[Оглавление]




ТРИ  ПИСЬМА  НИОТКУДА
ПИСЬМО  ВТОРОЕ.  О  ПРОШЛОГОДНЕМ  СНЕГЕ


громче музыка играй
ободряй забаву зверю
если есть кому-то рай
я в него теперь не верю
А. Цветков

Часть первая

Глава первая
Место действия - Андрианаполь
Время действия - 15 декабря 2010 года


Сегодня мне исполнилось тридцать.

Вообще-то тридцать мне должен был стукнуть в полшестого утра, но где-то уже с половины пятого я лежала с широко распахнутыми глазами и ждала этого исторического момента.

И вот минутная стрелка на прикроватных часах наконец-то чуть-чуть обогнала маленькую и замерла ровно на середине круга.

Вот и все.

Моя молодость кончилась.

Не зажигая верхнего света, я прошлепала босиком в гостиную и подошла к мини-бару. Не найдя там шампанского, я налила себе полный бокал "Мартини", но потом неожиданно вспомнила, что "Мартини" (разумеется, "драй") - это любимый напиток мужа и тут же выплеснула содержимое бокала на пол.

Кроме "Мартини", в тесной пещерке бара стояли: виски "Блэк лейбл", армянский коньяк "Ахтамар", литровая бутылка водки "Финляндия", пара бутылок бордо урожая 1989 года и какой-то пузатый ликер с ядовито-зеленой наклейкой. Немного подумав, я налила полбокала ликера и на треть разбавила его водкой.

Девушка я малопьющая, в недалеком прошлом - полная трезвенница (тире "девственница"), так что проглоченный мною ядреный коктейль ударил по шарам капитально. Темноту распороли какие-то малиновые молнии, пол под ногами предательски закачался, и покорная ваша служанка, с превеликим трудом отыскав дорогу обратно, как подкошенная рухнула в свою одинокую койку.

* * * * *

Проснулась я в половине первого. Вовсю звонил телефон. Я вслепую нашарила трубку и поднесла ее к уху. В трубке звучал отвратительно бодрый голос мужа. Не буду вам врать, что его баритон добавил мне в этот час оптимизма.

- Приветик, все дрыхнешь? - спросил меня бодрый голос супруга.

- Да, - нехотя буркнула я.

- Прими мои искренние.

- Сенкью.

- Скромная сумма в твердой валюте, как всегда, перечислена на твой личный счет.

- Сенкью уан мор тайм 1 .

- Ты даже не поинтересуешься ее размерами?

- Ай эм сётенли поинтересуюсь. Хау мач 2 ?

- Ровно столько же, сколько и все прошедшие годы. Правда в виду неожиданно нагрянувшего юбилея к цифре прибавился лишний ноль.

- Сенкью.

- И это все?! - возмутился супруг.

- Ну хорошо. Сенкью ВЭРИ мач. Фэнкс э мильон, май хани 3 . Ты доволен?

- Более или менее. Как будешь справлять юбилей?

- Никак.

- То есть?

- Да кому я на фиг нужна?

- Как кому, а... Никита?

- С позавчерашнего дня, - бодро отрапортовала я, - сэр Никита шествует в сторону леса.

- Мда-а... - голос мужа выдал тревогу. - И это у вас - надолго?

- Боюсь, что да. Двадцать седьмого у него свадьба.

- Мда-а-а... ну а какой-нибудь там... заместитель?

- Какой заместитель, май дарлинг? Я девушка нудная и серьезная. Тебе ли это не знать?

- Мда-мда-мда-а... - вконец опечалился мой благоверный, - ну... созови каких-нибудь там... подружек. Их жен, мужей и любовников.

- Не желаю никого видеть.

- Даже меня?

- Шутить изволишь?

- Естественно. Хотя где-то на днях нагряну. И не забудь, что в субботу у нас очередной выход в общество. Ежегодный благотворительный бал в пользу умственно отсталых подростков.

- При полном параде? С брюликами?

- Ты что! - всполошился супруг. - Ни-ка-ких драгоценностей. Все очень скромно.

- Хорошо. Ты бы знал, как мне это все надоело.

- А как я-то люблю балы!

- Я не про балы. Я про другое.

- В конце-то концов, - в голосе мужа послышались нотки злобы, - ты знала, на что ты шла. Как говорят наши братья украинцы: бачили очи, шо купували.

- Бачили-бачили... какая же я была идиотка!

- И не забудь, дорогая, что на свете живут миллионы женщин, мечтающих поменяться с тобой местами.

Я ничего ему не ответила.

- Молчание - знак согласия, - назидательно заключил супруг, после чего, как воспитанный человек, тут же переменил тему. - Когда приезжает малой?

- Через две недели. Двадцать девятого, в среду.

- Я заскочу?

- Естественно.

- Как он?

- Хреново. Сплошные "оч. поср".

- Да уж... - опять опечалился суженый-ряженый, - не в папу... не в папу... что, может, и к лучшему. Ну да ладно, заяц, у меня здесь дела. Как всегда, срочные и неотложные. Такие дела, что, ежели я их завалю, меня ведь без шуток за яйца подвесят. А ты давай там, не вешай носика. Хорошо?

- Хорошо.

- Чао, бамбино!

Голос в трубке замолк.

А я осталась лежать в постели. Потом встала, зевнула и ненароком взглянула в зеркало.

Из зеркала на меня смотрело опухшее от пьянства лицо тридцатилетней женщины.



Глава вторая
Место действия - Андрианаполь
Время действия - 17 декабря 2010 года


- Ну да ладно-ладно, - подумала я двумя сутками позже, - хочешь - не хочешь, а надо ведь как-то готовиться к этому идиотскому сборищу.

Я оглядела свой не слишком богатый, увы, гардероб и сначала выбрала черное. Но потом нашла его чересчур старомодным и решила напялить что-нибудь посовременней. Например, это светлое, от Кабани.

Увы!

Эта тоненькая хламида из светло-серого шелка требовала совершенно особенных, попадающих точно ей в тон туфель. Такие в моем гардеробе, конечно, имелись, но...

Увы! И еще раз - увы!

За те два с половиной раза, что я уже надевала хламиду с туфельками, платье осталось практически новым, таким, как будто с него полминуты назад содрали магазинный ярлык, а вот лак на туфлях успел постареть и покрылся еле заметной сеткой морщинок. Так что для мероприятия класса "а" эти туфли уже не годились.

И мне оставалось либо напялить бежевые, чуть-чуть фальшивящие по тону туфли, либо вовсе похерить хламиду. Я еще раз примерила черное и от отвращения чуть не выругалась.

Потом надела Родари с кофейными лодочками.

Нет. Не то.

Муаровая "Леди Ди" с изумрудной вуалью. Я снова взглянула в зеркало.

О, господи... женщина-вамп.

(Осталось лишь закурить пахитоску, вставить монокль и отправиться на лесбийское сборище).

Приталенное голубенькое.

Хм... Генриху б точно понравилось. Сама мисс Невинность. Но корчить валдайскую девственницу после семи, нет, даже восьми абортов - это... not in my line 4 .

Прямоугольное платье без выреза.

Нет. Вновь не то.

Хотя, конечно же... стильненько. Приветик из golden sixties. Sex, drugs and rock’n’roll 5 . Напрашивается полуметровый шиньон и размазюканные на пол-лица глазищи.

Нет. Не сегодня.

Какая-то темно-лиловая сетка, едва-едва прикрывающая соски.

Нет. Генриха хватит удар.

Псевдоиспанское платье из алого шелка.

Кажется... то.

Самое то.

Из глубин антикварного зеркала на меня смотрела Карменсита.

То-ре-а-дор, сме-еле-е в бой! Час-ти-ца черта в нас!

И так далее.

Мне очень хотелось воткнуть в свои черные волосы алую розу, но это был бы уже перебор. Пришлось ограничиться бледно-коралловой диадемой.

Правда, Генрих что-то там вякал насчет драгоценностей, но, во-первых, кораллы - это не брюлики, а, во-вторых, генерал перетопчется.

Терпел, как говориться, и не такое.

*************************************************************************************************************

Oh, mein Gott!

*************************************************************************************************************

Fuck that shit  6 !

*************************************************************************************************************

Я скинула платье, оставшись голой.

...С каким наслаждением я послала бы к черту и этот дурацкий бал, и этого идиотского мужа, и все их постыдные тайны вместе с приписанными к личному счету ноликами, но... не могу.

Во-первых, привыкла, а, во-вторых, - боюсь.

Страшно боюсь.

До жути.

До обморока.

Я ОЧЕНЬ боюсь своего внимательного и доброго мужа. Для него убить человека - значительно проще, чем нам с вами зарезать курицу.



Глава третья
Место действия - Андрианаполь
Время действия - 18 декабря 2010 года


В полдесятого вечера за мной заехал черный "Хорьх" мужа. Самого Генриха в просторном, как комната, "Хорьхе" не было и мне пришлось довольствоваться обществом шофера - невысокого и худого брюнета с лицом невыразительным, словно пуговица.

За пару кварталов до Каменного Дворца "Хорьх" плавно притормозил и подобрал супруга. В своем фраке и белом галстуке Генрих смотрелся просто великолепно. Настолько charmant, что это было почти ridicule 7 . Он походил не столько на джентльмена, сколько на актера, играющего джентльмена - на осанистого и пожилого статиста, из десятилетие в десятилетие мелькающего в качестве безымянного гостя на бале в сотнях и сотнях неразличимых фильмов.

Миновав четыре кольца охраны, по залитой светом лестнице мы поднялись наверх. Бал начинался в девять, мы приехали в начале одиннадцатого, но оркестр, как всегда, безмолвствовал.

Все ждали Президента. Президент, как всегда, задерживался и прибыл без пятнадцати двенадцать. При его появлении из сотен фрачных грудей вырвался невольный вздох, распорядитель в муаровом банте сделал отмашку лиловой перчаткой и бал начался.

Президент танцевал отвратительно, а вот Генрих - прекрасно. На самой-самой заре супружества муж как-то признался мне, что в семнадцать неполных лет опозорился на Бале Первокурсника, после чего, проведя бессонную ночь, поклялся стать лучшим танцором университета. Клятву свою мой муж сдержал, и все те годы, что я его знаю, он танцует практически профессионально. Вот и сейчас, соблюдая субординацию, Генрих стремился вальсировать как можно хуже, но это у него не получалось.

...Тем временем вальс сменился мазуркой. Все пары замерли, ожидая первого па Президента. Глава государства с видом концертного завсегдатая какое-то время вслушивался в действительно неплохую игру оркестра, а потом, по-видимому, осознав абсолютную для себя невозможность совладать с мудреными шляхетскими фигурами, иронически хмыкнул, развел руками и отошел к колонне.

Вслед за ним последовала и Первая Леди.

Несколько сотен гостей, выждав некий почтительный интервал-зазор, закружились в мазурке. И снова мой Генрих изо всех сил стремился не выделиться и снова он в этом не преуспел, ибо с каждой нотой и с каждым тактом мой муж танцевал все лучше и лучше, и, спустя какое-то время, подавляющее большинство танцующих лишь для виду перебирало ногами, а на деле просто глазело на нас с Генрихом.

