ВСЕМ! ВСЕМ! ВСЕМ!
В приемной адмирала флота в гнетущей тишине сидело человек десять. Побритые, в идеально выглаженной форме, лица сосредоточенные.
- Капитан второго ранга, Новиков Сергей Михайлович, - прорезал воздух сухой голос секретаря.
Сергей встал. Причина вызова к адмиралу была не ясна. Присвоение внеочередного звания или награды ему не светило, наказывать вроде тоже не за что. Боевой крейсер "Верный" под его командованием числился на хорошем счету, но правофланговым не был.
Просторный кабинет с громоздкими шкафами из ореха. Большой дубовый стол. Адмирал был в годах. Черные волосы с проседью обрамляли широкий лоб с двумя глубокими морщинами. Мохнатые брови. Острые скулы. Волевое лицо с уверенным и оценивающим взглядом.
- Здравия желаю! - гаркнул офицер.
Крепкое рукопожатие.
- Как служится, капитан? - прозвучал формальный вопрос.
На дубовом столе с пепельницей, отливающей зеленью малахита, и аккуратно сложенной стопкой бумаг перед адмиралом лежала папка.
- Мое личное дело. Пухлое уже стало, - без труда догадался офицер, поежился и бодро отрапортовал, - все в штатном режиме, без происшествий.
Адмирал снисходительно улыбнулся.
- Мне недавно рассказали забавный случай. Приходит адмирал на корабль и спрашивает у офицера, мол, как служится. А тот, выпятив грудь, как гикнул, что ему очень нравится днем и ночью служить на любимом боевом корабле и зарплата ему совершенно не нужна!
Сергей, поддержав шутку, вежливо улыбнулся.
- Глянул на ваш послужной список, - уже деловито продолжил командующий флотом. - Зарекомендовали себя с положительной стороны, как грамотный, требовательный и дисциплинированный офицер, умеющий в нужный момент правильно оценить обстановку и принять обдуманное решение, проявив при этом выдержку и решимость. Читал и о вашем героическом поступке пять лет назад - о задержании преступника.
Сергей стушевался и вкратце рассказал:
- Был случай. С женой ехал к родителям. Ночью проснулся в купе от истошного женского крика. Выбежал, а в тамбуре в потрепанном пальто мужчина уже открывал дверь, чтобы выпрыгнуть. У стены окровавленная женщина закричала: "Забрал все украшения!" Ударом ноги я свалил грабителя. Нож выпал. Удачно подоспел второй мужчина, тоже оказался офицером, помог скрутить вора. Тогда о нас в какой-то газете написали с заголовком "Настоящие офицеры".
Пролистав дела, адмирал задумался, пригладил волосы и, искоса посмотрев, продолжил.
- Не надоели боевые учения и морское патрулирование?
Смутившись, Сергей ответил:
- Для меня честь служить.
- Знаю, что ответите правильно, - недовольно перебил командующий флотом. - Я к чему? Хочу перевести в свой штаб Балтийского флота. До пенсии вам далеко, но военные походы, небось, поднадоели? Пора, чтобы жена и дети вас каждый вечер видели.
- Я боевой офицер...
Адмирал сердито махнул рукой и с начальственным видом сказал:
- Я с вами по душам разговариваю. Отставить штампы. Пришла директива переформировать штабы. А то кресла заполнили карьеристы, приспособленцы и случайные люди, не знающие практики боевых действий.
Командующий зачитал выдержку из нового приказа Министерства обороны СССР: "Надо повысить профессионализм работы штаба, - и не глядя в бумажку, продолжил, - введя в структуру настоящих боевых офицеров. Вы не один, но и все сидящие в приемной - кандидаты в штаб. Ваши знания и опыт должны послужить еще в большей степени России".
Нахмурившись, озабоченно продолжил: "Обстановка в мире неспокойная. Соответственно, тактика и стратегия боевых действий должны подняться на новый, еще более высокий уровень!" Чуть смутившись от пафосности собственной речи, командующий замер, и, бросив лукавый взгляд, добавил: "Уверен, что жена и ваши дети будут только рады. Не скрою, мог приказом назначить, но демократизация входит и в армию. Посоветуйтесь с женой. Подумайте. Сейчас ваш крейсер будет участвовать в параде, затем вернется в док. Потом и встретимся снова. Честь имею".
Растерявшийся Сергей вышел из штаба. Перед ним реял тридцатиметровый флагшток с развивающимся на ветру флагом.
"С одной стороны буду каждый день вечером дома, - обескуражено рассуждал офицер.- Появятся еженедельные выходные. Жена будет рада. Детьми займусь. Библиотеку в порядок приведу. Снова займусь сборкой муляжей кораблей. С другой стороны не хочется покидать крейсер. Коллектив сейчас дружный и монолитный, как одна семья. Замполит отменный. Умный, чуткий и простой. На удивление, как отец родной, всегда в курсе семейных и личных дел каждого матроса. Все беспрерывно идут за советом. И имя с отчеством подобающее - Владимир Ильич, как Ленин. Матросы и прозвали "Ильичом".
