ПЬЕСА ДЛЯ БАБУШКИ И ФОРТЕПИАНО
Петров позвонил.
- Слушай, - спросил он, невнимательно выслушав, что дела мои - нормально, - ты в субботу как? Свободен?
- Свободен, - с готовностью подтвердил я.
Шли первые дни мая, на улице теплело стремительно и неудержимо. Май - время жарить шашлыки. Май - время ездить к Петрову на дачу и жарить шашлыки. У Петрова справа от дачи - лес и озеро, слева тоже лес и за лесом речка. Ночью над садом - звезды и дым над шашлыками. В звездах орет соловей.
- Петров, - спросит у Петрова какая-нибудь девушка, прижимаясь ко мне мягким и теплым плечом, - где ты такого соловья достал?
Петров посмотрит нежно на свою жену и скажет: М-мм...
- У него тут таких соловьев - стадо, - объясню я девушке с гордостью за Петрова.
Девушка вздохнет с надеждой и еще крепче прижмется ко мне мягким и теплым плечом.
Мы давно разделили с Петровым обязанности. У нас - договор: он отвечает за шашлыки, я - за девушек. Шашлыки у Петрова - знатные. Мясо всегда нежное, маринад какой-то особенный, он один знает как особенный маринад приготовить. И дрова для шашлыков специально собираются. Вишня сухая, дикая груша. Свою часть договора Петров выполняет честно. А я ему когда-то жену Таню привел. Таня подошла Петрову. Так что и ко мне претензий нет.
- Свободен, - повторил я. - Петров, ты же знаешь, для тебя я всегда свободен.
- Мы с Татьяной переезд назначили на эти выходные. Ты бы помог, а, - сказал в трубке Петров.
Сочный запах подрумянившегося, уже почти готового мяса и нежный дым сухих вишневых веток какое-то время еще витали под потолком моей комнаты. Потом они исчезли.
- А-аа... Конечно, Петров, помогу. Вот спина, последнюю неделю что-то ноет. Погода ветренная какая-то, сыро. Но я помогу. Сгибаюсь я плохо и таскать тяжести не могу, но приду обязательно, - пообещал я Петрову.
В субботу с утра шел небольшой дождь, но было не холодно. Машина пришла вовремя и, ожидая пока мы заполним ее нутро петровскими пожитками, уныло чернела у подъезда сырым и тяжелым брезентом. Предполагалось, что будет две ходки.
- Мебель у тебя, какая-то... нелегкая, - пожаловался я, глядя, как Петров с грузчиками пытается спустить старый дубовый шкаф. Как ее сюда втащили? Наверное дом вокруг твоей мебели, Петров, строили. А там какой этаж?
- Третий, - прохрипел Петров, едва удерживая дубовую громадину.
- Ну еще ничего, - вздохнул я так, словно собирался поднимать этот шкаф. - На третий и без лифта можно, если что.
У Петрова было две комнаты в коммуналке. Татьяна привела с собой в семью однокомнатную отдельную. После нескольких месяцев поисков и переговоров они обменяли все это на двухкомнатную квартиру. Два плюс один - два.
- Петров, - спросил я, когда машина подошла к дому, в котором ему предстояло теперь жить, - а эти уже уехали?
- Вчера. В татьянину. Вот, ключи отдали.
Он показал мне латунный ключик на колечке.
- Тогда хорошо, - кинул головой я, - иди глянь, лифт работает?
Вернулся Петров растерянный и удивленный.
- Не работает, - понял я.
- Изнутри закрыто, - пожал он плечами. - Квартира закрыта изнутри, - объяснил он мне, - если я, конечно, дверь не перепутал.
- А дом ты не мог перепутать?
Петров закинул голову, разглядывая окна третьего этажа. Дождь моросил по-прежнему. Две капли, одна за другой, быстро стекли у него по виску. Мне стало вдруг жаль Петрова.