Да, Генрих был великолепен!

Все так же стоявший у белой колонны глава государства по завершению танца лично сдвинул ладоши. Одинокий августейший хлопок тут же перерос во всеобщую овацию. У мужа хватило ума не кланяться, но его изрезанное морщинами лицо сияло. Все присутствовавшие на бале дамы и барышни, умирая от зависти, смотрели лишь на меня. И вряд ли хоть кто-то из них догадывался, что в этот момент я едва-едва сдерживала слезы.

* * * * *

Причиною слез был мой бывший любовник Никита. Несмотря на свой более чем скромный социальный статус, он как-то сумел раздобыть билеты на бал и сейчас танцевал со своей белобрысой стервой.

*************************************************************************************************************

Oh, mein Gott!

*************************************************************************************************************

Fuck that shit!

*************************************************************************************************************

Нет, пальцы напрочь отказываются печатать.

Скопирую лучше колонку из желтой прессы.

"Ла-ла-ла, три рубля (две трети колонки были посвящены присутствовавшему на бале пятнадцать минут Президенту), тру-тру-ту, бу-бу-бу, слово за слово, детородным органом по столу... а вот и оно, наконец-то:

...одним из главных украшений бала были знаменитый плейбой Никита Л. и его очаровательная невеста. Глаза всех присутствующих отрывались от созерцания воркующей парочки лишь для того, чтоб посмотреть, как действительный генерал Г. фон Б-в, сочетающий славу великосветского льва с репутацией грозы всех преступников, давал мастер-класс бальных танцев. Увы! Молодая наша элита в смысле хореографического мастерства уступала прославленному ветерану на голову. И, например, для того же Никиты Л. и его нареченной каждый танец был только поводом соприкоснуться полными страсти телами. С видимой неохотой юный плейбой подчинялся диктату светских условностей и, оторвавшись от своей ненаглядной, танцевал пару туров с другими дамами..."

Одной из таких других и оказалась ваша покорная служанка.

* * * * *

- Ты потрясающе выглядишь, - светски буркнул Никита.

- Ты тоже, - в тон ему ответила я. - Сияешь, словно новенькая монетка в три шекеля.

- Слушай, заяц, мы с тобой люди взрослые и давай-ка не будем обмениваться колкостями.

- Хо-ро-шо. Не будем. Нам осталось терпеть друг друга ровно четыре минуты. Чем же мы их заполним? Свежими сплетнями? Болтовней о погоде? Или возвысимся до литературы и обсудим последний роман В. Ведрашко?

- Как, кстати, он?

- Был у мужа на юбилее. Ты знаешь, Генрих его недолюбливает и это взаимно, но старый студенческий друг - нельзя не позвать.

- Ну и...?

- Назюзюкался, словно хавронья. Облевал всю уборную. Ко мне приставал. Получив афронт, объявил себя гением и до часу ночи орал, что мы все подохнем, а он де останется жить в веках. Одно слово: писатель...

- Человечек-то творческий.

- Это точно... ну а ты-то как там?

- В смысле назюзюкиваний?

- В смысле творчества.

- Утвердили на роль в одном телепроекте. По роману все того же Ведрашко.

- "Без пряников не заигрывай"?

- Не, новый роман. "Фултайм для Фултона".

- Роль-то хоть главная?

- Издеваться изволишь? Я, как известно, актеришко средний.

- Ну, - мы оба почувствовали, что танец близок к финалу, - ну, - через силу продолжила я, - желаю тебе, как говорится, всего... хорошего... Ты ни о чем не жалеешь?

- Ну, заяц, - виновато улыбнулся Никита, - зачем ворошить былое? Все уже тысячу раз переговорено. Ты, кстати, запомни, что это было ТВОЕ решение. О чем я тебя просил?

- О... ребенке.

- Ты согласилась?

- Нет.

- Так какие же могут быть претензии? Заяц, пойми, мне тридцать два года, я... - мой бывший любовник напрягся и прошептал, - я бездарный актер, снимающийся в бездарных телепроектах, не приносящих мне ни славы, ни денег. И мне нужно хоть что-то, ради чего я буду жить на свете. Ты меня понимаешь?

- Да.

- Так давай расстанемся по-хорошему. Как относительно интеллигентные люди.

- Давай, - ответила я, с ужасом чувствуя, что в уголках моих глаз закипают слезы, - только, Никита, скажи, а ради чего МНЕ теперь жить?

- У тебя же есть сын.

- Сын... это его ребенок. Его слегка уменьшенная и облагороженная копия. А лично у меня нет ничего, кроме маячащей на горизонте старости.

- Ну, заяц-заяц... какая старость в наши годы? Вон как на тебя все мужчины смотрят.

- На тебя, кстати, тоже.

Никита по-юношески покраснел.

- Ну ты и скажешь... - смущенно промямлил он.

Здесь танец, к счастью, закончился и мы вернулись к своим половинам. Я - к сверкающе-элегантному Генриху, а Никита - к своей белобрысой стерве. Следующим моим партнером был эрзац-майор Ульм.

* * * * *

Эрзац-майор был человеком военным и надетый по случаю бала фрак сидел на нем, как на корове седло. Доставшееся нам аргентинского танго он вытанцовывал так, как делают тяжелую и нелюбимую работу - медленно и стиснув зубы. Понятно, что сил на подержание светской беседы у этого сурового воина не оставалось и все его бальные реплики сводились к "мда", "н-нет" и "гм-м".

Я, в прочем, не слишком по этому поводу печалилась. Лаконичность эрзац-майора дала мне возможность привести хоть в какой-то порядок напрочь растрепанные бывшим любовником чувства.

"Когда это все началось?" - вдруг с привычной печалью подумала я.

Когда это все началось?

Ответ очевиден.

Все началось четырнадцать лет назад, когда...



Глава четвертая
Место действия - Андрианаполь
Время действия - 24 декабря 1996 года


...мой отец был в тюрьме. И один Господь ведает, с чего это наше опозоренное семейство вдруг поперлось на тот давний бал. На бал Вселивонской Коммерческой Лиги.

Господь, да еще, наверное, дядя Зиновий. Во время сборов на бал мой дядя упорно твердил, что наш сегодняшний выход в общество - это не только демонстрация нерушимости фамильного духа, но и выпавший нам уникальный шанс протянуть руку помощи томящемуся в застенках отцу, брату и мужу, а так же не менее уникальная возможность наконец показать лицемерному высшему свету фамильное знамя, на коем начертано "Верность. Спокойствие. Мужество."... и т. д. и т. п. (дядя Зиновий читал в университете курс философии и был любимцем студентов).

Демонстрация нерушимости прошла, если честно, хреново.

Наш позор начался с того, что устроитель бала и пожизненный президент ВКЛ Харон Хейфец, завидев нашу семью, попытался спрятаться за колонну, но потом все же вышел, пролепетал трясущимися губами "charmant 8 ", осторожно поручкался с дядей Зиновием, послал два вымученных воздушных поцелуя мне и маме, после чего облегченно засеменил к очередному гостю.

В прочем, я, по тогдашней своей неопытности, всей скандальности его поведения не поняла. Мне исполнилось ровно шестнадцать лет и это был мой ПЕРВЫЙ выход в общество. Из-за опалы отца я не была в свете два с половиной года, а до этого посещала лишь балы для подростков.

Я здесь вдруг бал.

Настоящий и взрослый.

Почти что придворный. Во всяком случае - всамомделишный.

На мне было платье за тысячу долларов, купленное отцом перед самым арестом. Платье мне шло. Ни у кого на свете не было такого шикарного платья. И, стоит мне появиться в этом наряде в обществе, как все мужчины вокруг в меня влюбятся.

Все-все-все.

Поголовно.

А самым первым в меня просто обязан влюбиться тот незнакомый красавец возле колонны. Хотя... почему - "незнакомый"? Это ведь Борька Вайнштейн - наследник двухсот миллионов евро, с которым мы когда-то целовались на детском балу за портьерой.

Как он подрос и как возмужал!

Целый Борище вместо Бори.

Ему теперь и не крикнешь: "Hello, Bobby!", а, уж тем более, просто "Hie!".

Ведь мы уже не подростки.

Мы - полноправные члены высшего общества.

И я, подражая суперзвезде Дженни Доплин, метнула на Борю порочный взгляд и расплылась в обольстительной полуулыбке.

Боб встрепенулся, расправил узкие плечи и, подражая киногерою Грегори Гэблину, скривил свои губы в циничной усмешке.

А потом он узнал меня.

Я ни разу в жизни не видела, чтоб похотливая маска сатира вдруг так резко сменялась выражением детской беспомощности.

Боб Вайнштейн побледнел и нырнул за колонну. И, в отличие от точно таких же маневров хозяина бала Хейфеца, этот Бобов нырок стал нырком окончательным и бесповоротным. Прошло десять, пятнадцать, все двадцать минут, но больше шикарной шевелюры Вайнштейна я на этом балу не увидела.

- Хм- хм-хм... - удивилась я.

...Но здесь заиграла музыка и распорядитель Иван Радзиховский (знаменитый телеведущий, получавший, как все говорили, по двадцать тысяч баксов за вечер) подал руку восьмипудовой Хейфецихе и закружил ее в вихре вальса. Я внутренне напряглась, ожидая своего ПЕРВОГО приглашения. Но... музыка продолжала играть, огромное озеро зала уже заполнилась черно-белым роем танцующих, а несчастное наше семейство продолжало все так же стоять у стенки. Уже замолк вальс и зазвучала мазурка, а потом - быстрый чардаш, включенный в бальный канон при Георге III, уже разобрали всех барышень, кроме пары уродливых провинциалок и тридцатипятилетней вековухи Зейдлиц, а мы продолжали полировать обнаженными спинами стену и делать вид, что полностью погружены в беседу.

Вот поплыли знойные звуки креольского танго.

После него должен был быть перерыв, во время которого я твердо решила уехать. И вдруг - из-за строя танцующих вынырнул Эрик.

Эрик был мой одноклассник и, отчасти, поклонник. Этот худой и нелепый чудак тайно сохнул по мне с четвертого класса.

Эрик был настоящим кладезем нелепостей. Одной из его бесчисленных странностей была нелюбовь к очкам, осложненная врожденной непереносимостью к контактным линзам. В результате Эрик, несмотря на свои "минус десять", ходил безо всякой оптики и мог, например, церемонно и долго раскланиваться с висящей в прихожей шубой или с размаху врезаться в неожиданно вставший на его дороге рояль.

В прочем, сегодня Эрик Э. Эзериньш был молодцом (пара снесенных стульев не в счет). Приблизившись к нам, он сперва пригласил на тур дядю Зиновия, потом мою пятидесятипятилетнюю маму и только потом - меня.

* * * * *

- Вы такая красивая, - произнес Эрик, наступая мне на ногу, - почему я вас раньше нигде не видел?

- О, здесь нет ничего удивительного, - стоически преодолевая боль, улыбнулась я, - нам, августейшим особам так редко удается вырваться в общество. Мы - рабы протокола.

