[Оглавление]




Поэтическое королевство Сиам: от манифеста до "Четвёртой стражи"



В самом конце 2021 года в издательстве Ridero вышел второй толстый сборник краснодарских (впрочем, на этот раз не только краснодарских) поэтов, именующих себя рубежниками. "Четвёртая стража". "Quarta vigilia - это эон, в котором пребывает современный мир... Это состояние действительности, разомкнутой и разворошенной, и человека, вслушивающегося в хаотическое разноголосие своих чувств", - пишет в предисловии к нему доктор филологических наук Олег Мороз, говоря о концепции. Предшествующая "Четвёртой страже" "Антология краснодарской поэзии. Рубежники" была выпущена в 2015 году в Москве издательством "Пробел". Оба эти сборника - большие события в региональной поэтической жизни. Последний (на юге принято говорить в таких случаях - крайний) получил ощутимую поддержку Союза российских писателей и Министерства культуры Российской Федерации "ввиду мощной демократической гражданской позиции". Особо примечательным является то, что бОльшая часть представленной в них поэзии - так называемая независимая: возникшая сама по себе, никак не связанная с институциями и давшая в противовес им иную форму консолидации, в обход идеологических, идейных и даже эстетических критериев идентичности.




"Антология" 2015 года с автографами в качестве акции краудфандинговой кампании сайта о культуре "Сфера"
(мой авторский проект, просуществовавший с 2013 по 2018 год).

В этой статье речь пойдёт не столько о "Четвёртой страже", плюсах и минусах этой книги, её выгодном сравнении с "Антологией" 2015 года и, с другой стороны, унаследованных недостатках, сколько о том, с чего всё начиналось в Краснодаре в далёком 1988 году, и о том, чем можно подытожить это начатое тогда движение, - наощупь, по смутно чаемым, невидимым и практически неведомым ориентирам, - тридцать с лишним лет спустя. Итак - о Поэтическом королевстве Сиам. И о праве этого королевства без короля (или же королевства из одних королей) занять достойное место в ряду таких известных региональных литературных явлений - самостийных поэтических "школ" (быть может, школ и без кавычек, если считать среду за школу), как уральская, удмуртская, сибирская, заозёрная (Ростов-на-Дону), львовская и других.

1980-е - годы перестройки. Наукообразнее говоря - годы попыток тех или иных деконструкций, перемонтажей. Это было как раз то время, когда "до самых до окраин" ещё живой советской империи докатилась волна глобальных постиндустриальных изменений, плохих или хороших - не суть, просто изменений; когда начали стираться все привычные границы, в том числе понятий провинция и не-провинция (что немаловажно упомянуть в контексте рассматриваемого феномена). Эмоционально всё это считывалось юными сердцами как романтика свободы.



Поэтическое королевство Сиам в начальном составе.
Слева направо: Марианна Панфилова, Вадим Яковлев, Егор Кизим, Валерий Симанович, Олег Виговский. 25 мая 1990 года
(день презентации второго издания "Манифеста").

"Революция была, Революция идёт, Революция только начинается!" - такой лозунг был выведен краской на кирпичной стене небольшого частного домика с мансардой на улице Дербентской, 73, в самом конце 1980-х. Нельзя сказать, что лозунг был заметен снаружи - из-за пусть и невысокого, но довольно "непрозрачного" забора, какими традиционно обносятся все краснодарские дворы частного сектора. Главное творилось внутри. А наружу, для всеобщего обозрения, глядело иное граффити, из Данте: "Следуй своей дорогой, и пусть говорят, что угодно!". В этом доме, существующем, кстати, до сих пор - в странном соседстве с многоэтажками, до середины 90-х жил Олег Виговский, тогда студент отделения хорового дирижирования Краснодарского института культуры ("кулька"). В 1988-м он, как и двое его друзей - Валерий Симанович и Вадим Яковлев, тоже студенты (Валера - медик, Вадим - "кульковец" с театрально-режиссёрского), только что демобилизовавшиеся из рядов советской армии, намеревались изменить всё и вся, как минимум, в поэзии. Между прочим, ребята служили в железнодорожных войсках, в чём можно при желании усмотреть символический смысл. Первоочередной своей задачей на пути радикальных преобразований они видели немедленную сексуальную революцию. Почти сразу к группе примкнули девушки - Марианна Панфилова, Валентина Артюхина, а немного позже и Егор Кизим, уже сравнительно состоявшийся автор, переехавший в Краснодар из Челябинска. Встречались то на Дербентской, то в общежитиях, то в кафе.



