[Оглавление]




ЭНЖЕ


Они были знакомы заочно, по брачному объявлению.

Невысокий кавказец, в узорчатой шапочке теремком, - чтобы прибавить в росте, - он ждал ее у киоска.

Подошла она - высокая, худенькая, в белом вязаном колпаке в виде плошки, из-под которого падали на плечи длинные, светлые волосы.

- Здравствуйте, я - Энже, - склонилась робко.

Он задрал голову, посмотрел ей в лицо - и вдруг понял, что она - его раба. Прошелся, заложив руки за спину. Он был поэт, и ему нравилось ее имя с мягким тюркоязычным "ж". Легким, как пушинка, фюить - Энже...

Он ожег ее орлиным взглядом:

- Хотите, значит, осчастливить мужчину? - он отчетливо, но с акцентом выговаривал русские слова. - Вы хотите?!..

Энже грустно улыбнулась:

- Вообще-то да... - и ниже опускала голову.

- Вот ключи, - он вложил в ее теплую ладонь связку, назвал адрес. - Езжайте, а я буду через полчаса.

Она приняла ключи, посмотрела на него... и поехала.

Он прошел в подъезд. Наблюдал за ней из окна, сопоставлял на примере прохожих мужчин ее рост с собственным... Затем зашел в гастроном, купил банку маринованных помидоров и поехал следующим автобусом.

Она открыла ему как хозяйка. Секунду они постояли в дверях, как бы оценивая друг друга в новом качестве...

Скинув пальто, он вынул из холодильника коньяк, ветчину, резал мясо ловко, с кавказским умением - и гостье казалось, что он держит в руке горский кинжал. Она сидела в кресле и, стесняясь своих крупных ступней, поджимала пальцы...

Он глянул на этот дефект - и стянул с головы шапочку: он был плешив. Всклоченные волосы плясали вокруг лысины, как на сковородке чертенята. Испытующе посмотрел на Энже...

В ответ голубоглазое личико изобразило вопрос:

- Помочь?

Она, высокая, встала - он, коротыш, мгновенно сел: "Нэ надо!"

А после добавил:

- Мущ-щина должен готовить сам, как настоящий мущ-щина!

Ей нравилось его жилище. И сам хозяин. Мужественно невеликий, с хорошим баритоном и красивым лбом. О мощь его лба, казалось, могли разбиться все ее невзгоды. Комната его была отделана со вкусом: розовые шторы, розовый, льющий густую тень двуглавый торшер в изголовье.

Когда поужинали, он сказал:

- Раздевайся.

Она вздрогнула, опустила глаза:

- Я не могу...

Он настаивал.

- Все вы такие... - она всхлипнула. - А еще поэт!..

- А что - поэты нэ люди?! - Он взвился. - Если хочешь знать, поэтам вдвойне надо. Больше всех надо!

Он вскинул в отчаянии руки. Казалось, чертенята вокруг его плеши тоже схватились за рожки.

- Прости, - сказала Энже. - Потуши свет.



Она разделась и легла. Он устроился рядом, включил торшер. Лежал с закрытыми глазами, не в силах пересилить обиду, - и ждал ласку. Но Энже была оскорбительно неподвижна.

- А ведь на улице я спросил, - в конце концов сказал он, - хочешь ли ты сделать мужчину счастливым?

И нарочно не шевелился...

Тогда она робко положила на его грудь руку, дружественно произнесла:

- Ты любишь ездить в туристические походы?

Сквозь стон он стиснул зубы. А когда открыл глаза, увидел ее руку. Освещенная торшером, рука лежала на его груди и была сплошь, от запястья до локтя, покрыта черными клоками шерсти, как у оборотня.

Он закричал так страшно, что Энже зарыдала.

Сидя на полу, он дико косился на ее руку. Теперь шерсть на ней отсутствовала. Едва угадывался лишь нежный золотистый пушок у локтя, который и дал от сумеречного торшера такую зловещую тень.



- У меня отец пьет. Продает мои вещи, а меня обзывает дылдой, - призналась потом Энже. - Говорит, что я никому не нужна. Я хочу замуж...

Он глядел в потолок. Сказал хрипло:

- Посмотрим.

На другой день он должен был позвонить ей на работу.

"Ну и пусть маленький. Наполеон тоже был ниже Жозефины", - думала Энже. Она вспомнила его широкие плечи, по-кавказски узкий таз, коротко семенящие ножки и сияющий монастырь лба.

-Двуглавый Эльбрус ему в задницу! Нет... Целый пятиглавый Биштау! - ругал он вчера ее отца.

Он ходил по комнате, обернутый в простыню, как Цезарь в тогу. Ее Цезарь. Она готова была носить его в этой простынке, как ребенка.

Целый день на работе ждала звонка. Не в силах удержаться, обо всем рассказала подруге.

Было без четверти пять, когда телефон сотряс комнату. Подруга глянула на Энже с надеждой...

Одетый в пальто сотрудник поднял трубку, улыбнулся и положил ее на стол:

- Энже, тебя. Какой-то мужчина! - подмигнул и вышел.

Энже сделалась ниже ростом, когда подходила к столу.

- Тенгиз!..

- Это я... - узнала она голос отца. - Заплати сегодня за свет. Если хочешь, чтобы проводку не обрезали, - сказал отец злым от трезвости голосом. - И какой еще Тенгиз? Я же говорил: кому ты нужна, дылда!

Потом Энже сидела верхом на стуле и содрогалась от плача. Плач ее был похож на писк.

Подруга в отчаянии смотрела на ее покрасневшие уши, хрупкую спину, с проступившим позвонком. И, поднося к ее голове руку, ничего не могла придумать нежней и ласковей, чем это чудное имя:

- Энже, Энже, Энже!..




© Айдар Сахибзадинов, 2010-2024.
© Сетевая Словесность, 2011-2024.




Версия для широкого дисплея
[В начало сайта]
[Поэзия] [Рассказы] [Повести и романы] [Пьесы] [Очерки и эссе] [Критика] [Переводы] [Теория сетературы] [Лит. хроники] [Рецензии]
[О pda-версии "Словесности"]