[Оглавление]




ВТОРАЯ  ПОЛОВИНА

Отрывок из романа


- Беда в том, Михаил Юрьевич, что я совершенно не представляю, как начать...

- Начните с начала.

- Поди пойми, где это начало... Проблем у меня предостаточно, я пытаюсь в них разобраться или хотя бы примириться с ними, но... Вы моя последняя надежда... Инга говорила, что вы замечательный специалист... Вы и психиатр, и психолог, и вообще волшебник. Жаль, что вы приехали к нам из Восточной Европы только в этом году...

- Довольно обо мне. Давайте лучше поговорим о вас, Вадим.

Вадим смутился.

Пауза затягивалась.

И накануне этой встречи, и сегодня утром, и по пути в клинику Вадим знал, о чем будет рассказывать знаменитому психиатру. Вадим десятки раз мысленно произнес свой монолог. Вадим подробно, с разных сторон обрисовал каждую из мучавших его проблем. Он нашел яркие эпитеты, точные сравнения, вспомнил ситуации, в которых суть его проблем проявилась наиболее наглядно...

Вадим очень хотел, чтобы Михаил Юрьевич Бусурин понял его, поверил, что вещи, о которых он, Вадим, здоровый тридцатилетний мужчина, рассказывает - не блажь, а действительно проблемы, лишающие покоя и изо дня в день остающиеся без решения...

Но сейчас, в этом уютном, светлом кабинете, с глазу на глаз со своей "последней надеждой", Вадим был нем. Заготовленные слова казались ему неуместными, неправдивыми, все как-то не о том...

Где-то когда-то Вадим услышал, что мысль высказанная является ложью. Тогда он не поверил: как такое может быть? Если ты знаешь правду и говоришь то, что знаешь - это не может быть ложью. Ну вот, теперь убедился. Вадим чувствовал: все, что сейчас скажет (если духу хватит) - правдой не будет... Более того, это будет неубедительным даже для него самого.

Ну, как, в самом деле, объяснить, почему красивый, сильный, взрослый мужчина, испытывая чувство одиночества, потребность любить и быть любимым, в то же время боится женщин и близости с ними как... как... ну, как смерти. Как объяснить это чувство страха постороннему, если даже себе не объяснишь.

Вадим не мог бы пожаловаться на недостаток внимания к собственной персоне, в частности, внимания женского... Вадим умен и красив.

Инга говорит, что он похож на святого с иконы.

У него большие ясные глаза цвета неба, длинные русые волосы...

Вадим высок и широкоплеч...

Инга говорит, что знает девушек, которые не то, что вздыхают - мечтают о Вадиме. "Сколько хороших девушек... - говорит Инга, качая головой, - Сколько хороших девушек ты обидел, не подарив им своей близости... Ну, разберись в своих проблемах, разложи их по полочкам... Ты говоришь о чувстве одиночества, но не пускаешь никого в свое сердце... Даже меня держишь на расстоянии. Не дождешься ты счастья, запершись в своём рыцарском замке!.."

Она права.

Но что поделать с этой ее правотой?

Вадиму нравятся женщины. Ему нравится, как они говорят, как выглядят, как двигаются.

Он занимается модельной съемкой.

Любое Маринбургское издание, посвященное моде, с радостью покупает его снимки. Кто-то сказал, что работы Вадима объединяет печать прямо-таки мистического обаяния... Кто-то спросил, как ему такое удается. Вадим мог бы ответить примерно так: "Когда модель смотрит с обложки журнала или с календаря, каждый мужчина думает, что ее взгляд адресован именно ему. Тысячи мужчин ошибаются. Этот веселый, нежный, дерзкий, влюбленный, манящий взгляд обращен к единственному человеку - фотографу. Что происходит на съемочной площадке - то и зрителю передается. Сумел ты сочинить сказку и сделать модель своей партнершей по волшебству - работа удалась..."

Но он решил не говорить банальностей и ответил просто: "Как удается? Да так: удается и все..."

У Вадима есть друзья и подружки... Точнее сказать - приятели... Еще точнее - хорошие знакомые. Никто из них не мог бы сказать, что знает Вадима хорошо. Тем не менее, к Вадиму льнут, в него влюбляются. Но его сердце для любви закрыто. Кто-то замкнул его снаружи - Вадим в этом уверен - замкнул, а ключ забрал с собой.

Кто это сделал? Когда, зачем?

Есть у Вадима еще одна странность. Об этом он тоже хотел бы поговорить с психиатром, но как объяснить... как объяснить постороннему, если даже себе не объяснишь, почему ты не можешь поступать иначе!..

Дело в том, что, ложась спать, Вадим всегда запирает дверь спальни на ключ. Вадим не хочет, чтобы кто-либо видел его спящим. Вернее сказать так: Вадим смертельно боится, что кто-то увидит, как он спит. Не приведи Господь!.. Никто никогда не должен этого видеть!

Но почему?

Хорошо. Скажет он сейчас Михаилу Юрьевичу, что даже Инга ни разу не видела его в постели. Кстати добавит, что никогда не спит в поезде, а чаще летает самолетом, чтобы не спать в пути... А Михаил Юрьевич спросит: "Вы можете хотя бы приблизительно объяснить, чего вы боитесь?"

Нет. Вадим не сможет этого сделать.

Более того: о том, чтобы попытаться что-то изменить - не может быть и речи. Это он сейчас понял. "Извините, маэстро, зачем в таком случае вы сюда пришли?" - со злостью подумал Вадим.

А как рассказать о чернокожей женщине, которая каждую ночь неизменно является во сне... Не является - преследует Вадима в снах.

Она прекрасна. Но все, что с ней связано - нельзя назвать иначе, как кошмаром.

"Знакомые иногда рассказывают мне свои сны. Им снятся и реальные события, и совсем фантастические картины, но всегда можно провести черту между сном и реальностью. Самое главное, в их сновидениях не обязательно присутствует какой-то постоянный персонаж. Мне же каждую ночь является женщина по имени Нуар. Эти видения так реалистичны, что, вспоминая их, я не могу быть уверенным, сны ли я вспоминаю или реальные события..." - примерно такими словами Вадим хотел начать свой рассказ.

Он уже открыл было рот, но сразу понял, что придется рассказать и о том, о чем стесняется сказать даже Инге. Есть одна подробность...

Дело в том, что Вадим может видеть Нуар как сторонний наблюдатель... А иногда видит происходящее ее глазами... В этом, втором варианте, как он выяснил, нет ничего особенного... В какой-то книжке Вадим прочел, что иногда в сновидениях люди могут видеть себя в какой-нибудь необычной роли. Даже другого пола. Открытие успокоило Вадима, но только до ближайшего утра...

Беда в том, что его переживания во время пробуждения слишком необычны. Утром с ощущением собственного тела к Вадиму не сразу возвращается ощущение собственного пола. Слишком реалистичны воспоминания, слишком натуральны желания, которых Вадим, как мужчина, испытывать не может. Не должен. Тело Вадима помнит все, что знает тело Нуар. Вадим боится и стыдится этой памяти.

Возможно, напившись пьяным, однажды он расскажет об этом Инге... Она обнимет его за плечи и скажет: "Миленький мой, просто у тебя богатое воображение..." Но Вадим знает точно: дело не в этом.

Михаил Юрьевич заметил порыв Вадима и последовавшее затем смущение.

- Не стесняйтесь, - сказал он ободряюще, - Как врач, я слышал много всякого. Знаю также то, что многие считают свои проблемы уникальными. А потом удивляются, когда узнают, что почти каждый прошел через подобное. Итак, смелее.

Ваша сестра кое-что рассказала мне о вас. Насколько я понял, ваша проблема - чувство одиночества и переживания, связанные с сексуальной нереализованностью...

- Инга не сестра мне... - сказал Вадим. - Три года назад она подобрала меня на улице...

- Вот как? - удивился врач, - Теперь подробнее. Что значит, подобрала на улице?

- Всех подробностей я не помню, - начал Вадим, - Знаю, что три года назад первого января под вечер Инга возвращалась от подруги и во дворе своего дома нашла меня. Двор был пуст... Уже стемнело... А я стоял посреди двора голый и озирался по сторонам.

Инга сначала подумала, что я пьян, но потом поняла, что тут что-то не так.... Очнулся я на кухне в ее квартире. Она дала мне одежду мужа... налила коньяка.... поставила чайник... Собственно, все мои воспоминания начинаются с того момента, как я, дрожа промерзшим телом, держу в руках чашку и пытаюсь отхлебнуть обжигающий чай...

Я не помнил ничего, даже своего имени. Это Инга назвала меня Вадимом... Она говорит, что этим именем хотела назвать сына... Но не случилось... Во-от... На вид мне тридцать... а на самом деле - кто его знает... Ну, ничего, ничего я не помню... совершенно ничего... Днем моего рождения можно считать первое января...

Единственная смутная картинка: я открываю какую-то дверь - и в глаза бьет ослепительный свет... Все... А потом Ингина кухня...

Я остался жить у Инги... Благо - дверь той комнаты, куда она меня поселила, запирается изнутри... Во-от... Честно вам признаюсь... мне кажется, что раньше я и выглядел иначе, чем сейчас... А еще у меня есть способность к рисованию... Возможно, я даже получил какое-то художественное образование. Знания сохранились на уровне рефлексов... Вот и все...

Михаил Юрьевич внимательно слушал.

- Продолжайте, продолжайте.

- Ну... Поначалу я безуспешно пытался вспомнить хотя бы своё имя. Думал: ухвачусь за эту ниточку - и размотается весь клу... короче, перебрал все, какие знал, мужские имена - ни одно не мог бы назвать моим. Инга пыталась навести справки... Ну, не пропадал ли кто-нибудь в Маринбурге...

Потом я лежал в больнице...

- Какой? - спросил Бусурин.

- Психбольнице имени Ангелины Колесниковой...

- Хорошо. Итак?