- Вы... августейшая особа? - искренне удивился Эрик.

- О, да, мой друг, да. Я принцесса Анна Занзибарская.

- Зан-зи-бар-ская?

- Да... мое маленькое королевство располагается возле доски, на третьей парте.

- Анька? Сикорски?!

- Она самая.

- Но твой отец ведь в тюрь... Как ты сюда попала?

- Так же, как и ты. Сперва на машине, а после пешочком.

- А как же тебя пропустили?

- За взятку в тысячу долларов.

- А-а-а...

- Бэ.

Пару минут мы танцевали молча.

- А как там ТВОЙ папа? - наконец спросила я Эрика.

- У него все нормально. Снимает блокбастер "Тайны Шелони".

- В главной роли Каштанов?

- Естественно.

Прошло еще полминуты. Звуки танго замолкли. Бедный Эрик даже не стал меня провожать: как только утихла последняя нота, он галопом помчался к своему отцу, о чем-то беседовавшему с хозяином бала Хейфецом, и поспешно спрятался за их широкими спинами.

А я осталась, как дура, стоять в центре зала.

* * * * *

Уже начался перерыв. Уже музыканты прошли в столовую. Уже распорядитель Иван Радзиховский торопливо выпил стакан своего любимого бананового ликера и, сладострастно размяв сигару, отправился покурить. Уже восьмипудовая Хейфециха протопала в личный свой кабинет, где, как все говорили, пара специально обученных силачек-горничных должны были наново перетянуть ее шнуровку. Большой часовой перерыв уже разменял свою первую четверть, а я все стояла столбом в центре зала, знать не зная, чего же мне делать.

Вдруг кто-то взял меня за руку.

Я обернулась. Нет, это была не мать.

И даже не дядя Зиновий.

Передо мною стоял иссиня-бритый брюнет с точеным орлиным профилем. Брюнет был очень красив. На вид ему было лет тридцать семь-тридцать восемь. На его холеном лице - где-то в районе идеально выбритых щечных складок - небрежно пряталось выражение привычного превосходства над окружающими.

- Позвольте представиться, - хорошо поставленным голосом произнес красавец, - действительный капитан Генрих фон Бюллов. Я - старший ротмистр Президентской лейб-гвардии. Ваш следующий танец свободен?



Глава пятая
Место действия - Андрианаполь
Время действия - 18 декабря 2010 года


Но давайте снова вернемся в хмурый декабрь того четырежды проклятого две тысячи десятого года.

После майора Ульма мне выпало танцевать с Густавом Вагнером - величественным шестидесятипятилетним старцем, до сих пор продолжающим отбывать нелегкую бальную повинность. И его чересчур открытый - по старой придворной моде - фрак, и струившийся от него тонкий запах английских духов и гаванской сигары, и его слишком крупные жемчужные запонки, и изысканные старорежимные комплименты - все это напоминало о давным-давно миновавших временах: об эпохе шапокляков и моноклей, накрахмаленных воротничков, выбритых в нитку бородок и нафабренных тонких усов (как у кайзера).

В любое другое время я б сочла за великую честь чуток поболтать с этим блестящим осколком Империи, но в тот злополучный вечер я позорно роняла нить разговора и не хуже давешнего эрзац-майора выдавала то "угу", то "мда", то "м-м-м". Старый придворный, быть может, впервые в жизни не сумел поддержать беседу с дамой и с видимым облегчением сдал меня Генриху. Перекинувшись с мужем парой ничего не значащих фраз, я направилась в Маленькую гостиную - небольшую непроходную комнатку рядом с бальной залой.

* * * * *

Маленькая гостиная соседствовала с Большой. Разделявшая их перегородка звуков практически не поглощала. Когда я вошла, из-за тоненькой стенки раздавалось чье-то покашливание и характерный одышливый звук с трудом раскуриваемой сигары. Потом послышался звон бокала, смачное бульканье принятого внутрь горячительного и чей-то хриплый ворчливый бас: "Ч-чертово сборище. Ни единой нормальной бабы. А мужики - сплошь пидоры".

(Бас походил на эрзац-майорский, хотя, конечно, на Библии я бы в этом не поклялась).

Зато следующий - минут через восемь - донесшийся из-за перегородки голос не признать уже было бы невозможно - он принадлежал моему мужу. Голоса его собеседников тоже были знакомыми: это был хорошо темперированный баритон министра развития Дрейфуса и визглеватый тенор министра почт и телеграфа.

- Ну хватит же, Генрих, - пропищал почтовик, - ты же не хочешь, чтобы мы с Дрейфусом обмочились публично.

- Плохо же ты его знаешь, - гоготнул Дрейфус, - он именно этого и добивается.

- Это еще что, - ручейком зажурчал в ответ голосок моего супруга, - потому как самые дикие несуразности начались, когда мы с господином рейхсмаршалом поехали инспектировать N-скую дивизию. Проверяемая нами дивизия была частью старинной закалки. У всех офицеров - монокли и стеки. В благородном офицерском собрании подают только ром. Не хватает только парадных портретов кайзера.

Генрих был явно в ударе и оба министра слушали его в четыре уха. И, хотя в сочиненную мужем новеллу кое-какие реплики они все же вставляли, я воспроизведу ее здесь сплошняком.

Так будет лучше.

- Но... ностальгия, так сказать, ностальгией, - со смаком продолжил Генрих, - а прогресс, прошу вас заметить, прогрессом. И эта старинной закалки часть таки решила себе завести электронную почту. Дело это, как вы понимаете, не простое. Десяток запросов в Андрианаполь, с полдесятка неспешных ответов и - через каких-нибудь два с половиной года - электронный адрес был выделен и утвержден.

Сразу возникла проблема: как им пользоваться?

Сажать за компьютер очередного эрзац-майора? Со стеком, моноклем и нафабренными усиками a la кайзер? Ему что компьютер, что граммофон. Нанять туда вольного? Дело уж больно секретное и штатских не любит.

Но в конце концов выход нашелся.

Отыскали одного рядового срочника, щелкавшего компьютеры, как орешки. Усадили его в отдельную комнату, выдали все что положено и - в том числе (для нашей истории это важно) - специальный журнал, куда обязали фиксировать всю входящую и исходящую почту.

Около года все шло хорошо. Но потом срок службы у эрзац-рядового закончился и встал вопрос о его замене. Пошарив по закромам, нашли одного действительного лейтенантика, полгода назад переведенного в N-скую часть из столицы, из-за чего он и слыл среди прочих господ офицеров человеком достаточно испорченным, чтобы справиться с компом.

Лейтенантик принял дела, а отслуживший Отечеству срочник отбыл в затерянное в снегах Сибири село. Через два с половиной дня случилось ЧП: на адрес дивизии поступила электронная почта. За весь предыдущий год подобных писем было всего двое, а здесь вдруг - здрасьте-пожалуйста - третье. И тема достаточно странная: предлагают увеличить свой член до тридцати сантиметров.

Командир части, с одной стороны, воспринимает все это как директиву от Центра, а с другой - беспокоить на старости лет свое пожилое хозяйство не хочет и отвечает уклончиво: вопрос де передан на разработку начальнику штаба.

Дальше - больше. Приходит еще одно послание, в котором господину майору настоятельно рекомендуют отдохнуть с элитными проститутками Андрианаполя.

Майор отвечает паническим запросом в штаб округа. В ответ ему предлагают похудеть на двадцать три килограмма, бесплатно выбелить анус и получить два халявных билета на мужской стриптиз.

Причину майорской паники устранили достаточно быстро. Всего лишь два с половиной месяца понадобилось высокой комиссии, возглавляемой начальником штаба, чтобы доподлинно установить, что уволившийся в запас рядовой, сидя за казенным компьютером, круглосуточно занимался онанизмом, используя для растравления похоти изображения голых баб, размещенные на так называемых "порносайтах". Регистрируясь на этих ресурсах, бедовый срочник оставлял совершенно секретный электронный адрес части, что впоследствии и стало причиной обрушившейся на господина майора лавины спама. Но это еще не все.

Самое интересное....

Здесь отдельные всхлипы слушавших эту новеллу министров слились в сплошной гомерический вой, полностью заглушивший голос мужа.

Но Генрих таки попытался продолжить.

- Самое интересное, что в конце концов выяснилось... - упрямо вымолвил он.

И здесь вдруг раздался звонок. Судя по бодрой мелодии, это был личный мобильник мужа. Короткий номер мобильника на всей планете знало человек восемь, включая президента страны и вашу покорную служанку. Это в теории. А на практике в девяносто девяти случаях из ста на личный номер мужа звонил один-единственный абонент - некий почти безымянный Володечка, красивый двадцатидвухлетний статист Андрианапольского областного театра.

(Безымянным он был в ту эпоху. Мои нынешние читатели наверняка его помнят по главной роли в блокбастере "Тайны Шелони - 5").

Моментально забыв о министрах, муж выхватил трубку и что-то нежно заворковал в ее динамик. Слов было не разобрать, но по одной чересчур проникновенной интонации лично я догадалась, что начатый им анекдот никогда до конца рассказан не будет.

* * * * *

- Когда это все началось? - с тоскою подумала я. - Вернее, когда это все миновало точку невозврата?

Ответ очевиден.

Точка невозврата была пройдена...



Глава шестая
Место действия - Андрианаполь
Время действия - 10 февраля 1997 года


...Точка невозврата была пройдена четырнадцать лет назад, в полтретьего ночи. Конечно же, мама с дядей Зиновием давным-давно посходили с ума и разорвали мой бедный мобильный звонками в клочья. Добились они лишь того, что я его выключила.

"Мне не одиннадцать лет!" - со злостью подумала я, гася черно-белый экран своей трубки. - "Все подружки приходят домой под утро, а я что вам - рыжая?"

Тем более, что своему спутнику я верила. Да как и было не верить этому умнице, этому храбрецу и красавцу, так выгодно отличавшемуся от прежних сопливых моих ухажеров. Мы уже месяц встречались с фон Бюлловым и сказать, что я была в него влюблена - значит не сказать ничего. Я смотрела на мир его глазами, ходила его походкой, дышала его дыханием, а временами вообще превращалась в него: когда за спиною кричали "Генрих" - я оборачивались.

...Вообще-то мы договаривались провести этот вечер в "Саввое". Но там вдруг случилась драка - наверное, первая пьяная драка за все сто с лишним лет существования этого чопорного кабака, но нам-то с фон Бюлловым от этого было не легче: в полпервого ночи мы оказались на улице. Немного померзнув, мы наконец поймали какое-то обшарпанное авто и покатили вдоль Малой Диванной в поисках уголка поуютней.

Таким уголком оказалось кафе "Валгалла". Кафе было выполнено во псевдоруническом духе. У входа стоял двухметровый конуг Ольгерд в настоящей кольчуге, за ним виднелись деревянные низкие столики, на темных бревенчатых стенах висели бесчисленные щиты и булавы и горели живые факелы (уж и не знаю, какую взятку слупил с них за это Госпожнадзор). По слишком позднему времени в ресторане не было никого, кроме очень молоденькой и очень хорошенькой официантки, сразу растаявшей при виде Генриха.

