ВЕЛИЧИНА ИНОГО БЕСПОРЯДКА
* * *
Гадали по руке и голода искали
От линии судьбы до эрогенных зон.
Любовь до гроба, как больница в зазеркалье -
На миллион слепых один и тот же сон.
Страшилка табака, навыворот загадка,
И хочется чудес - да нету решета,
И жизнь - величина иного беспорядка,
Постольку удалась, поскольку прожита.
Слепить покровом век белёсые ожоги
Любимая моя не подойдёт ко мне.
Ей тоже снятся сны - их обжигают боги
В горниле облаков на ледяном огне.
Дорогу в никуда - осилит не идущий,
И зябко до утра в метели гробовой
По сумеркам гадать, как по кофейной гуще,
Которая беда накроет с головой.
2011
_^_
* * *
Кто про что, а вшивый про баню -
Клянчит смерть, чтобы вусмерть залиться.
Я навеки тебя забаню,
Дорогая моя столица.
Отгуляли с тобой, отпели,
Отхомячили райские суши,
Отожгли октябри-апрели
В лютом тигле февральской стужи.
Бутиков кружевные марши
Вдаль по площади нелюдимой
Впали в чёрные Патриарши -
Светлой памяти талой льдиной.
Только вымерзшие фонтаны
Сберегли родниковой водки,
Где скамеек мосты фатальны
И прощения подневольны.
Где судьбу посылал наотмашь,
Ухмыляясь темно и глухо.
Это всё не большая роскошь -
Не желать ни пера, ни пуха.
Только рухнет зима в затылок
Пьяной в дым ледяной дубиной,
Чтоб башка навсегда забыла
Ласки родины нелюбимой.
2012
_^_
ЗНАКОМЫЙ
На хэппи-завтраке в Макдоналдсе
Прохладный новенький кондей
И трезвенников держит в тонусе,
И как бы всё как у людей.
Недалеко, под сенью лиственниц,
Под гвалтом городских утех,
Томится погребок милиции
И молкнет незаконный смех.
И по утрам, тенями мрачными,
Размяв китайское тряпьё,
За насыпью стоят с собачками
Косноязычное бычьё.
В проулке с заводскими мачтами
Уж слышен поднебесный мат,
И труб ремонт, ещё не начатый,
Вползает в скверика квадрат.
И по утрам - проснись и вешайся,
Урвав еды в вощёный лист,
И всухомятку не наевшийся,
Как мерзок я и неказист.
А слева, у дверей с табличками,
Туристы бодрые галдят,
Какой-то трезвенник улыбчивый
Молчит, упёртый негодяй.
И по утрам, спонтанной придурью
На фоне менеджерских рях,
Мужской затылок, гладко выбритый,
Застыл как вкопанный в дверях.
И быстро, прошмыгнув меж трезвыми,
Мы по случайности, вдвоём,
Давясь ухмылками скабрезными,
На задней лестнице встаём.
И "примку" с дембельскими байками
Стоим, придирчиво цедя.
Кепарик на подкладке байковой
Готов ответить за себя.
И с очевидным отвращением,
Смотря на рацию с ремнём,
Не вижу смысла ни в общении,
Ни гомосапиенса в нём.
Как будто доблесть бесполезная
Скакать, не выпив с бодуна, -
Моя высокая поэзия
Ему и нахер не нужна.
Кепарик, за ухо заломленный,
Как астролябия ослу,
Служивший где-то за Коломною,
Теперь освоил и Москву.
В моём подгузке зреет паника,
С народом связь мою поправ.
Но ты не прав, охранник паркинга,
Не знаю в чём, но ты не прав.
2012
_^_
* * *
Говорят, что поэзия
не делится по гендерному принципу -
только либо хорошая, либо плохая.
Если плохая, то это уже не поэзия.
Если хорошая, то это уже не верлибр
то это уже не имеет значения -
кто её автор, девочка или мальчик,
взрослая самка поэта или самец
(так, вероятно, шутили древние греки
про древних варягов).