Заморосил мелкий дождь. "Давно тебя не было", - хмыкнул Сергей. Погода в Калининграде напоминала капризную дамочку, "чихающую" на все прогнозы любых метеостанций. Мол, что хочу, то и ворочу.
В ясный день, вместо обещанного по прогнозам солнца, она могла набрать пару ушат воды и неожиданно выплеснуть на головы прохожих. И похихикав, вмиг разогнать тучи и снова включить солнце. Не успокоившись, может повторить каверзу еще несколько раз в день. Как шутит жена: "Если не нравится погода, подождите минут десять, скоро она изменится".
Поэтому у горожан всегда с собой зонтики, на всякий случай. Ему нравится родной город с красными черепицами крыш зданий готической архитектуры, с глазницами больших окон, наблюдающих за прохожими. Привык он к ветрам и вечной сырости...
Жена встретила тревожным взглядом. Но после первых же слов с неподдельным восторгом пискнула: "Ура! Сбылась моя мечта!". В поношенном синем халатике, потрепанных тапочках с розочками, но счастливая она была хороша как никогда! Вздернутый носик задрожал, загнутые ресницы счастливо захлопали. Сощурившись, Лена откинула со щеки опустившуюся прядь волос и, напевая какую-то мелодию, застрекотала: "Отлично! Кто бы только знал, как тяжко ждать с каждого похода! Так и не привыкла. Настоящее чудо! Бог меня услышал".
От радости её грудь то поднималась, то опускалась. И сияли глаза.
- Мне - партийному и о боге, - буркнул Сергей и добавил, - я еще ничего не решил.
- И думать нечего. Твое мнение спросили формально, для видимости демократии. А в реале переведут приказом, и не пикнешь!
Весь день она порхала бабочкой, в распахнутом халатике. А вечером, укутавшись в плед, села в кресло, подогнув ноги, и начала названивать подругам, делясь радостью, нежно прижимая трубку к щеке.
- Теперь, пока всех не обзвонит, не успокоится, - вяло размышлял Сергей, помешивая ложкой чай, задумчиво глядя в окно с отражающимся на столе чайником.
Ночь прошла беспокойно. Несколько раз просыпался. Чувство тревоги не покидало.
- В последний раз тебя провожаю в море, - утром щебетала жена.
- Сплюнь, - буркнул Сергей.
- Так последний раз в море, дурында, - махнула рукой Лена.
- Посмотри в зеркало, чтобы было все хорошо, - перед дверью назидательно потребовала жена.
На него глянули зеленые напряженные глаза, с желто-синими тенями, обветренное лицо, с острыми скулами и рыхлым носом. Он подмигнул отражению в зеркале и улыбнулся. Жена рассмеялась: "Ты порой, как мальчишка".
На крейсере Сергей не сказал о переводе, ибо ничего не решил.
Парад прошел успешно. Все с облечением вздохнули, и крейсер пошел в док.
Он стоял на палубе и слышал, как замполит кого-то отчитывает: " Грызня и склока - последнее дело. Но на суше вы поругались и разбежались по квартирам. А в море, не забывайте, мы все в одной лодке. Умейте сдерживать горячность и не лезть в бутылку. На корабле мы - единая и дружная семья. Помните об этом. "Надежный у меня замполит. Повезло", - довольно подумал капитан.
Промозглый ветер сквозь плащ пронизывал до костей. Море под лохматыми тучами наполнялось суровостью. Сергей поежился от ветра и поднял воротник плаща. Он любил море. Оно как ребенок, всегда разное. Может быть приветливым и искрящимся в лучах солнца, тревожным зелено-фиолетовым или, как сейчас, угрюмым и надутым. Но главное их сходство - капризы. В воздухе заметались робкие снежинки. "Ещё несколько месяцев и новый 1976 год, - вздохнул Сергей. - Время, как волна, бежит неумолимо".
От голоса замполита он вздрогнул. Виноватым голосом, глядя под ноги, "Ильич" доложил, что в помещении гидроакустики происходят беспорядки. Капитан уловил искусственность интонации, но раздумывать было некогда.
- Что именно? - озадаченно спросил он.
- Прошу посмотреть. Словами не передать! - стушевавшись, ответил Поляков.
Прошли в носовую выгородку, ниже ватерлинии к гидроакустику. Никого. Командир пожал плечами и вопрошающе посмотрел на замполита.