Надиктовав ей заказ (два легких салата, две порции бычьего супа, сто граммов джина "Бифитер" для себя и пятьдесят грамм "Мартини" для прекрасной спутницы) явно на что-то решившийся Генрих распустил узел галстука и стал нервно мучить тонкими пальцами верхнюю пуговицу своей сорочки.

Я внутренне подтянулась. Сейчас он должен был произнести ЭТО.

Однако время все шло и шло. Мы съели свои салаты. Выпили вермут с "Бифитером". Запили их ледяным мандариновым соком. А Генрих продолжал отмалчиваться и теребить сорочку.

Официантка внесла две порции супа.

- Ужасно глупо вышло с этой "Саввоей", - наконец сказал Генрих. - Ты здорово испугалась?

- Забудь, - захихикала я. - Что я пьяного быдла не видела?

- Понятно. Ты, кстати, не осуждаешь меня за то, что я не ввязался в эту дурацкую ссору? Не думаешь, что я не сделал этого из... трусости?

- О, боже! Конечно же, нет.

- Понятно... - фон Бюллов таки оторвал непослушную пуговицу. - Понимаешь, Анечка... я уже несколько дней хочу тебе сказать... что...

Я потупила взор. Здесь некстати возникла хорошенькая.

- Кофе, - торопливо сказал ей Генрих. - Два средних американо без сахара. Сейчас вот... - он вновь повернулся ко мне, - сейчас вот кофе допьем и продолжим.

Кофе варился томительно долго.

- Понимаешь, Анюта, - вновь начал Генрих, поднося к губам крошечную синюю чашечку с белой пенкой, - ты ведь, наверное, думаешь, что я хочу сделать тебе... предложение. И думаешь правильно. Я ведь и вправду тебя люблю и очень хочу, чтоб мы были вместе. Но существует одно препятствие. Боюсь, что... непреодолимое. Дело в том... что я...

Рука Генриха дернулась и черный дымящийся кофе пролился на его сорочку.

- Я не такой, как все. Я - бисексуал.

По белоснежной манжете расплылось безобразное коричневое пятно.

- О, Боже, что будет с твоей рубашкой! - вскрикнула я.

- К черту рубашку! - заорал Генрих. - Анька, ты слышала, ЧТО я сейчас сказал?

- Да, слышала.

- Ты знаешь, что такое "бисексуал"?

- Да, знаю.

- Ну и...?!

- Слушай, - спросила я после паузы, - а этот конуг Ольгерд был отцом или братом конуга Ингвара?

- Что?

- Я весь вечер гадаю: кем конуг Ольгерд приходился конугу Ингвару? Отцом или братом?

- Ни тем и ни другим. Он был его дядей.

- А-а...

Здесь Генрих прикрыл лицо руками и зарыдал.

- Не прогоняй меня, - шептал он. - Я никогда не смогу быть с другою женщиной. Я их всех ненавижу. Всех, кроме тебя. Не прогоняй меня, пожалуйста!

- А у тебя уже были... женщины? - спросила я.

- Да, - ответил он.

- Сколько?

- Очень мало. Шесть или семь.

- Ну и...?!

- Гадость. Ужасная гадость.

- А почему, - усмехнулась я, - почему ты не спрашиваешь, были ли у меня мужчины?

- Мне все равно.

- Так вот, дорогой, они были. Правда, не шесть и не семь. Один. Полгода назад. У дяди на даче.

- Кто он?

- Деревенский ловелас с золотыми зубами. Курит сигареты "L&M". Выговаривает "звОнит" и "лОжит".

- Ну и... как?! - улыбнувшись сквозь слезы, спросил меня Генрих.

- Гадость. Ужасная гадость.

* * * * *

Когда я утром вернулась домой, обстановка в доме была соответствующая. Дядя Зиновий лежал на диване и бился в истерике, мама звонила по моргам.

- Мерзкая потаскушка! - крикнула мать. - Где ты шлялась?

- Была в гостях, - спокойно ответила я.

- У кого?!

- Неважно.

- Ты блядь! - завопила мать. - Ты грязная, мерзкая вокзальная блядь! Ты нагло пользуешься тем, что в доме нету мужчины!

- Знаешь что, мама, - все так же спокойно продолжила я, - ты, кажется, можешь меня поздравить. Я выхожу замуж.



Часть вторая

Глава первая
Место действия - Андрианапольская пятина
Время действия - 24 декабря 2010 года


Сегодня я подверглась харрасменту. Причем - настолько серьезному, что добродетель моя удержалась буквально на волоске.

Источником домогательств был молодой человек, лет на пять или шесть постарше моего Сережи. Одет он был так, как бы, наверное, одевался мой отпрыск, не пошли ему бог настолько суровых родителей: огромные десантные гады, серебряная серьга в ухе, тонкая черная куртка с бренчащими цацками и синие джинсы с настолько заниженной талией, что ширинка болталась где-то между коленок.

Завидев этого щеголя, я невольно убыстрила шаг и потупила очи долу. Но франт оказался парнем не промах.

- Хэллоу, метелка! Тебя как зовут? - спросил меня он, перегораживая дорогу.

- Маланья, - чуть слышно ответила я.

- Реально Маланья? - засомневался щеголь.

- Реально.

- А чо? Красивое имя. Чо вечером делаешь?

- Иду с дядюшкой в церковь.

- Это которая в Поддубье?

- В Поддубье.

- Слушай, Маланья, а на хрена тебе эта церковь? Пойдем лучше в клуб. У меня, - глаза щеголя округлились, а голос интимно понизился, - у меня с собой снег классный будет. Реальный снег, не спиды. Ты настоящий-то снег когда-нибудь пробовала?

- Нет.

- Ну ты и дерёвня! Давай приходи. После снега знаешь, как классно тра... Ну в смысле ты приходи - потанцуем. Придешь?

- Я... я не знаю... - вконец засмущалась я.

Красавец начал сердиться. Он был, очевидно, приучен к более легким победам.

- Ну и чо ты ломаешься? Или ты думаешь, что я для тебя типа мелкий? Ну да, ты чутка постарее. Тебе лет двадцать походу, а мне - всего семнадцать с половиной. Но хре... т. е. сердце...ровесников-то не ищет. Ведь правда?

- Правда, - кивнула я.

- Так ты придешь?

- Ой, милый, я даже не знаю.

- Ты, короче, давай приходи походу. Встретимся в шесть возле клуба. Заметано?

- Ну... заметано.

- Ты реально придешь?

- Да, реально.

- Не кинешь меня?

- Нет, не кину.

- Телефончик свой дашь?

- У меня нету сотового. Мой дядюшка говорит, что пользоваться мобильным - грех.

- Так ты точно придешь? - засомневался мой искуситель.

- Раз сказала, значит приду.

- Ну тогда до свиданья, Маланья. Встретимся в шесть возле клуба.

И мой ловелас (или все-таки грандинсон?), засунув руки в карманы, похилял вдоль по Броду.

* * * * *

"Бродом" в Закупино называли улицу Карла Майя. Улица разделяла поселок на две социально неравные части: в его южных районах проживал народ отставной - профессора кислых щей, спавшие с голоса меццо-сопрано и короли хит-парадов 1969 года; в северных же кварталах селились люди востребованные - ведущие популярных телепрограмм, круто идущие в гору чиновники, средней руки олигархи и воры в законе.

Наверное, лишнее уточнять, что дача моего дяди находилась на крайнем юге. За последние двадцать три года дядин дом ни разу не красился и его жизнерадостный голубенький цвет давно стал коричнево-серым. Сам мой всемирно известный родственник тоже за эти годы не стал моложе и целые дни проводил в мягком кресле. Когда я вошла, дядя мирно дремал, но, судя по еще не потухшему на его ноутбуке экрану, перед тем как заснуть, занимался любимым делом - правил статью для "Андрианапольского научного вестника".

...Я решила его не будить и на цыпочках поднялась в свою комнату. Из дверей торчал продолговатый бумажный конвертик. Живых писем я не получала лет десять и, вынимая конверт, просто сгорала от нетерпения.

Гм.

Обратного адреса не было. Внутри находилась открытка с забавным слоненком. На открытке квадратными крупными буквами было выведено:

Сердечко мое заёкало, а пальцы сами схватили сотовый и набрали указанную на открытке последовательность цифр.



Глава вторая
Место действия - Андрианапольская пятина
Время действия - 24 декабря 2010 года


...Ночной клуб "Лишайная кошка" располагался в срединной части поселка. Люди с юга туда не ходили - расценки в клубе были настолько атомными, что даже средней руки олигархи, получив утром счет, случалось, хватались за сердце.

Но В. Д. слыл пижоном. Самый лучший костюм, самый отборный кокс, самое изысканное место для тусовки - все это было такими же неотъемлемыми частями его имиджа, как и унизительно низкий рост, по-хомячьи толстые щеки и отвратительная привычка подхихикивать.

Я, если честно, не думаю, чтоб его гонораров хватило бы хотя б на одну из перечисленных выше барских привычек. Главный источник его доходов был вещью темной. Кто и за что слал скромные суммы на его личный счет, можно было только догадываться. Но какое мне, в сущности, до все до этого дело?

...В. Д. (он же ведущий сотрудник издательского дома "Индепендент джорнал" Вильгельм Густав Делим) встретил меня на пороге. Ведущий сотрудник курил. Его неизменная сигарета переливалась во тьме малиновым светляком. Завидев меня, Вильгельм поспешил мне навстречу и неловко поцеловал в щеку.

Потом он мягко взял меня под руку и провел в приватную комнату (двадцать пять шекелей в час). Сквозь ее незадернутое окошко был виден дощатый помост эстрады, пока что - пустынный.

(Приглашенная на этот вечер звезда должна была появиться заполночь).

- Что ты будешь сегодня пить? - спросил Вильгельм Густав и тяжко сел, навалившись на стол всеми своими животами и подбородками.

- Свежевыжатый яблочный сок, - ответила я.

- И только? - удивился В. Д.

- Ты должен вообще-то помнить, что я небольшая любительница алкоголя.

- О снеге, стало быть, речь не идет?

"О, Боже"! - подумала я про себя. - "И дался им этот снег!"

А вслух произнесла:

- Ты, как всегда, попал в точку.

Тем временем на эстраде появился хорошенький мальчик со скрипкой. Ежели вы, мой читатель, тоже являетесь вынужденным завсегдатаем перегламуренных мест навроде "Лишайной кошки", то вы наверняка этого юношу помните: он то и дело мелькает на разогреве во всевозможных пафосных кабаках. Вот и сейчас, зажав плечом свою скрипку, он заиграл попурри из классических пьес, превращая "Кармен" в "Сатисфекшен", а "Сатисфекшен" - в "Аллилуйя". Как всегда, он работал на редкость смешно и точно и, как всегда, во внимающем юноше зале не расцвело ни единой улыбки.

