ПРОСТОР ДЛЯ ДОМЫСЛОВ
КОЛЫБЕЛЬНАЯ
Смотри в глаза и улыбайся, дочка,
желая приручить людей и случай.
Ты слышишь - ночь слепые когти точит
в предчувствии охоты или случки.
Отполированные крючья бытия
еще не раз мелькнут у горла. Не надейся,
что в нужный миг разверзнется земля,
и масло будет пролито у рельсов.
В суровый год не думай о судьбе,
не выживай, твори себе свободу.
И помни, что дающему обет
всегда дают крапленую колоду.
А скучный год себе свернет хребет,
он однозначен, он не дарит шанса,
но и не требует немедленный ответ,
он позволяет просто отдышаться.
А в тучный год появится ярмо,
животный жир замедлит скачку крови.
Он предсказуем, взгляд его коровий -
взгляд жертвы. Принесем Ему - его.
Смотри в глаза. Я повторю опять.
Не отводи, губя или прощая.
И улыбайся, выходя с вещами
на яркий свет, где принято стрелять.
_^_
ПРЕДВОЕННОЕ - 2
Закапывая дождь в глаза озер,
медбрат в халате бирюзово-сером
все смотрит на хорошенькую стерву,
чьи косы - плодородный чернозем.
А нашей ломкой высохшей земле
достанется стакан с холодным чаем
и запах хлорки от посуды в чане,
а не десерт кровавое желе -
прекрасно помогает от морщин,
земля влажнеет, выглядит румяной
и жадно ждет молоденьких мужчин -
от страха и азарта полупьяных.
_^_
ПОПЫТКА ПРИЕЗДА
Приезд в Москву подобен полнолунию -
притягивает жар луны холодной.
У многих из толпы движенья куньи,
у многих суетливо-беспородны.
Сюрприз судьбы (уже видна, видна)
блестит своей промасленной бумагой,
в нее мне завернут в универмаге
трех черепах, а может и слона,
но мир уже не держится на них -
веселых и надежных порождениях...
Приезд в Москву подобен поражению
здоровой прежде кожи. Волдыри
со скоростью дождя и аллергии
уродуют поверхность. Неужели
здесь были раньше наши отражения -
скользящие, дрожащие, живые?
Когда бы не высокая вода,
поднявшая весь ил со дна иллюзий,
не совершила б я приезд сюда -
к московской пьяной косоглазой музе,
к одышке и обрюзглости ее...
А поутру хлестнет морозный воздух,
и в небо устремится воронье -
рассыпанный набор забытой прозы.
Кто сердцем волк, повойте на приезд.
О, этот гимн печали и возмездия.
О, этот жалкий вырубленный лес
и город, как затупленное лезвие -
не режущий, а пилящий гортань...
Надтреснутым, осипшим, незнакомым
я говорю, что есть такая даль,
такая, где начать возможно снова!
Но лень и ложь опять возьмут свое -
я оборву свой вой на полуслове,
на полуфразе:
- Помните ружье,
что в первом акте появилось в доме...
_^_
ФЛАМЕНКО
Готовность сорваться. Усилие (видим) и страсть
плавится в мягких изгибах точеного тела.
Она не обманет, а честно и просто предаст,
она не рисует, а чертит окружности мелом.
Их траектории мечены мускусом. Да,
этот решительный запах фиалок и пота
не смоет роса. Балетмейстер любви и стыда
может гордиться любым из своих поворотов.
Остро заточенный жест рассекает мольбу -
видишь, он просит, он молит, он воет от страсти.
Юбкой раздует огонь, и точеный каблук
в землю вопьется печатью мучительной власти.
Рифмовка движений проста и заводит на раз.
На два ты уже нарушаешь законы, запреты,
ты лишний уже, хоть невидим, неслышим, но - третий.
Колеблется мир, ожидая спасительный спазм.
Воздух сгустился и липнет к протяжным телам.
Я не уйду, но зачем - то неволя, то воля?