- Сергей Михайлович, я всегда вас уважал и хорошо относился, но... я поднял восстание и стал командиром крейсера! Вы временно будете изолированы. Жизнь гарантирую, - взволнованным и торжественным голосом почти пропел Поляков, нервно поправляя мундир.
Брови у капитана от удивления выгнулись, а губы скривились в недоуменной улыбке, ждущей разъяснения абсурдной выходке. Не успел опомниться, как стальная дверь захлопнулась.
Сергей был растерян. Будто все происходило не наяву, а в дурном сне. Руки дрожали. Командир выпил воды. В голове был туман, как тогда, при прыжке с парашютом много лет назад. Легкий толчок старшего, и ты уже за бортом в объятиях бездны. Свист в ушах. В глазах все мелькает. Чувствуешь страх каждой клеточкой тела, но твердо помнишь слова инструктора: "Самое опасное - раскрыть парашют сразу, у самолёта. Стропы могут зацепиться за хвостовое оперение". Сердце сжимается. Чувствуешь беспомощность. Вниз смотреть страшно - все кружится в бешеном хороводе красок...
Начали гореть уши, словно сам поднял бунт. В голове стучало, словно молотком: "Мятеж? Бред!". Но этот бред был реальностью.
А в это время перед замполитом стояла шеренга офицеров, матросов и старшин. Поляков, худой, вздрагивающий от пронизывающего ветра, высоко подняв голову, говорил: "Все мы видим, что в стране процветает кумовство и казнокрадство, попирающие принцип равенства и справедливости. Государственные дачи и автомобили, пайки и спец. распределители для одних, и нищенское существование для других. Я долго был наивным, думая, что все можно изменить жалобами или обличительными выступлениями и статьями. Но понял, что верхушка партийной элиты глуха к голосу народа. И пришло понимание о необходимости трибуны, с которой можно донести до людей голос правды и необходимости очищения рядов партии от лицемерия и лжи. Лучше боевого корабля такой трибуны не найти! Никто в Советском Союзе не имеет такой возможности, как мы - твердо потребовать от партии и правительства возвращения ленинских принципов построения общества". Строй растерянно безмолвствовал.
- А не является ли такое выступление изменой Родине? - раздался острожный голос.
- Нет. Это чисто политическое выступление! - отрезал замполит.
- А у нас получится?
- Не сомневаюсь!
А в помещении гидроакустики командир мерил шагами место заключения. Садился. Ложился. Жмурился. Вздыхал. Постепенно мозг, свыкаясь с ситуацией, начал работать. И мысли, путаясь и сбиваясь, понеслись одна за другой: "Это же бунт! Поляков нарушил присягу Родине! Хуже - восстание и измена! И предал Родину весь экипаж? Все сто девяносто шесть человек?! Абсурд!"
Непонимание и страх охватили до боли в висках. Сергей подошел к столу, выдвинул ящик и вывалил из него листы бумаги, газеты, карандаши. Снял китель и, опустившись на корточки, стал бесцельно перебирать вещи.
Снова пошли мысли: "Замполит всегда был честным, благородным, беззаветно преданным Родине. Как я могу сомневаться в нем и людях? Я ведь их знаю. Вместе пуд соли съели. На концертах самодеятельности корабля с замполитом часто дуэтом "Катюшу" пели. Однажды, возвращаясь в подпитии домой, вступились за девушку, к которой приставало хулиганье. И Поляков, не струсив, кинулся первым, скрутил одного, второго - я".
Сергей стал вспоминать личное дело Полякова. Родился в Ленинграде. Сын и внук военно-морских офицеров. Отец во время войны служил на Северном флоте, его высоко ценил командующий флотом адмирал Головко. В духе патриотизма воспитывал и троих сыновей, грезивших морем. Но одного подвело здоровье, другой выбрал профессию военного инженера, и мечта осуществилась только у Владимира. Дальше высшее военно-морское училище имени Фрунзе. Его зовут совестью курса. Отличник. Секретарь комитета комсомола факультета. На четвертом курсе вступает в партию. Его фамилию выбивают золотыми буквами на мраморной доске лучших выпускников училища. Однако, первое повышение в звании было задержано почти на год. Поляков написал Хрущеву заявление с изложением задач по очистке партийных рядов. Жалоба до партийного вождя, естественно, не дошла и, замполиту досталось сполна. Но это только подтверждает честность его и порядочность и не вяжется с образом предателя и врага народа.
В это время на палубе крейсера замполит по очереди обходил строй, приводя каждому примеры несправедливости его жизни или родственников. Похоже, Поляков знал о каждом все до мелочей.
- Правильно говорю? - спрашивал новоявленный командир у рябого, кряжистого матроса с фамилией Воробей.
- Так точно!
- Родину любишь?
- Да!
- Хочешь жить в справедливом обществе!
- Конечно!