- Главное, чтобы человек был хороший, -
участливо тянет поддакнуть, -
и чтобы костюмчик сидел!
Ведь в человеке всё должно быть прекрасно...
Ну, это мы знаем,
то, что классик прописал.
И да, это прекрасно.
Когда на дверях туалета не обозначено М и Ж,
видно, ремонт ещё не окончен,
постою, подожду.
Зайду туда, откуда выйдет
наиболее симпатичный мне человек.
2013
_^_
* * *
а за всем за этим стоит работа
Денис Новиков
Что стоит и стояло за этим за всем -
остопиздело Авессалому совсем.
В тихом омуте демисезонной хандры
потускнели глаза, поредели хайры.
Только вертится головоломная боль -
он с порога берёт направление вдоль
эстакады огней и вечерних шалав,
говнодавы решительно зашнуровав.
Голосуя на трассе, садится в салон
золотого Икаруса Авессалом,
где в компании девок и пары поллитр
онемело вжимает педаль Ипполит.
Впереди, как в печи закоптелой, черно
меж лучинами фар. - Ничего, ничего -
под Калугой взлетим, - говорит Ипполит,
за стекло приспосабливая оргалит.
Вас приветствует пятый автобусный морг.
На куске оргалита читается: "В морг".
Часто пишется - в парк, а читается - в морг,
будоража в груди жутковатый восторг.
И впивается Авессалому в висок:
"я в весеннем лесу пил берёзовый сок" -
и он тоже клюёт из горла за весну,
бессловесно, как рыба глотает блесну.
Прямо в глотку всыпая комок за комком,
будто кубики льда с силикатным песком.
И волной накрывает его тишина,
как большим одеялом родная жена.
Ничего, ничего - над Калугой взлетим, -
лакируя "Завалинкой" азалептин,
в тишине утешается Авессалом,
только эхом в себе отзываясь самом.
2015
_^_
* * *
Непогожий край и хата моя впритык,
Злополучный вид и окна выходят боком,
Вековой бедлам, к которому я привык,
Потому что быть не трудно, когда не богом.
Если сам грешил, что дело моё труба,
По душе ли, нет, себе выбирая снасти,
То поди ты знай, кто плотник, а кто рыбак,
Золотых ли дел ты или заплечных мастер.
Отвела труба, я был на седьмом краю
От кривой любви с нелёгкой своей свободой.
Мне один дурак поведал, что я творю,
Я в глухом раю один не в ладах с погодой.
В неуютном сне, как будто в чужом дому,
Я взвожу глаза, от боли не взвидя света.
Как поверил Бог опять не в того Фому,
Так теперь Фома никак не поверит в это.
2015
_^_
* * *
Гори оно огнём - покайся, бедолага,
Свой неповинный дом сумевши превратить
В хибару на краю блаженного оврага,
В замшелый мавзолей с табличкой "Не будить".
Там суррогатный сон, острожные ресницы,
Морозный кокаин метёт из решета.
Все вещи по местам, лишь нет одной крупицы -
Сомнения, что жизнь напрасно прожита.
Кто истово грешил за праздничное дело,
Того и полынья не сможет остудить.
Ныряешь в забытьё, легко и обалдело,
И ни одна душа не вправе осудить.
Покуда суд земной не вынес приговора,
Уснувший грешник ждёт свой пламенный привет:
От станции Содом до станции Гоморра -
У нас с тобой билет, у нас с тобой билет.
