[Оглавление]



ИГРА БЕЗ ПРАВИЛ

Поэма – мистерия


        Посвящается досточтимому
        Мэтру В.А. Трефилову –
        философу, поэту, художнику

1. БЫТИЕ

Москва была безвидна и пуста,
лишь дух над ней витал исконно русский,
и слух переходил из уст в уста,
и хрен без соли заменял закуску.

Бранили жизнь паскудную стрельцы,
просили подаяния калеки,
взывали к Богу жалобно слепцы,
на небо обратив пустые веки.

У стен кремлевских виселицы в ряд,
надсадно день и ночь кричали птицы,
кровавым светом красила заря
висящих тел исклёванные лица.

Шептались в кабаке, что помер царь,
не утаить в мешке дырявом шила.
Забил в тревожный колокол звонарь:
"Царевичей бояре задушили!"

Клич боевой, как Божий глас, стрельцам:
"Айда на Кремль! Спасать царевну срочно!"
Бояр почтенных с Красного крыльца
стащили волоком и разорвали в клочья.

Рыдала мать, прижав к себе Петра,
сжимая руку бледного Ивана,
лишь Софья, их премудрая сестра,
спокойной оставалась и румяной.

Крепка умом царевна и ловка,
Иван головкой слабый и нелепый,
а Пётр играл в потешные войска,
паля из пушки прошлогодней репой.

Чтобы у трона избежать вражды
среди Нарышкиных и Милославских,
поделены правления бразды
царевичам на пару, без лукавства.

Пока малы Иван и Пётр цари,
над ними Софья – регент без короны.
Наследство разных браков и интриг,
союз монарший трех персон на троне.


* * *

На брачном ложе царь душой в делах,
в заботах о переустройстве мира,
хотя не отпускал животный страх
напуганного в детстве бомбардира.

Прознав, что удержать за Софьей трон
стрельцы приказ имеют, он от страха
убитым быть во сне из дома вон
бежал верхом в одной ночной рубахе.

Сам Бог с желанием Петру помочь
в борьбе за царство, подослал варяга –
Лефорта Франсуа в ту роковую ночь
предстать перед царем и принести присягу.

Хоть падать на колени не привык
и бить челом ему казалось стрёмно,
Лефорт – лояльный власти силовик,
имеет опыт, честь и рост огромный.
Он счастливо природой наделён
талантами ума, души и тела,
хорош собой, в речах непринуждён,
его считают человеком дела.

Чтоб жизнь царя на совесть охранять,
Бог повелел традиционно мудро:
союзно с ним иметь дела, кровать,
досуг. И будет ночь, и будет утро.
И потому оставит Пётр жену
в Преображенском, сына, мать-царицу,
с варягом будет воевать в войну,
царить в стране и ездить за границу.

Он будет отличать добро от зла,
учиться сам, учить бояр, холопов,
Лефорт подскажет, как вести дела:
за ним Женевский колледж, личный опыт.
В любви земной не допускать блуда,
и надобно беречься алкоголя.
А в остальном, как поступал всегда,
Бог предоставил им свободу воли.


* * *

И понял Пётр, что это хорошо:
в одном лице защитник, друг, учитель.
"Ах, Питер, как я рад! – сказал Лефорт, –
Считаю, что за это надо выпить!"

– "Но заповедал Бог отлить в гранит:
Не пить вина зеленого от Змея,
умрешь в болезни, прежде будешь гнить
и час от часу становиться злее".

– "Свежо предание, но мы пойдем в обход!
Я предлагаю прозит: За удачу!" –
Бокал вина с опаской начал Пётр,
и хорошо пошло, поскольку важно нaчать.

Вино взыграло, тут же мир расцвёл,
Лефорт сиял, как звездный принц из сказки:
глаза, улыбка, с золотом камзол,
чулки из шелка с бархатной подвязкой.

"Как сладостно внимать иную речь
и свет очей, невиданных доселе"! –
Царь подшофе подумал о грехе, сиречь
приятном чувстве, что возникло в теле.

"Теперь я должен что-то предпринять", –
задумчиво нахмурил Пётр брови.
Придумал славно: "Слышь, давай опять
нальем и выпьем. Прозит за здоровье!"

Потом уж без руля и без ветрил
измял у визави парик кудрявый,
на брудершафт и за державу пил,
и за любовь пять раз! Любовь – отрава.

Овеществляя радость бытия
в карете вместе с ветерком попутным,
восторг счастливый больше не тая,
как юный Бахус, Пётр встретил утро.


* * *

Община иноземных мастеров
жила как в сказке на Кукуй-слободке:
смех и веселье летних вечеров,
в открытых платьях знойные красотки.

Женевец Франсуа Лефорт – пример
le debauche (роскошного гуляки).
Любитель музыки, изысканных манер,
полковник, кальвинист, в законном браке,
сын депутата, бургомистра внук,
последний из восьми детей Лефортов,
сбежал ещё подростком на войну
от семи нянек, скуки и комфорта.

Он в армии голландской прослужил
недолго, без особого успеха,
однако первым был среди кутил,
домой вернуться обещал, но не доехал.
Неугомонный щеголь, диссидент,
при множестве желаний и амбиций,
отправился в Москву, купив патент
на ловлю счастья и чинов, как говорится.

Последний царь Тишайший Алексей
число службистов увеличил втрое,
стрельцам не доверял, готовил смесь
полков московских с иноземным строем,
но дорого платить не захотел
наемным офицерам из Европы.
Так многие остались не у дел,
а кто-то обрусел и стал холопом.

Пришлось нести издержки тут и там,
купить коня и обновить наряды:
не может иноземный капитан
быть безлошадным или неприглядным.
Не хмурая, посконная Москва,
не грубая военная работа,
закон "за рубль вход, за выход два"
женевца сделал русским патриотом.