- Тогда нам подходишь! Будем поворачивать колесо истории в нужном направлении! Мы не предатели Родины. Наше выступление носит политический характер. Надо разбудить народ от спячки!
- Что толковать? Даешь революцию! - загудели уже изрядно промерзшие на ветру матросы.
- Тогда даю команду включить корабельную трансляцию с записью воззвания к народу, - замполит махнул рукой.
И из динамика грянуло: "Всем! Всем! Всем! Наша цель - поднять голос правды. Советский народ страдает из-за своего политического бесправия. Мало кто знает о вреде волюнтаристского вмешательства государственных и партийных органов в развитие страны. В связи с чем предлагается: во-первых, полностью очистить партийные органы и госаппарат, как глубоко зараженных семейственностью, карьеризмом и высокомерным отношением к народу; во-вторых, на свалку должна быть выброшена система выборов, превращающая народ в безликую массу; в-третьих, должны быть ликвидированы все условия, порождающие всесильность и бесконтрольность государственного и партийного аппарата. Мы твердо уверены в необходимости донести до каждого человека истинное положение в стране, с критикой политики Центрального Комитета КПСС и Советского правительства!"
Как только прозвучало последнее слово, замполит вскинул по-ленински руку вверх и убежденно сказал: "Мы не изменники, мы освободители!"
- Ура! - прогремел строй.
- Теперь голосуем. Кто со мной?
Лес рук взметнулся вверх.
- Но сразу оговорюсь, не желающих принять участие в политической акции держать не будем и отправим на берег на корабельном катере.
Отказавшиеся, в основном офицеры, были заперты в каютах.
Сверженный командир томился в неведении. "Лучше думать надо о людях, - размышлял он. - Допустим фантастическую мысль: на корабле было применено новое вражеское психологичное оружие. Это снимает вину с экипажа. Теперь можно рассуждать дальше. Их действия? Плыть в Швецию? Но нельзя не понимать, что в лучшем случае их атакует наш десант, а в худшем разбомбит авиация. Это безумие! И не понятно - ради чего? Забыл, они же зомбированы. Чушь какая-то".
Охрану Новикова обеспечивал матрос Петр Ерохин, упитанный и вечно виновато улыбающийся. "Начну с него", - решил Сергей и стал стучаться в переборку. Стальная дверь приоткрылась и через щелочку Петр спросил: "Что случилось? Вас не велено выпускать".
Улыбка обнажила пожелтевшие кривые зубы, пахнуло салом и табаком.
- Петр, ты понимаешь, что делаешь? Это трибунал!
- А мне что? Я как все. Нечто братков брошу? Мне лишь бы кусок сала с хлебом был. Замполит обещал. Вот я и с ним.
Между тем, корабль шел в Ленинград с требованием предоставить экипажу слово для выступления по телевидению. Жители города, по словам замполита, должны были поддержать восставших. По его мнению, даже залпа Авроры, как было в 1917 году, не потребуется - новая революция триумфально пойдет по всей стране.
По команде новоиспеченного командира шифровальщик передает в эфир текст радиограммы на имя Главнокомандующего Военно-морского флота СССР с требованиями восставших: "Объявить территорию корабля "Верный" свободной и независимой от государственных и партийных органов;
дать возможность радиопередачи с корабля в радиосети "Маяк" и по телевидению;
обеспечить состав крейсера всеми видами довольствия".
Радиограмма заканчивалась словами: "В течение двух часов ждем положительного решения на выдвинутые требования. Прошу срочно доложить в Политбюро и лично Л.И. Брежневу. В случае отказа вся ответственность ляжет на Советское правительство и Политбюро ЦК КПСС".
Ответ пришел через четыре часа от командующего Балтийским флотом.
"Исходящая внеочередная шифрограмма № 65000, 05 часов 10 минут БПК "Верный", командиру, заместителю по политчасти, экипажу. Корабль самостоятельно вышел в море. Не исполняет приказы командования. Требую немедленно стать на якорь. Исполнение доложить срочно. В случае невыполнения приказа, силы флота и авиации, высланные для слежения, применят оружие. Командующий Балтийский флотом".
Прочитав радиограмму, Поляков, растерянно замер. Затем нервно стал размахивать руками и уединился в каюте. Через десять минут "Верный" полным ходом стал пересекать Рижский залив в сторону границы территориальных вод Советского Союза.
В это время поднятые по тревоге корабли Балтийского флота приближались к восставшим. В воздухе барражировала эскадрилья истребителей-бомбардировщиков с полным боекомплектом авиабомб, подвесных ракет и пушечных снарядов. Раздались залпы. Бомбы и снаряды ложились по курсу перед носом корабля и по корме. Крейсер задымился, замедлил ход и встал. Обездвиженный крейсер с обоих бортов взяли в клещи корабли с морским десантом. Группы захвата начали высаживаться на корабль, прочесывая внутренние помещения. Остальные корабли взяли крейсер в плотное кольцо...