2015
_^_
алкоголыбельная
баю баюшки баю
не ложися на краю
приползёт зелёный змий
в кореша его возьми
в кореша возьми его
с ним не страшно ничего
даже серенький волчок
даже ёбаный медведь
баю баю баю бай
спи пьянота засыпай
алкоголь твоя беда
алкоголь твоя еда
баю баюшки баю
буду квасить и в раю
а туда не попаду
буду квасить и в аду
а потом придёт жена
отберёт пол-ужина
упаду я в ноги ей
перед наркологией
я наркологу скажу
что сегодня завяжу
а не то зажмёт в углу
и воткнёт в меня иглу
баю баюшки баю
стоя бездны на краю
поминая всех и вся
всё равно качаюся
все мы гении пера
вышли из диспансера
я и все мои друзья
некодируемыя
2012
_^_
* * *
"...К моменту вылета в трубу -
Я постараюсь измениться".
Сергей Геворкян
Памяти Вячеслава Толстова
Бухла в мешке не утаишь,
Не спрячешь душу под косуху.
Трубящий грохот из-за крыш
Не подбирается по слуху.
Не впору спящему постель,
От бабы никакого прока.
Зовёт за тридевять похмель
Дремучий минимаркет "Пробка".
В январском сумрачном снегу,
В горячем бутовском июле,
Замкнув дворовую дугу,
Вся жизнь, как в вечном карауле.
Под зад увесистый пинок,
Сплошной бардак и полный гемор.
И тремор рук, и тремор ног -
Тяжёлый тремор.
В косухе родился на свет,
Нашёлся в квашеной капусте.
Торчи у "Пробки" до ста лет -
Не сдохнешь, так само отпустит.
Натравят баек доктора
Да шизанутые вороны,
Как жарит адская жара
Свои бухие легионы.
Хватило бы плеснуть на глаз,
В сторонке встать понеприметней
И накатить, как в первый раз,
И затянуться, как в последний.
Глотая сердобольный яд,
Врубиться и не залупаться,
Как десять тысяч негритят
Пошли купаться.
2015
_^_
* * *
Неизвестным героем прослыл в непутёвой компании,
на музейном учёте до времени не состоя.
Ты весьма преуспел в дидактическом самокопании,
в остальном примитивен, как вся фонотека твоя.
Неэпически маешься между глотком "Арсенального"
и дебильным азартом вселенский снискать геморрой.
От совковой манеры латентного пассионария
тяжело отвыкать, вообще не втыкая порой,
что учившийся доблести лишь по амберовским хроникам
и пиратским кассетам, где ниндзя вопили "банзай!" -
никогда, человек, не станешь ты электроником,
сколько перхоть ни стравливай, сколько курить ни бросай.
Ты как был Говноешкиным, жалким худым Говноешкиным,
на арбатских задворках под Джека-из-Тени кося,
так и всё, что ты вышел умишком своим говноешкиным -
говноешкин кафтан, сколько ты ни выёбывайся.
В обречённом пике пропорхнули качели крылатые,
поднимая в районе крушения ядерный гриб.
Полыхнуло над теменью, как во втором "Терминаторе",
и напалмом взвилось по развалинам памятных глыб.
Это детству на смену пришла твоему безударному
вскипятившая мрак "череда одинаковых дней".
И в смятении тщетно взывая к небесному бармену,
ты тупишь перед фактом, что нахер запутался в ней.
Или ёжась под утро с похмелья хромого и зябкого,
в ожидании гостя с секретным пакетом вина
вспоминаешь угрюмо, чего там ещё накозявкала,
формулируя в муках "причины развода", жена.
Без пятнадцати восемь приспело идти за чекушкою
в угловой минимаркет со всей колдырнёй по росе.
А ведь так и не трахнул носастую стерву Кукушкину -
как назло, тот единственный случай, что был не как все.
Ей нескучно теперь, отпуская бухло за наличные,
врачевать синяки под глазами у хмурой страны.
И сбредаются бывшие двоечники и отличники,
на крыльце минимаркета все беспробудно равны.
И ползёт изнурённое солнце по крышам окраины,
и вздымается ядерный гриб, и краснеет напалм.
В это сонное пекло тебя в одиночку отправили,
и никто не хватился, когда ты бесследно пропал.
2014
_^_
|