Жена с приданым и весёлый нрав
имеют свойство оживлять финансы.
С попытки третьей Франц устроил брак,
забив хет-трик: свобода, деньги, шансы,
чем подтвердил известный парадокс:
карьеру проще сделать на чужбине.
Свояк ему сам генерал Гордон,
а жёны их француженки-кузины.


* * *

На Украине с турками война.
Труба зовёт! В лесах под Чигирином,
возглавив роту, капитан сполна
отведал вязкой фронтовой рутины.

Он трижды чуть не побывал в плену,
имея малый опыт и горячность,
спасал начальник, он же лучший друг,
le prince Голицын – талисман удачи.

В походах крымских натерпелся бед
на месте командира батальона,
полковника достиг в расцвете лет,
когда замечен был в толпе у трона.

Сменялись командиры и цари,
воронам оставляя горы трупов.
Лефорт, уже прошедший Крым и Рым,
приблизился вплотную к медным трубам.


* * *

Вновь закружилась жизни карусель,
почти сбылась мечта авантюриста,
высокий, стильный, с виду топ-модель:
парик, камзол, рубашки из батиста.
Любимец публики умел принять гостей
и не жалел расходов на забавы,
жене отвел удел рожать детей,
дружил с красотками покладистого нрава.

Соседская девица Анна Монс
юна, умна, прилежна и красива.
Считалось, что Лефорт в нее влюблён,
но так, слегка, без страсти и надрыва.

Служил при доме на туда-сюда
посыльным Алексашка вороватый.
Франц приютил несчастного, когда
отец хотел прибить его лопатой.
Служить умел, еще умел плясать
чечётку, трепака, и даже внешне
был самому хозяину под стать,
смышлён и очевидно не безгрешен.
Вполне себе находчивый слуга
и верный, как породистая псина,
обученный не путать берега,
отзывчивый на ласку господина.

Был Алексашка юн и полон сил,
одет, накормлен, это ли не счастье?
И если Франц когда его побил,
то так, для куража, без страсти.


* * *

"Il est un excellent, как алый свет зари,
глаза-маслины, апельсины-губы,
passion – вулкан, бушующий внутри,
царь – варвар, потому немного грубый.
Но в том и прелесть, тот особый шарм,
энергия материи первичной.
Le grand monarque, одетый как клошар,
но он хорош, и я займусь им лично".

Аминь, уже не будет прежним мир.
Никто не свят, даже на солнце пятна.
В игре престолов мечет банк жуир,
соединив полезное с приятным.


* * *

Итак, на вечер заказал фуршет
и огласил царя почётным гостем.
Пётр прибыл точно, помня этикет,
сутулясь при своем высоком росте.

При встрече Франц, невероятно мил,
легко порхая мотыльком над лугом,
так обнимал царя, как будто был
его любимым закадычным другом.

Лилось вино, дымились барбекю,
табак из драгоценной табакерки,
потом, решив добавить огоньку,
пускали над рекою фейерверки.

Играла музыка и продолжался бал,
скользящий менуэт, бурре прыгучий.
Но к сожаленью Пётр не танцевал,
он не умел, банально не обучен.

Хотелось оставаться прямо здесь,
среди цветов и дивного ландшафта
и обсудить с Лефортом ряд идей,
но время спать. Всё остальное завтра.


* * *

Сошлись стихии: воздух и огонь,
веселый ветер с огненной лавиной,
один шутник, другого только тронь!
Ни дать ни взять земные исполины.
Настало время обновлять миры,
стряхнуть столетий пыльные покровы.
В сознании Петра случился взрыв,
похожий на рождение сверхновой,
когда звезда в десятки тысяч раз
свою светимость резко увеличив,
бросает часть энергии ядра
в пространство яростно и хаотично.

– "Признав, что высшая монада – это Бог
в круговороте превращения энергий,
учёный Лейбниц совершил рывок
в науке" – "Что ты думаешь о церкви?"

– "Ты человек, а значит божий сын,
без лишних прокси меж тобой и Богом.
Учил нас досточтимый мэтр Кальвин,
что вера не в иконах и не в догмах.
Лишь в божьей воле изменить судьбу,
нам неизвестную с рождения до тризны,
а добродетельность и честный труд,
нужны сейчас, а не в загробной жизни.
Нет в индульгенции спасения души,
как папские епископы решили:
грешил, заплатишь церкви, вновь греши.
Пусть церковь подчиняется общине."

В предчувствии глубоких перемен,
столица встрепенулась от дремоты:
А вдруг прорубит юный сюзерен
окно в Европу с другом – гугенотом?


* * *

Лефорт не тётка, повара не спят,
фуршеты на Кукуе ежедневно!
Пётр получал энергии заряд,
Франц – царские гешефты и немножко нервно.
Вчера полковник, ныне генерал
и адмирал, сиятельный вельможа.

В боярской думе назревал скандал:
– "Царь зачарован, факт зело тревожный".

– "Его втянули в пьянство и разврат
у баб немецких голые лодыжки".

– "Царь видно позабыл, что он женат,
с женой не спит и пьёт без передышки".

– "Указом ввёл французский политес,
бритье бород, мытье лица и тела,
как будто в этом состоит прогресс –
курить табак и чистить зубы мелом".

– "Пётр самодур, но у него престол,
пусть тешится, всё будет шито-крыто".

– "Тсс! Дело в том, что он себе завёл
не девку для утех, а фаворита".


* * *

"Мы с Питером сейчас один вопрос
уладим и продолжим веселиться.
Мон шер ами, знакомься: Анна Монс
согласна стать твоей Кукуй-царицей.