И вот уже на пирсе Сергей обнимал плачущую жену. Слухи в семьях офицеров распространились моментально.
"Живой, - причитала жена. - Вот и последний поход. Все, теперь в штабе начнется размеренная жизнь". "Походов точно не будет, но и штабной жизни - тоже. В лучшем случае - уволят, в худшем - посадят", - подумал командир.
- Родина нас не забудет, товарищи! - раздался громкий возглас Полякова. Озабоченные гэбисты затаскивали его в фургон.
- Позер! Предатель! Иуда! - раздались голоса из толпы. Остальные молчали.
Вечером дома с чувством полного опустошения Сергей лежал, подперев руками затылок. Рядом мирно посапывала жена, укутавшись в одеяло. Волосы разметались на подушке. Из-под одеяла белело оголенное плечо. Склонившись, Сергей поцеловал его.
Несколько следующих дней Сергей пил в разных компаниях офицеров. Говорили часами. Почти все, даже мало знавшие Полякова, твердили, что он - предатель и изменник Родине. Остальные боязливо отмалчивались. Когда Сергей пытался предложить разобраться, его сразу обрывали, при этом он явственно ощущал на себе подозрительные взгляды, мол, а не заодно ли с ним и ты?
А на последней пьянке, изрядно подвыпивший замполит Некрасов с крейсера "Непобедимый", облокотившись на стену, с поднятой рюмкой, глядя исподлобья, так и сказал ему: "Еще надо разобраться, не заодно вы?". Сергей, тоже пьяный, крикнул: "За такие слова можно и в лоб получить!" Некрасов резко оттолкнулся от стены и, нагнув голову, ринулся, как бык, вперед. Их еле разняли. "Следствие разберется!" - кто-то резонно повел итог спора.
А после кабака нетвердой походкой он брел по ночному городу, размахивая руками и прислушиваясь к звукам своих одиноких шагов, оглушенный чередой своих мыслей. Дома долго не мог снять рубашку и брюки. Уснул в одежде.
А во сне попал в шторм на потрепанной лодочке. Волны вздымались на невероятную высоту и с неистовой силой обрушивались на мечущееся среди воды судёнышко. Он вжался в борта шлюпки и не знал, что делать. Волны злобно хохотали...
Проснулся от собственного крика. Лена нежно обняла мужа и тихо шепнула: "Сережка, родной, все будет хорошо". И, прижавшись к ее плечу, он тут же уснул. Утром понял, что пить больше не будет.
В министерстве покатились оргвыводы. И следствие начало набирать обороты. А под ее жернова попадали все новые и новые люди. Сразу были сняты со своих должностей командующий Балтийским флотом и начальник политического управления. Все офицеры и мичманы "Верного" были разжалованы в матросы. Самих матросов разбросали по разным кораблям дивизии, а кого-то демобилизовали. После бесконечных допросов от Сергея отстали. Из армии его уволили за развал военно-боевой и политической подготовки.
Бывший офицер впал в депрессию. Найти работу в городе и без того было сложно, а с записью об увольнении - подавно. Но семью надо было кормить. И судьба улыбнулась. Знакомый помог устроиться сторожем на склад. Все вроде уладилось. Только вот остро не хватало соленого ветра, запаха моря, родного крейсера. На душе была пустота.
По городу бродили слухи, что отец Полякова слег в могилу - сердце не выдержало позора. За ним слегла и бабушка. Поговаривали, что жена бывшего замполита попала в психбольницу. А как было на самом деле, кто его знает.
Пришла зима. Сергей считал, что все следственные дела закончились. Но снова был вызван к следователю. Серые дубовые двери здания КГБ жадно скрипнули пружинами...
Небольшая комната, выкрашенная в унылый синий цвет. Шкаф. Напротив, осуждающе смотрел портрет Брежнева. Стол. За ним - коротко подстриженный человек. Черный костюм, белая рубашка с неуместным пятнистым галстучком. Неприятный пытливый взгляд поверх очков. Пахло пылью и карболкой.
Говорил он картаво и голос на удивление оказался грудным с придыханием.
- Следователь КГБ СССР, Петр Иванович, - представился мужчина. - Вы вызваны по делу Полякова в качестве свидетеля.
- Я не раз говорил и не одному следователю, что был закрыт в помещении гидроакустики и ничего не видел.
- Мы знаем, - хлестко перебил следователь и с нажимом добавил, - надо дать показания по этому делу. Порядок - есть порядок. Не я его устанавливал.
Бывший командир понуро кивнул и повторил под протокол многократно уже данные показания. Писал следователь долго и старательно, постоянно переспрашивая. Сергей внимательно прочитал протокол и расписался.