Это - танцоры. А это - чуть-чуть алкоголя.
А все, что вокруг - тарарам, тарарам, тарарам...
_^_
ВСТРЕЧА В ИЕРУСАЛИМЕ
Если. Вряд ли. Остановка второму рожденью подобна,
когда память хранит отпечаток первого акта.
Лучше мимо. Когда мимолетно, когда неподробно
(неправдоподобно).
Взгляд рассеян. И свет. И народ. Непонятно
что хуже - быть просветом или просчетом,
воспоминанием или надеждой.
Первые - более телесны и четки,
а вторые - мятежней.
И все-таки. Так замедляется шаг.
Сердце в истерике, фразы стандартны. Но впрочем
можно почувствовать, как это трудно - дышать.
Особенно ночью.
_^_
* * *
Я оказалась с краю. С краюхой, солью, свечкой.
Я оказалась крайней. Кому это поможет?
А мимо громыхает какой-то поезд встречный,
с ним рядом скачет мальчик, натягивая вожжи.
Луну изгрызли мыши. Теперь у них в желудках
мерцают путеводные обманные огни.
- Смотри-ка, - скажет мальчик. - Что это в промежутках
между свеченьем неба и следствием земли?
"Пунктир вагонов долог, возможно даже вечен", -
подумаю. Но вряд ли произнесу слова.
- Немая, - скажет мальчик. - Или ответить нечего?
А поезд констатирует: "Жива, жива, жива".
_^_
ЗЕРКАЛО
1.
Быть заключенным в рамки бытия
и мучить стражника бездумьем и напором.
О, этот стражник с честным кротким взором,
с брезгливым пониманием меня.
Его глаза подернуты, как ряской
упреками, и жалостью, и скукой,
его глаза - смешенье меда с краской
болотной. А в зрачках - по вялой мухе,
по вялой муке. Зазеркальный хам,
ты отражаешь то, чего не будет.
Мне смысла нет рассматривать тот хлам,
который нам навязывали люди.
Так зеркало к губам подносит случай,
оттает льдинка, ртуть стечет в ладонь...
Как в анекдоте:
- Мучай меня, мучай!
Как в мелодраме:
- Ах, не тронь, не тронь!
А не оттает льдинка - не беда,
двойник не перестанет отражаться.
Но пальцы смогут наконец разжаться
без боли, без прощенья, без следа.
2.
Еще бы я тебя не поняла!
Уж если не тебя, тогда кого же?
Как не понять, что делает игла,
сшивая пропасть в поврежденной коже.
Мой милый неуверенный двойник,
работающий пугалом у раны,
ведущий на краю ее дневник
и машущий руками неустанно,
гоняя мух. Ты знаешь свой предел,
поэтому так ценишь неизвестность.
Ты ненавидишь свет за то, что бел.
Я ненавижу зеркало - за честность,
за тусклое мерцание озер -
глазниц, наполненных движением и ртутью,
за то, что в каждом прячется позор
за мутью слов и прочей разной мутью.
3.
Значит это он меня хранит,
отражаясь в зеркале соблазна?
Брат мой бедный, совершенный, праздный,
как душа фантомная болит!
_^_
* * *
Что ты сделал с напрасной надеждой приличной подружки другого?
Сделал вид.
Как изменчива память - трактует и судит, как хочет.
Я всегда презирала дурацкую ясность простора
для домыслов. Совпаденья гораздо короче
и внятней.
Циничней.
Конечней. Совпали - и лязгнула дверца.
Сказали - и выскребли смысл.
Осталось озябшее тельце
и высь.
А манящая ясность простора для домыслов - о!о!о!
Я не в силах ее охватить даже пристальным внутренним взором.
Очертания домыслов появляются из ничего -
и толпятся вокруг, и реальность теперь не топорна.
А когда ты надежду приличной подружки послал далеко,
то подружка - не дура, не стерва, а ложная ведьма
опоила фантомов любви ледяным молоком,
искупалась во лжи и успела на поезд последний.