Олег Виговский на фоне своего исторического дома на Дербентской, 73/2. 2009 год.

Симанович генерировал идеи, был организатором. Именно он предложил это название группы - Сиам. От хлебниковского обозначения берегов того места, где должны отдыхать после своих продуктивных странствий кочевники-поэты. В наши дни Сиам - это Таиланд, страна секс-туризма. Так южный полюс азиатского материка Ассу, или Азосоюза, потаённые ценности и силы которого, согласно верованиям главного Председателя Земного шара, следовало освободить, развить и противопоставить гнёту буржуазной Европы, превратился в игровом постмодернистском представлении (шоу) краснодарских сиамовцев в Мекку консьюмеризма. Но ведь сама история явила нам тот же парадокс. Пик сексуальной революции (и вообще эмансипации, в самом широком смысле слова), как известно, совпал с 1960-ми - временем радикального омолаживания (инфантилизации) и омассовления культуры, а также окончательного становления общества потребления. В тогдашнем, пусть и перестроечном СССР, угнетённом весом собственного величия, такая лёгкая "французская" игра в желания (кстати, Краснодар, по мановению волшебного пера Виктора Лихоносова в 1986 году стал "маленьким Парижем") могла выглядеть действительно революционно. Как весьма своеобразный вариант общечеловеческих ценностей, которые в те годы только ленивый не противопоставлял устаревшей государственной идеологии. А подобное сиамовскому переосмысление отношения к наследию русского авангарда начала ХХ века вообще было характерно для второй его волны (середины 1950-х - конца 1980-х). Осознавалось это сиамовцами или нет, вопрос второстепенный. Скорее нет, чем да, но это не важно. Просто таков был дух времени.


Владимир Немухин. Супер-слон. Тарелка, фарфор. Ручная роспись. 1993.

В том же ключе можно взглянуть и на эмблему поэтического королевства, взятую с флага Сиама, - белого слона. В плане переосмысления символики его вполне можно соотнести с "Супер-слоном" Владимира Немухина. Вписанные в немухинского слона якобы супрематические фигуры на самом деле не имеют прямого отношения к Малевичу. Лишь намекают. Что именно за ними стоит - надо спросить у художника. Однако художник ведь может ответить и так: то, что вы сами за этим видите. Сиамовский белый слон гораздо проще. Он без особых намёков. Но и в том, и в другом случае налицо снятие сверхчеловеческой нагрузки с символа и даже заигрывание с "мещанством". Главное - первое: держаться подальше от казёнщины, от скомпрометировавшего себя грандиозного (великих строек руками зэков, исторических свершений ценой огромных человеческих жертв, нарушений в экологии и т. п.) и теорий (в частности - основополагающего и вечно живого марксизма-ленинизма), перестать быть рупором и глашатаем, пророком, указующим перстом, гением (а именно в таком ракурсе преподавалась литература в советских школах: что ни писатель, то выразитель чьей-нибудь - классовой - воли, её перст) и стать маленьким живым человеком с большим чувствилищем.

Так пишет Симанович в одном из своих стихотворений. Можно сказать, это было кредо группы, во всяком случае на первых порах её существования. Маленькие люди (без какого бы то ни было оскорбительного подтекста) очень любят уют, интимность обстановки и мистику. По сравнению с Серебряным веком выходил такой символизм наоборот: приземляющий, слишком человеческий, но далеко не всегда комфортный. Слишком материалистический, да, - опять-таки по-французски. Кстати, на начальном этапе своего творчества ребята немало переводят Франсуа Вийона, Шарля Леконта де Лиля, Поля Верлена, Шарля Бодлера, Артюра Рембо. Вы можете себе представить нечто подобное в советской соцреалистической школе (хотя некоторые из упомянутых поэтов были откровенно антибуржуазны)? Или пишут под них, наполняя стихи актуальным содержанием. Отсюда можно сделать вывод, что начинали сиамовцы как гиперманьеристы. И знали, между прочим, о группе куртуазных маньеристов, были знакомы с их творчеством. В конце 1980-х и первой половине 90-х сиамовцы выходили на сцену почти всегда в строгой академической концертной одежде, особенно Виговский, у которого такая одежда попросту была, - он работал в филармонии.




