[Оглавление]




СПАЗМ


Спазм начался на улице Яффо, чуть ниже Общего Здания. Вместо кислорода в лёгкие стали поступать выхлопные газы. Звуки взрёвывающих сирен, сотовых телефонов и скрежещущих тормозов заколотили по затылку кувалдой, а в цветовой гамме вокруг стали преобладать багровые тона.

Данька продолжал нудно убеждать меня купить ему огромное "Лего" с подводным миром - за восемьсот шекелей, а зато, мама, я у тебя не попрошу больше ни шекеля - два, нет, три года! Ни мороженого, ни гамбургера - ничего! А если вдруг попрошу, то ты мне не давай! Но я обещаю, что ничего не попрошу! И на День Рожденья ничего мне не дари, и на Новый Год!

Я заорала, что он только и знает, что клянчить деньги, что моет посуду исключительно, когда ему от меня чего-нибудь надо, и нельзя только получать в жизни, и что он растет эгоистом, и что я отменю вот сейчас его поездку в Россию, потому что не хочу краснеть перед дедушкой и бабушкой...

Он сначала мрачно бормотал: тише, ну тише, пожалуйста, не кричи, тут же люди, а потом сказал - мама, тебе плохо? Ты вот сядь сюда, у тебя бутылка с водой есть?

Я присела на край бетонной тумбы, зубы постукивали. Данька скомандовал: так, мы сейчас подъедем к Лене - тут прямой автобус, четыре остановки, ты там полежишь, придёшь в себя, потом подойдём в музыкальную школу, остальные дела я сделаю сам, а ты поедешь домой.

Мы ввалились к Ленке, я осела на стул, Данька с Ариком сходу перешли на иврит и отправились в комнату музицировать, а Лена сказала, что ей надо закончить статью. Я попросила, слушай, водка есть у тебя? А то мне головы не повернуть.

Водка, конечно, нашлась. Я выпила две рюмки подряд, и чугунное кольцо, сдавливавшее голову, волшебным образом развалилось, а мир приобрел ясность. Ни фига себе, подумала я, вот так и становятся алкоголиками. Тем более считается, что Рыбы из всех знаков Зодиака к наркотикам и алкоголю наиболее предрасположены. Да глупости всё это. Третью я уже выпила медленно, для профилактики, закусывая невероятно вкусной селёдкой в горчичном соусе из русского некошерного магазина.

Данька влетел в кухню и сказал, что пора в музыкальную школу на встречу с Исаковым, и встав, я поняла, что, пожалуй, лекарства перебрала.

Школа при Академии музыки, называемая здесь консерваторионом, примыкает к резиденции премьер-министра, и нас с любопытством оглядели два скучающих охранника из своего пуленепробиваемого аквариума. Я сделала строгое лицо и постаралась идти по прямой. Данька перед свиданием с новым педагогом притих и взял меня за руку.

Подождите в коридоре, сказал Исаков (я с готовностью кивнула), а мы с Даниэлем поднимемся в класс, на второй этаж.

Так, они сейчас вернутся, и мне придётся беседовать с уважаемым преподавателем о серьёзных материях. Милое дело! Хорошо бы у него был хотя бы насморк. Или наоборот, может он возьмет бедного ребёнка, решив, что его мать - безнадежная алкоголичка и мальчика надо спасать? И даже стипендию выдаст?

Я отправилась в туалет, сунула голову под кран с холодной водой и так постояла. Струйки лились за шиворот, большого облегчения не принося. Ну, хватит. В хамсин можно обойтись без полотенца - через две минуты всё высохнет. Я пригладила волосы и с пристойным видом вышла в коридор.

Данька сбежал по лестнице вприпрыжку, с выражением лица, какое бывает по выходе от зубного: ещё свежи противные ощущения, но главное, что всё уже позади. Я ему подмигнула и прошла за Исаковым в крохотный кабинетик. Разве это помещение для заведующего фортепьянным отделом? Тут даже отодвинуться некуда, чтобы можно было дышать в сторону! В светло-серой рубашке, дорогой оправе и с аккуратно подстриженными остатками седых волос, Исаков выглядел очень респектабельно.

Даниэль одарён от природы, начал он, у него прекрасная музыкальная память, исключительное чутьё, чувство гармонии и ансамбля. Но есть ряд серьёзных проблем, проблем чисто технических, запущенных, с которыми справиться будет весьма непросто...

Все мои внутренние силы уходили на то, чтобы сохранять соответствующее выражение лица, дышать носом и сдерживать поднимающуюся из желудка отрыжку. Хорошо, что хоть очки у меня с затемнением и не видно за ними стеклянного взгляда. В какой-то момент, от напряжения, я совершенно утратила нить беседы и включилась на завершающих фразах.

...Одна из причин, по которой я решил взять Даниэля в свой класс, не хочу от Вас скрывать, это - интеллигентные родители, с которыми всегда легче добиться взаимопонимания, что необходимо в учебном процессе. Рад был познакомиться, беседовать с вами было очень приятно и, главное, важно, что мы сошлись во мнениях.