Петр Иванович облегченно откинулся на спинку стула и, обводя допрашиваемого изучающим взглядом, тихим голосом спросил:
- Не для протокола, как бывший командир обвиняемого, скажите - в чем, на ваш взгляд, причины его предательства?
- Если вас интересует мое мнение, считаю, что Поляков не преследовал цели измены Родине.
- Вот как? - оживился следователь. Глаза забегали, рот скривился в улыбке и выдохнул, с хрипом выпуская воздух. - Извольте-с полюбопытствовать, на чем основаны ваши доводы?
Сергей сжался, но как можно более уверенно продолжил:
- Поляков - офицер, сын офицера, моряк в третьем поколении. Честный и порядочный. Он ненавидел лицемерие и не мог безучастно смотреть на несправедливость. Думаю, читали в характеристиках, что не один человек подтвердил это.
- Допустим, - неожиданно оживился Петр Иванович. И, пролистав дело, стал зачитывать: "Полякова мы называли совестью курса. Не подумайте, он не был занудой из породы отличников. Наоборот - живым, веселым и в тоже время очень твердым в принципах. Не вилял, не ловчил. Начальство его ценило. Владимир быстро стал командиром отделения, одним из первых в потоке вступил в партию - еще на четвертом курсе. Мы выбрали его секретарем факультетского комитета комсомола".
Следователь замер, постучал пальцами по столу и продолжил:
- Соглашусь, что рисуется образ идеального строителя коммунизма. Предположим. За основу возьмем вашу версию. Только допустим. Но Поляков грамотный, умный человек. Не новичок в морском деле. Как говорят, пуд соли съел. Он не мог не понимать, что на захваченном корабле далеко не уйдет. В лучшем случае - бунтовщиков обезвредит спецназ, в худшем - просто взорвут.
- Думаю, что понимал, - кивнул бывший офицер.
- Тогда - смысл?
- Мне кажется, он хотел рупором дать огласку негативным тенденциям, творящимся, по его мнению, в партии и государстве. Вот и решил таким дерзким способом указать власти на ее заблуждения, - тщательно выбирая слова, сказал Сергей, и, перекинув ногу на ногу, глянул исподлобья.
- Понимал ли он, что таким образом не сделает революцию? Ленин, пытаясь изменить существующий строй, создал партию, организовал проникновение идей в массы, вооружил их, и только потом Аврора дала залп по Зимнему дворцу, и то символически. Его Аврора была обречена. Бунтовщик не мог этого не понимать.
- Возможно, надеялся на чудо? - Сергей облизал губы.
Следователь скептически улыбнулся. Склонив голову, Новиков задумчиво ответил:
- Возможно, сознавал, что революцию не совершит. Но его поступок сравним с подвигом горьковского Данко, давшего людям свет и желание действовать?
- Бросьте, - раздражительно буркнул Петр Иванович. - Вспомните Данко. Вывел людей из тьмы и стал не нужен. Мало того, один из освобожденных наступил ногой на его сердце. Каждый человек думает, прежде всего, о себе.
- Получается - не каждый. Данко сердцем хотел помочь людям, горел идеей вывести их к свету и больше ни о чем. Он думал прежде о других, а не о себе.
- Как высоко вы его оценили! Словом, по вашему мнению, Поляков - герой! Новый Данко! Но вашу версию я могу свести на нет. Очень многие рядовые матросы отмечают его высокомерие, заносчивость, честолюбие. Характер горячий, вспыльчивый, обидчив. Ведь вы сами подчеркнули, что сама мысль указать власти на ее заблуждение является дерзкой! Может быть, именно этим были продиктованы его действия? В звании замполит застоялся. Амбициозность есть. И все его поступки, в отличие от Данко, не были стремлением помочь людям, а объясняются жаждой славы, пусть посмертной, но входящей в историю. Возможно, хотел, как Бруно, сгорающий на костре, гордо бросить судьям: "Вы, наверное, с большим страхом оглашали этот приговор, чем я его выслушал. Сжечь - не значит опровергнуть"... Следователь замер и уперся изучающим взглядом в собеседника.
- Всё это как раз пример подвига во имя веры! Ведь у Данко огонь любви к людям зажегся от глубокого сострадания к ним, живущим без солнца в болотах, потерявшим волю и мужество. Эта искра превратилась в факел, - возбужденно воскликнул Сергей.
- Сравнивать социализм с болотом без солнца поостерегитесь. И не забывайтесь, где вы находитесь? - резко выпалил следователь и снял очки. Его глаза стали обнаженными и беззащитными.
- Извините. Но я пытался объяснить мотивы его действий в ответ на Ваш вопрос, - тихо промямлил бывший командир, вытирая о брюки вдруг вспотевшие ладони.
