АПЕЛЬСИН
ДЕНЬ ТЕАТРА
Рахели Каминкер и Володе Напарину
Что явь, а что пьеса в чудесной стране,
где рядом с войной дискотека?..
Смешаться с толпою, прибиться к стене
и плакать над этой потехой...
Здесь так ненавязчива времени вязь
в бурлесках простых и набросках,
и разных столетий незыблема связь,
как пейсы на тощих подростках.
Где жизнь, где театр, не знает никто.
Здесь дюны - бледней декораций.
Базарная площадь, как цирк шапито,
всегда продолжает смеяться.
Здесь благословенна авоська в руке,
а жизнь разноцветна и пряна:
пригоршня орехов, петрушки букет,
и глянцевый бок баклажана.
Торгует платками на рынке цветном
старик с бородою из пакли.
Мы с ним говорим на глаголе родном
в одном гениальном спектакле!..
Израиль трясёт сумасшедший январь,
он пахнет весной откровенно.
А дома стоит бутафорский фонарь.
И жизнь освещает,
как сцену.
_^_
ГУДЗОН
Когда с одной стороны Гудзон,
с другой стороны восток.
Стекает небо за горизонт,
и лиц розовеет сок.
Марионеток идёт толпа,
кофейный стакан в руке,
из люков уличных жирный пар
уносит муссон к реке...
Когда с одной стороны Гудзон,
с другой стороны восток.
Здесь одиночества сладок сон,
победы глоток жесток.
Тебе споёт у метро пророк,
что всё-таки Бог велик,
когда осветит бетонный блок
стекла многотонный блик.
Вольётся точкой твоё окно,
как пиксель, в его экран.
Внизу - грохочущих улиц дно
и хрупкий подъёмный кран,
бессонный остров, в любой сезон
похожий на лепесток...
Когда с одной стороны Гудзон,
с другой стороны восток.
_^_
ПО ОДНУ СТОРОНУ ГОРИЗОНТА
Мы с тобой живём по одну сторону горизонта
и сиротство прячем за маской своей улыбки.
Мы молитвы шепчем и строки того же зонга
и почти что верим в подобия призрак зыбкий.
Так немного людей, видящих те же оттенки,
и так много людей, с которыми просто мило.
Мы с тобой живём по разные стороны стенки.
Улыбнёмся, помашем и дальше живём - мимо...
Прорастает душа сквозь нас, как веснушки на коже.
И приметы её без рентгена видны и зонда.
Непохожесть чертит морщины на лбу. И всё же -
мы с тобой живём по одну сторону горизонта!..
_^_
СВЕТОФОР
Пробки.
Условий скобки.
Душа в коробке,
вражда в глазах...
Нервы
и напряженье.
и всё движенье -
на тормозах.
Частный,
кривой, но честный,
мой путь напрасный,
сумбур в душе...
Красный,
конечно, красный -
на светофоре.
Опять клише...
Выйти
и хлопнуть дверью,
и бросить келью, -
сачок судьбы.
Во́йте,
вы злы, как звери.
Я всё сумею,
решиться бы...
Стар ты.
Никчемны старты,
желанья стёрты,
с собой раздор...
Жёлтый,
куда б ни шёл ты,
тревожно жёлтый
твой светофор.
Рыжий,
я вечно рыжий,
как чижик-пыжик,
как Шапокляк.
Ближе
гудят бесстыже,
но едет всё же
мой саркофаг.
Бунт мой
неутолённый,
мой шторм солёный,
фантазий плод...
Хватит.
Пока зелёный
на светофоре,
пора вперёд.
_^_
* * *
Тот самый дом, где за окном трамвай звенит тоскливо,
и через слякоть по двору тропа ведёт к метро, -
там пианино хриплый звук родит мотив счастливый,
и проживает домовой, похожий на Пьеро.
Там быт советский правит бал, и не бывает пусто,
из эбонита телефон и в трещинах паркет...
Там нас согреют ночь с искрой и пироги с капустой,
и рюмок праздничный отряд, покинувший буфет.
Тот самый дом, где суета имеет форму сердца,
где под стеклянной мишурой родится Новый Год...
Там тешит душу звук трубы и горький запах детства.
И переезд в любой уют его не отберёт.
Но вальсом медленным звучит, смягчающим длинноты,
шуршащий голос золотой сгребаемой листвы...