- Там сказали, что я здоров. Обещали, что память восстановится... Короче... Инга сказала, что будет любить меня любого и рада назвать своим братом. Она сказала, что, наверное, я - подарок ей от святого Николая... Да... Хорош подарочек... Тем летом Инга потеряла мужа. Он умер... Ну, вы в курсе. А зимой вот я явился...

Мы перестали возвращаться к теме моего прош... Я решил найти работу. Инга сказала, чтобы я не торопился - она зарабатывает достаточно... Однажды она заметила, что когда я вижу что-то заинтересовавшее меня, то рефлекторно складываю пальцы рамкой... Вот так... Понимаете? Ну, чтобы найти композицию кадра. Наверное, из "прошлой жизни" привычка осталась... Но почему-то рисовать мне неприятно. Этим я не смог бы зарабатывать... Не могу объяснить...

- Вот-от... Такие дела-а... А двадцать седьмого марта, на День Республики, Инга подарила мне фотоаппарат... хорошую цифровую камеру... Царский подарок... Долгов наделала... Потом мы их вернули, конечно... Да Бог с ними, не в них дело...

Короче, я стал фотохудожником... У меня вообще в жизни созерцательная позиция. Так один мой знакомый выразился... Во-от...

На жизнь мне грех жаловаться. Эти три года были интересными... Я занимаюсь любимым делом... Ничего вспомнить так и не удалось... Теперь я даже боюсь, что однажды это произойдет. Мое хрупкое счастье рухнет... Что я забыл из своей прошлой жизни? Что в ней было?.. Я подозреваю, что я забыл что-то неприятное, может быть даже страшное. Я не за этим к вам пришел... А еще... еще меня не покидает чувство вины...

- Вины в чем?

- Может быть оно, это чувство, - причина моих личных проблем... Они мне кажутся сейчас такими несущественными... Меня не покидает чувство, будто я живу не по праву... Будто я занял чье-то место... Будто живу вместо кого-то... Жить должен другой, а я украл дни его жизни... И еще эти сны... Может быть в них разгадка...

Вадим замолчал.

Повисла тягостная пауза.

Вадиму хотелось провалиться сквозь землю.

И в то же время он очень хотел продолжать говорить.

Сейчас сходу-слету он, пожалуй, рассказал бы и о Нуар, и о ее проделках, и о своих стран33ных ощущениях...

- О каких снах вы говорите? - спросил терпеливый Михаил Юрьевич.

Вадим молчал.

- Вот что, - сказал врач, - зайдите сейчас в триста девятый кабинет к Лилии Марковне. Она вас протестирует. Когда я получу результаты тестов, продолжим наш разговор. Хорошо?

- Угу... - кивнул Вадим.

Он вышел в просторный светлый коридор. Здесь сразу стало легче: общение с врачами давалось ему с трудом.

Пока Михаил Юрьевич был занят, в креслах у его кабинета расположилась встревоженная парочка. Он - лысеющий брюнет, нервно поглядывал то на часы, то на потолок. Она - юная особа с копной алых волос, в лимонно-желтой маечке с малиновой надписью "Да!" и гроздью золотых колец в ухе, глядела на спутника с укором.

Парочка снялась с места и рванула в кабинет, едва не сбив выходящего с ног.

"Отец и дочь?.. Не похоже... Какая, интересно, у них разница в возрасте?" - подумал Вадим и направился к окну.

За окном красовались мрачные кипарисы.

А позади них, на фоне дальней, освещённой солнцем весёленькой зелени сверкал фонтан, украшенный мраморной фигурой девочки, слушающей ракушку.

Героиня скульптуры выглядела лет на четырнадцать... И выражение лица, и озорная поза, и легкомысленный наряд юного чуда вызывали добрую улыбку. Скульптура из тех, о которых обыватели говорят примерно так: "Ничего особенного, но невозможно глаз оторвать".

"Птичка Божия не знает ни заботы, ни труда..." - вспомнилось Вадиму.

Он полюбовался девочкой, помедлил.

Нравилась ему эта скульптура. Отвлекала от мрачных раздумий.

"Нет, у них свои заботы..." - вздохнул Вадим и решил продолжить свой путь.

Это Институт медицинских проблем семьи. По вторникам, средам и пятницам здесь принимает доктор Бусурин.

А еще здесь работает Инга Демченко. Заведует лабораторией.

"Зайди, когда поговоришь с Михаилом Юрьевичем, - сказала Инга утром. - Я буду волноваться".

Конечно, Вадим зайдет. Естественно. Как иначе? Могла бы и не напоминать. Тем более что до съемки, назначенной на шестнадцать, времени целый вагон.

Вадим направился к двери номер триста девять. Это следующая дверь.

Под номером имелась табличка с надписью "Л. М. Рубинштейн".

Кабинет наполняло золотистое сияние. По кремовой стене справа катались золотые солнечные пятна. Солнечные зайцы играли золотисто-бежевыми шторами. В золотом паркете отражались четыре высокие акустические колонки и большой рабочий стол из светлого дерева. На правой стене, выше солнечных пятен висела копия картины Валентина Серова "Похищение Европы", а напротив за столом сидела героиня другой картины этого автора - Ида Рубинштейн... То есть не Ида, а Лилия, ее зовут Лилия... Она держала телефонную трубку и кивала головой, весело улыбаясь.

Увидев Вадима, хозяйка кабинета сделала царственный приглашающий жест. В этом жесте, впрочем, чувствовались искреннее радушие и улыбка...

"Как хороша, Господи!" - подумал Вадим.

Он задержался в дверях, сдвинулся чуть правее: с этой точки картинка была еще лучше. "А если немножко присесть?.. Чуть-чуть... - подумал Вадим и остановил свои руки, готовые сложиться рамкой, - За сумасшедшего примет..."

- Хорошо, Машенька, извини, у меня люди... Да, да, перезвоню. Целую.

- Здравствуйте, - сказал Вадим.

В ответ Лилия улыбнулась, показав идеальные зубы. Хорошая получилась улыбка, откровенная, светлая, без фальши...

"Девочка из доброй семьи, - рассудил Вадим. - Мама - лучшая подруга, надежный папа..."

- Смелее, маэстро, - сказала Лилия.

- Вы меня зна...? - удивился Вадим. - Ах, да, конечно...

Вадим сел напротив Лилии Марковны. Пожалуй, она значительно моложе, чем кажется издали. Видимо, только что из университета...

- А я не только от Михаила Юрьевича вас знаю. Читала ваше интервью в "Стиле звезд"... Снимки ваши видела...

Вадим смутился и как-то вдруг, совершенно невпопад выпалил:

- Скажите, актриса Ида Рубинштейн не прапрабабушка ваша?

- Ну-у... - Лилия сверкнула улыбкой, - Возможно, возможно. А почему бы не предположить, что я - она и есть? В новом воплощении. Вы верите в переселение душ?

Вадим кивнул.

- Я тоже, - неожиданно серьезно сказала Лилия.

- Иудеи не верят в реинкарнацию.

- Неправда. По убеждению иудеев, реинкарнация возможна, но только один раз. На иврите это называется "гигул". Но я христианка.

- Христианская религия тоже не...

- Я верю в то, во что верится мне! - ответила Лилия. Ее голос прозвучал звонко, совершенно по-детски.

Зазвонил телефон. Лилия взяла трубку, попросила звонившего подождать, выдала Вадиму несколько листов бумаги с текстом и сказала:

- Ответьте на все эти вопросы. Думайте недолго и постарайтесь быть предельно искренним.

Вадим присел к столику у окна.

Вопросов оказалось больше сотни.

- Да что ты говоришь! Люся, в самом деле?! - Лилия с трубкой в руке залилась беззаботным девчоночьим хохотом.

Вадим грустно усмехнулся.



Денис быстро шагал по улице - спешил сообщить своему другу Олегу хорошую новость.

Поздний вечер встретился с ранней ночью, и на небе зажглись два ночных светила: голубая Алия и розовая Асия.

Вспыхнул электрический свет. Чем дальше от центральной части города, тем реже встречались исправные фонари...

А вот и дом Дениса, в конце проспекта Мудрого Решения.

Здание старинное, пятиэтажное. Оно возвышается мрачной громадой неопределённого цвета. Иногда от стен отваливаются куски штукатурки или фрагменты лепнины. Об этом свидетельствует лежащий на тротуаре архитектурный лом различных очертаний и крупноты. Кто-то закрепил на стене табличку с надписью: "Балконы третьего этажа в аварийном состоянии. Придерживайтесь безопасного расстояния". Пожилой человек прочтёт это предупреждение, только приблизившись к стене на опасное расстояние.

По улице с воем пронёсся белый трёхколёсный фан-кар, сияющий огнями многочисленных фар. Денис проводил его взглядом и буркнул: "Чего бы я так летел..."

В следующее мгновение молодой человек столкнулся нос к носу с полицейским патрулём.

- Предъявите паспорт!

Хотя Денис точно знал, что ничего противозаконного ещё не совершил, и паспорт (прямоугольная титановая пластинка, которую ни в коем случае нельзя забывать дома или терять), как всегда, лежит в кармане, под кожей пробежал неприятный холодок. Встреча с полицией всегда чревата непредсказуемыми последствиями...

Полицейский посветил Денису в лицо фонарём и сунул в считыватель его паспорт. Двое других при этом привычно стали по обе стороны от потенциального задержанного.

...Денис Котов, двадцати трёх лет, гражданин Восточной Земли, коренной житель города Тэнжерин-сити, не числится ни в каких общественных или политических организациях, судим не был, занимается разрешённой деятельностью (автомеханик), не имеет в собственности оружия, психически здоров...

Прежде чем вернуть гражданину Котову его основную собственность, полицейский спросил:

- Почему так поздно вне места проживания?

"Не мог придумать вопроса тупее, псина!" - подумал Денис и с вежливой улыбкой ответил:

- Был в гостях.

