Послесловие переводчика
Взяться за перевод этого рассказа, а потом и выставить его на всеобщее обозрение меня подтолкнули три соображения.
Во-первых, я просто хотел в нем разобраться. История после беглого прочтения показалось настолько дикой, настолько чудовищно несообразной, что захотелось разобраться потщательнее: может, я чего-то не понял? Известно ведь, что переводчику доступна такая глубина проникновения в самую суть текста, какая не снилась никакому литературоведу.
Во-вторых, меня заинтересовал чисто филологический аспект. Я решил проверить, можно ли адекватно воспроизвести по-русски текст, где ключевое, наиболее часто употребляемое слово (да и, собственно, главный персонаж) — cazzo, т.е. попросту хуй.
В начальном варианте перевода не было никаких "подымалок", "болтов" и кукурузин", а было именно это слово. Но когда я перечитал полученный русский текст, он не показался мне адекватным итальянскому. В отличие от европейских языков, по-русски это слово до сих пор относится не просто к вульгарной, но к табуированной лексике, и при его употреблении в письменной речи возникает сильная эмоциональная "засветка". Повествование же у Нове ведется нарочито нейтрально и стерто, запредельная жестокость подается как нечто совершенно будничное и непримечательное, отчего, собственно, и возникает шоковый эффект. Поэтому я употребил прямое матерное слово только один раз — в кульминационной точке повествования, а в остальных случаях подыскивал его разговорные аналоги.
Именно эта разговорность, будничность — и есть, мне кажется, самое интересное в рассказе. Мои итальянские друзья, к которым я приставал с просьбами объяснить некоторые совершенно непонятные реалии (вроде "Ниагары"), приходили в крайнее возмущение, но оказывались вынуждены признать: да, современная Италия в том числе и такова, таких ребят можно себе в ней представить.
"Их дети сходят с ума оттого, что им нечего больше хотеть". Цитата эта не так уж притянута за уши, как может показаться. Один злоязычный остряк как-то заметил, что перестройка началась тогда, когда номенклатура (о которой и идет речь в песне) окончательно убедилась в горькой — для себя — действительности: её элитный по советским меркам уровень жизни — всего лишь очень средненький уровень жизни западноевропейского обывателя. О котором и идет речь в рассказе.
Так и хочется сказать советским же языком: рассказ прогрессивного молодого писателя Альдо Нове яркими красками рисует кризис современного буржуазного общества.
Не даром же появились "Криминальное чтиво" и "Прирожденные убийцы" с их беспричинной жестокостью и густыми до неправдоподобия потоками крови. Не даром шагают по планете утонченные постмодернисты Бивис с Батхедом.
Заменяю "прогрессивного" и "буржуазного" на "постмодернистского" и "индустриального" и охотно подписываюсь.
Михаил Визель
Хамовники, 03.11.99
© Михаил Визель, 1999-2024.
© Сетевая Словесность, 1999-2024.