Она любезна, хороша собой,
достаточно устойчива морально.
Подарки любит, прайс недорогой,
что главное, хранить умеет тайну.
Весёлым смехом разобьёт тоску,
разумной речью облегчит досаду,
не парвеню, способна на разгул,
всё как мы любим, с пляской до упаду.
Что будет дальше, ты решаешь сам:
комси-комса, изрядно или мало".

Придворная игра "Шерше ля фам"
приблизилась к притворному финалу.

В итоге Пётр из казённых средств
от широты души, без страха и упрёка,
построил Францу сказочный дворец
и Анне двухэтажный дом на восемь окон.


* * *

Вокруг дворца обилие цветов,
в саду шезлонги, лабиринт дорожек,
сверкает рыбьей чешуей каскад прудов,
парк со зверями дикими ухожен.

В конюшнях три десятка лошадей,
каретник конных экипажей полон,
для упоения влиятельных гостей
набит Бордо и Секом винный погреб.

Всегда готов на десять ртов обед,
обставленный богато и со вкусом,
у каждой особи серебряный куверт,
на кухне трое поваров французов.

В усадьбе честно трудятся рабы,
недавно получившие свободу,
отдельно свой устраивают быт,
на труд имеют право и на отдых.

Дивится и разносит слух народ
про чудо-терем из волшебных сказок,
возникший у ремесленных слобод,
как на песке живительный оазис.


* * *

Змей был вельми хитрее всех людей,
явился он царю в хмельном угаре:
"Греха боишься? Не кручинься, пей.
Над ложью с правдой воля государя.

Зло и добро ничтожны наравне,
но каждое из них имеет цену.
Кругом враги, а истина в вине,
казни и пей, чтоб истребить измену.

Ты за собой ведешь святую Русь,
кончай Бордо бодяжить с кислым Секом,
прими Зеленого и сможешь ты, клянусь,
стать истинно великим человеком.

Вино зеленое не значит из травы,
оно из хлеба и зелo заходит крепко.
Спиритус Вини жителей Москвы,
посадского и крепостного плебса.

Спиритус на латыни значит Дух,
крепчает дух – растет державы сила!
Ты должен со спиритом жить в ладу.
Тебя оценит в будущем Россия".


* * *

– "Есть план пробить торговый коридор,
должны мы турок победить на море", –
тянулся на Кукуе долгий спор,
кому в Венеции нужны пенька и ворвань.

– "Стремиться надобно к иным морям,
а турок-бусурман пока не трогать.
Лишь северным путям благодаря
возможно продавать наш лес и дёготь".

Росли количеством потешные полки,
солдат в строю ходить учили ровно,
стрелять из ружей, гаубиц, мортир,
приказы выполнять беспрекословно.

Чтоб по науке штурмовать объект,
сыграли в Кожуховские манёвры:
отмечен был сравнительный эффект,
потешный форт успешно завоёван.


* * *

И всё-таки решили брать Азов!
Кружок любителей военной авантюры
в поход собрали крепких мужиков
числом поболе даже, чем у турок.

Весь флот из допотопных кораблей,
сплошной отстой с названьем гордым: струги.
Пять для людей, один для лошадей,
и самый главный – царский с милым другом.

Командующий армией Лефорт
задачу понял: навалиться штурмом,
чтоб крепость-генерал и крепость-порт
сразились тет-а-тет в бою гламурном.

Царь самолично приказал: Огонь!
Порвали воздух залпы медных пушек,
встал на дыбы у генерала конь,
и ломанулись бравы ребятушки.

Карамба! Турки метко скинули горшок
на шею Франца со смолой кипящей!
Аллах Акбар! Словил большой ожог
и бонусом сломал на ухе хрящик.

Убитых тьма, но крепость не сдалась.
Дело за малым: продолжать осаду,
назад отправить мертвые тела,
живым доставить пушки и снаряды.

Так день за днём, а поздним октябрём,
когда решили всё же возвращаться,
не мёрзнуть зря под снегом и дождём,
Лефорту снова выпало несчастье.

Бедняга на скаку упал с коня!!
Он, будучи наездником от бога,
проехал быстро, пьяный, без ремня
на знак сигнальный "Скользкая дорога".

"Пардон муа, пужалест, мон амур,
что я лежу в такой огромной луже", –
шутить пытался весельчак и балагур, –
ну, а ля гер ком а ля гер, бывает хуже.


Сломал ребро, упав на правый бок,
серьёзно повредил брюшную полость,
предельно жёсткий получил урок,
утратил драйв, игривость и весёлость.


* * *

Врачи дотошно провели осмотр,
пустили кровь, назначили пиявки.
С трудом добыл нарывный пластырь Пётр,
следил, как проводились перевязки.

Недели в лихорадочном огне,
конец ужасный или бесконечный ужас,
проклятье, пьянству бой, конец войне,
вино всё спишет, обезболиватель нужен.
Франц временами приходил в себя,
вставал с постели, морщился от боли.
Сидеть не мог, на двор ходить нельзя.
Спасался доброй дозой алкоголя.

Под спуд задвинуты великие дела,
хотя на верфи нужно ехать снова,
проверить струги в доках, стапеля.
Необходим второй поход к Азову.

Больной Лефорт, оставшись не у дел,
царю на откуп отдал Алексашку,
тот на войне отчаянно был смел,
с таким бойцом Петру и чёрт не страшен.


* * *

Когда зима приблизилась к весне,
слегка пошло здоровье на поправку.
При Меншикове царь повеселел,
на выигрыш в войне удвоил ставку.

Чтоб долго не тянуть кота за хвост,
по горлышко исполнен оптимизма,
уехал он на Дон, едва ослаб мороз,
и каждый день писал Лефорту письма:

"Мон шер, у нас здесь на Дону тепло,
тебе получше или так же худо?"
– "Передавай приятелям поклон,
я пью медикамент и верю в чудо".