Под жиденький плеск двух-трех пар ладошек этот странный мученик разогрева ушел. Потом на эстраду выполз еще один нелюбимец публики - двухметровый блондин с очень ярко накрашенным ртом, обреченно шутивший минут семь или восемь, после чего наконец-то явился сама звезда.

- Что ты будешь есть? - спросил меня мой очередной соблазнитель.

- Фруктовый салат, - ответила я.

- А из горячего?

- Ни-че-го.

- Лелеешь талию?

- И это тоже.

- А мне беречь нечего, - печально вздохнул Вильгельм Густав. - Закажу-ка я свинину в кляре.

В это время звезда, стоявшая к нашему кабинету спиной, запела песню "Радуга-дорога". Голос звезды мне показался знакомым. Что было, в общем-то, удивительно. Я уже лет десять не смотрю телевизор и ни единую нынешнюю селебритиз и под страхом смерти не опознаю. Однако курчавый затылок и хриплый тенор именно этого популярного исполнителя я явно уже где-то видела и слышала.

Но где, где, черт возьми?!

По-прежнему стоя к окошку спиной, звездулька (или "звездун"? - пол был мужской), немилосердно фальшивя (в "Лишайной" все пели живьем), пропела песню "Три фунта лиха".

И здесь я их наконец-то идентифицировала. И песню, и саму знаменитость.

"Три фунта" - это единственный шлягер Никиты, продержавшийся в топах целых два с половиной месяца, а наряженный в переливающийся китель звездун был, соответственно, моим бывшим любовником Никитой Лернером, бросившим меня ради молоденькой стервы.

К счастью, Никита наверх не смотрела и пока что меня не увидел.

Молоденький официант принес мой салат и заказанную Вильгельмом свинину. Мы синхронно задвигали челюстями. Стоявший внизу на эстраде Лернер запел композицию "Признание в нелюбви", в топы так никогда и не выбившуюся (мы, помнится, жутко по этому поводу переживали):


Полторы империи тому назад

- пел Никита.

Я тебя любил, а ты меня нет.
Полторы империи тому назад,
Когда не было слов "баксы" и "интернет".

- Так как насчет снега? - спросил вдруг Делим, за рекордно короткое время умявший огромное блюдо с мясом.

- Ноу. Наше твердое "ноу".

- Ну, как хочешь, как хочешь, - он ловко насыпал на стол и тут же вынюхал две искрящихся белых дороги. - Может... все-таки шмыгнешь?

- Ноу.

-Ну, вольному воля, - пробурчал Вильгельм Густав и на пару минут погрузилось в молчание. - Ха-ха-ха! - наконец выдал он. - А ты это сильно сказала: ноу - ха-ха! - наше твердое ноу. Наше твердое ноу! Ус-сы-кон! Ха-ха-ха! Наше твердое н-н-ноу!!!

Чтобы не слышать этого бреда, я подошла к окну и чуть-чуть отодвинула занавеску. Никита (за последнее время он очень возмужал и похорошел) пел какой-то старинный романс. В конце песни мы встретились взглядами.

- А сейчас, - вдруг промолвил Никита, - я хочу исполнить одну славянскую песню. Я посвящаю ее присутствующей в этом зале самой лучшей женщине на свете.


Когда станешь большая

- запел он.


Отдадут тебя замуж.
Во дерэвню большую,
Во дерэвню чужую.
Там по будням все дощь, дощь,
И по праздникам дощь, дощь,
Мужики как на-пьют-ся,
Топорами де-рут-ся.

Никита певец никакой, но эту песню он спел душевно.

И вот что, господа, удивительно: композиция эта была явно из новых и я ее точно ни разу не слышала. Но текст песни при этом знала.

Откуда?

...Чуток поразмыслив, я вспомнила. Я его - этот текст - просто читала! В той толстенькой желтенькой книжке, которую мой двоюродный братец Костик (наш семейный изгой, назло своему всемирно известному папе избравший карьеру провинциального жандарма) так вот, в той толстенькой желтенькой книжке, которую мой блудный кузен несколько лет назад зачем-то приволок с собою из отпуска, эта песня была напечатана в виде в виде эпиграфа. Я явственно вспомнила сидящего за столом и подробно рассказывающего никому не интересные провинциальные полицейские новости Костика и лежащую передо мною книжку. Вот мой двоюродный братец заводит очередную страшилку о том, как во время инсценировки самоубийства главы террористов, вместо его трупа подложили обезглавленное тело какого-то айсоварского профессора (самым ужасным в этой истории было то, что профессор пошел на все это добровольно), а я - откровенно скучая - раскрываю книжицу и прочитываю набранный перед "Частью третьей" эпиграф:


Когда станешь большая
Отдадут тебя замуж...

И т. д.

Интересно, откуда текст этой баллады надыбал Никита? Книжек за все восемь лет нашей связи я в руках у него не видела.

...Здесь вдруг кто-то похлопал меня по плечу.

Я обернулась.

За моей спиною стоял В. Д.

Абсолютно голый.

Я впервые узрела Вильгельма во всем блеске его мужественности, но где-то примерно такой его наготу, если честно, и представляла: грудь - второй номер, пузико - третий месяц беременности и торчащий колом миниатюрный секретный орган, очень похожий на помидор сорта "дамские пальчики".

- Что тебе, милый? - в легком ступоре поинтересовалась я.

- Пойдем, - прошептал Вильгельм Густав и указал обнаженной рукой на скрывавшуюся за бархатным пологом пятиспальную койку.

В такие минуты следует действовать как можно более нагло и неожиданно.

- Have you got any condom? - спросила я по-английски.

- Yes, - сглотнув кадыком, ответил мой соблазнитель, - I’ve surely got ones.

- Show me them 9 .

В. Д. лихорадочно предъявил пулеметную ленту "Дюрексов".

- Ну что ты, глупышка, - многоопытно улыбнулась я. - Такие кондомы давным-давно out of fashion. Wait a bit! 10  Я сейчас принесу тебе фирменные.

И, не давая ему опомниться, я распахнула дверь и опрометью ссыпалась вниз по лестнице.



Глава третья
Место действия - Андрианапольская пятина
Время действия - 25 декабря 2010 года


...Когда, спрыгнув с крутого крыльца, я стремглав понеслась по заснеженной темной алее, от залитого огнями клуба отделилась какая-то крупная тень и побежала за мною.

"О, Боже, кто это?" - подумала я про себя. - "Неужто снедаемый страстью Делим? Или поддавшийся секс-ностальгии Никита?".

Обе эти гипотезы оказались ошибочными. Поравнявшись со мною, тень превратилась в Василия - моего бодигарда, до этого сладко дрыхнувшим рядом с клубом в моем "Бентли".

- Василий, вернись! - крикнула я. - Со мной все нормально. Ты мне не нужен!

- Простите, Анна Аркадьевна, - впервые за несколько дней подал голос Василий, - но сейчас, согласно инструкции, я обязан идти вслед за вами. Чтобы вас не беспокоить, я буду соблюдать максимально возможное расстояние в шесть шагов. Вас это устроит?

- Устроит, - всхлипнула я, по опыту зная, что спорить с Василием в таких случаях бесполезно.

* * * * *

Мы шли уже минут двадцать - я и следовавшая за мною тень. Глаза мои были мокры от слез, а ноги от снега. И вот (поселок почти уже кончился) в лиловой декабрьской мгле загорелись огромные красные буквы:

"БИСТРО"

В располагавшемся под этой вывеской заведении я ни разу за все эти долгие годы не была.

Лишний повод зайти.

- Анна Аркадьевна, а, может быть, лучше не надо? - умоляюще прошептал мне на ухо подошедший Василий.

- Что сильно гиблое место?

- Совершенно верно, Анна Аркадьевна, сильно гиблое.

- Грабят? Насилуют?

- Всего понемногу. Плюс скупка краденного и наркопритон.

- Хм, - ухмыльнулась я, - все это становится положительно интересным. Зайдем?

- Я бы вам не советовал.

- Да ты, Вася, трус. Зайдем?

- Как вам будет угодно. Максимально возможное расстояние сокращается до полуметра.

* * * * *

Изнутри пропащее место смотрелось тускло. Во-первых, здесь не курили, из-за чего здешний воздух (в отличие от "Лишайной кошки") был относительно свежим. Во-вторых, в бистро не подавали ничего крепче пива и все его посетители были практически трезвыми, за исключением двух-трех-четырех человек, втихаря подливавших в свои кружки водку.

Сидевшая же в дальнем углу большая группа картежников и вообще не пила ничего, окромя пепси-колы, но именно она и показалась мне самой зловещей. Вперемежку с обычными картежными воплями, из угла доносилось: "Ах, землячку пое..ть - словно дома побывать". "Семь лет расстрела жидким поносом". "Тюрьма не х... - садись, не бойся" и т. д. и т. п.

Нашу вошедшую в злачное место парочку эти странные нелюбители алкоголя тут же стали цеплять напряженными взглядами, но, столкнувшись со спокойным и твердым взором Василия, вроде отстали.

Как выяснилось, ненадолго.

- Что будем кушать? - спросила нас широкобедрая официантка в ослепительно белом фартуке.

Мы заказали куриный шашлык и два пива.

Заказ принесли мгновенно.

- ...ный в рот! - донеслось из угла. - Перебор!!!

Кричавший - очень маленький и очень худой мужчина с глубоко провалившимися небритыми щеками в сердцах бросил карты и ударил по столу татуированный кулачком.

- ...ный в рот! - раздраженно повторил он. - Двадцать четыре. Да за такую раздачу в руки срать надо!

- Ты, Йохан, чутка-то следи за базаром, - лениво поправил его высокий и лысый дядька в едва не лопающейся на животе водолазке. - Кто ...ный в рот?

- Он, - испуганно пискнул плюгавый и торопливо тыкнул пальцем в Василия.

Кодла заржала.

Василий поднялся, приблизился к щуплому и, сграбастав его за загривок, с размаху сунул лицом в стоявшую на столе тарелку с шавермой.

Никто из игравших за товарища не заступился. Наоборот - когда он поднял свою перепачканную в белом чесночном соусе рожицу - его дружки оглушительно захохотали, очевидно сочтя это зрелище очень смешным.

-- Я же... Йохан... тебе говорил, - давясь от смеха, произнес лысый, -чутка-то следи за ба... за... ром. А то вон как нехорошо получается. Все табло об... об... спускали. - здесь лысый рухнул на стол и зашелся в приступе хохота.

- Тебя как зовут? - отсмеявшись, спросил он Василия.

Василий назвал себя.

- Все нормально, Васек, все нормально, - широко улыбнулся лысый. - Все пучком. Разойдемся краями?

Василий кивнул.

- Все пучком! - повторил главарь, еще раз осклабился и протянул огромную, словно лопата, руку.

Василий, подумав, пожал ее.

- Ну бывай, Василий! - попрощался вожак и, оборотясь к своей кодле, слегка подмигнул левым глазом.