- Нет, - тряхнул он головой. - Что ты глупости-то говоришь? Как я мог ошибиться? Я был тут сколько раз. И внутри был. Я дверь узнал... Не мог я ее перепутать. Постой, - он крепко взял меня за руку, - посмотри.
На балкон третьего этажа вышла огромная старуха в темно-коричневом халате. Она облокотилась на перила и уставилась на нас.
- Бабушка! - крикнул ей Петров. - Бабушка! Мы приехали.
Старуха молча смотрела на Петрова. Мне показалось, что его приезд ее не обрадовал.
- Откройте дверь! - крикнул Петров.
- Ты ее знаешь? - тихо, почти не размыкая губ, спросил его я.
- Это их бабушка. Они уехали в квартиру Татьяны, а бабушка должна в мою.
- Откройте дверь! - еще раз крикнул старухе Петров и помахал рукой.
Старуха какое-то время постояла на балконе и не сказав ни слова, ушла в квартиру.
- Сейчас откроет, - обрадовался Петров и побежал к подъезду.
Я остался сидеть в машине. Так мне показалось, что если Петрову и откроют дверь, то произойдет это очень не скоро.
Не понравилась мне эта бабушка. И неспроста.
Минут через десять с лестницы послышались крики Петрова, а из окна на третьем этаже завывания старухи. Кричащий Петров - чрезвычайно редкое природное явления. Прежде чем узнать, в чем дело, я успел пожалеть, что с нами нет Татьяны. Она с Петровым может всю жизнь прожить и не услышать, как он кричит. Надо было ее с собой взять.
Старуха выскочила на балкон.
- Ка-ра-уу-у-л! - громко запела она, правильно распределяя дыхание и грамотно интонируя. - Ка-ра-уу-л!
Из подъезда выскочил Петров.
- Водитель! - заорал он не своим голосом. - Монтировка есть?
- Старушку мочить будем? - поинтересовался я.
- Дверь ломать! - рявкнул Петров.
- Ка-ра-уу-ул! - выводила старуха с балкона своим подсевшим за годы эксплуатации, но еще вполне ликвидным меццо-сопрано.
- Нет монтировки, - пожал плечами водитель.
- А что есть?
- Ка-ра-уу-ул!
Петров дернул головой и посмотрел на балкон. Старуха стояла у раскрытого окна, широко расправив плечи, подняв подбородок и сложив руки под грудью. - Ми-или-ци-я-аа! - Она поймала взгляд Петрова и сменила репертуар.
- Ключ есть, - сказал водитель. - И отвертка.
- Давай скорей, - потребовал Петров.
- Хорошо поет, - заметил я. - В ее возрасте... Не удивлюсь, если скоро тут будет полно публики.
- Ценитель, - бросил мне Петров и не оглядываясь побежал в подъезд.
- Шо он дурака валяет? - спросил меня водитель, когда Петров скрылся в доме. - Пусть ее детей вызовет, пусть разберет шо к чему. Так же тоже нельзя. Живой же человек. У меня, к примеру, монтировка есть. Но я ее сейчас ему дам, а потом следствие определит, что монтировка моя, а я, значит, соучастник. Пусть разберется во всем, как следует, а потом двери ломает.
- А ты мне монтировку дай, - предложил я. - Скажу, что моя, если что.
Он с сомнением покачал головой.
У Петрова с дверью не пошло. О том, что он скоро вернется, мы узнали по появлению на балконе старухи. Она осмотрела машину, двор и поставила рядом с собой горшок с кактусом. Потом еще один. Потом еще.
Когда Петров вышел из подъезда, старуха уронила на него первый горшок.
- Скоро смолу лить начнет, - порадовал я Петрова. Мы стояли за кабиной машины. Петров отряхивал свои брюки, забрызганные сырой землей и соком кактуса. Местность, видно, была плохо пристреляна и старуха промахнулась.