"Франц, как дела? Как Анна? Мне она
клялась сюда приехать очень скоро,
а всё не едет. Может быть больна,
за сим не соблюдает уговора?"

– "Она здорова, не решён вопрос
как ехать, сильно развезло дорогу.
Вояж ей будет стоить многих слёз,
вели остаться и прости, ей-богу".

"Здоров ли ты, мон шер ами? Изволь
к делам вернуться. Я скучаю дюже".
К Петру в Воронеж, несмотря на боль,
Франц, лежа в розвальнях, поплыл по лужам.


* * *

И снова к морю плыли корабли,
катились пушки, шли солдат колонны,
скакали кони потные в пыли.
Лефорт командовал дистанционно.

На удивление, поход имел успех,
Азов был скоро взят, невелики потери.
То божий перст отвел от Франца грех
и положил конец бессмысленной афере.

Победой Пётр необычайно горд:
сейчас Азов, а завтра в Чёрном море.
"Сбываются мечты! Виват Лефорт!
Жаль, никогда я не был на Босфоре".

Успех отмечен шумным торжеством,
царь повелел гулять, таков обычай.
В Москве на радостях гремел салюта гром.
Стрельцы в степи оставлены стеречь добычу.


* * *

– "Прошла пора застоя на Дону,
настало время перестройки флота.
Разумно будет, придержав войну,
подняться с Дона к северным широтам".

– "Чтобы купить полсотни кораблей,
в Голландию направить дипломатов,
послать заказ, так будет побыстрей
и подешевле, надо сокращать затраты".

– "Чтоб сократить затраты, есть резон
нам строить научиться у голландцев,
у них советник лично Посейдон,
у нас довольно молодых талантов".

Сначала вразнобой, а дальше в унисон,
надумали собрать Великое посольство,
где Франц Лефорт – великого царя посол,
а царь при нём займётся волонтёрством.

Чтоб изучить постройку кораблей,
освоить европейский быт, культуру,
приняв последний довод королей,
создать альянс военный против турок.


2. ВЕЛИКОЕ ПОСОЛЬСТВО

Урядник Пётр Михайлов, генерал Лефорт,
боярин Головин и думный дьяк Возницын,
взвод музыкантов, карликов эскорт,
отряд дворянских чад – все едут за границу.

Михайлов – ныне царь и волонтёр,
денщик при нём – смышлёный Алексашка
в умении своём не превзойдён
устроить все дела и починить рубашки.

С Лефортом куафёры и врачи,
солдаты, поп, портные, ювелиры,
писцы, обслуга, музыканты, толмачи
и повара, чтоб не ходить в трактиры.

Четыре карлика прекрасно сложены,
воспитаны, одеты как игрушки.
Они царю особенно важны:
их можно целовать, щипать за ушки.

В упряжках сотни дюжих лошадей,
к ним кучера, кареты и подводы,
чтоб без проблем перевезти людей,
подарки, сухпайки, предметы обихода.

Повозки доверху завалены добром:
ковры, парчи, шелка, тюки с мехами,
бочонки с мёдом, балыком, икрой,
бадьи с соленым салом и грибами.

Их более двухсот – ответственных мужей,
военных, мастеров, поехали учиться.
Обоз из запряженных цугом лошадей
за дальний горизонт уходит вереницей.


* * *

Так пересёк указанный обоз
границу Швеции и скоро прибыл в Ригу.
К тому моменту отступил мороз
и нарастала сложная интрига.

Устроили торжественный приём
в посольстве шведском, Пётр был доволен,
при том, что он не выглядел царём:
мастеровой в поношенном камзоле.

Тайком взобравшись на высокий холм
со зрительной трубой для лучшего обзора,
он рисовал подробный план того,
как выглядела крепость изнутри и город.

Шпионов русских обнаружил караул,
потребовал немедленно убраться,
для пущей важности с оружия пальнул,
всё остальное показал на пальцах.

Явился лично к губернатору Лефорт
за разъяснением скандальной сцены.
Случился неприятный разговор
со множеством взаимных сожалений.

Достигнут был условный компромисс
о том, что налицо досадный случай.
На очереди герцог Фридрих Казимир,
дай бог не сплоховать до кучи.

Лефорту Казимир давно знаком,
служили вместе с герцогом курляндским,
доверил Франц ему, что царь тайком
здесь в поисках военного альянса.

Гуляли долго, в спорах о войне,
в компании с инкогнито монархом.
Царь против Риги раздавал вдвойне
в Митаве милостей и дорогих подарков.

А дальше путь в роскошный Кенигсберг
на встречу с Фридрихом по счету третьим,
его курфюршество уже трансферт
гостеприимства принял в эстафете.


* * *

Гранд-дефиле исполненной мечты,
въезд в Кенигсберг, согласно протоколу:
Лефорт, как гений чистой красоты,
сверкал рубинами в серебряном камзоле.

Пажи, сопровождавшие послов,
все в ярко-красном, строго по ранжиру,
на конных волонтёрах в пять рядов
немецкие зелёные мундиры.

Курфюрст со свитой наблюдал парад
послов московских, важных и богатых.
Литавры с трубами гудели в лад
Под барабанов дробные раскаты.



* * *

Сам Фридрих тайно встретился с Петром,
в беседе личной завязалась дружба,
грядущего отъезда сдвинуть срок
совет послов решил единодушно.

В посольстве много пили за успех,
перечисляя всю номенклатуру,
провозглашали здравицу за тех,
кто выступит альянсом против турок.

Приехал с целью повидать царя
немецкий математик Готфрид Лейбниц,
с которым, не теряя время зря,
наметили проект взаимодействий.

Царь отличился живостью ума,
учтивостью блеснули дипломаты,
и Лейбниц от души презентовал
гостям свой хитроумный калькулятор.