Получивший сигнал сосед - высокий, коротко стриженный парень в синем костюме от Грациани уже и до этого привлекал мое внимание. Его модный костюм в затрапезной шашлычной смотрелся странно. Костюм стоил не меньше пяти тысяч долларов и в нем не стыдно было бы появиться не только в "Лишайной кошке", но даже в Каменном дворце. Из крошечного нагрудного кармана - как это принято у великосветских щеголей - торчал настоящий "Паркер". На лацкане пиджака серебрился квадратный значок "Лиги Севера". На ногах была стильная обувь из кожи питона. В мочках ушей сверкали алмазные "гвоздики".

Все это, я повторюсь, смотрелось до чертиков странно в таком месте и в таком окружении.

Поймав знак лысого, этот загадочный метросексуал терпеливо дождался, пока здоровенный Василий развернется к нему спиной, после чего сделал неуловимое по быстроте движение и... нет-нет, в ту минуту я ничего, конечно, понять не сумела. Но мне потом объяснили, что юноша в "гвоздиках" выбросил дябку - здоровенный, весом почти в полкило свинцовый слиток и попал моему охраннику точно в затылок.

Василий ойкнул и рухнул на мраморный пол.

В критических ситуациях я действую быстро и тут же бросилась к выходу. Но там уже улыбался метросексуал в бриллиантовых сережках.



Глава четвертая
Место действия - Андрианапольская пятина
Время действия - 25 декабря 2010 года


..."Генрих", - расслышала я сквозь полудрему. Здесь появился какой-то Генрих.

Ген-рих.

Какое глупое имя.

В моей идиотской жизни было целых два Генриха. Один так называемый "муж", второй - тот здоровенный золотозубый подонок, что когда-то лишил меня невинности.

Какой из них появился в комнате?

Неважно.

Не-ва-жно.

Нева...

Здесь мои мысли окончательно спутались и я вновь провалилась в спасительное оцепенение.

*************************************************************************************************************

- Вы что, охуели? - вдруг грубо вломился в мой сон оглушительно громкий голос "генриха". - Вы что, сука, делаете?

- Слышь, Генрих, исчезни. - ответил ему сиплый бас вожака. - А если лень уходить - вставай в очередь. Только... - вожак захихикал, - только гандон надень, а то лечиться устанешь.

- Анька?! - вдруг еще громче вскрикнул вошедший. - Анька, ты?!!

Вновь раздался поток нецензурной ругани, а потом грохнул выстрел, кто-то по-заячьи взвизгнул и затыкавшая мне рот пара рук разжалась.

- ... мать! - заорал "генрих" - Всех, сука-блядь, перестреляю! А ну-ка быстро давай ее сюда!!!

- Все нормально, Ген, все нормально, - ответил ему басок вождя, от страха вдруг ставший фальцетом. - Мы же не знали, что это твоя женщина.

Чьи-то сильные руки стащили меня с топчана и поставили возле двери.

Я попыталась взглянуть на "генриха", но не сумела.

Потеряла сознание.

* * * * *

- А где твои золотые зубы? - негромко спросила я.

- Да я... - застеснялся Генрих. - Я их всех... заменил. Поставил импланты. Ох и дорогие, стерва!

- А ты мне тогда не сказал, что был бандитом.

- Я тебе много чего не говорил. Я был правой рукой Папы Сани.

- А потом?

- Потом Папа Саня чутка пошел в гору, ну и я вместе с ним. Начал ездить на "Вольво", курить "Парламент", вставил импланты.

- А потом?

- Потом еще приподнялся: стал курить "Давидофф" и купил БМВ.

- А потом?

- Потом Папу грохнули, а я успел соскочить. Работаю теперь охранником.

- Что теперь куришь?

- Снова "L&M". Езжу на "Мазде". Бэху продал.

- Ты не опасаешься, - чуть запинаясь, спросила я, - что эти скоты тебе будут... мстить?

- Не, - усмехнулся охранник, - они меня ссат. Ну, боятся. А ты... - он на мгновенье замолк и с натугой спросил, - а ты сама... как? Уже замужем?

- Замужем.

- Муж богатый?

- Да, очень богатый.

- Бизнюк?

- Нет, журна... лист. Ты его вряд ли знаешь, он работает спичрайтером в Администрации Президента.

- Ты его любишь?

- Нет.

- Изменяешь?

- Да.

- А ты не могла бы... сойтись со мною? Я - разведен. Давно. Уже лет семь. Мы сможем быть вместе?

- Не знаю.

- Понятно. Тебя проводить?

- Да-да, естественно. Ты, кстати, не знаешь, что с Васей?

- С каким Васей? А! С этим... он жив. Я вызвал скорую. Это твой парень?

- Нет. Просто знакомый. Если б они не ударили его сзади, ничего бы и не было.

- Это Ромка Красавчик выбросил дябку. Ромка ссыкун и фуфло, но дябку бросает классно.

- Он мразь.

- Это точно. Ну, - Генрих поднялся с деревянной скамейки и протянул мне руку, - давай, что ли, пошли? Идти-то сможешь?

- Ну так... - смущенно хихикнула я, - опираясь и ма-аленькими шажочками.

Генрих подставил плечо.

- Давай потихонечку.

До дядиной дачи был километр с гаком и я не раз пожалела о простаивавшей где-то Генриховой "Мазде". Мы около часа брели в густом декабрьском сумраке, спотыкаясь о неубранные сугробы. И всю дорогу, повисая на стальной руке Генриха, я с тоской размышляла, почему - черт возьми! - я никогда не сумею быть вместе с этим добрым и сильным пятидесятилетним мальчиком.



Глава пятая
Место действия - Андрианаполь
Время действия - 29 декабря 2010 года


Мой мобильный вздрогнул и заиграл тему "Судьбы" из Бетховена. Я, не глядя, нажала на сброс. Кто мне звонил, я знала.

Звонил Генрих. Второй.

В двенадцатый раз за это утро.

Избавившись от поклонника, я вставила новенький диск в узкую прорезь компа и принялась тупо просматривать очередную - 126-ую - серию "Приключений лейтенанта Лорингеля". На просмотр предыдущих сто двадцать пяти серий я убила последние двое суток.

Ведь спать я все равно не могла.

Хотя ко сну, конечно, клонило. Вот и сейчас, наблюдая как главный герой лейтенант Лорингель - парикмахерской красоты брюнет с нитевидными усиками, гарцует на конной прогулке рядом с томным блондином капитаном Фарлаксом, я вдруг смежила веки, клюнула носом и - тут же перенеслась в ту страшную комнату на краю поселка.

Нет, нафиг, нафиг!

Лучше смотреть знакомую с детства муть.

Я открыла глаза: на огромном экране высоченная леди Эстрелла о чем-то уже разговаривала со своей невысокой и полной матерью.

- Но он же так беден! - с укором сказала мать.

- Ах, маменька, вы ничего не понимаете! - кокетливо прошептала леди, которой по сценарию должно было быть лет восемнадцать, а на деле - тридцать с хорошим хвостиком.

- Все мы в молодости совершаем ошибки, - печально вздохнула маман (согласно сценарию - величественная шестидесятилетняя дама, а на деле почти что ровесница дочери).

- Ах, маменька, это была самая сладостная ошибка в моей жизни!

Больше всего в их беседе мне нравилось то, что она не имела ни малейшего отношения к реальной жизни. Все они: и изнывающий от благородства лейтенант Лорингель, и конфетно красивый Фарлакс, и подружки-ровесницы мама с дочей, - все они были натужной выдумкой осатаневшего от ежедневной писанины сценариста: неведомого мне Рабиновича в заклеенных скотчем очках, получающего за каждую серию баксов четыреста.

- Ваша сиятельство, - произнес на экране лакей в министерских бакенбардах, - к вам князь Беневоленский!

- Проси, - кивнула мать.

Какая прелесть!

Мой мобильный на туалетном столике снова затрясся и вновь проиграл два-три такта из "Пятой симфонии". Я машинально потянулась пальцами к кнопочке сброса, но, к счастью, в последний момент успела взглянуть на экран.

На этот раз мне звонили не Генрихи. На экране светилось высветились давнее черно-белое фото и крупные буквы "СЫНУЛЯ".

Я торопливо схватила трубку.

- Мам, а ты где? - спросил меня неожиданно басовитый голос сына.

- Дома, Сереженька, дома, - ответила я.

- А мы с Робертом на вокзале. Нас - мам, представляешь! - встретил черный папкин "Хорьх" с мигалкою. Теперь - вжик! - и минут через пять будем дома.

- Как твоя успеваемость? - с деланной строгостью поинтересовалась я.

- Да, мам... все нормально!

- А если чуть-чуть поконкретней? Сколько двоек-то в четверти?

- Да я, мам, не...

- Сколько?

- Четыре.

- Ох, и драть тебя некому! Ну жду, сынок, жду... целую.

- Я тебя, мамочка, тоже, - ответил мой отпрыск и отключился.

* * * * *

Конечно, Сергей все, как всегда, преувеличил. Я имею в виду, не количество двоек, а пробивную способность отцовского "Хорьха". Ни через каких пять минут сына дома, естественно, не было.

Не приехал он и через десять. И лишь минут через сорок в прихожей раздался оглушительный топот и я сначала увидела вносившего чемоданы Роберта, а потом - счастливую рожицу сына.

Четыре четвертных двойки были ему, похоже, как гусю вода.

- Мам, а ты знаешь, что Сеньке Вицину подарили всамомделишного мини-пига! - заорал он с порога вместо "здравствуйте".

- Ему что... разрешат держать свинью в школе? - целуя отпрыска в щеку, спросила я.

- Конечно же, нет. Он будет держать его дома. Зовут Джульеттой. Это девочка.

- Ты похоже, мой друг, намекаешь, что тоже был бы не прочь получить нечто подобное к Новому году?

- Вообще-то... не плохо бы, - простодушно вздохнул Сережа.

- А можно мне уточнить один нюанс? Сколько у Сени Вицина двоек в четверти?

- Нисколько. Он, сука, отличник.

- А ну-ка behave yourself, my darling! 11  Что это за слова-паразиты? ...Значит, нисколько? Так может быть в этом-то все и дело? Будь ты отличником, мы с папой подарили бы тебе целую свиноферму.

- А я виноват, что Сенька умный?

- Не прибедняйся, Сереженька. Мозгов у тебя в голове хватит и на десять Сенек. А вот трудолюбия и упорства нету вовсе. Я правду сказала?

- Да, мам, правду...

- Так что давай-ка договоримся: как только ты исправляешь двойки, мы с папой дарим тебе свинью. Заметано?

- Ага, мам. Заметано.

- Вот так-то оно и лучше, - вздохнула я, доподлинно зная, что цена проделанной мною сейчас педагогической работе - три с половиной агоры в базарный день. Как только Генрих узнает о новой блажи наследника, от тут же, забыв про все двойки, подарит ему наикрутейшую мини-свинью на золоченой цепочке.

И с этим ничего нельзя поделать.



Глава шестая
Место действия - Андрианаполь
Время действия - 30 декабря 2010 года


Я как в воду глядела. Мини-пиг появился на следующий день, ближе к вечеру. А перед этим случились вот что.

