ПАЦИФИСТСКАЯ ОКТАВА
Жужжит в подсолнухах пчела.
На пляже загорают музы.
Фаланги наши у села
Остановились. Жрем арбузы.
Под солнцем ратные дела
Куда паршивее медузы.
Но хочется волной плеснуть
В лицо, предплечия и грудь.
Щитом не скроешься от зноя.
И не спасет от мух лопух.
В награду славному герою,
Чтоб эллинский поднялся дух,
В обед опять - вино и соя.
А лучше б музу, можно двух.
И в тень, где нежный сквознячок,
На пикничок, на пикничок!
_^_
* * *
Шопенит шепотом рояль.
В кустах теряется баллада.
Какая в сумерках печаль!
Но предаваться ей не надо.
Перемахнув через забор,
Стал на колени у веранды.
И сквозь простуженные гланды
Хрипит бельканто мой тенОр.
- Я искушен тобой, мадонна!
О, выйдь, мерзавка, на крыльцо. -
Пою нежнее на полтона.
И вдохновенное лицо
Горит, пылает, словно мак.
И сердце просится наружу.
- О, придержи своих собак
И пригласи меня на ужин!
_^_
* * *
Выхухоль ухала, хлопала.
Падал засушливый лист.
Пьяница шел Попандопуло.
Выхухоль ухала, хлопала
Там или здесь, или около.
В плавнях, где шорох и свист
Выхухоль ухала, хлопала.
Падал засушливый лист.
_^_
* * *
Не унять, не понять, не посеять
Тихой улочки хлипкую скуку.
Пал туман вместе с вечером
в девять.
Потревожил облезлую суку.
И в облаенном сукой пространстве
Задрожал огонёк, сожалея,
Что зануда-репейник убранством
Уколол близорукую фею.
Тени нежных моих приведений
В дом стучались стрельнуть сигаретки.
Только фея, забыв огорченья,
Всё качалась на грушевой ветке.
_^_
* * *
Упало облако в стакан.
Торчат снаружи только пятки.
Его мы выплеснем в туман,
Потом со дна допьём остатки.
И, напевая чепуху,
Полезем, как всегда, в бутылку.
И не заметим, что вверху
Вдруг получилась в небе дырка.
_^_
* * *
Зачем же, выдумка моя, я топал на тебя ногами?
Вот пластилиновый араб кромсает булочки ножами.
Вот пластилиновый верблюд трясёт горбами над подушкой
И пластилиновую пыль себе я сыплю на макушку.
Слезу медовую твою ловлю в шершавые ладони.
И мной придуманный Восток в ней безнадёжно тонет,
тонет...
_^_
* * *
Последний сапожник ругается матом.
Он шьет сапоги двум последним солдатам,
Которые, вытянув босые ноги,
Сидят за столом рассуждают о Боге.
А Бог из последнего неба глядит
Туда, где художник последний стоит,
Где свежие краски тяжелой рукою
Кладет он на холст. Холст последний - не скрою.
... На этой последней предсмертной картине
Медведь белоснежный ест рыбу на льдине.
_^_
|