Марианна Панфилова. Сиам. 1992.

В мистическом ключе изображает сиамовское братство на своей картине Марианна Панфилова. В пространстве, очень похожем на пещеру с высоким сводом, за круглым столом сидят шесть фигур, в каждой из которых можно узнать конкретного "брата" или "сестру". Тот, что слева (Валерий Симанович), держит в руках книгу (или бокал?). Столешница, руки и лица сидящих освещены - под потолком находится лампа в простом бумажном (общажном, из газеты, возможно) абажуре, очень похожая на глаз Бога. На одной из стен, на уровне пола и за спиной Симановича - тень окна.



Был, как водится, и манифест. Напечатанный на пишмашинке и размноженный на ротапринте в количестве 100 экземпляров, а затем распроданный по рублю на краснодарском Арбате (часть улицы Чапаева в центре города раньше была перекрыта для автомобильного движения, здесь продавали картины художники, выступали музыканты и поэты). Причём написан он был не только гораздо раньше действительно интересных, а не ученических стихов, но и почти за месяц до официальной даты основания Сиама - 17 декабря 1988 года. В этот день состоялось первое масштабное мероприятие королевства: поэтический вечер в комнате общежития, где обитал Симанович, с приглашением гостей и банкетом. Приведём отрывок из манифеста, ту часть, которую написал "режиссёр Краснодарского молодёжного театра-студии "Маршрут - 33" Каляк Шевкет":



"Человеки! Будьте настолько благоразумны, чтобы прочитать ЭТО. Мы назвали себя "Королевство Сиам". Почему? - спросите вы. А мы и сами не знаем. Скорее всего, причина этому - благозвучность, то единственное, что может ещё резать ваш привычный ко всему слух. Мы не сомневаемся, что он у вас есть, а посему - имеющий слух да услышит, имеющий взгляд да рискнёт увидеть... Мы прыгнули в лужу в надежде на то, что брызги превратятся в радугу. Мы готовы на мучительные роды; нам не важно, кто отец и кто мать - это наше общее дитя, на то мы и сиамские братья. Если же ЧТО-ТО не выходит - поможет кесарево сечение, ибо Богу - богово, а кесарям кесарево... Мы бескорыстные утренние трамваи - они вроде бы ни к чему, но без них нельзя. Мы устали от лозунгов - от этих фонтанчиков мокрой мысли невыносимо сыро. Мы просто хотим говорить, ибо "В начале было слово". Так давайте, братия, слушать друг друга, слушать терпеливо и благожелательно! Хватит железного занавеса между нами; это даже не тюрьма и не клеть, это хуже, и скромность наша, вкупе с целомудрием нашим, препятствует нам выразить словами всю гнусность этого. Посвятим же себя другому: вооружимся автогеном искусства, вырежем то, о чём стесняемся говорить, и сквозь образовавшееся окно увидим цветной мир духа и тела. Плюньте, вытрите и вглядитесь - это уже не скучное лицо, засиженное мухами быта. Что же это? - опять спросите вы. Этого мы тоже не знаем, но мы уверены, что ЭТО нужно лелеять и удобрять. Не стесняйтесь, пробуйте! Если будет хорошо - повторите. Итак, кушать подано! За последствия употребления оного несём ответственность, аки отцы за чадо своё. Так повесьте же уши ваши на гвоздь внимания, и внимайте, внимайте, внимайте..."


Обложка второго издания "Манифеста", переработанного и дополненного. 1990 год.

Как видим, здесь нет никакой борьбы. Никто ни в чём не обвиняется, - ни комсомол, ни чекисты, ни мещане, и даже не упомянуты "жирные физиономии советских писателей", как то было у СМОГА. Сплошная безобидная игра слов и ясная протеистическая позиция: мы маленькие, нас - разных - очень много, мы не знаем, что получится, но тем не менее мы пробуем, поскольку не можем не делать этого. Так ли всё это было на самом деле? И что же вышло в итоге?