* * *

Две шустрых курфюрстины: дочь и мать
созвали в честь царя приватный ужин.
Петр не спешил ангажемент принять,
он прежде не был с женщинами дружен.

Знакомство начиналось нелегко:
царь внятно не сумел сказать ни слова,
смущенно закрывал лицо рукой,
как неофит у образа Христова.

Лефорт в неловкой сцене – камертон,
как приручить Петра известен метод:
под мелодичный кубков перезвон
царь отвечал на бис по всем предметам.

На высоте Лефорт: "Умен, учтив
и благороден, как король английский,
он излучает свет и позитив", –
делились курфюрстины в переписке.

Пётр насмешил хозяек и гостей,
кружа радушных немок по паркету,
нашел у них избыточность костей,
приняв за ребра жесткие корсеты.

Решили: "Вкус царя излишне груб,
в нем нет отзывчивости к женским чарам",
но дамам он пришелся ко двору,
мероприятие прошло не даром.

Послы с Лефортом возле крепких вин
держались очень стойко, как герои,
но под конец, уже без курфюрстин,
до изумленья напились все трое.


* * *

Послов при въезде в шумный Амстердам
встречали президент и бургомистры,
в кафтанах белых толпы горожан,
под звон литавр и фейерверков искры.

Открыл премьеру комедийный дом:
про "Купидона с эллинской богиней"
смотрели в ложе, выстланной ковром,
отдали должное хорошим винам.

Произвели осмотр голландских кирх,
костёлов римских, синагог жидовских.
Всех впечатлил божественный клавир,
картины Брейгеля, Иеронима Босха.

В приют сиротский нанесли визит,
и в богадельню к старикам болезным,
и в дом, где комфортабельно сидит
люд бешаный в палатах одноместных.

Признаться, царь немало удивлён
большим успехам в социальной сфере,
идеи гуманизма тех времён
голландцы воплотили в полной мере.

И Делфт заштатный сильно удивил,
забавно, до чего дошла наука:
живых тваринок в сперме и крови
смотрели в микроскоп у Левенгука.

Позднее состоялся въезд послов
в Гаагу – стольный град Голландских Штатов,
внесение торжественных даров
в просторные сенатские палаты.

Полюбоваться въездом прибыл Петр,
сличил подарки, произвёл проверки,
послам определил объем работ,
затем вернулся в Амстердам на верфи.

Речь президента встречной стороны:
"Всё супер, царь здоров, подарки ценны,
но относительно задуманной войны
позиция голландцев неизменна.
На дружбу и прогресс продолжить курс
желают европейские фигуры,
никто не хочет тратить свой ресурс,
чтоб воевать в альянсе против турок".


* * *

Царь в образе Михайлова Петра,
который не нуждается в рекламе,
тесал бруски посредством топора
для шпинделей на верфи в Заандаме.

В процессе сборки кораблей и яхт
дотошному царю открылись траблы:
проект не существует в чертежах,
его носитель – голова прораба.

Была задумка разгадать секрет,
освоив техпроцесс собственноручно,
но продолжать тесать резона нет,
что не научно, то довольно скучно.

А если есть реальный интерес
к созданию технических моделей,
к внедрению новаторских идей,
то нужно ехать в англицкие земли.


* * *

Уехал в Лондон с Меншиковым Пётр
на встречу с англицкими мастерами.
Франц набирал для будущих работ
искусных корабелов в Амстердаме.

Прощались со слезами, поклялись
в разлуке долгой слать друг другу письма
и разошлись, как в море корабли,
на срок, который прежде был немыслим.

Лефорт, владея речью хорошо,
писал по-русски так, как слышал звуки.
Нетрезвый путал числа с падежом,
включал латиницу помимо аз и буки.

"Мон шер, я здесь по милости твоей,
как Бог изволит, но не без кручины.
Пужалест напишите поскорей
из Англески земля в ответ причину.
Я радусь буду, если вам доброй,
пишите мне про как вы веселите
и про твоя здорова. Здесь вино плохой.
Несчастны дни когда тебя не видеть".

Письмо – эссе, в нём недурной язык,
грусть расставания по воле Иисуса,
учтивость просьбы, пафосный изыск,
консерватизм во взгляде и во вкусе.

Царь выслал помощь: винный эталон,
как сам решил он, чисто по-петровски,
Nectar Ambrosia, дешёвый самогон
из шелковицы. Силь ву пле тутовка.


* * *

"Мы закликаем нашего царя
и бьем челом покорно из пустыни,
где Богу и царю благодаря
от турков стережем Азов поныне.

Что мы не получили ни гроша
за время нашей службы государю,
что дома не родится урожай,
стоят пустыми хлебные амбары.

Что слабко бабы пашут, сеют хлеб,
детишки без отцов едят солому.
Пусть ваша милость не проявит гнев,
дозвольте повернуться нам до дому".

Стрельцы ещё не затевали бунт,
лишь челобитную царю послали.
Все знали, что его характер крут,
а что потом, могли понять едва ли.


* * *

Петру любезно сдан английский дом,
правительством оплачена аренда,
чтоб царь со свитой посещали док
и изучали флот согласно тренду.

В том доме царь и новый фаворит
изрядно притомившись от науки,
как будто гамадрилы – дикари
ломали всё, что попадало в руки.

Весь интерьер, куда ни кинешь взор,
московскими гостями раскурочен,
реально вешать в воздухе топор,
где пили и курили дни и ночи.

Поломаны кровати, стулья, стол,
изрезаны ковры, картины, кресла,
с размахом сочетали произвол,
пещерный вандализм и жёсткий рестлинг.

Предметом острым колотили в пол,
крушили стены, потолки и рамы.
Фанфарами придворный мюзик-холл
озвучивал сюжеты пьяной драмы.

