БОЛЬНЫЕ ЕВЫ
* * *
Жизнь - осознанное сновидение.
Девочка прячется в снег,
Терзаясь икотой, когда
Чёрный петух шпорой
Колет воздух города стылого.
Девочка, бархатная опрелость,
Протри мне сердце.
Лунная тётка
В сторожке колдует.
Девочка кровью фонари тушует.
Из утёса - так страшно - лезут зубы.
Небесный Конфуций корнями
В море врастает
Со стоном,
Осколки застывшего молока
Сыплются на пол,
Тают,
Поповна верёвки вьёт из Бога,
Новое время кульками в углу лежит -
Никому не нужно,
С балкона бросает зима младенца,
Немота сухая - в горло камнем,
Младенец взлетает вверх воздушным змеем.
Приходи ко мне в дом, человек пятиликий,
Под кроватью вертись
Молитвой бреда,
Хватайся за стен кривые уши.
Рождая начало начал,
метроном-роза
бутоном качал.
Качает.
_^_
* * *
В этом доме песен не слышно,
В нём пустоцветной ратью
Больные Евы,
А на крыше его Господь
Двигает шахматные фигуры.
Из палат видится Мосх - и - Ква
В коросте электрических лилий,
И каждое зданье для Евы
Будто Адамов конус.
На каталке корчится Каин,
Сном одержим, в котором
Мать его омывает водой
Реки Волки
И в челноке из скорлупы
Против теченья пускает,
Вслед кричит:
"Ни под одним из камней
Тебя не найду я,
В петельке сидишь
На лицевой стороне земли,
А я - на изнанке"
_^_
* * *
В блинах из слёз и чернильной пасты
Начинкой - пепел сожженных листов со стихами,
Которых не помнишь,
Липкий металл лестниц на адовы крыши,
Мясо птиц, вылепленных из алой глины.
Ты в рваной рубашке, в которой отец твой
Умер, закрывшись в кабинке больничного туалета,
Манка без соли стояла в прокуренном горле камнем,
Мать не хотела видеть его без руки двуруким.
Ангелы, в радости дикой себя не зная, в медные трубы трубили,
Я на огарке гадала всю ночь, тебя вызывая,
Созвездие Овна рогом рвало верёвки качель созвездия Девы,
Невинным сиротам души безласковой мутью снова переперчили.
Табак-каланча, мокрицей заросшие грядки,
Костлявые кони с изорванными губами,
На сене в амбаре разутые девичьи ноги плясали,
Гелиосов сироп сквозь щели, мешаясь с пылью, лился.
Теперь я не знаю, где всё, что когда-то было,
Где те петухи с золотыми носами, клевавшие зёрна рассвета,
И в сетках оконных капустниц зелёные смерти,
И комары-колокольца в платьях из зверобоя.
Город тысячи станций метро пухнет, как тесто в ступе,
Ходит по нам сапогами и топчет, как детский куличик,
Вроде не страшно терять каждый день по куплету
Собственной песни крикливой - напишут другие.
Рябиновый спирт - в поцелуе - из уст в уста,
Последний свет закипает, бурля, в фонарях,
Из кранов, вместо воды, расплавленный парафин,
Сны из нутра разрисованных богом комет.
_^_
* * *
В доме у платформы Ямуга Иисус варит зелье,
Он хочет причастить им землю.
Дом так близко, что в его печке слышно, как машинисты
Останавливающихся электричек
Предупреждают: "Двери закрываются".
Рельсы там параллельны, как боль и небыль,
Рельсы там сластят, как молоко матери и крюшон украденного поцелуя.
Иисус варит зелье, чтобы причастить им землю,
Из пресного теста лепит просфирки,
Выставляет противень в сенях,
Между корзинкой с яблочной падалицей и своим мопедом.
На мопеде он ездил в деревню, и брал у старушек куриные яйца,
И ел.
Из крыжовника, лука и камыша Иисус варит зелье,
Заливает в котёл воду лягушачьего колодезного царства,
В ней виноградной гроздью - икра.
Ночами Иисус с фонарём бродит по лесу, сбривая с его лица грибы,
Складывает их в ковш Большой Медведицы,
Подстелив клочки лисьей шерсти,
Собранной с кустов и брусничного мха.
Иисус подбрасывает белкам в дупла орехи,
Не зажигает спичек, боясь всколыхнуть память деревьев,
Набивает свои подушки ромашкой и птичьими перьями,
Варит зелье, делает на косяке зарубки прожитых в доме лет -
Косяк изрублен, а жижа в котле до сих пор не кипит.
Зимой Иисус ходит в город, жалеет девочек,
Отмытых хозяйственным, а не детским, мылом,
Ситом просеивает зубной порошок
И не даёт им курить дешевые сигареты,
Наряжает ёлки, красит оранжевым камни,
Превращая их в мандарины.
Дарит детям гирлянды из папоротниковых цветов и шоколад.
Они радуются, танцуют и путают Иисуса с дедом Морозом.
_^_
* * *
Вслушайся же - за домом река шумит,
Я думала, новой монетой в кошеле жизни звеня,
Что станет вода травой,
Полем - река,
Придет нескончаемый август,
Отец к подъезду пригонит свою машину
С шипящим радио-ретро из магнитолы,
Что храм на холме обернется бессмертной коровой,
И сделаются люди все её сосунками.
Но зачем-то кончается ещё один день,
Паяльники-фонари снова ночь к небу крепят,
Заоблачная повитуха рыбу ножом щекочет,
Да потроха с чешуёй по столу рассыпает -
Теперь они надо мной неряшливо светят.
Яблоки на чердаке залиты лунным сиянием -
Сами подобие лун.
Засну на полу деревянном,
Спину и душу занозив.
Услышу сквозь сон,
Как повитуха корову в амбар загоняет.
_^_
|