* * * * *

Ровно к двум часам дня я вновь превратилась в grand dame. На мне было елизаветинское парчовое платье со стоячим воротом, огромная алмазная брошь и жутко немодные остроносые туфли на низеньких каблуках. Весь этот маскарад был посвящен вполне рядовому визиту к вдове одного сослуживца мужа.

У целых четыре года - каждые два-три месяца - я забегаю при полном параде в эту типовую трехкомнатную квартиру близ станции метро Марфапасадская и провожу там час-полтора. Готовлюсь я к этим набегам не менее тщательно, чем к президентским банкетам.

Так требует Генрих.

Входную железную дверь мне, как всегда, открывает Эдик - муж вдовы. Этот лысоватый сорокапятилетний мужчина сегодня неожиданно элегантен. Вместо всегдашней майки и пузырящихся треников я вижу оранжевый галстук, плечистый зеленый пиджак, ослепительно белую сорочку, зеленые брюки с безукоризненной стрелочкой и сверкающие полуботинки из лжекрокодиловой кожи. Пробормотав пару-тройку невнятных приветствий, муж вдовы накидывает пальто и уходит. Так что причиной всего этого великолепия была явно не я.

Расставшись с Эдуардом, я попадаю в объятья к вдове. Она за последнее время сильно сдала.

Где китайская пудра?

Где турецкое золото?

Где ежедневно меняемые роскошные кофточки с ближайшего вещевого рынка?

Передо мною сидит откровенно стареющая, почти не скрывающая своего возраста женщина. Чуть тронутые черной сажей глаза. Сжатые в скорбную ниточку губы. Географическая карта морщинок.

- Что с вами, Лена? - спрашиваю ее я, лишь только вдова приносит мне кофе и мы обе усаживаемся за низенький полированный столик с кленовыми листьями.

- Да так... - печально вздыхает вдова, - надоело прикидываться.

- О, боже! Что-то случилось? Надеюсь, не с сыном?

- Да нет, слава богу, нет.

- С мужем?

- Да, именно с мужем.

- Он болен?

- Да нет... - невесело усмехнулась вдова, - скорее, слишком здоров.

- Т. е. вы хотите сказать, что он... неужели?

- Да, Анечка, вы, как всегда, угадали.

- И вы ЭТО терпите?

- А что мне прикажите делать? Ах, милая моя девочка, если б мне было, как вам, двадцать восемь! Но мне, - моя собеседница напряглась, но все-таки выговорила, - мне... СОРОК ШЕСТЬ. И я нужна только сыну. Стоит мне хотя бы немножко заерепениться и этот козел тотчас ускачет к своей потаскухе. Ах, Анечка, да будь я была такой же, как вы, - молодой, богатой, красивой, да неужто я б стала терпеть! Да я бы...

- Ах, Леночка, - перебила я собеседницу, - никогда и никому не завидуйте. В каждой избушке свои погремушки.

- Да я не об этом! - не унималась вдова. - Да я знаю, у вашего Генриха какие-то там свои... небольшие трудности. Но ведь вы остаетесь женщиной, а я... Был бы жив Гера, я бы вернулась к Гере, а так... Ну, да ладно. Как ваш Сережа?

- Да все повесничает.

- Мой (я имею в виду Злотана) тоже. Четырнадцать лет, а запросы, как у гвардейца! Телефон - только новый. Джинсы - только фирменные. Пойти отдохнуть с друзьями - вынь и положь пятерку. Пыталась подсунуть его прошлогодний лицейский китель - так хлопнул дверью и не возвращался домой до половины одиннадцатого.

- Они все такие, - улыбнулась я, пытаясь представить своего Сережу в перелицованном прошлогоднем кителе.

- Ну а как ваш Никита? - бестактно поинтересовалась вдовушка. - Видела его в картине... да как же ее? ...ну, короче, в этой, про киллеров... Ах, ка-кой он красавец! И рост, и стать, и внешность. А как он играет! Ка-кой та-лант! Я вам честно скажу, пресловутый Каштанов рядом с вашим Никитой - просто какой-то цыпленок заморенный.

- Все это очень приятно слышать, - ответила я, - но лучше бы вам ему сказать это лично.

- А он снова придет? - враз расцвела и похорошела Леночка.

- Боюсь, что нет. Во всяком случае, если придет, то уже без меня. Ибо я к упомянутому вами Никите Лернеру ни малейшего отношения более не имею.

- Но... почему?

- Так получилось. И знаете что, Лена, давайте-ка сменим тему. Вы читали новый роман Ведрашко "Фултайм для Фултона"?

- О, да! - при слове "Ведрашко" престарелая Леночка вновь засветилась. - Владимир такой джентльмен! После этой ужасной трагедии он дарит мне ВСЕ свои книга. И я их читаю. Нет, конечно, написано малость... заумно, ведь Ведрашко - писатель серьезный, не чета какой-нибудь там Виктории Миловой. И, если немножко привыкнуть, книги его начинают нравиться. Ну, а этот его роман про любовь надзирателя с заключенным трогает прос-то до слёз! Вы читали?

- О, да! - закивала я, незаметно смотря на свои неприлично дешевые часики (подарок Никиты).

На светскую болтовню с вдовой у меня оставалось ровно тридцать четыре минуты.

* * * * *

- Знаете что, Аня, - произнесла вдова, провожая меня в прихожей (потраченный мною час с лишним не пропал даром: совсем было раскисшая в начале визита Леночка сейчас улыбалась, держала спину и, вообще, помолодела лет на десять), - а вы б не могли к нам зайти вместе с мужем? Посидели бы, поболтали. Конечно, они (я имею в виду Эдика с Генрихом) далеко не подарки, но ведь именно с ними нам коротать свою старость. Так что давайте, приходите-ка в следующий раз вместе с Геной. Ну, а я арестую своего вертопраха. Посидим, вспомним Геру. Согласны?

- Да-да, конечно, - кивнула ей я, отлично, естественно, понимая, что представить действительного генерала фон Бюллова в этой тесной квартире ничуть не легче, чем моего Сережу - в прошлогоднем кителе с залатанными локтями.



Глава седьмая
Место действия - Андрианаполь
Время действия - 30 декабря 2010 года


Oh, mein Gott!

*************************************************************************************************************

Fuck that shit!

*************************************************************************************************************

Я все-таки опоздала. Правда, слава Аллаху, не фатально. Мужа дома пока еще не было. Зато я застала Сережу, который вместе со своим неразлучным Вициным собирался на елку в Синий дворец. Вообще-то нормальные двенадцатилетние отроки таких откровенно детских развлечений, как правило, избегают, но мой Сережа, увы, инфантилен. Да и друг его Вицын тоже.

Короче, оба они, не дождавшись Генриха, ускакали на елку и твердо пообещали вернуться домой в девять. Об уходе своем они бы наверняка пожалели, если б узнали, что на двадцать минут разминувшийся с ними отец притащил - как я и предсказывала - мини-пига Тибальта.

Тибальт был красивой и взрослой свиньей величиною с кошку. Его покрытая серой щетиной спина выгибалась дугой. Огромные розовые уши свисали до полу. Крошечные черные глазки смотрели с дружелюбной иронией.

Стоил он, как подержанная иномарка.

Наверное, лишнее уточнять, что неожиданное появление Тибальта вызвало в доме фурор. Все наши домашние: и мы с мужем, и обе горничные, и мажордом, и даже мой личный охранник Петр, сменивший лежащего в больнице Василия, - все скопом набились в Сережкину спальню, где цокал копытцами неотразимый Тибальт, от смущения, в прочем, практически сразу забившийся в угол.

И в самый разгар сотрясавшего комнату, как бы выразился классик, "мощного сюсюканья" вдруг раздался звонок. Судя по бодрой мелодии, это был личный мобильный супруга.

Генрих поднес трубку к уху (за эти доли мгновения мы успели остаться вдвоем - вышколенные слуги исчезли) и сухо сказал: "Я вас слушаю".

- Ты что, - произнес он после короткой паузы, - совсем ох...л, бл..., в натуре? Какое "спуститься"? Ты помнишь, кто ты, а кто я? Что? Что ты сказал? Ах, даже так... Ну, тогда ладно. Тогда подымайся. Я вышлю к тебе охранника.

Прошло минут пять. В прихожей послышалось чье-то робкое покашливание. Потом дверь в спальню чуть-чуть приоткрылась и в проеме возникло лицо.

Лицо, как ни странно, знакомое.

Это был Ромка Красавчик в бриллиантовых "гвоздиках".



Глава восьмая
Место действия - Андрианаполь
Время действия - 30 декабря 2010 года


Да, это был точно он. Все тот же квадратный значок "Лиги Севера". Все тот же выглядывающий из кармана "Паркер". Все тот же роскошный синий костюм и сережки от Тиффани. Лишь на ногах вместо стильных кроссовок из кожи питона были черные (под цвет галстука) полуботинки от Гуччи.

Мы встретились взглядами.

Я так и не поняла: то ли Красавчик меня не узнал, то ли он был чемпионом мира по самообладанию. Его гладко выбритое лицо не дрогнуло ни единой жилкой.

Стоявший чуть впереди меня Генрих сухо кивнул и приказал ему взглядом следовать в соседнюю комнату.

О чем они там разговаривали, я так никогда и не узнала. Но общались они недолго, потому что уже через две-три минуты Генрих вернулся, сел в мягкое кресло и, нервно потирая руки, произнес:

- Ну, блин, пошло и поехало!

После чего оглушительно хлопнул в ладоши и зажег висевшую на стенке плазму.

На плоском экране возникла дикторша - постоянно мелькающая в вечерних телепрограммах пожилая матрешка с пластилиновыми губками. Голос матрешки звучал официально. Похоже, она зачитывала какое-то правительственное сообщение.

Произносимые ею слова я понять не сумела.

Перед моими глазами неотступно стояло лицо моего насильника, подобострастно заглядывающее в глаза моему мужу.

..........................................................................................

- Что это был за человек? - наконец, сглотнув, спросила я.

- Зайка, это работа, - недовольно поморщился Генрих. - Ты в это не лезь, пожалуйста.

- Для меня это важно. Что это была за темная личность?

- С каких это пор тебя стали интересовать такие подробности?

- С таких. Что это был за хрен в сережках? Соучастник твоих однополых оргий?

- О, мама миа! - широко улыбнулся Генрих. - Первая за четырнадцать лет сцена ревности. Ну хорошо-хорошо. Этот, как ты изволила выразиться, хрен, несмотря на свою относительную ухоженность, принадлежит к счастливой армии натуралов. Зовут его Рома. Кличка "Красавчик". Он мой тайный агент по делам, о которых тебе знать не положено. Оба моих зама, кстати, тоже о них ничего не знают. Ты довольна?

- Более или менее.

- Ты что, с ним раньше где-то встречалась?

- Н-нет... - чуть замешкалась я, - естественно, нет. Ну ты сам-то подумай, что может быть общего между мною и этим типом?

- Да-да, конечно. Слушай, - Генрих вдруг пристально посмотрел мне в глаза, - а он не имеет никакого отношения к тому инциденту с Василием?