Следователь удовлетворенно улыбнулся.
- Значит, считаете, что Поляков делал все во имя людей? А не во славу себя? При обыске у него нашли книгу с интересными пометками о восстании кораблей Черноморского флота под руководством Шмидта в 1905 году, в Севастополе. Одну из пометок зачитаю: "...Пройдут годы, забудутся наши имена, но ту боевую силу, которая присоединилась к "Очакову" и тем самым осталась верной народу и присяге, имена этих десяти судов флота не забудут, и они навсегда останутся в летописи народа..."
Сергей попросил позволить взять книгу и полистать. Переплёт был потрёпанным, а страницы пожелтели от времени. На одной он прочитал: "Когда провозглашенные политические права начали отнимать у народа, то стихийная волна жизни выделила меня, заурядного человека, из толпы, и из моей груди вырвался крик. Я счастлив, что этот крик вырвался из моей груди!.."
- Это еще одно лишнее подтверждение, что Поляков планировал заговор с целью захвата власти. Несправедливость и недостатки были и есть и будут в любом общественно-политическом строе и в каждом государстве. Но пожелать смести насильственным путем строй? Погрузить страну в очередной хаос и уверовать, что именно он способен все изменить?! - воскликнул следователь.
Оба замолчали. Петр Иванович вдруг оживился и, сверля глазами собеседника, с напором сказал:
-Я выслушал Вашу версию. Моя - совершенно другая. Есть показания, что после курсов в военно-политической академии он вернулся другим. А что такое Москва? Это посольства. Конечно, к американскому и на полкилометра незамеченным не подойдешь. Но есть нейтральные государства, не входящие в НАТО, допустим - Швеция, Финляндия. При желании можно, не засвечиваясь, вступить в контакт. В пользу этой версии говорит и тот факт, что корабль, предназначенный стать рупором эпохи, не стоял на месте, а двигался в сторону нейтральных вод.
- Возможно, это было безрассудством, возникшим в растерянности после пришедшей радиограммы об отказе в удовлетворении требований восставших, - задумчиво ответил бывший офицер и растерянно развел руками.
- Боевой офицер растерялся и запаниковал? И так, что сразу направил крейсер к врагам? Не смешите меня. Думаю, все было просчитано заранее. Он понимал, что пока его требования дойдут до верха, будут идти согласования, он уже будет в нейтральных водах, где, имея договоренность, окажется под защитой кораблей ВМС НАТО. Это - мировая сенсация! Захватывали пассажирские самолеты и угоняли за границу. А тут - военный корабль с секретным техническим оснащением перешел на сторону НАТО. Сразу мировая известность, сотни изданных им книг, звание генерала армии США и еще куча сладких моментов.
Следователь замер и забарабанив пальцами по столу, устремил колючий взгляд на собеседника.
- Логика ваша хороша, если бы сидели и обсуждали это как два офицера и не в этом кабинете. А для обвинения нужны доказательства, которых, как я понимаю, у вас нет?
- Почему вы так думаете?- сконфузился следователь.
- Хотя бы потому, что вы тогда не стали бы рассматривать со мной версии, а безапелляционно заявили бы, что у вас есть доказательства измены им Родине. В частном разговоре могу сказать, что и ваша логика рушится, ибо Поляков воспитан на коммунистической морали. В личном деле есть данные, что его называли в училище совестью курса. Он был членом КПСС, замполитом. А вам ли не знать, что такие люди проверяются и перепроверяются. И каждый их чих в подушку записывается и фиксируется. - Сергей замолчал. И несколько секунд спустя, глядя в упор на следователя, спросил. - А чем вы объясните, что он не угнал крейсер у берегов Кубы, где США под боком, а попытался сделать это, следуя Вашим словам, у берегов Невы, уже двигаясь в док со снятым вооружением?
- Может, время не пришло или что-то не сработало, - поморщился Петр Иванович. - Соглашусь - это слабое звено в цепи рассуждений. Но в любом случае, неужели вы думаете, по такому громкому бунту следствие может быть прекращено? Даже если допустить, что я самовольно это сделаю, в лучшем случае меня уволят, а в худшем - отправят на скамью подсудимых к Полякову.
Сергей неожиданно замер и выдохнул.
- Знаете, а я уверен, если на вашем месте был бы Владимир Ильич, а вы - на его, он бы дело прекратил.
Собеседник сначала растерялся и даже приоткрыл рот, но затем небрежно бросил:
- И чего бы он добился? Дело, довели бы до конца другие следователи. Он бы ничего не изменил.
- Вот в этом и разница, что он не мог бы поступить иначе.
- Может, не мог. А вы сами на моем месте в отношении Полякова дело бы прекратили?
Наступило молчание.
- Даже не знаю. Сразу не скажу, - растерянно растягивая слова, ответил бывший офицер.