- Приятного отдыха! - пожелал полицейский.

- Спасибо...- отозвался Денис.

Настроение было подпорчено. Но не очень. Больше всего Дениса занимала его новость.

Денис свернул за угол и, пройдя по тёмному переулку, вскоре очутился в ещё более тёмном дворе.

С противоположной стороны двор ограничивает дом Олега, брат-близнец дома Дениса. В центре двора громоздятся призрачные руины детского игрового городка. Ночью в них может таиться вполне реальная опасность, но и днём благоразумные родители не пускают туда детей.

Денис прибавил шагу, чтобы побыстрее преодолеть неприятные сто метров.

Вот и первый подъезд.

На четвёртом этаже горят два окна.

Денис приложил большой палец к глазу замка, светящемуся оранжевым. Под пальцем вспыхнул зелёный свет. Денис зарегистрирован в категории "гости" (на палец Олега замок отвечает голубым светом). Включился счётчик. Спустя шесть часов, если Денис не покинет дом, к Олегу может наведаться полиция, для выяснения обстоятельств. Об этом сообщила надпись на мониторе.

В дружеских визитах, какой бы продолжительности они ни были, нет ничего противозаконного. Визиты же полиции имеют единственную цель: охрана свободы, здоровья и жизни граждан (а вдруг Дениса удерживают в этой квартире силой, а что, если Денис находится здесь против воли хозяина квартиры, а ненароком Денис инопланетный шпион), а также их законного имущества. Это не раз втолковывали гражданам все информационные средства, но вряд ли кто-то из граждан сказал бы правительству спасибо, за такую "заботу".

Замок взвыл, Денис потянул на себя ручку тяжёлой стальной двери и скользнул в пахнущий котами мрак. За спиной клацнуло, и вой стих. Денис понёсся вверх по лестнице.

- Ой, Денис! - воскликнул Олег, распахивая дверь, - Я-то весь день, как на иголках!.. А телефон-то ты зачем отключил? Я же волнуюсь же!

- Все в порядке! - сказал Денис, вваливаясь в квартиру Олега. - Сейчас буду рассказывать. Ставь чайник! Или нет... Есть что-нибудь покрепче?

Они прошли на кухню - лучшее место для заполуночных бесед и обсуждения планов.

Небесные сестрички лили в комнату тревожный свет. Предметы отбрасывали по две скрещивающиеся тени - желто-коричневую и мрачно-зеленую.

Олег включил настольную лампу. У него на кухне вместо обеденного стола - письменный, старинный письменный стол, найденный на помойке и с любовью отреставрированный. Теплый свет, отражаемый золотистым деревом, наполнил комнату уютом. Запотевшая бутылка водки, которую Олег поставил на кружевную салфетку, довершила идиллическую картину. Оставалось одно...

- Ну же! - потирая руки от нетерпения, воскликнул Олег. - Рассказывай! Рассказывай! Предчувствую, что не зря...

- Таки не зря... - сказал Денис, неторопливо вынимая из кармана свой спутниковый телефон и нажимая кнопку включения, - Сначала наливай.

- Ой, надо закуску же, - засуетился Олег. - Я сейчас, быстренько...

- Какая к черту закуска! - сказал Денис, поднимая стопку. - За удачу!

Они выпили.

Денис подмигнул, сделал паузу и весело сказал:

- Он дает не двести тысяч, как ты мечтал, а целый... миллион!

- Да ты что! Вот это новость! - Олег, стоявший с колбасой в руке, не глядя, положил её на край стола, отчего та чуть не упала на пол, поймал колбасу, отложил подальше и опустился на табурет.

- Он так заинтересовался нашим проектом? - спросил он, поедая друга глазами.

- Проект его не интересует. Летные качества самолета и новизна конструкции - тоже. Свой самолет у него есть, а теория воздухоплавания ему до задницы... Извини, это он так выразился. Он спросил: "Очень деньги нужны?" Я отвечаю: "Да, очень". А он говорит: "У тебя свои причуды, у меня - свои. Я дам тебе денег за одну услугу. Я, - говорит, - коллекционер. Одни собирают почтовые марки, другие - автомобили. Я коллекционирую диковины с Полуострова.

- С какого полуострова? - встревожился Олег.

- С того самого.

- Господь с тобой! И ты говоришь об этом с такой легкостью!

- Начинается! - разозлился Денис. - Ты будешь слушать, или будешь мораль мне тут читать, интеллигент поганый!

- Извини... - чуть слышно произнес Олег и как-то криво, неловко присел на краешек табурета. Он растерялся. Он погрустнел. Он почувствовал себя обманутым.

"Вот это цена! - подумал Олег. - Твои идеи не интересны... Но денег тебе дадут! Отвалят кучу денег! Замечательно? Чудесно! "За одну услугу!" Прямо так цинично, в глаза... Чему Денис радуется?"

Денис помрачнел. Он сидел молча, уставившись в стол. Налил себе водки, выпил, махнул рукой.

- Так, слушай сюда. Я тебя с собой не зову. Насчет этого не переживай. Скажи только одно: ты хочешь построить свой самолет и стать знаменитым авиаконструктором?

- Да, но...

- Никаких "но"! Слышишь?

Олег отпил глоток из своей стопки и открыл было рот, чтобы что-то сказать. Но Денис не дал. Он заговорил горячо и быстро.

- Нам дают шанс! Для меня это шанс не только помочь тебе осуществить твою мечту, но и мне осуществить мою мечту - вернуть здоровье Антонелле. Ты в курсе, сколько стоит операция. Коллекционер предлагает съездить на Полуостров, отыскать там какую-то птицу и привезти ему ее чучело. За это дает кучу денег. Думаешь, он желает мне смерти. Нет! Ему действительно нужно это чучело. У богатых свои причуды. Он дает деньги - я готов рискнуть. Ради тебя, ради Антонеллы. Лично мне ничего не нужно! Повторяю: тебя с собой не зову.

Олег поймал себя на мысли, что вот это последнее обстоятельство его успокаивает. Слава Богу, слава Богу, не надо ездить туда самому... Олегу стало стыдно. Он налил водки Денису и себе и сказал:

- Не лезь ты в это дерьмо. Если вернешься оттуда живым, то не отмоешься вовек...

- Я сказал ему примерно то же самое. Про дерьмо... И еще добавил, что мол не верю я в диковины... А он засмеялся, показал мне чемодан, набитый пачками денег и говорит: "Здесь ровно миллион. Пересчитай! Или ты струсил?" "Нет, - отвечаю, - я не трус!" Тогда он показал мне фотографию с настоящей русалкой, такой, как в сказках описывают: женское туловище, рыбий хвост... Сказал, что она живет у него в аквариуме.. Ее привезли оттуда! Наливай!..

- А русалку спросили, хочет ли она жить в аквариуме?.. - робко спросил Олег.

- А потом он взял с полки графин и говорит: "Здесь живая вода". Я говорю: "А откуда известно, что живая, а не обыкновенная водопроводная?" Тогда он на моих глазах убил молотком своего кота, полил его этой водой, и кот ожил. Даже шрама не осталось. Что скажешь?

- Убить птицу, чтобы построить самолет... Ты не находишь это безнравственным? Можно, конечно, вырубить лес, построить город; живших в этом лесу зверей посадить в клетки и показывать детям. При этом рассуждать о любви к природе, но...

- Как же тебя, блин, расколбасило! - разозлился Денис. - Как же ты меня достал своими интеллигентскими рассуждениями! Короче, дорогой товарищ мой, я шуток шутить не намерен! Ты говорил, что у тебя есть знакомый, который побывал в экспедиции на Полуострове... Константин, кажется, так его зовут?..

- Да. Вернувшись оттуда, он стал алкоголиком...

- Так вот, завтра ты ведешь меня к нему! Я все разузнаю о тех местах. А потом покупаю хорошую винтовку - и еду добывать птицу!

Он опрокинул последнюю стопку водки.

- Есть еще?

Олег отрицательно мотнул головой.

- Жаль... Но вот если разобраться... - тон Дениса стал менее решительным, - Если разобраться, что мы знаем о Полуострове? Только сплетни да басни? То, что произносить слово "Полуостров" неприлично. Что тридцать лет назад там жили люди, а потом что-то такое произошло и... И что?

Денис погладил рукой свой стриженный ежиком затылок, почесал щеку, покрытую недельной щетиной, развел руками:

- Вот, в сущности, и все...

- Там нечистая сила... - сказал Олег, избегая Денисова взгляда.

- Ладно... - вздохнул Денис, - Разберемся. Завтра. Утро вечера не дряннее...

Друзья помолчали.

- Расскажи лучше что-нибудь хорошее, - сказал Денис. - Что делал днём? Что видел хорошего? К чёрту дела!

- Ой...- Олег смутился.

- Ну-ка! - Денис хлопнул его по плечу.

- Я познакомился с одной девчонкой... - Олег смутился ещё больше, - Красивая... платиновая блондинка... Манеры, как у принцессы... И говорит так красиво... Только глаза усталые...

Денис широко улыбнулся.

- С этого места поподробнее.

- Ну-у... Я утром ехал в маршрутке. Народу битком... Я ей место уступил... А она и говорит: "Меня зовут Лиза. А тебя?" Потом зашли в кафешку на универе, пили кофе, болтали... Такое чувство, будто я сто лет её знаю... Она сказала, что часто ходит по нашей улице, меня видела не раз, хотела подойти познакомиться, но не решалась... Прикинь! Разве так бывает?

- Ну, ты же не сон рассказываешь? Значит, бывает. Видишь, как здорово! А я уж думал, что ты девственником и умрёшь... Ну, не обижайся! Если она тебе нравится...

- Очень... нравится... Только потом она ушла, а я постеснялся спросить номер телефона...

- Ладно, пойду...- устало сказал Денис.

В прихожей Денис пожал руку друга и тихо сказал:

- Встретишь ещё свою Лизу. Я уверен. Ну, пока...

