[Оглавление]

Стихотворения и поэмы

СТИХИ  О  РОССИЙСКОЙ  СЛОВЕСНОСТИ

(НА ПТИЧЬИХ ПРАВАХ)

I

О, домовитая ласточка! О, милосизая птичка!

Птичка, влажно ль в Америке нёбо? Здесь сухо, светло.
Аз суворовским шагом ступаю Ахиллу на пятки.
Развеваются прядки Фортуны. В походном порядке
с ней играю не в прятки - и это отрадно зело.

Сам заранее понял я, пробные саги сложив, -
ломозубый предлог и опальная кровь винограда
мне аукались в долг, а засим - откликаться не надо,
соловьиным кобзоном штурмуя навзрыд падежи.

Поневоле анапестом вывихнет руку строка,
если ящики, двор, тупиковая ветка пространства, -
клювотворная вотчина осени и языка, -
первоопыта блин - суть анапесты певчего царства.

И признав эту местность, поскольку алкал тут не раз,
заповедным глотком искушая числитель, приятель,
возлюбив Мнемозину, ея же сослав в знаменатель,
как в заветный аид, состоящий из женщин и фраз,

слушай: дробью пресытясь, ты накрепко будешь иной,
бо забьёт те гортань пух-перо или мергель-суглинок...
Стань же, птичко, вещами различными! Замертво пой
то зерном неподвижным, то пулей, спешащей в затылок.

II Мой грустный товарищ, махая крылом, Кровавую пищу клюёт под окном. От мартовских ид до британских календ непыльный гербарий, душа-пустоцвет, шурши комариной сиренью, пока словоформы предлог и предмет словесной оформится тенью. Покуда глагол не восстал на глагол, под утро пойми терпеливый укол в предсердиях левом - и правом, и набело выйди из классов и школ, Психею отдав на расправу не дикому мясу, так львиной слюне, афазии, падавшей в руки извне какой-нибудь дрянью подпольной... Мы заживо выросли в этой стране великой, дурной и невольной. Сверкнёт немота над тобою, как нож: кровавую пищу на ощупь найдёшь движением речи протяжной, и заново выживешь - или умрёшь в великой, дурной и неважной!

III

Михаилу Лаптеву Тогда с прохладнейших высот Мне сбросьте пёрышко одно...

Когда наёмный доброхот до хруста вывихнет строку
и скажет "хватит!", и вздохнёт: отдали слово дураку, -
иной предчувствуя расчёт, халву архивного родства
наш автор на язык возьмёт... и выплюнет.
Горчит халва.

Недаром - полночь. Спи, пророк, как спит твой кесарь; но пока
на месте кружится зрачок - боец незримого полка -
зачем с предмета на предмет гипноз внимательный скользит?
Вот медный чайник на плите. Вот стол, клеёнкою накрыт.
Вот шкаф кухонный. Вот стекло гранёное. Вот - сам пиит:
ему сомненье тяжело и тошно пенье аонид.
И впрямь - навязчивый мотив! Тогда зачем, к листу припав,
по капле цедишь, терпелив, кромешной музыки состав?
зачем не утром, а теперь - кровь замораживать до дна?

- Затем, что слово - битый зверь; живёт в огне, но холодна
под кожей красная вода, когда на промысел ночной
спешат, как гончие, уста, почуяв жертву пред собой...




© Андрей Поляков, 2002-2024.
© Сетевая Словесность, 2002-2024.