- С чего ты решил? Естественно, не имеет. Я же тебе говорила: мы шли ночью по улице, какая-то сволочь бросила камень, Василий потерял сознание, я затащила его в кафе и попросила вызвать скорую. Когда Вася выйдет из комы, он сам все тебе подтвердит.

- Да-да, конечно, - Генрих прислушался к скороговорке дикторши, - вот это да!

Он попытался хлопками увеличить звук плазмы, но, потерпев фиаско, был вынужден сделать это по-дедовски - пультом.

...НАШ СОБСТВЕННЫЙ КОРРЕСПОНДЕНТ СООБЩАЕТ, - на всю Сережкину спальню проорала дикторша, - ЧТО ДЛЯ ПЕРЕГОВОРОВ С ТЕРРОРИСТАМИ В ДВОРЕЦ ПРИБЫЛ РЕЙХСМАРШАЛ ЧИХ. НАПОМИНАЕМ, ЧТО БОЕВИКАМИ ТАК НАЗЫВАЕМОЙ "ПАТРИОТИЧЕСКОЙ ЛИГИ" (ЭКСТРЕМИСТСКОЕ КРЫЛО "ЛИГИ СЕВЕРА") ВЗЯТО В ЗАЛОЖНИКИ ОКОЛО ПЯТИСОТ ЗРИТЕЛЕЙ И УЧАСТНИКОВ ДЕТСКОГО ПРАЗДНИКА В СИНЕМ ДВОРЦЕ. ТРЕБОВАНИЯ ТЕРРОРИСТОВ УТОЧНЯЮТСЯ. СЛУШАЙТЕ ЭКСКЛЮЗИВНОЕ ИНТЕРВЬЮ С РЕЙСМАРШАЛОМ ЧИХОМ.

На экране появилось морщинистое лицо рейхсмаршала.

- Да сделай ты звук потише! - попросила я Генриха, все еще до конца не осознавая сказанного матрешкой.

Генрих, больше уже не полагаясь на хлопанье, поорудовал пультом и снизил громкость.

- Ты помнишь, - с каким-то не свойственным ему в обычной жизни восторгом выпалил он, - этот случай с детским домом в Оше? Как нас тогда попрекали: как же, мол, так? А если бы это были ваши дети? Так вот, сейчас там НАШИ ДЕТИ, но ты увидишь - наша рука не дрогнет.

- Как ты можешь об этом всем говорить так спокойно? - побледнев, прошептала я.

- То есть? - не понял Генрих.

- Как ты смеешь так говорить о НАШЕМ РЕБЕНКЕ?

- Как о "нашем"? Но он же... - сконфузился Генрих, - он же должен быть в дельфинарии. Я же прислал два билета!

- Нет. Они с Вициным пошли в Синий на елку.

- Неправда! - завизжал муж. - Это неправда!!!

Он выхватил личный мобильник и набрал номер сына.

- Не отвечает! - простонал Генрих.

Потом он набрал номер Роберта, потом выудил из моей мобилы и лихорадочно настрочил девятизначный номер Вицина.

Номер был недоступен.

- Е-ба-ный в рот... - еле слышно прошептал Генрих и - какую-то долю секунды помедлив - вновь схватил телефон и набрал Президента.

- Фридрих!!! - заорал он. - Операция отменяется. Все отменяется. У меня там... ребенок. Какое благо, какого, блядь, государства, у меня там Сережка - ты понял? Мне больше не нужно места Чиха. Мне ни х..., блядь, больше не нужно, ты меня понял, Фридрих? Отменяй операцию!

Здесь лихорадочно прыгавшие пальцы Генриха, вероятно, задели кнопку "громкая связь", потому что роскошный бас президента вдруг заполнил всю комнату и отчеканил:

- ГЕНРИХ, ПОДБЕРИ СОПЛИ! ОПЕРАЦИЯ ПРОДОЛЖАЕТСЯ. КОМАНДУЙ.

- Фридрих, я не могу, у меня там сынуля! - выкрикнул Генрих и завизжал. - Я-а-не-э-могу! А-а-а-а-а!

- ГЕНРИХ, ПОДБЕРИ СОПЛИ! ОТДАЙ ПРИКАЗ.

- Я не мо-о-о-огу!

- А НУ, БЛЯДЬ, КОМАНДУЙ!!!

...И здесь мой муж, не переставая визжать, вынул вторую - служебную - трубку, нажал в ней какую-то кнопочку и, на долю мгновения задержав свои вопли, прохрипел в ее динамик:

- Крайний, вы слышите меня, Крайний? Операция "Розенкрейцер", вариант номер пять.



Глава заключительная
Место действия - Андрианаполь
Время действия - 30 декабря 2018 года


...Все же большое спасибо покойному дяде Зиновию. Если бы не завещанная им половина дома, мы б никогда не вернулись в свой город. А теперь этих денег не только хватило на хорошую трехкомнатную в десяти минутах ходьбы от станции метро "Марфопосадская", но осталось еще на ремонт, обстановку и мелкие шалости.

Конечно, немножечко тесно втроем, ну да ладно!

Бывало и хуже.

Сегодня у нас, кстати, гости. Вернее - гость. Это мой бывший охранник Василий. Миновавшее без малого десятилетие его почти что не изменило: он все такой же могучий и немногословный, практически без седины. Правда, носит очки и ходит с палочкой.

(Последствия той злополучной травмы).

Сейчас они с мужем втихаря пьют водку. Употреблять алкоголь обоим нельзя категорически, но... boys will be boys 12 . Я специально чуть-чуть задерживаюсь у себя в комнате, чтобы дать им возможность принять пару рюмок. Boys will be boys. Мужчины иначе не могут.

Василий - единственный человек из прежней жизни, с которым я сохраняю нормальные отношения. Всех остальных я вычеркнула.

Может быть, я поступила глупо (Сережу не воскресишь), но это, увы, единственное, что я могу для него сделать.

К чести бывшего мужа, разводу он не препятствовал и после развода даже кончиком пальца нас с новым мужем не тронул. Ему б ничего бы не стоило стереть нас с лица земли, но он этого почему-то не сделал.

Респект тебе, Генрих Первый.

(Кстати, Генрих Второй ничего о Генрихе Первом не знает и до сих пор пребывает в уверенности, что я была замужем за журналистом).

...Но хорошенького, господа, понемножку. Нарочито громко ступая, я иду к своим пьяницам, вынуждая их быстро припрятать бутылку. По пути я миную конурку Тибальта. Оттуда привычно пахнет мочой. У Тибальта - старческое недержание.

Мы с этим миримся. Правда, грубоватый Василий каждый раз произносит дежурную остроту: "Когда же мы пустим свинью на шашлык?" - но ему так шутить можно. А вот Генрих на Тибика чуть не молится.

Итак, миновав конурку (Тибик во сне он, как всегда, сучит лапками и тихонечко стонет), я пробегаю к мальчишкам на кухню.

Оба курят. Этого им делать, собственно, тоже нельзя, но нельзя уже не так категорически, как принимать рюмку.

Я делаю вид, что ничего не заметила.

Окутанные табачным дымом Василий с Генрихом спорят о тактике рукопашного боя. А именно: можно ли провести высокий "маваши гери" 13  во время реальной уличной схватки или же он относится к чисто киношным фокусам?

Василий стоит "за" этот удар. Генрих - категорически против.

В силу многочисленных травм и преклонного возраста продемонстрировать "гери" оба бойца не могут и вынуждены ограничиваться сугубо словесными аргументами. Бескомпромиссность спора от этого только увеличивается.

И здесь вдруг из маленькой комнаты раздается до боли знакомое хныканье. Я бросаю мальчишек и опрометью бегу к ребенку.

Это - девочка.

Бог услышал мои молитвы.

* * * * *

Поздно ночью, уже после того, как Василий не только успел уехать, но и без пятнадцати два отзвонился, что добрался нормально, а Генрих Второй уже, как всегда, не мытьем, так катаньем вымолил свою порцию низменных удовольствий и, отвернувшись к стене, захрапел, я (мне что-то в ту ночь не спалось) вышла в ночнушке на кухню и включила свой ноут.

(Да-да, у меня теперь есть свой ноут. Еще каких-то полгода назад я и мечтать не могла об эдакой роскоши, но теперь - после дядюшкиного наследства - у нас началась не жизнь, а малина).

Итак, я включаю свой ноут и с головою залезаю во Всемирную Паутину. Поначалу я прыгаю с сайта на сайт: зачем-то смотрю кусочек 113-ой серии "Приключений лейтенанта Лорингеля", потом немножко тусуюсь на форуме "Дамочки на диете", а в конце концов зачем-то оказываюсь на личном сайте Никиты.

Никита давно уже не снимается в сериалах и не поет в ночных клубах. Никита стал сетевым бардом. Несмотря толпы поклонников, он теперь вечно сидит без денег, но бывшая юная стерва его, как ни странно, не бросила.

Респект бывшей стерве.

Попавшаяся мне нынче песня была из новых. Во всяком случае раньше я ни разу ее не слышала.

Текст песенки был такой:

(Я привожу его так, как вывешивает на сайте все свои тексты сам Никита: без заглавных букв, без знаков препинания и даже без грамматических согласований. Поначалу мне это казалось чудачеством, но сейчас я думаю, что так его песни действительно выглядят лучше).

Итак, мой бывший возлюбленный пел:


вдоль стены стены высокой в сумерках совы
ходит петр дозором проверяет засовы
ходит петр с ангелами летучим отрядом
на бедре ключ золотой борода окладом
тверда райская стена только стража тверже
бережет сон праведников и явь их тоже
оглядел петр божий мир закатную тучку
видит дитя перед ним протянуло ручку

видно ищет мать-отца да найдет не скоро
троекратно обошло вкруг стены-забора
только с севера с юга ли все никого там
и подошло в третий раз к жемчужным воротам

не горюй дитя говорит петр не печалься
пойдем глядеть мать-отца кто б ни повстречался
спросим хоть ночь лети напролет хоть вторая
берет дитя на руки и ходу от рая

вот идет петр по миру в калитки стучится
ищет мать-отца дитяти где свет случится
четвертый год ходит слез в бороде не прячет
на плече у петра мертвое дитя плачет
и где упадет слеза что младенца что старца
порастет земля цветом из чистого кварца
светло насквозь горит пламенем камень луг ли
а сорвешь только пепел в ладони да угли

все голоса в сумерках то ли совы кычут
то ли дети кричат во сне мать-отца кличут
вой ветер-ураган райская стена гнется
кличет господь сторожа а он не вернется 14 

К концу этой песни мне впервые за восемь лет удается заплакать.


3 сентября 2012 года
Санкт-Петербург, Нарвская застава




© Михаил Метс, 2012-2024.
© Сетевая Словесность, публикация, 2013-2024.




Версия для широкого дисплея
[В начало сайта]
[Поэзия] [Рассказы] [Повести и романы] [Пьесы] [Очерки и эссе] [Критика] [Переводы] [Теория сетературы] [Лит. хроники] [Рецензии]
[О pda-версии "Словесности"]