И в доме том, где за окном трамвай звенит две ноты,
парит воздушный поцелуй исчезнувшей Москвы.
_^_
ГАРСИЯ МАРКЕС
Гарсиа Маркес пишет мужскую прозу.
Под сигарету молча смакует фразу.
Жизнь кровоточит, точит свою репризу.
А он слова вытаскивает, как занозу...
Гарсиа Маркес бродит по Интернету
чуть отрешённо, будто по интернату.
И без усилий держит такую ноту,
что в нашем трёпе ей и сравненья нету.
Гарсиа Маркес птиц загоняет в клетки.
Он полагает, птичьи печали кратки.
Но мысли чётки в нём, и слова, как чётки,
и очень странным считают его соседки.
Гарсиа Маркес держится чуть в сторонке.
Мир, как в воронке, крутится на пластинке.
Проходят мимо тучи, вожди и танки,
и остаются капли дождя на плёнке...
Гарсиа Маркес пишет мужскую прозу,
под сигарету молча смакует фразу.
Жизнь кровоточит, точит свою репризу,
а он слова вытаскивает, как занозу.
_^_
АПЕЛЬСИН
Разделить бы жизнь на дольки, как апельсин,
И прожить бы каждую дольку в другой стране.
Но один растерянный взгляд. И всегда один
Миокард пульсирует ходиками во сне.
Разделить бы жизнь на вишни и смаковать.
Покупать на южном базаре по полкило.
Строить башни, на шаре девочку рисовать
И считать счастливым любое своё число.
Где-то резать вены, а где-то рожать детей.
Может, петь сиреной, а, может, курить в окне -
От любви бедовой, которая тьмы темней.
От тоски медовой, которая яд во мне.
Научиться из всех страстей добывать огонь,
Чтоб горел спокойно и грел меня до седин.
А потом сложить все жизни в одну ладонь
И собрать обратно солнечный апельсин.
_^_
* * *
Лети, и броди по Бронной.
Вернись, и живи в пустыне.
Ты странник, ты посторонний, -
в зазоре времён отныне.
Горбатой грядою горы
твой мир оградить сумели.
Причуды приморской флоры
с годами - родней фланели.
Здесь раскалены, как камни,
и утомлены, как печи,
сирокко поют волками
и плачут по-человечьи...
Сирокко несут сиротство,
на жажду сменив надежду.
Жить до тишины придётся
не там и не тут, а между.
Лети, и броди Бродвеем.
Вернись, и пройди по саду,
с оливою чуть левее
свободы деля прохладу...
Песок засыпает ноги
под всхлипы далёких чаек.
Ты маленький, одинокий,
и мама тебя качает...
_^_
БЛИЗНЕЦЫ
Когда в Беер-Шеве летали ракеты,
Когда на юге выли сирены,
Ко мне приехали эти дети -
Два двухмесячных близнеца.
И их тёплая мама с тёмными
под глазами кругами
и полной грудью.
Они привезли с собой нежный запах
Молока и дома, и стираной марли.
И Детского крема - из самого детства,
И тёплой мамы с тёмными
под глазами кругами
и полной грудью.
Они привезли с собой пониманье,
Что жизнь состоит из еды и солнца,
И сна под тихий дождик осенний,
И телевизора где-то рядом.
И тёплой мамы с тёмными
под глазами кругами
и полной грудью.
Они пробыли всего неделю.
И увезли свой чудесный запах,
Мою депрессию и тревогу,
И маму, пахнущую молоком.
Оставив комнату, вдруг пустую,
И мне записку: "За всё спасибо",
И пониманье, что жизнь моя -
Она состоит из еды и солнца,
И сна под тихий дождик осенний,
И телевизора где-то рядом.
И тёплой мамы с тёмными
под глазами кругами
и полной грудью.
_^_
ВАЛЬС ПРОЩАНИЯ
Разговоры - чушь, обещанья - тлен.
Пахнет йодом приморский ветер.
Только речь горчит и звучит не так,
и слова заслоняют суть.
Если ты берёшь чью-то душу в плен,
ты потом за неё в ответе.
Положи ключи, брось в траву пятак,
чтоб вернуться когда-нибудь.
Есть у верности над душою власть,
мне теперь этот свет не виден...
Но тебя обнять не мешают боль,
пересуд сорока сорок
и досады яд. А прощальный вальс
не обиден, но лишь обыден.
Есть, наверно, срок у любви любой,
и у нашего братства - срок.