- Слушай, - растерянно спросил меня Петров, - а что с ней делать-то? Ты же у нас отвечаешь за девушек. Изобретай.
- Ты бы детей ее вызвал, что ли. Был телефон у Татьяны?
- Не было, - обиделся Петров. - Я давно уже думал. Телефона нет. Не ехать же за ними. Другой конец города.
Очередной горшок взорвался под колесами машины. Керамика и земля разлетелись по сырому асфальту двора.
- Мужики! - заголосил из кабины водитель. - Она мне сейчас лобовое стекло разнесет. Решайте скорее. Да - да, нет - нет.
- Отъедь на десять метров, - сказал ему я. Водитель начал меня раздражать. Вся эта история задевала мое профессиональное достоинство. - И дай ему мою монтировку, - я кивнул на Петрова, - а мне белое полотенце.
- Зачем? - одновременно спросили Петров и водитель.
- Пойду на переговоры. Давай скорей.
Водитель протянул мне измазанную машинным маслом тряпку.
- Это не белое, - доходчиво разъяснил я. - Белое - без пятен. Если я пойду с таким флагом, она убьет меня кактусом и будет права.
- Психи ненормальные, - водитель захлопнул дверь кабины и машина поползла назад.
-... мы победи-или и враг бежит, бежит, бежит... - донеслось с балкона.
Петров стащил с себя майку и с сомнением протянул ее мне.
- Подойдет?
- Мойся чаще, Петров. Один раз в неделю - это мало. Твоя майка вызывает ассоциации с флагом Тринидада-и-Тобаго. Если меня не признают парламентером, и я погибну, моя смерть будет на твоей совести. Бери монтировку у водителя и прорывайся к двери. В случае провала переговоров будем дверь ломать всерьез.
Отмолотив эту чушь, я направился к старухе. Майка Петров реяла надо мной, как символ признанных и осознанных ошибок. Мы предлагали мир.
Но старуха нас не захотела понять.
Минуты три вещал я у нее под окном, размахивая петровским бельем, развлекая ее, ее соседей и немалую группу окрестного народа, сбежавшегося поглазеть на дармовое шоу. После этого, как честной женщине, ей бы следовало на мне жениться.
Когда я замолчал, зрители с четвертого этажа бросили мне пятак. Я поклонился. Если бы я не поклонился, вазон с алоэ угодил бы мне в лоб.
- У тебя сверху будут отличные соседи. Душевные, - сообщил я Петрову, отбежав к машине. - Сейчас пойдем ломать дверь. Осталась одна формальность.
Я подошел к публике и тактично навел справки о старухе. Очень скоро я знал все, что мне требовалось. Не стану повторять тех инсинуаций и резких суждений, которые раздавались в адрес моей с Петровым оппонентки. Я всегда знал, что наш народ нашу интеллигенцию недолюбливает. Но нелюбовь эта идет от непонимания. Интеллигента надо убеждать.
Когда мы сломали дверь, старуха забаррикадировалась в своей комнате. С балкона исполняла она арии из оперы Мусоргского "Хованщина".
- А-а, а-а, а-а, - доносилось до нас жалобно, пока мебель из машины переносили в отвоеванный холл, брошенный накануне младшим поколением.
- Тоже мне, юродивый, - дернул головой Петров. - Копеечку отняли.
- То-ре-а-дор, - сменился вдруг на балконе репертуар, - сме-ле-еее в бой! Тореадор!..
Петров заметался по комнате: "Сейчас выскочит с очередным кактусом", - прошептал он.
- Не думаю, - усомнился я. - Она ведь с балкона не уходит. Там поет.
Оказалось, старуха увидела, как в подъезд заходил участковый в погонах.
Лейтенант милиции вдумчиво и внимательно изучил петровские документы и документы на квартиру, спросил мой паспорт и права нашего водителя. Он переписал наши фамилии в свой блокнот и долго толковал с Петровым на кухне. Потом он попытался поговорить со старухой, но та по-прежнему пела на балконе и слышать его не желала.