В зеленой изгороди напролом дыра,
газон добротный весь перелопачен,
здесь волонтеры пьяного Петра
гурьбой катали на садовой тачке.

Хозяин виллы адмирал Бенбоу
едва не слёг, бедняга, от инсульта.
Огромный дому нанесен урон:
по описи на триста тридцать фунтов.


* * *

Лефорт, познавший мудрость и печаль,
любимый образ для его портретов,
роскошный, как в начале всех начал,
отточенный дворцовым этикетом.

Блестит кираса – власти аргумент
под мантией из меха горностая,
по рукаву широкий позумент,
у сабли рукоятка золотая.

Соболий мех на платьях из парчи
работы лучших кутюрье Парижа,
такой набор одежды для мужчин –
свидетельство высокого престижа.

Вельможный туз и бравый генерал,
икона стиля, человек – легенда,
чьи локоны, что выше всех похвал,
подвязывались изумрудной лентой.


* * *

В Москве грядет неслыханный скандал,
раскрыта государственная тайна,
по сводкам царь страны не покидал,
но правда, как дерьмо, всплыла случайно.

"Где нет царя, там смута и раздор, –
стрельцы зело серьёзны, даже слишком, –
Наш царь пропал, его похитил вор
немецкий мушкетер Лефорт Франтишка.

У них в европах правит сатана,
там культ наживы, пьянства и разврата,
а наша Русь богатая страна,
на зависть им щедра и необъятна.

Но нет житья простому мужику
и дети наши голые – босые.
Айда в Москву, братва, громить Кукуй!
Бить иноземцев – выручать Россию!"


* * *

Четыре взбунтовавшихся полка
остановить смогли боярин Шеин,
и генерал Гордон, отдав приказ
стрелять из пушек по живым мишеням.

Бунтарский тут же кончился запал,
стрельцы сдались, оружие сложили;
был предрешен эпический провал:
нет выучки, ни храбрости, ни силы.

На дыбах пару сотен главарей
пытали жестко, второпях казнили,
хотелось всё закончить поскорей.
Причастность Софьи не установили.


* * *

Слух тайный из австрийского двора
расставил чётко все ориентиры:
отдельно хочет цесарь без Петра
договориться с турками о мире.

К нему примкнул венецианский дож,
идею поддержал король английский,
что турок не задушишь, не убьёшь,
уже давно просчитаны все риски.

Голландцы русских вслух благодарят
за привилегии в делах торговых,
при этом выступают втихаря
посредниками на переговорах.

А то, что два похода на осман
не окупились взятием Азова,
и то, что в Приазовье крымский хан
набеги совершать намерен снова,
что не учтён российский интерес,
о том молчит двуличная Европа.
Итак, чем меньше дров, тем дальше в лес.
Султан ещё покажет недотёпам!


* * *

Необходимо продолжать маршрут,
там впереди Венеция и Вена,
хоть дож венецианский дюже крут,
в приоритете цесарь на измене.

В посольстве живо навели гламур,
подштопав обветшалые наряды,
австрийцы поступили по уму,
всем видом показав, что страшно рады.

Устроил цесарь праздник в честь царя,
позиции взаимно прояснили:
при всем богатстве венского двора
тянуть войну им не достанет силы.

Но волен Пётр воевать за Керчь,
всех несогласных замочить в сортире,
– "Добром не отдадут",
                                    – "О том и речь",
и только после говорить о мире.

Теперь в страну каналов и гондол,
Венецию склонять к войне с султаном.

Прислали в Вену Шеин и Гордон
депешу, что нарушила все планы.

Про семя Милославских неспроста
подсказывал царю печальный опыт.
В стране разгар стрелецкого бунта,
скорей домой, галопом по европам!


3. ГОЙДА!

Валились с ног и козел кучера,
не спали две недели, кони в мыле.
Узнали поздно, что спешили зря,
пока депеша шла, мятеж прикрыли.

Царь недоволен, тысячи стрельцов
сумели избежать кровавой бани,
про семя Милославских подлецов
не дали однозначных показаний.

Зато успели выстроить дворец,
теперь у Франца новое жилище,
огромный зал способен наконец
людей вместить свободно больше тыщи.
Отдельные палаты для Петра,
везде ковры, роскошное убранство,
посуда, вазы, все из серебра,
китайского фарфора и фаянса.

– "Враги внутри страны, враги извне,
пытать и скопом всех казнить, тем паче
со шведами готовиться к войне
теперь придется так или иначе..."

Царь осушил наполненный бокал,
все тело сотрясал досадный тремор,
пока он ни на что не намекал
и даже не озвучил суть проблемы.
Две трубки наподобие креста
связал, поджег табак как ладан,
и "освятил" с кривлянием шута
срамным кадилом новые палаты.

Из дыма вензелями на стене
явилось взору "мене текел фарес".
"Угодно Богу – любо Сатане!", –
продолжил царь в своем репертуаре.
"Какая красота, простор – мечта!
Здесь будут проводиться ассамблеи.
Жить стало лучше, дамы-господа!
Намного стало лучше, веселее!"


* * *

Пятьсот персон собрались на обед:
сам царь, бояре крупного формата,
знать рангом ниже, генералитет,
и кучка иноземных дипломатов.

Среди немногих приглашенных дам
две Монсихи: мамаша царской крали
на пару с Анхен. Обе без стыда,
но в пышных кринолинах и вуали.

При множестве подарков дорогих
не пригласил герр Питер Анну замуж,
но трижды произнес: "Их либе дих!"
Наложницы царя не имут сраму.

У пассии, имеющей грешок,
был повод для резонного упрёка:
коль любит царь ее, зачем же мог,
на долгий срок уехать так далёко?

Саксонский франт – посланник Кенигсек
на этот счет свои лелеял планы.
Успешный тактик, но плохой стратег,
кружился мелким бесом возле Анны.