- Денис...- начал было Олег и остановился в нерешительности.

- Что?

- Понимаешь...

- Ну?

- Константин не любит рассказывать о Полуострове... Он...

- До завтра! - сказал Денис. - Я позвоню.

Дверь закрылась.

Некоторое время Олег стоял в растерянности, потом спохватился, выскочил на лестничную площадку и крикнул в темноту:

- Денис!

- Ну, чего ещё? - донеслось из глубины первого этажа.

- Спасибо тебе!

Внизу громко клацнула дверь, и снова стало тихо.

Тихо и пусто...

Денис не стал преодолевать сто метров, чтобы очутиться в своей холостяцкой квартире. Он обогнул дом Олега, вышел на улицу Александра Марухненко и побрел в ночной бар под названием "Крокодил".

Ночь была душной и безлюдной.

Только изредка с ревом проносились уличные гонщики.

Денис инстинктивно сунул руку в карман - паспорт на месте. Ну, слава Богу!

"Крокодил" не принадлежал к числу мест, где Денис любил бывать. Но в это время суток добавочную дозу водки можно добыть только тут...

Денис спустился по крутым ступенькам, сложенным из грубого "дикого" камня.

Шершавый прокуренный воздух легкие приняли в себя с неудовольствием.

Грузный охранник, устало глядевший в плоский эллипс телеэкрана у барной стойки, зыркнул на Дениса неприветливо.

Денис сел за столик слева от входа, тесный столик, огибаемый с трёх сторон потёртым диванчиком из серебристого дерматина.

Голова кружилась, и происходящее выглядело как во сне.

Стены кафе были кирпичными, потолок - железобетонным. Стены и потолок украшали веселенькие яркие кишки трубопроводов и черные вены кабелей.

На стенах висели живописные пейзажи экзотических стран в нарочито грубых рамах. С потолка свисали на цепях светильники в железных клетках. То там, то сям на стенах виднелись небрежно напыленные разноцветной эмалью шутливые надписи сексуально-провокационного содержания.

У стены по левую сторону от барной стойки на каменном постаменте стоял стеклянный короб и в нем влачил безрадостные дни крокодил, занимающий своим телом почти все пространство короба...

Бумкала музыка...

Кроме Дениса здесь присутствовали две некрасивые пьяные парочки и еще некто... Денис почувствовал спиной взгляд, но оборачиваться не стал...

Часы показывали без четверти три.

Подошла голенькая "подружка", принесла меню в тонких дрожащих пальчиках и, глядя Денису прямо в глаза, старательно проговорила:

- Добрый вечер! Я рада, что вы заглянули именно к нам...

Девочка положила меню перед Денисом и замерла в ожидании.

У "подружки" были пухлые детские губки, курносый носик в веснушках, а русые волосы собраны в два хвостика...

"Еще почти ребенок... - подумал Денис. - На вид не старше шестнадцати. Да... молодеют "подружки"...

Денис окинул порочное юное существо любопытным взглядом. Приличную девушку разглядывать так было бы невежливо. "Подружка" - другое дело.

А она миленькая, отметил Денис.

Худенькая, высокая...

Грудь свежая, как чистый лист бумаги...

Остренькие ключицы, тонкие плечи...

Лобок начисто выбрит - ну, это, как у всех "подружек"...

Стройные ножки напряжены...

Коленки чуть заметно дрожат...

- Ты недавно здесь? - спросил Денис.

- Первый день... - ответила "подружка".

- Понятно... - сказал Денис. - Как дела?

- Хорошо... - совсем по-детски ответила "подружка" и опустила глаза.

Как-то все началось не по правилам.

Вместо того, чтобы затеять игривый треп ни о чем, "подружка" молчала, как школьница, не выучившая урок и не знала куда девать руки...

- Распоряжайтесь мной... как... вам... угодно, - чуть слышно произнесла она.

Денис вдруг понял, что девочке очень хочется прикрыться от его взгляда, что она испытывает мучительный стыд...

Денис немного растерялся.

- Вот что... Принеси-ка мне, пожалуйста, сто пятьдесят грамм водки, - сказал он как можно ласковее.

"Подружка" кивнула и ушла.

Вскоре вернулась и поставила перед Денисом запотевший графинчик и две стопки.

- Ну, присаживайся, - Денис подвинулся и хлопком ладони указал "подружке" на освободившееся место рядом с собой.

Она села, плотно сжав колени и стыдливо прикрыв грудь скрещенными руками. Потом спохватилась, видимо вспомнила, что обязана соответствовать роли, опустила руки, выпрямилась. Порывисто вздохнула...

Денис налил водки "подружке" и себе.

"Вот, блин, рука дрожит", - он почувствовал, что сердцу в грудной клетке стало тесно и жарко...

- Как тебя зовут?

- Сюзи... - ответила "подружка".

Денис чувствовал ее запах, слышал, кажется, даже как бьется ее сердечко.

Кто-то когда-то говорил, что мол юные девчонки пахнут парным молоком... Какое к черту парное молоко! Юность пахнет только юностью! Никто никогда не сможет описать этот запах... Ничто на свете не может с ним сравниться...

- А как зовут вас? - спросила Сюзи.

- Денис, - ответил Денис.

- А чем вы занимаетесь?.. Как ваши дела?.. - ее вопрос прозвучал так, будто ей действительно интересны занятия Дениса и состояние его дел... А еще Денису показалось, будто девочка нуждается в его... поддержке (от слова "защите" он поспешил отмахнуться).

- Вообще-то я автомеханик... - ответил Денис. - А дела... Ой, Сюзи, не знаю, что тебе сказать... Несет меня течение...

- У вас добрые глаза... - сказала Сюзи.

- Вот как?.. - Денис растерялся совсем.

Неловкую паузу заполнил глотком водки...

Почему-то, ни с того ни с сего, он подумал, что зимой, наверное, Сюзи будет очень холодно. Раньше ему не приходило в голову, как себя чувствуют зимой голые "подружки".

- Сюзи, а пойдем ко мне... - предложил Денис.

Сюзи оглянулась на охранника.

Денис тоже глянул в ту сторону.

Охранник перехватил его взгляд и снова отвернулся к телевизору. Теперь Денису казалось, что говорит он не с одной Сюзи. Охранник как будто тоже участвовал в их беседе. Раньше Денис такого не чувствовал: обычно охранники хорошо знают свое дело, посетителям не досаждают (пока, конечно, те ведут себя пристойно).

- Здесь... - сказала Сюзи... - Со мной можно здесь... У нас отличная обстановка...

- Да я не в этом смысле, - сказал Денис. - Я приглашаю тебя в гости. Поболтаем о тебе, обо мне... Музыку послушаем... Ну, а если ты сама захочешь...

- Н-нет, - ответила Сюзи, - я не могу... Меня не отпустят...

- Почему? Заведение работает до последнего посетителя... Те четверо, видишь, уже расплачиваются. Так что, скоро ты свободна... Я подожду, пока ты оденешься... Я тебе заплачу, насчет этого не переживай... Вот, держи... Ты же в моем распоряжении?.. Сама сказала...

- Я - собственность этого заведения, - холодно сказала Сюзи. - Я - инвентарь... И одежда мне не полагается... То есть, вообще никогда, ни ночью, ни днем, ни летом, ни зимой... У меня даже паспорта нет. Так что, извините... Доставить удовольствие я смогу вам только здесь...

Всего минуту назад Сюзи казалась такой близкой... Неужели нельзя сказать просто: "Извини, не хочу..." Вот артистка!..

- Ну, как знаешь... - ответил обиженный Денис, - сколько я должен за водку?

- Этого достаточно, - сказала Сюзи.

"Чего только не навыдумываешь с пьяна"... - подумал он, направляясь к выходу. - Чуть было не влюбился в "подружку"... Романтик хренов..."

Поднимаясь по лестнице, Денис снова почувствовал спиной чей-то взгляд, оглянулся и никого не увидел. Гадать о причине странного явления не стал - все же был достаточно пьян.

Выйдя на улицу, Денис совершенно некстати вспомнил картину из сегодняшнего, нет, теперь уже вчерашнего вечера: офис Коллекционера, самого Коллекционера и всю, в общем-то, короткую беседу.

Помещение было обставлено с элегантной простотой, доступной лишь за очень большие деньги...

Его хозяин восседал в черном кожаном кресле с высокой спинкой...

Черты лица коллекционера трудно припомнить. Они не представляли собой... они вообще ничего собой не представляли. Безликое, если к лицу можно применить это слово. Ни описать, ни нарисовать...

- Чучело Большой Белой Птицы... - сказал Коллекционер, четко обозначая каждую букву.

- Что за птица?

- Когда увидишь - сразу поймешь, что это она. Обитает на побережье, в районе поселка Чиликино...

Странно, до сих пор Денис был уверен, что в офисе находились только двое - он и Коллекционер. Сейчас в памяти проявилась чернокожая дама, стоявшая за спиной Коллекционера. Она вспомнилась вдруг и очень ясно.

Дама положила одну руку на спинку кресла, другой - картинно подбоченилась. Она то опускала черные глазищи на говорящего Коллекционера, то устремляла внимательный взгляд на Дениса. Иногда насмешливо улыбалась... Но в разговоре, кажется, участия не принимала.

"Вот тебе на! - подумал Денис. - Как я мог ее не заметить... Или не запомнить... Или я только что ее придумал?.. Все же почти вся бутылка водки практически без закуски, да плюс тут сто грамм - это много...На спину теперь не ляжешь... Нужно кофе покрепче... Благо - выходной..."

Небо начало синеть - скоро рассвет...

Руины детского городка кружились... Удерживать правильный курс было затруднительно...

Придя домой, Денис набрал номер Антонеллы.

- Слушаю, - донесся из трубки сонный голос.

- Привет, Антонелла! Ты уже спишь?

- Можно сказать, что я еще сплю...