- Командир, - я отвел его в сторону. - Человек она старый, всякое бывает. Думаю, часа через два мы все уладим.
- Ну, смотри, - не поверил мне лейтенант. - Только без поножовщины. Приду - проверю.
Я взял под козырек, как старшина-сверхсрочник из плохого фильма средины пятидесятых.
- Слушай, - набросился на меня Петров, - зачем ты его выпроводил. Он - власть, пусть бы разбирался. В конце концов это его работа...
- Петров, - перебил я его, - скажи, тебе что важнее: участкового работой загрузить или решить свою проблему?
Петров красноречиво молчал.
- Петров, кто у нас за девушек отвечает?
- Ты отвечаешь, - ехидно и с нехорошей интонацией ответил мне Петров.
- Так вот, - скомандовал я, - езжай за оставшимся барахлом, а я останусь с бабушкой дружить. Если к твоему приезду она не будет послушно сидеть на лавочке во дворе, можешь вызывать участкового, группу захвата, короче, кого хочешь. А сейчас, вали отсюда.
- Трепло, - сказал Петров и пошел к двери.
- Слышишь, - остановил его я, - это чье пианино? Я у тебя его не видел.
- Татьяны, - ответил мне Петров и хлопнул сломанной дверью. Потом вернулся и уточнил: оно не настроено.
- Очень хорошо, что не настроено, - вслед Петрову подумал я.
Из комнаты вокалистки не доносилось ни звука. Видимо она решила устроить себе антракт, пока машины нет.
Я поставил ящик с телевизором перед инструментом.
- Мадам, - громко сказал я, - позвольте представиться. Ваш новый сосед. И поклонник вашего голоса, вашего необыкновенного таланта. Не сомневаюсь, что все это утро вам не хватало аккомпанимента. Во всяком случае, слушателям его не хватало точно. С этим я готов вам помочь. Если же у меня слуха чуть меньше, чем требуется для этого, то совместно с вами мы будем его развивать. Слух мы будем развивать, а голос - развывать.
Я подошел к ящику с телевизором, поклонился запертой двери и сел, откинув несуществующие фалды воображаемого фрака.
Старуха молчала.
- Вот, к примеру, небольшая фортепианная пьеса Метнера, - громко сказал я, немного ломая стиль.
Она не отзывалась. Я не сторонник грубого насилия, но назад дороги уже не было. Я посмотрел на часы, дернул руками, сдвигая манжеты от кистей и с размаху ударил всеми пальцами по клавишам. Инструмент взвыл диким воем...
Ровно через двадцать три минуты дверь распахнулась. Широким солдатским шагом она прошла мимо меня и с силой захлопнула за собой входную дверь. Звука я не услышал. Пианино оглушительно ревело и грохотало.
К приезду Петрова мы обо всем с ней договорились. Милая оказалась женщина. Дочка с зятем совсем ее измучили и затерзали. Даже квартиру обменяли, не посоветовавшись. Впрочем, может быть, ее дочка видела эту проблему несколько иначе. Не знаю. Меня ведь не истина интересовала, а благополучие Петровых.
Ее вещи увезла та же машина, что перевозила Петрова. Он сам, на радостях, таскал ее кровати, подушки и половики.
Когда машина выехала со двора, он наконец спросил меня: "Слушай, КАК?"
- Сыграл ей на пианино, она и расчувствовалась. Говорю же, милая, интеллигентная женщина. А что кактусами бросалась, так это от недостатка общения, должно быть.
- Ну-у! Да-а! - протянул восхищенный Петров. - Вот устроимся, ты как-нибудь сыграешь нам, а? Почему, вообще, я никогда не слышал как ты играешь.
- Твое счастье, Петров.
© Алексей Никитин, 2004-2024.
© Сетевая Словесность, 2004-2024.