- Вот мы заговорили и об относительности понятия честность. Абсолютно честных людей не бывает. И абсолютно порядочные, если и объявляются, не приносят пользы. Вспомните Дон Кихота. Никому его подвиги не принесли пользы, и неизменно заканчивались печально как для него самого, так и для тех, кому он помогал. Он вступается за мальчика, но в итоге дитя избит до полусмерти и выброшен на улицу; помогает заключенным разбить цепи, но, разбежавшись, они наводят страх на всю округу; питает любовь к прекрасной Дульсинее, но оказывается бедствием для окружающих. Но сам Дон Кихот восхищен своими подвигами, даже не замечая, что выглядит смешным.
- Смешным - вряд ли.
- Именно - смешным, - назидательно заявил следователь, - и не только не приносящими пользы, но и вред. Как и геройство Полякова, если это было геройство, а не измена Родине. Он не подумал, что результат взбалмошного мятежа ляжет клеймом на его родственников, приведет к увольнению всего экипажа корабля. И что мы видим: отец и бабушка от позора скончались. Жена в психушке. Дети в детдоме. Весь состав крейсера расформирован. Офицеры уволены. Вы тоже, боевой офицер, имеющий ордена и медали, с пинком вылетели без пенсии с волчьим билетом. Кому его бунт принес пользу?
- Он, как Дон Кихот, не думал об этом. В любом случае, Дон Кихот - не предатель Родины.
- Уважаемый Сергей Михайлович, неужели вы не понимаете? Это политическое дело и наверху уже все решили. Спущена директива осудить за измену Родине. Ничему вас жизнь не учит. Давайте на этом и закончим. Честь имею.
Сергей не сразу попал рукой в рукав шинели и обескураженный вышел из душного здания. По дороге домой остановился и долго стоял перед штабом флота, глядя на тридцатиметровый флагшток с развивающимся флагом. Дома жена обняла его и тихо сказала: "Мы с тобой, Сережа".
Зал военного суда был заполнен битком. Здесь перемешались запахи перегара, табака и духов "Красная Москва". На возвышении стоял стол, покрытый зеленым сукном. В креслах сидели судьи военного трибунала в мундирах с расшитыми золотом воротниками. Стол прокурора. Рядом со скамьями присутствующих - металлическая решётка, за которой подсудимый Поляков в наручниках. После проверки явки, свидетелей удалили. И зал опустел.
На суде Сергей в точности повторил свои показания. Затем замер и неожиданно для всех громко сказал:
- Я полагаю, что Поляков цели измены Родине не преследовал.
- Это решать не вам, а трибуналу. Держите свое мнение при себе, - сразу взвился военный прокурор.
- Сам врага проморгал, теперь пургу гонит, - прозвучал в тишине зала шепот одного судьи другому.
После допросов были оглашены материалы дела, и подсудимому было предоставлено последнее слово. Все напряглись. Поляков был бледный, как полотно. Затем вскинув голову, заявил:
- Я ни о чем не сожалею. Наше дело было правое. Хочу, чтобы передали сыну мои слова: "Верь, что история честно воздаст всем по их заслугам. И тогда, мой сынок, ты никогда не усомнишься в том, что сделал твой отец. Я хочу, чтобы ты был храбр. Будь уверен в том, что жизнь замечательна. Верь в то, что Революция всегда побеждает".
Военная коллегия признала доказанным материалами дела, что Поляков Владимир Ильич длительное время вынашивал враждебные Советскому государству цели замены правительства и изменения государственного строя. И признан виновным по пункту "а" статьи 84 УК РСФСР в совершении измены Родине.
- Приговорить... - звучал карающим набатом дрожащий голос председательствующего, - к высшей мере наказания - смертной казни. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит.
- Это же расстрел! - ойкнул кто-то в зале.
Выходя из зала, Сергей столкнулся с матросом Петром Ерохиным.
- Вот ведь, врагом народа оказался. А я что? Я как все. Все дали показания, и я дал.
- С этим все ясно, - размышлял Сергей. - Такой может и Родину на шмоток сала поменять. А вот с Поляковым сложнее. Возможно, когда-нибудь правда и выйдет наружу. А может, нет.
Выйдя на улицу, он глубоко вдохнул морозный воздух и медленно пошел к дому. У флагштока не остановился... Брел по проезжей части... Сигнал машины услышал не сразу... Постепенно возвращаясь в реальность, Сергей вспомнил, что скоро заступать на смену сторожем и ускорил шаг.
* * *
Рассказ основан на реальных событиях восстания в 1975 году на военном корабле "Сторожевой" ВМФ СССР.
© Сергей Петров, 2016-2024.
© Сетевая Словесность, публикация, 2016-2024.
Орфография и пунктуация авторские.