[Оглавление]




МОЙ  ГАННИБАЛ


Любые совпадения с реальными именами и географическими названиями являются случайными.



Кстати, Пушкин хорошо писал.

Я его, правда, не перечитывал с семьдесят четвертого года, но помню.

Я вообще-то архитектор, немного - бизнесмен, но дело не в этом. Тогда, в семьдесят четвертом, я работал в конторе художником. Ну, ездили мы, конечно, в колхоз. Под Гатчину, на турнепс. Часто ездили, потому что это битва была, за урожай. Я молодой тогда был, но надоело, честное слово.

И вот вызывает меня начальник и говорит: "Поедешь завтра в другой колхоз".

А я ему: "Василий Федорович, опять я?"

А он: "Не понимаешь ты ничего. Ты ведь на весь мир прославиться можешь, в порядке шефской помощи".

Я решил, что он шутит. Приезжаю в колхоз, а меня председатель встречает, руку жмет.

"Что такое архитектура, - говорит, - знаешь немного?"

Я говорю, мол, Муху окончил. А он: "Должно хватить".

- В общем, - говорит, - через два месяца приезжает к нам прогрессивный император Эфиопии Хайе, если не ошибаюсь, Хелассио Первый. Этому событию придается большое значение, и в порядке культурного обмена императора поведут на могилу.

Я молчу.

- Тут ведь у нас прадед Пушкина жил, чистый эфиоп, не в обиду ему будь сказано. И похоронен тут же. Как ты думаешь, Хелассио будет приятно встретить земляка?! Представляешь, как много это ему расскажет о дружбе наших народов.

- Конечно, - говорю я и чувствую, что турнепс таскать сегодня не придется, ну и хорошо.

Под Гатчиной это было, надо же - уже название забыл. Тайцы, что ли? Нет, не Тайцы...

В общем, повел он меня на могилу Ганнибала. Со всех сторон турнепс неубранный... Деревья, холмик, постамент какой-то перекошенный, а вокруг - бутылки. Колхозники там обедали.

- И вот сюда приведут Хелассио Первого, - говорит председатель, - типа для знакомства. Памятник нужен, понял? Чтобы не стыдно было в глаза посмотреть. Через месяц должен быть готов проект, сделаешь?

Ну, я и стал работать как бешеный. Ни телевизор не смотрел, ни кино. А из книжек только Пушкина читал - вроде в образ входил. Тогда Пушкина многие неплохо знали. Тем более - император Эфиопии приезжает.

Прихожу я, значит, через месяц со своим проектом в Смольный, а мне говорят, мол, поздно, раньше, мол, что ли не мог...

- Не мог, - говорю, - я работал.

А мне: "Никого нету, я один только могу утвердить". И улыбается.

- Конечно, - говорю, - и опять молчу. Иногда лучше помолчать.

А он смотрит на часы: "Уже почти два часа, а обед у меня с двух до трех". И показывает, где магазин.

Я быстренько сбегал, купил за четыре - двенадцать. Надо же, название того городка - Тайцы, что ли - нет, не Тайцы - забыл совсем, а цену на коньяк двадцать пять лет помню, и уже не забуду никогда. Вообще, интересно, почему важные вещи забываются, а какие-то мелочи остаются. У инструктора, вот помню, костюм с бабочкой был. Ну, ладно. Хорошо мы с ним, кстати, посидели. В столовой у них все дешево, вкусно - за полтинник обед... ну, ладно. Поговорили о том, о сем. О Пушкине тоже поговорили, но о нем как-то мало.

- Вот что, - говорит инструктор, - завтра, значит, принесешь еще две таких, по четыре - двенадцать, и в конверте пятьдесят.

Пятьдесят рублей - это большие деньги тогда были. Позвонил я на всякий случай Василию Федоровичу, говорю, мол, возникли непредвиденные обстоятельства.

- Сколько? - сразу спросил начальник. - Если не больше пятидесяти, то мы тебе попробуем компенсировать.

Вот ведь какой молодец.

Пришел я на следующий день, принес чемоданчик, оставил его в кабинете. Сижу, жду в коридоре.

Секретарша приходит, приносит бумагу с подписью.

- Все в порядке, - говорит.

И вот на следующий день еду я, значит, в колхоз. Электричкой, до Тайц, что ли... Нет, не Тайцы. Красота такая вокруг - роняет лес багряный свой, значит, убор... От станции недалеко. Подхожу почти к правлению - меня черная "Волга" обгоняет. Выходит женщина - строгая, серьезная.

- А вот и он, - говорит председатель. - Ну, показывай.

А у меня такой проект: гранит черный - ведь Ганнибал из Африки, надпись скромная - мол, такой-то, прадед такого-то. А по краям тихие такие голубые ели.

Председатель говорит: "Вдумчивая работа", и на женщину смотрит.

А она вдруг как закричит: "Сто двадцать девять - семьдесят два", громко так, будто чем-то недовольна.

Я опять молчу. Если что-то непонятно, я всегда молчу. Сами объяснят.

- Что это такое вы себе позволяете? - говорит.

- Ганнибал, - объясняю, - прадед поэта Пушкина. И тоже умер.

А она: "Откуда вообще все это взялось? Почему я не видела? Я не могу такое пропустить. Сто двадцать девять - семьдесят два!"

А я говорю: "Почему не можете? Все же утверждено".

А она: "Как же я могу это пропустить, если вы не знаете инструкцию сто двадцать девять - семьдесят два... Голубые ели могут быть только у Героев Союза и генералов!"

- А Ганнибал , - говорю, - как раз генерал.

- Он царский генерал, а не советский. И вообще, не занимайтесь демагогией. Я еще разберусь, кто это вам позволил.

Короче говоря, того инструктора сняли, его начальнику - выговор, а мне ничего. Ну, послал меня начальник лишний раз на турнепс, и все. Пятьдесят рублей, правда, не вернули.

А Хайе Селассио не приехал. У них в Эфиопии революция произошла. Это бывает.

А я, когда здесь оказался, попробовал архитектором устроиться - сразу не вышло, а потом узнал: денег им очень мало платят. Жаль.

Теперь-то у меня свой бизнес - прачечная. Дачу в прошлом году купил, большую. Сразу посадил у себя на участке две елки, голубые. Красивое дерево! Я их много тогда видел, в том городке. Тайцы, что ли...



© Михаил Рабинович, 2000-2024.
© Сетевая Словесность, 2000-2024.





Версия для широкого дисплея
[В начало сайта]
[Поэзия] [Рассказы] [Повести и романы] [Пьесы] [Очерки и эссе] [Критика] [Переводы] [Теория сетературы] [Лит. хроники] [Рецензии]
[О pda-версии "Словесности"]