- Извини... Я только хотел сказать, что мои планы начинают осуществляться... Все будет хорошо! Доброй ночи!

Голова Дениса кружилась и от водки и от нетерпения.

Хотелось немедленно действовать...

Для начала - к знакомому Олега, потом... Что потом?..

Пьяные мысли разбегались в разные стороны...

"Все пропало? Черта с два! Черта с два! Когда я получу свои деньги, этот мелкий буржуй Саша станет казаться нищим мальчиком! Ну и что же, что он женился на калеке! Любит ее? Ну и что же! Не он, а я поставлю ее на ноги! Я покажу им, кто настоящий герой, а кто..."

Денис прошелся от стены к стене, как лев по клетке.

Подошел к окну.

В сизой глубине двора - не было ни души, только шевелились мрачные руины детского городка. В полумраке казалось, что по ним ползают неведомые существа.

В доме напротив сияло одинокое окно.

"Озадачил я его... - подумал Денис улыбаясь. - Тыняется, наверное, теперь из угла в угол, затылок чешет... А может быть пялится на картинки со своим самолетом, развешенные по стенам..."

Ах, как был кстати этот золотой свет!

Как радовало Дениса, что и друг сейчас на спит, вообще, что живет этот зануда на свете...

Погасни свет их дружбы и Денису станет так одиноко, что никаким воем не выразить.

Квартира Дениса досталась ему по наследству от тетки.

Олег купил свою квартиру в соседнем доме, чтобы быть поближе к другу.

Своих родителей Денис не помнит, про них известно только то, что они погибли в результате теракта, когда мальчику было два года. Его вырастила тетка, старая дева.

Отец Олега - известный архитектор, профессор, преподает в академии строительства и архитектуры, мать - оперная певица.

Денис, Олег и Антонелла знакомы с первого класса школы.

Олег с детства мечтал стать авиаконструктором, но по настоянию папы получил диплом архитектора. Пока учился строить дома - попутно читал все, что мог найти, о самолетах.

В конце концов Олег создал проект диковинного летательного аппарата, какого свет не видывал.

Ни одна из фирм не заинтересовалась проектом конструктора-дилетанта. Но Денис сказал Олегу, что его изобретение из тех, которые современники не признают и за которые изобретателям ставят памятники "благодарные потомки".

Денис удивился бы, узнав, что, передавая его слова Антонелле, Олег смущенно пожимал плечами, по-детски краснел и сказал:

- Не пойму, почему он мне так верит?

- Я тоже тебе верю, - улыбнулась Антонелла, сидя в своей инвалидной коляске. - Странный ты какой-то: сомневаешься в себе даже тогда, когда всем вокруг понятно, что ты прав.

А ее муж Саша сказал:

- Деловые люди картинок не понимают. Тебе необходимо построить действующую модель в крупном масштабе (лучше, конечно, один к одному) - тогда можешь на что-то надеяться. Посчитай, сколько тебе нужно на это средств и подумаем, как можно их заработать. Я сейчас тебе помочь не смогу. Ты же знаешь, необходимую Антонелле операцию делают только в одном месте, в столице, и стоит это дорого. Даже для меня. Я стремлюсь эти деньги добыть. И еще, мой тебе совет, Олег: научись рассчитывать в жизни только на себя.

Антонелла с детства была подвижной, неугомонной девчонкой. Она увлекалась то одним занятием, то другим. О каждом из них сообщала, что посвятит ему "остаток жизни" и прославится на весь мир. Сначала ее увлекали бальные танцы, потом фехтование, лет в четырнадцать Антонелла пришла на разведку в модельное агентство и задержалась там на три года. В семнадцать лет, снявшись в коротенькой эпизодической роли в какой-то молодежной комедии, стала мечтать о карьере киноактрисы.

Жизнь распорядилась иначе.

В день своего восемнадцатилетия Антонелла попала в автомобильную аварию. Надо сказать, что никто из пассажиров обеих машин серьезно не пострадал.

Антонелле повезло меньше всех...

Травма позвоночника.

Недобросовестно сделанная операция...

Перед операцией врач взял у родителей Антонеллы расписку, что при любом исходе они претензий иметь не будут. (Сами понимаете - позвоночник. Какие тут могут быть гарантии?)

Потом адские боли...

И инвалидная коляска.

Человек посторонний сказал бы, что за прошедшие шесть лет от прежней Антонеллы остались только улыбка, да копна медных кудрей. Но её муж, здоровяк Саша, сказал однажды так: "Из нас четверых, если кого и можно назвать здоровым человеком, так только ее. От Антонеллы исходит такая силища!.."

Денис и Олег были с ним согласны...

Все-таки этой ночью Денис уснул.

И ему приснился сон, будто летит он на самолете, построенном по проекту Олега.

Управляет самолетом, естественно, он, Денис. Рядом сидит Антонелла. Она солнечно улыбается. Внизу проплывают атласные горы облаков. Самолет послушен и быстр. Денису легко и весело, но надо снижаться. А так не хочется! Но, надо...

И вот он входит в облака.

И вот облака рассеиваются.

И вот они остаются выше самолета.

Под самолетом расстилается... нет не земля - унылая пустыня без конца и края.

Ветер гонит пыль...

Кругом разбросаны большие острые камни - о посадке нечего и думать.

И самое ужасное: Денис откуда-то знает, что так теперь везде.

И иначе не будет.

Денис переводит взгляд в сторону Антонеллы - на ее месте сидит Русалка. Лицо Русалки бледно, щеки впалы, красные воспаленные глаза смотрят на Дениса с ненавистью.

"Предатель!.." - с трудом произносит она сухими потрескавшимися губами...



Вадим долго возился с тестом, стараясь честно отвечать на все вопросы.

...Приходят ли вам в голову мысли, о которых и не расскажешь никому?

Да.

...Считаете ли вы, что законы, которые вас не устраивают, следует изменить?

Нет.

...Причиняют ли вам беспокойство чужие страдания.

Да.

...Можете ли вы назвать себя абсолютно честным человеком?

Каверзный вопрос... Как-то не думал...

...Снятся ли вам странные сны?

Да, уж... А что, бывают другие?

Вадим подумал, что на некоторые вопросы ответил бы честнее, если бы мог вспомнить хотя бы небольшой опыт своей "прошлой жизни". Тест ведь составлен в расчете на взрослого человека. Его же жизненный опыт равен опыту трехлетнего ребенка...

Или это не имеет значения?

...Допускаете ли вы существование ситуаций, в которых может быть оправдано убийство человека?

Просили честно? Отвечаю честно... Вадим написал "Да" и ужаснулся: "Я могу оправдать такие страшные вещи как убийство?!"

- Ну что, маэстро, справились?

- Минуточку, можно еще минуточку?..

Лилия задала свой вопрос как учительница.

Вадим, как школьник, который замешкался с контрольной работой.

Ну, вот... теперь как будто все...

Эх, если бы не назначенная на четыре съемка, зайти бы сейчас в "Зурбаган" на чашку-другую коньяку... Вадим не ожидал, что отвечать на, в общем-то, простые вопросы окажется таким утомительным занятием.

- Итак, давайте-ка сюда ваши ответы. И еще пара тестов.

Вадим снова сел напротив Лилии.

Лилия выложила на стол квадратики разноцветного картона.

И пока она это делала - вынимала из ящика стола папку, открывала ее, выкладывала эти самые квадратики - Вадим любовался тонкими загорелыми руками, стройной механикой их движения, длинными пальцами с идеальными золотыми ногтями...

И руки, и пальцы, и золотые ногти были до того идеальными, будто их обладательница явилась на свет не обычным путем, как все люди, а была создана в трехмерной компьютерной программе и материализована посредством магии.

И тут Вадим вспомнил отрывок из какой-то статьи о знаменитой однофамилице Лилии, жившей век назад: "Не женщина, а ходячая стилизация эпохи. Ее облик и стиль жизни до карикатурности соответствовали модному словечку "декадентство"...

И где же я увидел сходство?

Та же фамилия, высокий рост, сложение примерно то же, иссиня черные кудри, яркие семитские черты... Вот в сущности и все.

Ида, которая "дышала духами и туманами", была, наверное, похожа на привидение, а от этой жар, как от печки, - рассуждал Вадим.

Он разглядывал красавицу украдкой: нехорошо, ведь, пялиться в упор - тут не съемочная площадка. Он чувствовал, что от смущения его мысли сделались по-детски глупыми...

А что, подумал Вадим, эту тоже можно назвать ходячей стилизацией эпохи. Как там, в "Стиле звезд" было написано: "Яркая, гордая, не унывающая в любых обстоятельствах и царственно простая гражданка Республики Марины начала XXI века..."

Это точно про Лилию...

Вот и вещи вокруг - ей под стать.

Белый халат, прямо-таки идеально бел...

На среднем пальце правой руки - золотое кольцо с неизвестным черным камнем... Какой странный камень: черный - и в то же время кажется прозрачным. Как может черное быть прозрачным? И вспыхивает радугами...

На столе рядом с обычной радиотрубкой - мобильный, воплощение изящества. Под "Похищением Европы" - музыкальный центр уважаемой марки...

Интересно, а какую музыку она слушает?

Вадиму захотелось, чтобы Лилия слушала Мориса Равеля...

Может быть, она и самолетом управлять умеет?..

И тут Вадим вспомнил фразу, услышанную недавно от кого-то из приятелей: "красивая до смешного"...

- Что хихикаете? Вадим, слышите меня?

- Ой!..

- Я говорю: разложите эти цветные квадратики в такой последовательности: первым - тот, который нравится больше всех, вторым - тот, что нравится меньше... И так далее. Последним должен оказаться тот, который совсем не нравится. Понятно?

- Понятно.

Первым Вадим положил белый квадратик, вторым - красный, следующим - черный...

Вырез белого халата глубок и заканчивается головокружительной тенью, на фоне которой искрится золотой крестик...

Потом следовали синий, желтый...

Тонкая рука коснулась черной пряди...

