы играем в отсутствие игр,
Мы всегда на ногах,
И дрожание всех наших икр -
Только страх.
И таскают камни лгун и гордец,
Зная, что не туда.
В одной надежде, что под них наконец
Авось потечет вода.
И если бог не заставит всех нас
Пить настой горьких трав,
То Конфуций уж в тысячный раз
Будет прав.
-
Мутные волны великих идей
Выплеснули в мир из большого ведра
Нелепую черненькую колыбель,
В которой к тому же была дыра.
И в дырку пролез звезда всех ночей,
Любовник тьмы, шакалов сын,
По имени Угробер, и тысяча чертей
Устроили пьянку в день его именин.
На улице ртуть, а на небе цемент,
По окнам сползает приторный гной.
Не мешайте Угроберу, в этот момент
Он совещается с Сатаной.
Совет полагается считать за приказ,
Мария не встретит ночных гостей,
Потому что, не дождавшись переписи нас,
Угробер покупает килограмм гвоздей.
Черный монах, отец Михаил,
Безбожного времени божие дитя.
Сколько бы ты четки не теребил,
Угробер доберется и до тебя.
Придется плясать на поминках своих,
И будет довольно ухмыляться злодей.
А наутро вынесут еще троих
Мутные волны великих идей.
-
Кровеносные веточки наши кверху тянутся,
И глаза у нас чистые, светлые, словно облако
И в пути нашем будет сторожем каждое дерево,
А в конце обернется священник белым голубем.
И не важно старик ли ты молодец - лишь бы честен был,
И не важно рубил ли ты дерево или вырастил,
Всех нас мучит высокая птица - в небе пленница,
Навевает тоску шепот листьев и ветра пение.
Я прошу не за себя, а за душу:
Светлышко, теплышко, ясно-солнышко,
Сбереги меня, будь милостиво.
Сине-небушко, не зови меня.
Земля-матушка, дай мне силы.
И конечно же, будет многое порастеряно,
Но наш путь - это путь воды, мне так кажется.
И когда-нибудь песни ветра станут нашими,
И тогда наши души и помыслы станут птицами.
[Написать письмо] |