ПРОВИНЦИЯ.
БОРОВСК
1
От полночи почти отстав,
Отряхиваясь, как от сажи,
Бежит измученный состав,
Ложатся наискось пейзажи.
Деревья с гнёздами грачей
Ложатся в утренний ручей.
Ну а грачи, ну а грачи
Легли в круг солнечной свечи.
И просыпается - росой
Умытый и верстой отпущен -
Твой город чистый и босой,
Упавший куполами в лужи.
Туда, где мокнут купола,
Тень от прохожего легла.
И тополя, и тополя
Плывут в небесные поля.
Дома досматривают сны
Чуть мутноватые, как слёзы,
С наркозным привкусом весны,
С несносным вкусом папиросы.
Случайный лист, упавший вниз,
Задел некрашеный карниз.
И ты растерянно глядишь,
Как ты во сне ещё летишь.
2
Купол церкви с изнанки - вершина,
Разломившая полумрак.
Бабка Мотя - сквалыга, вражина
Тычет в спину: - Крестись, дурак.
"Отче наш," - что так вздрогнуло сердце?
И душа встрепенулась: - Ах!
Тайна исповеди - тайна детства
На искусанных в кровь губах.
Гаснет свет, расползаются пятна
И, вздохнув, на крыльце пустом
Осеняет меня троекратно
Поп Андрей козырным крестом.
Но сегодня все козыри - черви.
Мама смотрит из-под руки,
Как ведёт меня бабка из церкви
Огородами вдоль реки.
3
Город городу ставит свечу
На углу, где мерцает аптека.
Я сегодня опять нашепчу:
"Снегопад - состояние снега
Неустойчивое, как балет."
И сияет над соснами свет.
То ли сон, то ли память-подросток,
Заглядевшись на тайный обряд,
Извлекли покосившийся Боровск
Из церковных чугунных оград.
Белый улей летит к изголовью,
Заметая в провинцию след,
Чтобы я не вернулся с любовью,
Пробираясь сквозь заросли лет,
В дом, где женщина женщиной стала,
Незаметно сойдя с пьедестала.
То ли сон, то ли зренье опять
Заблудилось в дыму папиросок.
Лунный свет, отпусти меня в Боровск -
Две судьбы на одну поменять.
Снова мне не хватает дыханья -
Оставаться собой на земле.
И как детское воспоминанье:
О любви, о словах, о золе -
Резкий запах домашнего чада
Под господней стопой снегопада.
То ли сон, то ли поздний набросок
Двух художников - он и она,
И рассыпчатый лапчатый Боровск
Под окном... за окном... из окна.
4
Нынче февраль, как огонь пятипарусный,
Лик обжигает до слёз.
Плавится память в сорокаградусный
Милый мороз.
Тают названия улиц и детские
Меты. Из памяти всей
Лишь имена выплывают библейские:
Марк... Моисей.
Вымерзло всё. Поневоле от холода
Здесь заплутаешь среди
Белых развалин старинного города,
Стылой среды.
Бьётся судьба, словно рыба на леске. И
Снежный шумит океан.
Лишь имена выплывают библейские:
Ной... Иоанн.
5
С крыш сползает февральский парик -
Это март-парикмахер колдует;
Он сквозь кожу деревьев проник,
И целебные почки целует.
Повзрослевшие ветви сосны
Уронили последние слёзы,
Ведь воздушная память весны
Каждый раз коротка на морозы.
Март кипящею влагой набух,
Обнажив мостовые и крыши.
Лошадь тащит повозку, как плуг,
Прижимаясь к обочине ближе.
Поднимается пар от земли,
Солнце льётся божественным глазом.
И в провинции вдруг расцвели
Все церковные маковки разом.
6
Перемешались буковки
У ангела во рту:
От Боровска до Бутовки
Июль провёл черту.
На небе ни кровиночки -
Бескрайний синий холст.
А жизнь - посерединочки,
А лето - в полный рост.
И с ангелом-заикою
Я заглянул за край:
Усыпан земляникою
Наш путь из рая в рай.
И зреет медной луковкой
Церквушка-на-крови.
Меж Боровском и Бутовкой -
Немой восторг любви.
888
Нынче последний день отпуска
Выдался. Но не о нём.
Просто прогулки по Боровску
Мы совершали втроём.
Это могло быть причиною
Ревности, но впереди -
Церковь горела лучиною,
И остывала в груди.
От безутешного дождика,
Слепо глядящего вслед,
Тихо брели три художника
На очарованный свет.
Не было лучше пристанища
В этот трагический год,
Чем у церковного кладбища -
Синий, как сон, небосвод.
888
Провинция - убогие места:
Тысячелетье варварства и чуда.
- Кто здесь живёт?
- Наверное, Иуда.
Сады... церквушка... кладбище...
Верста.
Провинция - библейские места:
Здесь век пройдёт, пока воскреснет слово.
Сады... церквушка... кладбище... Голгофа.
- Кого распяли?
- Кажется, Христа.
888
Воскресенье. Вечер. Вечность.
Запах прелости вокруг.
И просвечивает местность
Через кожу тонких рук.
Стая галок - чёрной речкой,
Будто смыла купола.
И закат церковной свечкой
Тихо льётся на поля.
И почти совсем без сил
Оседает пыль и пепел.
Что-то колокол спросил?
Что-то колокол ответил?
888
Мне кажется, здесь был когда-то дом,
Который долго рушился потом,
Отпугивая женщин и детей
Земною безнадёжностью своей.
И разрастался вглубь, и вверх, и вширь
Мой монастырский утренний пустырь.
Мне кажется, я тут когда-то был:
На половицах стоптанная пыль,
На стенах, отпечатки дней храня,
Узоры пальцев помнят про меня.
И, словно капля клея, сохнет день,
Меня вжимая в собственную тень.
|