Серый квадратик...

А глазищи светлые-светлые... Ах, какие глазищи!.. Как небо в воде колодца...

Меньше прочих нравились оранжевый и зеленый...

Вадиму было приятно находиться рядом с Лилией... Приятно и уютно... Хотелось рассказывать что-то откровенное и греться в лучах ее внимания...

Последним в ряду оказался грязно-коричневый.

- Хорошо.

Потом Лилия показывала Вадиму какие-то нарисованные лица, и он должен был указывать на те из них, которые нравятся, и те, которые не нравятся.

При этом Вадим в глубине души надеялся, что он-то Лилии нравится.

- Спасибо, маэстро. Теперь можете погулять в саду примерно час. И заходите к Михаилу Юрьевичу. Я передам ему все материалы.

Вадим сказал: "Спасибо".

Направился к выходу.

И вдруг услышал, что его окликнули по имени.

Он обернулся.

Лилия встала и вышла из-за стола.

- А что бы вы сказали обо мне, как о модели?..

Это было сказано осторожно. Странно, но в голосе госпожи Рубинштейн слышалось смущение.

- Ведь мы могли бы что-то сделать вместе... Честно говоря, так хотелось бы иметь свой портрет в исполнении знаменитого маэстро... Если вы не против.

"Что сказал бы? То, что поработать с такой моделью - одно удовольствие" - хотел ответить Вадим, но он почувствовал, что дело не только в портрете и не столько в нем... Просто Лилия хочет поближе с ним познакомиться... Чудесно!.. Доброе, невинное, хорошее желание...

Но... Это вечное проклятое но!

Вадим замкнулся.

Он улыбнулся (точнее сократил "улыбательные" мышцы), протянул Лилии визитку, сказал, что предложение заманчивое...

Лилия тоже почувствовала себя неловко - и в кабинете стало холодно.

Вадим поспешил удалиться.

Настроение было испорчено.

Вадим подошел к окну. Прижался лбом к стеклу. Оно было теплым... Жаль...

Вадим постоял немного, тупо глядя прямо перед собой... Потом побрел к лестнице.

Он не пошел в сад - направился к Инге. Поднялся на четвертый этаж - и столкнулся с ней на лестничной площадке.

Инга - невысокая, пятидесятилетняя женщина с короткой стрижкой ярко-рыжих волос. Ее лицо, усыпанное веснушками, могло бы казаться некрасивым, но... Но оно таким не кажется.

Рядом с Ингой тепло и покойно, ее широкая улыбка заставляет забыть о том, что бывает какая-то еще другая красота, кроме доброты.

В присутствии Инги мужчины приосаниваются, стараются подбирать красивые слова, говорить о хорошем и верят в то, что они способны на героические подвиги...

А какой у Инги голос!.. Гибкий, чувственный, немного хрипловатый... Слушать бы ее и слушать...

- Привет, Инга, - сказал Вадим.

- Здравствуй, миленький. Отчего невесел?

- Ах, не спрашивай... Я позабыл все слова... Плел что-то несусветное... Впрочем, видно, что Михаил Юрьевич понимает больше, чем ему говоришь. Одним словом, нужно зайти через час...

- Пойдем на балкон, - предложила Инга.

Они пошли в конец коридора.

С маленького балкончика, в торце здания видны крыши, спускающиеся по зеленому склону горы, а над ними - широкая полоса моря. Носятся ласточки...

...Теплый ветер приносит слуху то отдаленный гул самолета, ... то чей-то смех...

...Присутствует в воздухе что-то еще...

Тени забытых воспоминаний...

Голоса?..

Запахи?..

Картинки?..

Возникло - и растаяло...

- Инга, у нас есть записи Мориса Равеля? Меня интересует "Болеро"... - спросил Вадим.

- Понравилась тебе Лилия? - хитро прищурилась Инга.

- С чего ты взяла?..

- Догадаться нетрудно... Бусурин тебя направил к Лилии на тестирование... Фамилия Лилии - Рубинштейн. "Болеро" написано по заказу Иды Рубинштейн. Кстати, Лилия гордится своей фамилией... Вот и вывод.

- От тебя ничего не скроешь... Да Бог с ней, с Лилией... Я просто так спросил... - солгал Вадим.

- Есть у нас Равель, и "Болеро" тоже есть, - сказала Инга, улыбаясь.

- Здорово... - ответил Вадим рассеянно.

- Вадим, - сказала Инга, сделавшись вдруг мрачновато-торжественной. - Ты говорил, что съемка назначена на четыре...

- Да.

- Ты не мог бы прийти домой пораньше?..Сегодня 17 июня... три года со дня смерти Василия... Посидим вдвоем, выпьем, поговорим... Он был хорошим человеком, Вадим... Очень хорошим.

Вадим кивнул.

- Скажи, Инга, почему он умер так рано? Как это было? Я ничего не знаю о твоем муже. Кажется, он был военным летчиком?..

- Да, он был военным летчиком и умер, как настоящий мужчина...

Василий был командиром большого транспортного "Громова"...

Однажды в его самолете произошла какая-то авария... Потом была экстремальная посадка... К счастью, никто не пострадал. Кроме Василия... Порок сердца, не замеченный ранее врачами, дал о себе знать... Потом выяснилось, что с этим заболеванием о полетах придется забыть. Представь его состояние, когда он об этом узнал...

Инга вздохнула...

Поглядела на проплывающие облака...

- В конце концов он решил найти работу на земле... Причем такую, которая вообще не напоминала бы о небе... Решил начать жизнь с нуля... Возможно, он был прав.

Василий надолго куда-то уезжал на машине. Я не задавала вопросов... О самочувствии он говорил, что все в порядке.

Однажды мне стало тревожно...

Я всегда чувствую, если с кем-то из близких...

Одним словом, я тут же позвонила...

Василий ответил, что все в порядке, он едет домой. Но голос! Я сразу поняла, что ему очень плохо...

Как выяснилось в последствии, случилось вот что: у самого нашего дома на дорогу выскочил незнакомый мальчишка. Он отчаянно махал руками. У дороги дожидалась парочка: беременная девчонка, лет семнадцати и парень, ее муж (такой же зеленый). Махавший руками был братом роженицы...

Да, да, девчонка собралась рожать...

Все трое были испуганы и растеряны...

Без лишних вопросов Василий развернул машину и помчался в больницу Терехова...

Брат Насти - так звали юную роженицу - сказал мне, что подумал тогда, будто водитель пьян...

Нет. Василий терял сознание от боли.

Он подъехал к родильному отделению, остановил машину и... умер...

А Настя благополучно родила.

Мальчика назвали Василием...

- Я тоже хотел бы умереть так... - тихо сказал Вадим.

- Глупый! - Инга взъерошила пятерней его русые волосы. - Ты живи и другому дай жизнь! Рано тебе о смерти думать...

Вадим вздохнул.

- Ладно, пойду поработаю, - сказала Инга и пожала Вадимовы пальцы...

Вадим кивнул.

Инга ушла, а он остался на балконе. Вадим смотрел в синее пространство перед собой, и "проигрывал" в воображении картинки только что услышанного рассказа... Ему было грустно и очень-очень хорошо...

- Итак, - сказал доктор Бусурин, - можете взглянуть на результаты двух тестов. Третий (то есть, первый) не покажу... И поговорим о ваших снах.

- Снах? - Вадим поднял от распечаток удивленные глаза... - Почему о снах?..

- Читайте, читайте, - сказал Михаил Юрьевич.

Буквы, напечатанные на бумаге, сообщали, что Вадиму Демченко присущи следующие черты: ... теплота и мягкость... сердечность,.. сентиментальность... доверчивость... стремление оставаться в тени, пребывание в мире собственных фантазий... предприимчивость, настойчивость...

"Гм, и что же из этого?, - подумал Вадим, - Спросили бы прямо - я то же самое рассказал бы. А что тут?.."

... конфликт и неудовлетворенность в чем-либо вызвали потребность в компенсациях...

... нуждается в мире и спокойствии...

... нервно-соматическое или чувственно-сексуальное напряжение...

... недостаточно бережливое отношение к своей нервной системе и организму...

... нуждается в знаках внимания и признания...

... из-за собственной чувственной возбудимости и стремления к установлению сердечных отношений впадает в магическое состояние эротического очарования...

... требователен и придирчив в своих отношениях с близ...

Вадим отложил распечатки в сторону.

Сердце замерло - ведь необходимость рассказать о своих снах тревожила Вадима.

"Сбежать, что ли? - малодушно подумал он, - Нет, стыдно..."

- Итак, - сказал Михаил Юрьевич, - вы утверждаете, Вадим, что видите странные сны. Как я понял, вы придаете им большое значение. Расскажите, что именно вам снится...

"Ну, поехали!.. Не отвертеться... Двум смертям не..." - подумал Вадим и ему вдруг пришло на ум, что чувствует он себя сейчас, как несчастная девочка Сюзи, вынужденная быть голой под сотнями липких холодных взглядов...

Вадим посмотрел Бусурину в глаза. Нет, его взгляд не был холодным. Он был внимательным и понимающим.

"Насквозь он меня, что ли, видит?.." - подумал Вадим.

Вадим опустил глаза и сказал:

- Ну...

Пауза.

- Ну, в общем, так. Мне снятся одни и те же места... Я хорошо изучил тамошнюю географию... Там есть два больших материка - Восточная земля и Западная земля... Еще там есть мертвое море Асхетон, оно пересекает Восточную землю с севера на юг... Еще там есть какой-то полуостров, где... Ну, он находится на юге Восточной зем... Восточнее того Полуострова находится город Тэнжерин-сити. В этом городе и происходят почти все события... А еще там не одна луна, а две... Они называются Алия и Асия... Понимаете, за три года не было у меня других снов... кроме как об этих мес... Одни сны я помню совсем отчетливо, другие - смутно... Есть такие, которые будто наяву... Но меня в снах не бывает... Никогда... Происходящее, как в кино...

