Самоубийца
Я опустил руку, раздался негромкий всплеск. Контуры предметов начали таять; цвета побледнели, потом смешались, потом закружились в мягком пепельном танце. Быстрее, еще быстрее, еще... Я осторожно шевельнул запястьем, проверяя, насколько это будет больно. Боли не было. Тогда я улыбнулся и щелкнул под водой пальцами.
Послышалось хлопанье крыльев, кто-то ласково коснулся меня, приподнял, понес.
Комната опрокинулась, свет погас.
*** Я сидел на краю овального бассейна, болтая ногами в теплой прозрачной воде. По лазурно-синему небу плыли пышные белые облака, похожие на хлопья пены для бритья. В воздухе носились запахи свежей травы, парного молока и спелых абрикосов.
Господь, облаченный в шелковый халат и домашние тапочки, задумчиво расхаживал по поверхности только что созданного водоема. Лоб нахмурен, руки заложены за спину.
Рядом со мной на траве сидел Белый Ангел. Он мурлыкал себе под нос одно из ранних сочинений "Doors", жмурился от солнечного света и плел нечто, похожее на корзину. Время от времени он срывал травинку, и в его руке травинка превращалась в ивовый прут. Затем Белый Ангел ладонью левой руки проводил вдоль прутика, и тот оказывался полностью очищенным от коры и почек. Ангел вплетал прутик, секунду-другую любовался своей работой и тянулся за новой, только что выбившейся из земли, травинкой.
Черный Ангел расположился в тени цветущей яблони. Прислонившись спиной к стволу дерева, он лакомился черешней, сплевывая косточки в кулак. Над кульком с ягодами кружилась оса, и Черному Ангелу приходилось отгонять ее крылом.
- Так каким мрамором будем отделывать? - спросил Господь. - Можно розовым, - он взмахнул рукавом, и дно бассейна покрылось нежно-кремовым панцирем. - Можно голубым, - еще один взмах, и панцирь моментально поменял окраску.
- Если можно, серый, пожалуйста, - попросил я. И добавил: - С темно-зелеными прожилками.
Господь описал рукавом полукруг, вновь меняя облицовку. Получилось как раз то, что было нужно.
Белый Ангел закончил свою работу. Оказалось, он плел не корзину, а гнездо. Ангел взмыл в воздух, добрался до верхушки яблони и пристроил гнездо на одной из ветвей.
Черному Ангелу надоело препираться с осой; он дунул, и надоедливое насекомое превратилось в дрозда, метнувшегося в сторону своей новой квартиры.
Господь посмотрел на меня, кивнул и подвел итоги:
- С одеждой, обувью, провизией, выпивкой и табаком разобрались. В доме осталось доделать винтовую лестницу, камин, ставни и палас в гостиной. Заправить "Ягуар". Застеклить оранжерею. В саду - проложить дорожку и заменить ирисы на подсолнухи.
Господь загибал пальцы:
- Кухарка удалась, садовник тебе понравился, экономкой... Кстати, а на фига тебе экономка здесь понадобилась? Ну да ладно, экономкой ты доволен. Конюшня, лошади, овес, сено - на месте. Щенок дрыхнет на подстилке. Все, вроде. Ничего не забыли? - Господь перевел взгляд на ангелов.
Белый Ангел сделал сочувствующее лицо и покрутил кончиком крыла у виска.
Черный Ангел подавился косточкой.
Господь хлопнул себя по лбу:
- Ах, как же я мог... Перерыв!
И подмигнул сразу всем троим:
- Может, пивка?
Никто не возражал. Господь достал из воды, прямо из-под ног, запотевшую банку "Туборга". Белый Ангел откупорил "Грольш". Черный Ангел предпочел "Балтику №6". Мне достался "Гиннес".
Десять минут спустя Господь сказал "Пора!" и хлопнул в ладоши. Пустые банки исчезли, а мы всей компанией перенеслись на вершину огромного зеленого холма.
Все пространство от его подножия до линии горизонта было заполнено женщинами. Куда бы я ни повернул голову, взгляд скользил по пестрому ковру, сотканному сплошь из платьев, шляпок, чепчиков, платков, причесок, перьев, зонтиков, улыбок, диадем, морщин, ожерелий, слез, лент, перчаток, изредко выхватывая то грудного младенца, то беззубую старуху.
Господь пожал плечами - дескать, сам напросился, сам и расхлебывай. Ангелы ждали распоряжений.
Я еще раз огляделся по сторонам, набрал в грудь побольше воздуха и обратился к Господу:
- Можно без... скажем, всех моложе шестнадцати и старше сорока пяти?
Господь щелкнул пальцами. Ангелы поморщились, но просьбу исполнили. Старух и младенцев я больше не видел, однако, как мне показалось, толпа не особенно поредела.
Я продолжил:
- Пусть останутся те, кто умеет готовить!
Женщины переглянулись.
- За каким? При кухарке-то??? - Белый Ангел выпучил удивленные глаза, но его черный собрат уже переводил мои требования собравшимся:
- ...Кто не умеет готовить пирог то-фе, крокеты из раков, пюре из шампиньонов по способу Лагиньера, баклажаны по-гречески, палтус по-парижски, гуляш по-венгерски, соус сабайон с мадерой... - произнесение каждого названия сопровождалось появлением в ковре значительных брешей.
Расправившись с кулинарией, мы перешли к более тонким материям:
- Пусть останутся только те, кто любит собак! - появилась новая плешь.
- Только добрые...
- Заботливые...
- Со слухом...
- Страстные...
- Верные...
- С чувством юмора...
- Ласковые...
Очень скоро у подножия холма осталась одна-единственная мулатка, лет сорока и кривая на один глаз, но и она сломалась после того, как я произнес:
- Не занудливая...
И тогда я увидел Тебя - капризную, обидчивую, непредсказуемую, нервную, ленивую, люто ненавидящую даже такую простую процедуру, как намазывание маслом куска хлеба... Ты сидела на корточках и плела венок из одуванчиков...
Я посмотрел на моих спутников.
Белый Ангел сказал:
- В конце концов, тебе решать...
Черный Ангел сказал:
- А что делать?!!
Господь молча развел руками и щелкнул пальцами...
*** ...Голоса перешептывались, звали, сердились. В дверь постучали, потом стали колотить. Хруст выворачиваемого замка, чей-то сдавленный крик, кто-то рванул меня за волосы...
Хорошо, пусть будет по-Твоему.
Август 1996
© Норвежский Лесной, 1996-2024.
© Сетевая Словесность, 1998-2024.