Пётр за обедом вдруг затеял спор,
стал Шеину грозить, что он собака,
сообщник Софьи, взяточник и вор,
бить шпагой по столу, кидаться в драку.

Князь-кесарь с князем-папой в меру сил
царя призвали так не раздражаться.
Пётр одному из них висок пробил,
другому шпагой рубанул по пальцам.

Боярин Шеин замер, где стоял
в секунде от кровавого финала.
Лефорт царя решительно обнял,
как лишь ему позволено бывало,
и сдавливал в объятиях пока
рука не отклонилась при ударе.
Петр вырывался с яростью быка,
увидевшего нож ветеринара.
"Довольно, Питер, мы не на войне", –
Франц отступился, избегая боя,
царь злобно врезал другу по спине,
свалил на землю и попрал ногою.

Проворный Алексашка тут как тут
явился доброй феей психопату,
и, подтвердив цареву правоту,
спокойно удалился с ним в палату.


* * *

Пошла молва: Лефорт уже не торт,
а круассан, рогалик именитый,
все поелику обозначил Пётр
холопа Алексашку фаворитом.
Коль Меншиков зовет царя Мин херц,
а царь не против, это верный признак.
Где русским хорошо, там немцу смерть.
Вульгарный юмор – тренд абсолютизма.


* * *

Пошла по Белокаменной жара:
царь сам себе устроил вынос мозга,
людей пытал ночами при кострах
весьма умело, даже виртуозно.

В застенках грубо учинил допрос
царевне на предмет захвата власти,
прямых улик по счастью не нашлось,
а Софья, как скала, стояла насмерть.

Пытал доверенных царевне лиц,
изобличая в связях со стрельцами,
прослушал кучу разных небылиц,
в чём признавались, то не знали сами.

"Побить хотели немцев и бояр,
а слободу Немецкую разрушить,
всё повернуть назад, как было встарь",
и много разной несусветной чуши.

"С учетом доказательства вины
приговорить смутьянов к смертной казни
через повешение у городской стены
и обезглавливание" – велено указом.

Столица превратилась в эшафот,
к которому свозили обреченных
стрельцов количеством до восьмисот,
сопровождая колокольным звоном.


* * *

– "Теперь любой боярин не чинясь,
обязан лично обезглавить вора,
тем самым царский выполнить указ,
в согласии со смертным приговором".

– "Гойда! Привыкли руки к топорам!
Мне нравится, Мин херц, твоя затея:
на плахе головы рубить ворам,
и петли им затягивать на шее".

– "В моей стране палач презренней всех,
я не могу носить клеймо убийцы.
Казня людей, ты совершаешь грех,
все воздается по делам сторицей.
Покуда жизнь смертельная игра,
где божья воля – не царёва прихоть,
где невозможно худо без добра,
ты мог бы дать стрельцам какой-то выход.

Секирой будет совершаться казнь
или посредством виселичных петель,
она усилит злобу и боязнь,
никак не возвышая добродетель.
Желая людям преподать урок,
представ жестоким и неумолимым,
ты продолжаешь умножать порок
под стать ветхозаветным нефилимам".

– "Нет в этом правды!"
                                    – "Есть моральный долг".
– "Кому я должен"?
                                   – "Пусть подскажет совесть".
– "Вот это новость! Удержать престол –
мой главный долг, без правил и условий!"


* * *

Страх и жестокость обнаружил царь,
а Меншиков бездушие и чванство.
Кровь бунтарей на жертвенный алтарь
принесена во имя государства.


* * *

Как только минул праздник Покрова,
Царь приступил к этапу смертной казни.
На площади с утра толпа зевак
Лаптями натащили кучи грязи.

Опережая дьяков и послов,
царь осмотрел расставленные плахи,
поочередно выстроил стрельцов:
на мрачных лицах судороги страха.

Прочёл придворный писарь приговор,
народ молчал, раздался бабий возглас –
и тот затих. Палач занёс топор
под барабанный бой в студёный воздух.

У рослых, многоопытных детин
предсмертный ступор – впереди могила.
"Подвинься, государь, – сказал один, –
я лягу здесь", – "Давай сюда, терпила".

На байбака опухший царь похож,
болели зубы, с перепоя рвало.
Бояр высокородных била дрожь.
Рубили неумело, как попало...

Голицын топором напополам
стрельца перерубил и рухнул рядом.
Царь, прошагав по сложенным телам,
помог Борису сделать всё как надо.

Князь-кесарь обезглавил четверых,
а Алексашка свыше трех десятков,
весь бурый от фонтанов кровяных,
он делу отдавался без остатка.
Способен ли сравниться с ним Лефорт?
Хорош вояка – что ни день, то праздник.
От службы увернулся хитрый чёрт
и не изволил быть на месте казни!

Князья едва держались на ногах,
отныне и вовек в кровавой грязи...
Из праха вышли и вернутся в прах,
но Меншиков сначала выйдет в князи.

Между бойницами кремлевских стен
продели бревна жутким частоколом,
чтоб с двух концов свисали сотни тел.
Забор из трупов – оберег престола.

Стрелецкой кровью повязав бояр,
не допустив сочувствия к казнимым,
царь ненавидел люто всех подряд:
и жертв, и палачей, и иже с ними.


4. МОЛЕНИЕ О ЧАШЕ

Франц продолжал устраивать пиры,
сам много пил от длительного стресса,
никто не замечал его хандры
за глянцевым покровом политеса.

Опасно налегал на алкоголь,
в боку открылась давешняя рана,
не мог дышать, когда терзала боль
и стыд безумный за царя-тирана.

И снова кутежи в кругу вельмож,
употреблял табак, вино и пиво,
под утро накрывали жар и дрожь,
однако надо уходить красиво.