А иногда...

Вадим набрал в легкие воздуха.

С шумом вздохнул.

- Иногда... Ну, в общем, так... Каждую ночь я вижу... Ну, прочие персонажи меняются... Одну ночь - одна история, другую... ну, понимаете... Бывают сны с продолже... А эта... Ну, эта женщина... Я вижу ее каждую ночь... Ее зовут Нуар... Все события, в общем-то, связаны с ней... во-о-от...

А иногда мне снится, будто я - Нуар...



Нуар закрыла стеклянную дверцу душевой кабинки и подошла к зеркалу. Она жмурилась от удовольствия и ерошила волосы пушистым полотенцем цвета молочного шоколада.

И тело, и мысли, и ожидания Нуар были свежими, как летнее утро. Сердце трогало легкое волнение, но это было приятно...

Нуар отразилась в зеркале во весь рост.

На фоне светленькой бежевой облицовки стен и сверкания позолоты она походила на живую скульптуру из черного гранита.

Дело в том, что кожа Нуар черна.

Нежная, гладкая, живая, идеально чистая, она черна как спина дельфина. Теперь понятно, откуда у Нуар такое прозвище?

А своего настоящего имени Нуар не помнит. Об этом позднее...

Нуар очень красива.

Нет, не красива... Она прекрасна!

Нуар обворожительна, обольстительна, пленительна...

У Нуар атласные черные волосы.

У нее большие черные глазищи, скрытые тенями от длинных ресниц.

У Нуар тонкий нос с изящной горбинкой.

У Нуар гордая шея, гибкие плечи, дерзкие груди, умопомрачительная талия...

Красота Нуар сражает наповал.

Но сегодня, по крайней мере, в ближайшие полдня, Нуар не намерена никого сражать.

Через час должен прийти учитель музыки.

Нуар хочет выбрать облик, соответствующий роли ученицы.

Благодаря магическому кольцу, Нуар способна принимать любое обличие.

Конечно, она могла бы воспользоваться магией и для овладения мастерством музыканта. Стоит ей захотеть, и необходимые способности, знания, навыки "перепишутся" в нее из памяти любого маэстро на выбор подобно компьютерной программе.

Но это не то, чего хочет Нуар.

Что хорошо для дела, не всегда хорошо для души...

Нуар хочет учиться музыке по-настоящему.

Она немножко играет на слух...

Пытается даже сочинять...

К сожалению, она знает, что никогда и никому не осмелится показать свои музыкальные эксперименты. Это слишком личное, а близких людей у Нуар нет...

Есть Хозяин, есть работа... вернее не работа - Миссия!

Хозяин называет Нуар бездарью.

Нуар ему верит.

Хозяин говорит, что если бы не его забота и не подаренное им магическое кольцо, для Нуар была бы открыта единственная дорога - в "подружки". Он говорит, что Нуар обладает только двумя ценностями: первая - ее аппетитное тело (но в этом заслуги Нуар никакой), вторая - кольцо (которому, собственно, и обязана Нуар всеми своими возможностями). А по сему Нуар должна знать свое место, слушать Хозяина, гордиться Миссией и старательно выполнять задания.

Этот красивый особняк, из окон которого видны океанские дали, подарен ей Хозяином. Нуар может иметь все, о чем другие могут только мечтать. Нуар понимает, какая пропасть разделяет ее и всех прочих... людей. Нуар ценит заботу Хозяина и сознает, какое это счастье, что три года назад ее, голую, замерзающую, потерявшую память нашел именно он, а не кто-то другой.

(Иначе быть ей сейчас собственностью одного из ночных заведений...)

Нуар понимает, ценит, старается... Но все же есть у нее свои тайные мечты и свои проблемы...

Сегодня Нуар не хочет думать о проблемах.

Она хочет учиться музыке.

Пусть я не наделена талантами, но я настойчива, думает Нуар. Конечно, узнай Хозяин - он поднимет меня на смех.

Но я ничего ему не скажу... Ну, до поры...

Нуар повесила полотенце на позолоченный крючок и, глядя на себя в зеркало, призадумалась.

Для начала следует осветлить кожу...

Нет, это слишком, подумала Нуар. Заморыш какой-то...

Пусть лучше тело будет... вот таким...

Еще лучше таким: не загорелым, но смуглым... "от природы"... Приятный теплый цвет...

Хорошо.

Волосы пусть будут русыми...

Тоже неплохо...

Вместе с цветом кожи и волос Нуар изменила и свои формы - естественно, иначе было бы несоответствие стиля. Нуар чувствительна к таким вещам.

Видимо, не сознавая того, она о ком-то вспомнила, и девушка в зеркале приобрела знакомые черты. На вид ей было не больше шестнадцати...

Нуар отпустила сознание и позволила трансформации завершиться самой.

"Хм, о ком это я?.. - подумала Нуар, - Курносый носик с веснушками... Трогательные детские губки... Ах, да!.. Эта "подружка" из "Крокодила"...

Нуар осознала, что образ Сюзи все сегодняшнее утро навязчиво маячил на краю памяти. Нуар гнала Сюзи прочь, а она не уходила...

"Однако, лучше вот так"... - решила Нуар - и девичьи черты стали тверже. Теперь в зеркале отражалась не бедняжка Сюзи, а милая, непосредственная, хорошенькая Сюзи, которая, однако, может за себя постоять.

"Вот и замечтательно!" - Нуар щелкнула пальцами и пошла одеваться.

Она надела черные атласные брючки, туфельки-лодочки на невысоком каблуке и темно-синюю блузу под горлышко с нарядным белым воротничком и крупными белыми пуговицами.

Нуар немного повертелась перед зеркальной дверью шкафа-купе, отметила, что золотое кольцо с черным магическим камнем красиво сочетается с черным атласом брюк и с синей блузкой, которая в свою очередь подходит к голубым глазам и эффектно оттеняет русые волосы...

"Ну, хороша, хороша!" - подумала Нуар.

Веселое утреннее солнце искрилось в ее волосах. Радостное возбуждение покалывало изнутри...

Нуар напомнила себе, что по телефону назвалась Викой и что учителя зовут Вальдемар Миранян.

Нуар почувствовала приближение постороннего.

Это он.

"Ладно, пусть позвонит".

Послышался мелодичный перезвон.

Нуар вышла из спальни развеселой танцующей походкой, сбежала по лестнице вприпрыжку и распахнула дверь.

- Здрасьте! - Нуар расплылась в дурацкой зубастой улыбке.

- Входите! - Нуар отступила, давая дорогу гостю. - Смелее! Смелее!

Ошарашенный бурной встречей, он не знал как себя вести...

Смущенно кашлянул...

Тронул свой длинный нос...

Наконец мрачноватое лицо изобразило подобие улыбки.

- Здравствуйте, Вика!

Миранян потоптался на месте (соображая, нужно ли в этом доме снимать обувь), обвел помещение рассеянным взглядом.

Прихожая у Нуар просторная, с белыми стенами. Напротив входа, по левую и правую стороны от двери, ведущей в гостиную, висят картины. Одна - "Ледоход на Вьюн-реке" Анастаса Челпана, другая - "Ветреное лето" Манфреда Савина.

Пол в прихожей из розового камня. Справа - металлическая лестница со ступенями из того же камня, что и пол. Она ведет на второй этаж и в подвал. Слева - дверь в кухню. Двери - кухни и гостиной - решетчатые, из светлого лакированного дерева с разноцветными стеклами.

Нуар открыла дверь гостиной и пригласила гостя войти.

Миранян торопливо юркнул в дверной проем, задев дверь своим портфелем.

"Странный он какой-то", - подумала Нуар, входя следом.

Общение с учителем музыки началось длинной тягучей паузой.

- Чаю? Кофе? - предложила Нуар, натянув на лицо веселенькую улыбку. Своя, естественная, уже кончилась.

- От кофе не откажусь, - ответил учитель и сглотнул голодную слюну.

Гостиная в доме Нуар оформлена в стиле "изысканного минимализма".

Стены в ней, естественно, тоже белые (как требует стиль).

Дальняя стена - полукруглая и полностью остеклена. Стекла удерживают рамы из полированного металла (фирма "Новая эстетика").

В центре полукруга растет пальма - ее ветви касаются потолка и стекол - а перед ней стоит инструмент, белый "Джованни Минарди". В его крышке отражается пальма и небо, а ножки инструмента отражает светленький паркет, отполированный до зеркального блеска.

В правой стене - камин ("Камбур и сын"), над ним круглые часы "Капитан" с прозрачным циферблатом, гравированными цифрами и тонкими золотыми стрелками.

У левой стены - диванчик, накрытый мохнатым белым покрывалом. На нем сидит мягкий игрушечный кот. Перед диванчиком - стеклянный столик. На нем ваза с большим букетом полевых цветов.

Справа от диванчика - музыкальный центр "Доринфельд", сияющий полированным металлом и стеклом. Четыре кубика акустической системы закреплены под потолком (естественно, никаких проводов нет).

Когда Нуар вошла с подносом в руках, Миранян сидел у инструмента и перебирал клавиши, прислушиваясь и качая головой.

Нуар поставила поднос на столик и, желая остаться незамеченной, подкралась поближе к музыканту.

Разрозненные звуки, аккорды, обрывки музыкальных фраз собрались вдруг в знакомую мелодию...

Любимую...

"Песня полевых колокольчиков"...

Нелепый угловатый пришелец пропал. А тот, кто явился вместо него, делал светлую музыку и был светел и естественен, как поле, как небо, как полевые цветы...

Нуар улыбнулась...

"А он довольно мил, и седина ему идет..."

Миранян коротко глянул через плечо и оборвал игру.

- Отличный, отличный у вас инструмент, барышня! - вскричал музыкант, - Но нужно настроить. Я пришлю вам хорошего настройщика...

Нуар кивнула.

- Ваш кофе готов, маэстро.