Во-первых, протест всё-таки был. Только завуалированный. И не столько в пику "совписам, дописам и мудописам", сколько против ещё только нарождающегося дракона бандитствующей обывательщины, перверзного нарциссизма и "оптимизации" культуры. Протест против оскудения человеческой деятельности. А спустя какое-то время стали появляться хорошие, зрелые стихи, которые сложно назвать провинциальными хотя бы потому, что их авторы прекрасно знали российскую поэзию 1980-х - 90-х и презирали местечковость. Стихи очень индивидуальные по стилистике, в которых, однако, присутствовали и какие-то атомы общего: горькая ирония, что-то от Бодлера, что-то от Бродского, что-то от Пригова, что-то от Иртеньева, немного цинизма а-ля куртуазные маньеристы, символизм наизнанку... Вот так, порой шокирующе:


Обложка первого номера альманаха "Новый Карфаген". В номере были представлены стихи и переводы (Симановича, Виговского и поэта старшего поколения из уже широкого на тот момент сиамовского круга - Николая Агафонова), проза (Виктор Красовитов), в том числе фантастика (Игорь Исаев), философский стёб (Егор Кизим) и серьёзная литературно-философская эссеистика (Юрий Рассказов), пьесы в стиле театра абсурда (Вадима Яковлева и безвременно ушедшего Эдуарда Гумерова, 1967 - 1997, - это была первая потеря сообщества)...

Во-вторых, история имела бурное продолжение. В 1990-е, после распада СССР, в моду вошла заново открытая неподцензурная литература. Наступил информационный прорыв: всё ранее запрещённое, замалчиваемое, полуразрешённое становилось доступным, и нередко среди этого обнаруживались настоящие шедевры. Изменились издательские стратегии, тактики выступлений. Сиам постепенно оказался в центре культурной жизни города. О нём писали в газетах (прежде всего - знакомые журналисты, к числу которых относилась Валентина Артюхина). К концу 90-х вокруг его проектов стали группироваться известные на Кубани творческие люди разных поколений и взглядов, главное, чтобы эти взгляды были открытых новому. Поэт, переводчик и преподаватель филологического факультета КубГУ Станислав Чумаков, поэт, прозаик и фолк-хисторик Юрий Рассказов (приехал из Омска), поэты Николай Агафонов, Вадим Хазизов, рано ушедший поэт и прозаик Максим Максименко (1973 - 2001), поэт-наивист Сергей Шумилин, актёры, драматурги, музыканты, художники... Общался с Сиамом в последние годы своей жизни и позиционирующий себя диссидентом собиратель архива неформальной поэзии (так и не собранного) из Ростова-на-Дону Виктор Галин-Архангельский (1956 - 1995). Большую роль в такой консолидации сыграл, конечно, литературный альманах "Новый Карфаген" - фактически печатный орган Поэтического королевства Сиам, первый номер которого вышел в 1998 году и был роскошно презентован в Краснодарском молодёжном театре.



Сиам образца 1990-х буквально можно считать и поэтической школой. Во всяком случае, так это было для меня. Если сравнивать Сиам и соседнюю, ростовскую заозёрную школу, то, в двух словах, сходства и различия можно провести такие. Обе группы, немного перефразируя высказывание заозёрщика Владимир Ершова (он говорил только об одной), "возникли не как кружки заговорщиков, ниспровергателей или нонконформистов - сам факт их существования являлся отрицанием тоталитарной литературы, пускай и в отдельно взятом регионе. Поэтов, образовавших эту общность, объединял не стиль, не манера, не приверженность к каким-то общим ценностям и идеалам, и даже не близость мировоззренческих позиций - скорее всего, это было узнаванием по дыханию, по долгому пристальному взгляду, по красноречивому молчанию. Подобное притягивается...". Обе группы возросли буквально на античных руинах (каких на Юге России множество), были тесно связаны с музыкантами ("Пекин Роу-Роу" в Ростове-на-Дону и "Герои Союза" в Краснодаре) и театром, сценой, однако Сиам всё же совсем не походил на "песенно-есененного провитязя": бард-фестивали типа тех, какие проводили заозёрщики (из этих фестивалей, кстати, вырос Веня Д’ркин), прошли мимо него. Краснодарцы были помоложе и генетически иными, больше литературны, нежели музыкальны.