Не думали, что он зашёл в тупик,
он не из тех, кто вызывает жалость.
Под живописный на снегу пикник
словил простуду, как и ожидалось.

В горячке восемь дней и семь ночей,
больной, казалось, потерял рассудок:
звал музыкантов, пил, ругал врачей,
давая повод бесконечным пересудам.

Не допустил духовного лица,
хоть пастор тоже лютеранин, немец.
Играли музыканты без конца,
под музыку он мог заснуть на время.

Известно, что он нес голимый бред,
что бесновался, пил, крушил посуду,
кого-то призывал не делать впредь,
не забывать платить служивым людям;

"...всегда тебя любил и уважал", –
качая головой, закончил фразу,
как будто самому безмерно жаль,
как будто речь о посторонней связи.

Жена усталая, уже не пряча слёз,
молитвенно склонившись в тусклом свете,
решилаcь наконец задать вопрос,
смиренно соблюдая добродетель:
– "Так в чём моя вина перед тобой?
Ты всё имел, свободу, деньги, славу,
и я тебя любила, видит Бог..."
– "Pardonne moi, non rien de rien. Любовь – отрава".


* * *

Осунулось пригожее лицо,
трясутся руки и не держат ноги:
– "А раньше ты смотрелся молодцом", –
внезапно он услышал голос Бога.

– "Хотел я прежде получить ответ
на ряд вопросов, мой дежурный ангел,
и оценить, каков за десять лет
реальный результат твоих деяний.
Ты должен был хранить царя, страну,
но оказался ненадёжным стражем,
и ты едва не разорил казну,
забив на долг: не жалко, пофиг, пляшем!"
– "Я до последнего по совести служил:
царевна затаилась, Пётр правил,
но на кону всегда стояла чья-то жизнь,
и я предотвращал исход кровавый.
Насчёт казны: я никогда не крал,
возможно в чём-то допустил промашку,
но я имею честь, я – генерал,
не как слуга мой бывший Алексашка".

– "В итоге ты царя не уберёг,
он жив, но есть ли в этом польза?
Вас пьянства злостный одолел порок,
его уже доведший до психоза.
Твой результат: разруха, голод, смерть,
тиран глумится над своим народом.
Ты, чувствую, задумал умереть?
Вполне реально в это время года".

– "Как и любому из простых людей,
ты предоставил нам свободу воли:
он водку пил, желая стать сильней,
а я – вино, чтоб не кричать от боли.
Тут сеял пропаганду некий Змей,
являвшийся во сне, исчадье ада,
Петру – покрепче да погорячей!
Я сам Le Fort, меня крепить не надо".

– "И, наконец, ты ангел или кто?
Хранитель государственной системы
или безумный клоун шапито,
царя тайком втянувший в грех Эдема?"

– "Ты знаешь сам, я не лишён страстей,
известный возмутитель нравов здешних,
царя-тирана лучший из друзей,
увы, не ангел, но и не эдемский грешник.
Грехи Эдема как ни назови,
по сути глупость, подлость и крамола.
Адепт альтруистической любви –
безгрешный ангел не имеет пола.

Я слышу, смерть ступает на порог,
позволь принять последнее причастие?
Не убивал, но защитить не смог,
на тот момент мне не хватило власти.
– "Я не палач!" – ответил я ему,
заранее предвидя гнев монарший,
готовился тотчас идти в тюрьму.
Мой Бог, я грешный, но не падший.

Едва я смог спасти его сестру,
нельзя родную кровь пролить на плаху,
позорно европейскому царю,
тем более великому монарху.

Он шёл ко мне, замазанный в крови,
довольный тем, что недовольных вешал,
сажал на кол, пытал, клеймил, рубил,
чтобы устроить пир в аду кромешном.
Жену – царицу запер в монастырь,
упившись кровью, поспешил на верфи.
Как будет рад развенчанный кумир
услышать обо мне! Умершем".

Вошёл священник, лоб перекрестил,
Франц простонал: "Не говорите много,
кому был должен, я уже простил,
и не люблю пространных монологов.
Где музыка? – поднял бокал вина
и расплескал на белоснежную сорочку, –
Уж если жить, то надо пить до дна,
не справился – пора поставить точку!"


* * *

Лефорт, как цезарь, на похоронах
лежал в венце из редких изумрудов.
Коленопреклоненный Пётр в слезах
лицо и руки целовал у друга.

– "Ты тот, кто был всецело верен мне,
всегда во всём, умом, душой и телом,
в беде и счастье, в мире и войне,
кристально честный, безупречно смелый.
Бессмертный образ твой продолжит жить, аминь,
дела великие не обернутся прахом,
покойся с миром, ибо ты при всех омыт
слезами величайшего монарха".

Свет не видал пышнее похорон,
гранитный склеп, прощальные обряды,
в присутствии ответственных персон
обед, салют и грохот канонады.

Кричал боярам: "Нет, вам не понять!
Как я его любил, вы не любили! –
ручьями слезы хлынули опять, –
Вы здесь, а он лежит в могиле!"


THE END

Безвременно закончилась игра
без правил, но с реальным риском.
Осталось много разного добра,
царь раздавал его родным и близким.

У Меншикова выигрыш. Дворец
он заберёт поздней – плясал не даром,
а тотчас – пять камзолов, горсть колец,
и Главный Приз: персона государя.




Александр Меншиков
Художник Михиль ван Мюссер,
Амстердам 1698 г.





© Татьяна Мамаева, 2024.
© Сетевая Словесность, публикация, 2024.




Версия для широкого дисплея
[В начало сайта]
[Поэзия] [Рассказы] [Повести и романы] [Пьесы] [Очерки и эссе] [Критика] [Переводы] [Теория сетературы] [Лит. хроники] [Рецензии]
[О pda-версии "Словесности"]