_^_
* * *
Снова молчим о России. Где это? Да там,
пам-пам-пам, нет нигде, в мелком детстве, прозрачном.
Соединительной тканью исполненный шрам
для организма не значим.
Для памяти? Да. Но и я не застала те лица,
мне нашептали о них: ковыли за станицей,
шинель, ордена, и упрямый поручик Голицын,
что призыву не внял, не вернулся, не стал военспецем.
Мне говорили о них постепенные книги,
толстые книги о страсти дворян и народа,
да ладно, ведь образ сложился. Вериги,
свобода, и гулкость души, и простор, и уроды.
Уже не застала. Еще не увидела. Псы
лет комсомольских нет-нет да и тявкнут: Попалась!
Застыв на ветру, руки вытянув, как весы
пытаюсь понять что на чашах ладоней осталось.
Но явь протекает сквозь пальцы. А сны упорхнут.
А горечь осадка брезгливо стряхну.
Пустота.
Волчата пустыни из облака жадно сосут
надежду на жизнь.
А вокруг - красота, красота!
_^_
НАБАТ
Колотись языком о события, раз окружают.
Перемещай успокоенный воздух, тугую свободу.
Раздваивай постоянство в змеиное жало
навстречу восходу -
вот он - течет,
и багровые ленты сжимают запястья.
Люди идут на работу, удивляясь: "Что, звон?"
Колокола, округляя беззубые пасти,
бьются, как рыбы.
Закон
выживания прост и циничен, как раб.
Как работа раба. А процесс выживания сложен.
Быт налажен, свидетель похмелен и слаб,
но давать показания может.
Пульсация встреч не приводит к восторгу.
Пульсация жизни опять превратилась в набат.
На горизонте - горелая корка
чьей-то земли. Там и люди живут, говорят.
_^_
* * *
Чем дальше "вчера", тем охотнее веришь в судьбу.
Любишь смотреть на привычный мираж в искажении
пухнущей капли? Солнца расплавлен сургуч,
печать наготове - занесена. Все свершения -
в радужной пленке, ползущей по капле воды.
Только и мыслей - подставит ли кто-то ладонь?
Гордыня же требует - пусть исчезают следы
жизни никем не замеченной, быстрой, одной...
_^_
НОКТЮРН
Так ночь не по сезону холодна,
как добрая жена, которой тошно.
Допущена какая-то оплошность.
На негативе ночи проявись,
мое лицо - общо и неприятно.
Меж тем меня рассматривает высь
в размерах увеличившись стократно.
Меж тем и я рассматриваю жизнь,
склонясь над ней, как практикант над трупом.
А ночь светла, как просветленный шиз,
уверенный, что он - господен рупор.
Допущена какая-то оплошность.
Восход в печурке бьется, как живой.
И просыпается уверенная пошлость,
чтобы опять склоняться надо мной.
_^_
СВОБОДА
В тирольской шляпе, с ощущеньем воли
и дичи на излете умной пули,
которая пока еще со мной.
Охота до сих пор клокочет в горле,
но ситуацию уже перемигнули,
оставив ночь пленительной вдовой.
О, кружева, чернеющие в окнах!
О, ощущенье воли и тоски,
и полная иллюзия разврата.
Луна смердит - еще вчера подохла.
Ты сильно трешь прозрачные виски,
в которые впились осколки мата.
В короткой юбке, с ощущеньем дня,
ниспосланного для конкретной цели,
и электричества от прошенной удачи,
пойти-найти, события деля
на то, что было и на то, что ценим.
Осталось много зим и мало лет.
Осталось только перебить хребет
подкравшемуся - псу тупой породы,
который все полнее год от года.
Осталось только выйти на перрон,
да и остаться. С четырех сторон
пусть подбираются подвыпившие ветры,
определяя мой дальнейший вектор.
_^_
© Елизавета Михайличенко, 2001-2024.
© Сетевая Словесность, 2001-2024.