Первые чтения памяти Максима Максименко, Кубанский государственный университет (КубГУ), 2002 год.
В первых двух рядах слева направо: Валерий Симанович, Вадим Яковлев, Егор Кизим, Марина Черкашина (Шахбазян), Марианна Панфилова, Олег Виговский.

Что же происходит в нулевые и десятые? Каковы объективные причины того, что настолько подававшая надежды литературная группа всё же никак не стала профессиональным сообществом? Это тема для отдельного "исследования". Которым, к тому же, вряд ли кому-то охота заниматься: практичнее просто идти вперёд "своей дорогой, и пусть говорят, что угодно", чем зарываться в непродуктивный анализ ради установления истины сомнительной ценности. Но очевидны, на мой взгляд, две. Первая - Краснодар, если взять количественно и качественно в целом, всё-таки довольно неинтеллигентный город. Это отметил ещё в 1845 году Василий Золотаренко в своём "Плаче при реке Кубани". Положение с тех пор не сильно изменилось. Вторая - дефолт 1998 года и последовавшее за ним полное обнищание той самой творческой интеллигенции, которой и так на Кубани очень мало. Уж какие там тусовки, поездки на фестивали, новые знакомства, так необходимые для творческого развития! Быть бы живу... Я и Виговский уехали в Москву. Симанович, работая врачом на скорой помощи, ещё лет двадцать на голом энтузиазме тянет "Новый Карфаген", который выходит теперь отнюдь не каждый год, как это планировалось изначально, и не в том тоне и формате, какие задавал первый номер, единственный из профинансированных Комитетом по делам молодёжи при городской администрации. Отсюда и недостатки "Антологии" и "Четвёртой стражи": при зримом посыле представить поэзию региона выходит что-то не совсем то. Быть может, жёсткой редакторской руки не хватает, а может быть - чёткого представления о современном литературном процессе, его проблематике и своём месте именно в нём, сейчас, а не где-то на рубеже веков или в "вечности". Но, повторюсь, всё-таки эти издания - большие локальные события. Тем более на фоне такой серьёзной проблемы в России (да и только ли в России?), как общее снижение культурного уровня. Критиковать мы все мастера. Хочешь сделать ещё лучше - сделай!


Эмблема Поэтического королевства Сиам напрямую перекликается с государственным флагом Сиама 1855 - 1916 годов, который до этого был просто красным полотнищем.

Несмотря на постепенное угасание с конца 1990-х Сиама как высказывания на общероссийском литературном поле подобного рода высказываний, группа не только не рассыпается, но и обрастает новыми дружескими связями. Во многом этому способствует распространение Интернета. Кстати, с 2008 по 2021 годы "Новый Карфаген" существовал и в электронной версии. Можно выразиться и так, метафорически: в этот период времени поэтическое королевство перестаёт афишировать именно себя, поступая совсем уж не по-королевски, а именно - всё больше превращаясь и вместе с тем вовлекаясь в некую ризоморфную среду с подвижными и расплывчатыми центром и очертаниями. Уже в новом тысячелетии с ней (или в ней) взаимодействуют (по-разному и в разной степени) такие мастеровитые авторы, как Анна Мамаенко (в начале нулевых Аня основала литературно-театральную группу "Пункт приёма", в составе которой в качестве сценариста и фронтвумен провела несколько резонансных в Краснодаре акций-перформансов), Мария Петелина (одна из создательниц известного в городе творческого объединения "КубАрт"), Марина Черкашина (доктор филологических наук), поэт и прозаик-абсурдист Евгений Петропавловский, поэты и художники Сергей Егоров, Александр Черепанов, крымский поэт и культуртрегер Олег Воробьёв и другие. Не говоря уже о таких признанных мэтрах, как Аркадий Слуцкий (1940 - 2019) и Юрий Гречко. "Четвёртая стража" и об этом тоже.


Сева Арматурин, 2 - 6 февраля 2022 г.





© Савелий Немцев, 2022-2024.
© Сетевая Словесность, публикация, 2022-2024.
Орфография и пунктуация авторские.




Версия для широкого дисплея
[В начало сайта]
[Поэзия] [Рассказы] [Повести и романы] [Пьесы] [Очерки и эссе] [Критика] [Переводы] [Теория сетературы] [Лит. хроники] [Рецензии]
[О pda-версии "Словесности"]