МЫСЛИ В ХУТОР СТРЕМЯТСЯ УПРЯМО
* * *
Не спокоен январь, не радушен, не кроток.
И вкушая сполна его норов крутой –
Город кутает зябкие плечи высоток
Кружевною, тончайшею снегофатой.
Бьется ночь мотыльком об окно до упада.
Фонари, вдоль бульваров, ровняют ряды.
И на девственно-белом листке снегопада
Кто-то первые, робкие пишет следы.
_^_
* * *
Снег скатился с бугров без остатка.
Пряным веет от тёплой земли.
Ах, как нежно сегодня, как сладко,
Молодые шумят ковыли.
И журчит по-весеннему речка,
И икру прячут рыбы в камыш...
Домик наш: три ступеньки крылечко.
Ты на нём, как и прежде, сидишь...
Что же руки твои, мама, зябки?
Что ж коса, по-январски – бела?
Я тюльпанов тебе две охапки,
Как ты любишь – в степи нарвала.
Посмотри – заневестилась слива
В палисаднике нашем опять.
И опять начинает игриво
Твои годы кукушка считать.
Солнце поля касается краем.
Звёзды дружною вышли гурьбой.
А давай – песнь казачью сыграем
На два голоса мама с тобой...
Мысли в хутор стремятся упрямо,
Мне о детстве поют на бегу...
Тридцать лет без тебя уже, мама!
А смириться никак не могу.
_^_
* * *
Ни законов здесь, ни правил.
Свет в конце туннеля – стёрт.
Сам-то верил? Не лукавил?
Бег по кругу – тоже спорт?..
Тишина костлявой лапой
Бьёт расчётливо под дых.
Разделил ты, тихой сапой,
Нашу сказку на троих.
Ночь насупит тени строго,
Поскребётся мышкой в дверь.
Чемодан, вокзал, дорога?..
Время вышло... Что теперь?
Новым зорям песни петь ли?
Иль искать в закатах брод?..
Самолёт рисует петли,
Закольцовывая год.
_^_
* * *
Анонимный пасквиль. Колки
Все слова и фразы рваны.
Расклевали кривотолки
Сердце женское до раны.
Что за мука, правый Боже?!
Кружит вороном над нею –
"Кто из них двоих дороже,
Кто из них двоих роднее..."
Плачут в старом храме свечки
О молебне недопетом.
Белый снег на Чёрной речке
Окропили алым цветом...
_^_
* * *
Из подола неба, ранние,
Раскатились звёзды сливами.
Загадали мы желание –
Чтобы быть всегда счастливыми.
Облака там были ватными.
Светлячки по полю – искрами.
Чтобы были мы крылатыми,
Чтоб умели верить искренне.
Там любовь рождалась вечная,
Там июли рдели вишнями...
Что ж ты сделал? Здесь – конечная.
Выходи. Мы стали лишними.
_^_
* * *
Ударит полночь звёздной битой.
Осколки сна слизнёт рассвет.
Февраль прокрутит, чуть забытый,
Тобой придуманный сюжет.
Где ты, решая кто здесь лишний,
Впивая в сердце сотни жал,
По циферблату моей жизни
Секундной стрелкой пробежал.
_^_
* * *
Пустословие в моде... Ну что ж, говори. Говори.
Закрываю глаза. Прячусь в домик-ракушку, и вижу,
Как на алом холсте расцветающей, юной зари,
Кто-то черною краской выводит моё "ненавижу".
А на сердце давно прижилась беспросветная грусть.
Километры дождей перемешаны с горькими снами.
Я – потерянный смех. Не зови. Я уже не вернусь.
В нелюбовь, как в спасение, я прорастаю корнями.
И не ведать тебе, что я прячу годами внутри
В ожиданье грозы, как курок, замирая на взводе.
Впрочем, что тебе я? Говори. Говори. Говори.
Пустословие в моде.
_^_
* * *
Так хочется проснуться в тишине,
Блаженствовать в объятьях томной лени.
И ничего не слышать о войне.
Смотреть, как солнце по кустам сирени,
Проворно скачет зайцем золотым,
И снег в оврагах превращает в дым.
Так хочется – вернуться в хуторок,
Затерянный между Хопром и Доном.
И чтоб февраль туда дойти не смог.
И на мосту – до досочки знакомом –
Стоять (девчонкой юной) под дождём...
И жаворонок – в небе голубом.
_^_
* * *
Суббота. Март. Как будто бы – вчера.
И вдруг – смотри – декабрь! Воскресенье!
Гирлянды, мандарины, мишура
И новогодних праздников круженье.
В ночь волшебства мечтам даётся старт.
И время – нам с лихвою, без сомненья!
Но календарь спешит... И – снова март,
Июль, сентябрь... Декабрь. Воскресенье.
_^_
* * *
Когда прогнозам всем назло
(Нелепо, невпопад)
Дарил октябрь нам тепло
И майский звездопад,
Когда цветов осенний вал
Надежду нам дарил –
Ты мне о главном не сказал,
Но был картинно мил,
Был гениально голосист,
И говорлив как Брут...
Но календарь теряет лист
Часы двенадцать бьют.
И вновь, у боли на краю,
Расходятся пути ...
Бегу, чтоб в призрачном раю
Свободу обрести.
В суме – сгоревшей веры дым,
В кармане – чувств пятак.
Когда ж ты стал таким чужим?!
И как?
_^_
* * *
На моей, штормом битой пристани,
Ты единственным стать не смог.
Вечный странник, копатель истины,
Ты хоть в душу бы – без сапог.
Дождик с неба – холодным крошевом.
Стань мне зонтиком невзначай,
Растопи очаг в доме брошенном,
Мне с мелиссою сделай чай.
Руки стылые – речью пламенной
Иль дыханьем своим согрей.
Что ж ты, милый, – стеною каменной:
Ни окошечка, ни дверей.
Думы! Думы! Ночные вороны
Гнёзда черные в сердце вьют.
Сто дорог на четыре стороны
Новый душам сулят приют.
_^_
* * *
В деревенской глуши (где нога
Человека давно не ступала)
Я, как наша Праматерь – нага.
Я бесстыдницей дерзкою стала.
Гул шмеля в тишине зазвучит,
Лень полудня пугая несмело.
Раскаленного солнца лучи
Мне кусают плечо то и дело.
Одинокая ива – зовёт
В тень свою, обещая прохладу.
Но пьянящего донника мед
Я вдыхаю, и нет мне с ним сладу.
И внутри зарождается ток.
И до ивы – какое мне дело?!
Надо мною навис холодок
Твоего раскалённого тела.
_^_
* * *
Вновь рассвет прохладен и певуч.
Дом наш полон шорохов и скрипов.
Вновь, сквозь сон, крадётся солнца луч,
По ресницам золото рассыпав.
Распахну навстречу солнцу взгляд,
Счастья дни из памяти достану;
И опять, как много лет назад,
Молодою хуторянкой стану.
Пробегу по росному двору,
Словно крылья, руки распростёрши.
Земляники, в Крутеньком Яру,
Наберу две полные пригоршни.
И замру, увидев, как река,
В бок моста, волною бьёт упрямо;
Как по Голой балке, с Маяка,
Заползает в хутор хвост тумана;
Как бежит тропинка за бугор,
И ромашки взгляд по-детски светел;
Как листву черёмух – на пробор,
Походя, причёсывает ветер,
_^_
|