Мы с тобой - из тех говорящих птиц,
были встречи дорогой к дому.
На одной лишь ноте звенит мотив,
что когда-то напел Жобим.
Не приму, старик, как ты ни крути,
я свободу от всех, как догму.
Положи ключи. Оглянись на дом,
где так долго ты был любим.
_^_
НЕРОН
У Альберта в лавке выставлены ровно
масло, сладости, цукаты и шербеты.
Между хумусом и тхиной - бюст Нерона.
Цезарь тоже разбирался в кухне этой!..
Пахнут ласково каминные поленья,
и с достоинством ценителя и профи
нам хозяин рекламирует соленья
и заваривает с кардамоном кофе...
В лавке времечко течёт неторопливо
мимо праздников и мирного процесса,
и рецепт приготовления оливок
не зависит от погоды и прогресса.
Левантийский дух диктует тут законы,
рощи тощие спускаются по склону.
И на варваров взирает благосклонно -
между хумусом и тхиной - бюст Нерона!
Рынок уличный - кофейни, ёлки, блёстки.
"Праздник праздников" - веселье и попойка.
Грубы сводчатые стены под извёсткой,
проступает Византийская постройка.
Здесь всегда готовы к ярмарке и к бою,
и божественны оливки и цукаты!..
Между Сциллой и Харибдой - мы с тобою,
между хумусом и тхиной - Император.
_^_
* * *
Ничто не проходит мимо.
А только насквозь, навылет.
Нескладна картина мира,
и пазл сложить не выйдет...
Лишь боль и любовь - со мною.
И войны, и смерть, и старость.
И дудочки голос Ноев,
зовущий забыть усталость.
В сиротстве разъездов праздных
в долину взгляну со склона:
мы - дети кварталов разных
огромного Вавилона.
Излишне прозрачной коже
удобно под слоем грима.
Все мимо идёт. И всё же
ничто не проходит мимо.
_^_
* * *
Поехали в Лондон!.. Там нежные сети
осенних предместий, и климат - проказник.
Поехали в Лондон, там чудные дети
подруги, творящей из воздуха праздник.
Поехали в Лондон. Там дождь и прохлада,
и плечи к прогулке укутаны шалью.
И я, покупая блины с шоколадом,
калории счастья себе разрешаю!
Сентябрьский воздух, как яблоко, сочен,
у выпечки запах корицы и сливы.
Поехали в Лондон!.. Он чопорно точен,
и жители вежливы и не крикливы.
Под лёгкою курткой мурашки по коже.
на клумбе ромашки, не вовремя вроде.
Я в парке английском случайный прохожий,
я радуюсь пасмурной этой погоде!..
Поехали в Лондон!.. Захватим пуховку,
билеты и сборы для нас не обуза.
Уже угощение ставит в духовку
моя современная нежная муза.
_^_
НАТЮРМОРТ
Утро щурит глаза,
вылезая из мятой постели.
Тело тянет назад,
и смеётся в подушку душа.
Всё, что злило вчера,
побледнело за дымкой пастели.
И натура с утра
чуть растрёпана, но хороша.
На глазури стола -
только яблоко летнего цвета.
Подгоняя дела,
маршируют часы на стене.
Отыграли давно
воробьи на параде рассвета.
И залит тишиной
натюрморт на моём полотне.
Время ловит кураж,
режиссёрские пробуя трюки.
И январь, как мираж,
искривляется на вираже.
Но, качаясь в метро
под мотив неизбежной разлуки,
я с улыбкой Пьеро
новый март предвкушаю уже.
Воздух пахнет войной.
Пасторали давно постарели.
Мы не спорим с волной,
удержаться пытаясь на ней...
За холодным окном
снегопад в голубой акварели.
Мягкость полутонов
нашу жизнь отражает верней.
_^_
МАЛИНОВОЕ ВАРЕНЬЕ
Как больно мне жить. Но время
по кругу бежит, оттаяв.
Малиновое варенье
в июле варю в Оттаве.
В Канаде жара и вечер,
и день изумрудно-длинный.
И сумерки жалят плечи
гудением комариным.
На блюдце половник, рядом -
серебряный нож старинный.
Над тёмным прохладным садом
царит аромат малинный...
И пробуем, чтоб согреться,
мы, - те же, но чуть другие,
варенье со вкусом детства
и привкусом ностальгии.
_^_
|