Мы вышли с Данькой из прохладной школы в уличное пекло, и я предложила, чтобы к парикмахеру мы пошли вместе, благо она рядом, а уже за подарками для своих российских друзей он пойдет сам.

Рита окончила отделение германистики московского университета, но быстро поняла, что этим не проживёшь, и стала со временем ведущим мастером-методистом в одном из лучших парикмахерских салонов на Садовом Кольце. Стрижки она делает артистически, берёт при этом треть израильской цены, и потому у неё нет отбоя от клиентов. Кроме того, к ней приятно заходить, потому что она всегда доброжелательна, в курсе всех последних выставок и спектаклей, весело соглашается на любые капризы и требования дам и никогда не жалуется на трудности жизни.

Привет, сказала она, встряхивая давно не стриженной рыжей шевелюрой (сапожник без сапог) - в Питер, значит, едем? А что ты там собираешься делать?

Данька, сидя на высоком стуле, весь укутанный в синее покрывало, стал рассказывать о любимых лесах и сборе грибов, которого он ждёт не дождётся.

Небось, уже мысленно в самолете? - спросила Рита, обрабатывая гудящей машинкой Данькин затылок. Мне тоже тут единственно чего по-настоящему не хватает, это лесов, сказала она мне, я ведь выросла в Мордовии, в Потьме.

В семье ссыльных, кивнула я, показав знакомство с предметом.

Да, отец был юристом, отсидел срок в лагере, мама к нему приехала в ссылку, где я и родилась. Там тогда много было всякого замечательного народа - профессура, артисты, врачи, инженеры. Нам, детям, было очень весело - вокруг леса дивные, грибов, ягод - пропасть.

Я расслабленно сидела в кресле, радуясь отпускающей наконец мути. Лагерных материалов читано-перечитано, да и собственный дед тридцать лет провёл в лагерях и ссылках, но спросила для поддержки разговора, а как бытовая сторона?

Справлялись, ответила Рита, вся страна так жила, не только на поселении. Дети и вообще никакого другого быта не знали, а родителям моим после Ленинграда было, конечно, не просто, тем более, что они оба были глухонемые, но спасал лёгкий характер и дружные отношения в нашей семье.

Я внутренне охнула и не смогла удержать вопроса, вырвавшегося с хлопком, как воздушный пузырь на поверхность болота, а как же вы говорили, что отец был юристом?

Мама - глухонемая от рождения, спокойно сказала Рита, а отец оглох в двадцать лет, знал, что слух слабеет, и учился яростно. Университет закончил с отличием, уже полностью потеряв слух, но говорил при этом свободно. Был известным юристом, председателем Всероссийского Общества глухонемых, защищал их права, пока не посадили, обвинив в шпионаже, антисоветской деятельности и всём прочем, как тогда было положено. А Общество разогнали.

Отец очень смешно рассказывал, что как-то к ним, на заседание их Общества, пришёл Ленин и поразил всех тем, что свободно владел языком глухонемых. Владимир Ильич объяснил, что ещё в гимназии, мальчишками, они изучили этот язык, чтобы подсказывать на уроках.

Ну вот ещё один маленький, неизвестный биографам, факт жизни великого вождя мирового пролетариата, первого ученика гимназии, подумала я, и представила, как Ленин, стоя на броневике, говорит с народом на языке глухонемых. А народ вокруг занят своим делом, внимания на него никакого, только один рабочий в тужурке спрашивает другого, что это там за дурак руками машет? А шут его знает, отвечает второй, говорили вроде, что цирк из Нижнего Новгорода должон приехать.

И всего только - звук отключить. А так его речь, как Татьяна, явилась и зажгла эпоху великого разгула звуков - речей, митингов, лозунгов, призывов, песен, маршей и пионерских речёвок, барабанного боя, собраний, заседаний. Эпоху публичных покаяний, грохота ломаемых барских усадеб, церквей и синагог. Эпоху праведного народного гнева на врагов и вредителей, ружейных залпов при расстрелах, стука в двери и телефонных звонков - по ночам, и треска кидаемых брёвен на субботниках и лесоповалах. Страну на семьдесят лет сжало багровым кольцом звуков, такой непрерывный спазм, внутри которого всё разумное, порядочное и талантливое было загнано в немоту - семьдесят лет прединсультного состояния...

Мама, сказал Данька, стрижка закончилась, ты обещала мне деньги на подарки в Россию и потом, ты меня, пожалуйста, извини, но я ужасно проголодался! Может быть, у тебя найдутся двадцать пять шекелей на гамбургер, чипсы и колу? Большое, большое спасибо!

И Данька помчался вниз по лестнице.




© Татьяна Разумовская, 2005-2024.
© Сетевая Словесность, 2005-2024.




Версия для широкого дисплея
[В начало сайта]
[Поэзия] [Рассказы] [Повести и романы] [Пьесы] [Очерки и эссе] [Критика] [Переводы] [Теория сетературы] [Лит. хроники] [Рецензии]
[О pda-версии "Словесности"]