Они присели к столику.

"Костюмчик старомодный, - отметила Нуар, - Но чистенький и отглажен. Туфли давно пора выбросить"...

Миранян хлебнул кофе, обжегся...

"Щеки впалые... Чисто выбрит... Чем он бреется?.. Изрезался весь"...

Миранян взял бутерброд с сыром.

Откусил... Старался жевать неторопливо, чтобы не выдать голод. Это удавалось плохо.

- Говорят, - сказала Нуар, - что вы были знаменитым музыкантом. А мне ваше имя незнакомо...

Миранян поперхнулся...

- Ах, барышня, - заговорил он, накашлявшись, по интонации было видно, что реплика Нуар задела бывшего знаменитого музыканта, - Вы молоды, а с тех пор прошло десять лет... Имя Мираняна забыто. Его, может быть, помнят люди постарше. Но поминать его считается неприличным...

Миранян осекся. Он понял, что сказал "а", после которой придется говорить "б", в то время, как и "а" была лишней...

- Извините, я не хотела вас обидеть, - сказала Нуар, - просто у меня потеря памяти... Одним словом, я помню только последние три года. А что было раньше... - Нуар развела руками, - Это результат болезни.

Нуар сказала правду о потере памяти.

Только про болезнь солгала...

Она почувствовала теплоту и доверие к этому стареющему в нищете человеку.

Доверие...

Вот и забытое слово вспомнилось...

Нуар так редко приходится испытывать чувство, называемое этим словом. Вернее сказать - никогда. Наверное, воспоминание пришло ОТТУДА, из забытой "прошлой жизни"...

А в этой жизни таким чувствам, как доверие, места нет...

Миранян посмотрел на Нуар сочувственно, по-отечески.

"Он хотел погладить меня по голове, - почувствовала Нуар, - И почему же не сделал этого? Ах, да, побоялся... Приличия, будь они прокляты!.."

- А почему так случилось, что... ну, что вас забыли, - спросила Нуар.

Некоторое время Миранян угрюмо молчал, впрочем, было видно и то, что вопросу он рад, вернее, рад возможности рассказать то, что лежало на душе камнем. Люди больше любят рассказывать о бедах, чем о радостях. В радости помощь не нужна. А в беде... Когда рассказываешь, возникает иллюзия, что тебя поймут, поддержат, помогут... Как правило, иллюзия так и остается иллюзией, но что поделаешь - такова человеческая натура...

Вот и сейчас в старом музыканте боролись два желания: говорить и отрезать себе язык... Первое желание победило.

- Это было сразу после войны с пришельцами... Была десять лет назад такая страшная преступная бойня...

Нуар кивнула - она слышала и о войне с пришельцами, и о "Величайшей победе"...

- Так вот, весь мир праздновал "Величайшую победу"... - выражение лица Мираняна сделалось скорбным. - Был большой праздничный концерт. Естественно Вальдемар Миранян тоже был в числе приглашенных.

Предполагалось, что я исполню "Торжество" Антипа Рудика...

Я вышел на сцену, подошел к инструменту и сказал...

Миранян вздохнул, глядя сквозь Нуар, куда-то вдаль...

- Я сказал, что сотни лет люди задавались вопросом, одиноки ли они во Вселенной, мечтали о встрече с собратьями по разуму из других миров и вот - мечта сбылась, собратья явились...

Но вместо того, чтобы встретить пришельцев, как дорогих гостей, мы (а точнее наш "любимый" Президент) объявляем их врагами и нападаем на них.

Человечество объединилось в две континентальные сверхдержавы, преодолело множество проблем: экологических, этнических, религиозных и прочих... Но мы не торопимся объединяться с Западной землей... Причина - не различия в культуре и религиозных убеждениях. Без врагов мы не можем жить. Агрессия у нас в крови. И вот, когда появились корабли инопланетян, наш Президент объявил их врагами. Наверное, он насмотрелся фильмов о кровожадных пришельцах. В этих фильмах пришельцам обычно приписывают человеческие черты... Не зная цели визита пришельцев, не видев их самих, не обменявшись с ними и парой слов, мы напали на них первыми. Они ответили... Погибли тысячи ни в чем не повинных людей, а мы празднуем "Величайшую победу"! Никто не сказал: "Подумайте, что мы творим!" Мы строим на орбите боевые платформы, тратим на это огромные средства... Но мы должны понять, что Президент Данелиус и его единомышленники подставили нас всех. Все человечество! Собратья пришельцев вернутся и тогда нам не помогут никакие боевые платформы...

Я сказал это, сел к инструменту и исполнил "Реквием" Врублевского.

В тот же день я был арестован. Удивительно, что и договорить, и доиграть мне дали... Удивительно...

Правда, в записях концерта моего выступления нет. И вообще сейчас не найдешь ни одной записи Мираняна...

Отсидел я пять лет...

Неизвестно, где бы я был сейчас, если бы не мои друзья...

А вот жена не дождалась...

Теперь я даю частные уроки музыки.

Извините, барышня, мою неуместную, долгую и навязчивую откровенность...

Миранян допил кофе, повертел чашку в руке. Высказавшись, он почувствовал не облегчение, а неловкость - не за этим он сюда пришел...

- Спасибо вам... - сказала Нуар.

Миранян удивленно поднял брови.

Потом улыбнулся и сказал:

- Вот что, Вика, давайте послушаем теперь вас.

Нуар села к инструменту и неожиданно для себя заиграла одно из своих сочинений.

Это произведений она назвала "Там"...

Где там?

Почему там?

Этого Нуар не смогла бы объяснить.

Даже более того - эти гармоничные минорные созвучия составила не она. Мелодия пришла однажды сама по себе. И не давала Нуар покоя, пока та не сделала непокой слышным уху. Записать мелодию на бумаге не смогла бы - не знала нот. Ну, а наигранное однажды Нуар не забывала.

Эта музыка поселилась в душе, и Нуар казалось, что она имеет отношение к забытому прошлому, что это весточка оттуда. Во всяком случае, она не напоминала ничего из нынешней реальности Нуар.

Собственно говоря, все немногие произведения Нуар пришли именно так. Пришли из ниоткуда. Нуар их наиграла - и они остались. И вся эта музыка (если это все же можно назвать музыкой) была печальной.

Мелодия, которую слышал сейчас Миранян, была для Нуар особенно родной, щемяще родной и Нуар бесстыдно делилась с гостем своей тайной...

Нуар очень хотела поделиться этим с кем-нибудь. Но она знала, что "подробностями" своей души делиться не принято, неприлично.

Да и не с кем.

Нуар привыкла все свое носить в себе.

Ко всему люди привыкают: к смерти близких, к потере рук, ног, памяти. К одиночеству...

Сегодня Нуар сделала то, что считалось неприличным, то, что давно хотела сделать - и при этом не чувствовала ни стыда, ни вины...

Бросив взгляд на Мираняна, Нуар увидела, что он внимательно слушает. Не как учитель... Миранян был с ней, они были вместе. Душа учителя плыла на одной волне с душой Нуар...

Нуар положила руки на колени и вздохнула. Сердце билось учащенно.

- Ну вот... - вздохнула Нуар.

- Где вы учились раньше? - спросил Миранян.

- Да нигде... - ответила Нуар, - кажется в "прошлой жизни", ну, той, забытой, я училась танцам. - Навыки сохранились на уровне рефлексов, но танцы мне не интересны... А это я сама сочинила...

- Я понял! - сказал Миранян. - Но это хорошо. Это очень хорошо!



Вадим прервал рассказ, тревожно заглянул в глаза доктору Бусурину: не злоупотребляет ли он вниманием.

Михаил Юрьевич кивнул и сказал:

- Да, я слушаю.

Он в самом деле внимательно слушал, а его рука в это время сама рисовала что-то на бумаге. Вадим разглядел какую-то неприятную рожу.

- Пока ничего необычного, тем более страшного я не услышал. Чернокожая красавица - оборотень... Магическое кольцо... Учитель музыки... Вы говорили о каких-то ужасах.

- Ужасы будут дальше.

- Итак.

- Ну-у... В общем так... Они договорились, что Миранян будет приходить к Вике три раза в неделю. Нуар расплатилась за урок. Миранян деньги взял, но при этом сказал, что, мол, сам получил удовольствие от общения с Викой, да еще и деньги берет... Нуар ответила, что очень-очень рада знакомству.

И Миранян ушел...

Вскоре после этого позвонил Хозяин.

У Нуар какой-то особенный телефон. Он вживлен в кожу за левым ухом. Плоский металлический квадратик размером примерно сантиметр на сантиметр. Нуар слышит голос собеседника внутри головы. Ей самой произносить слова вслух не надо, достаточно делать это мысленно. А визуальная информация видится будто нарисованная на стекле перед глазами...

Хозяин сказал, что вечером для Нуар будет небольшая работенка...



Двор старинного четырехэтажного дома на окраине города освещал единственный фонарь. Он висел на железном столбе, врытом в землю большой вытоптанной клумбы посреди двора. Под столбом находился железный стол с исцарапанной неприличными надписями пластиковой столешницей и две скамейки. Стол и скамейки тоже были врыты в землю.

Дом огибал "клумбу" широкой буквой "П". Открытая часть двора была загорожена кованым забором с воротами и калиткой. К воротам подходила дорога, а по обе ее стороны лежали огороды жильцов дома. За ними виднелась трасса Кнуров-Босов. Дальше чернела лесопосадка.

Небо почти уже погасло, над трассой из-за лесопосадки поднималась огромная багровая Алия. Скоро явится и Асия.

Разгорались звезды. Окна погасли еще не все, но двор был пуст.

Двор достаточно просторен и здесь, не слишком мешая жильцам, расположился "дом на колесах" - серебристая трехосная машина археолога-любителя Александра Абеля.

Возле одного из подъездов была насыпана куча свежевырытой земли.

К воротам подъехала машина такси. На некоторое время ее окна осветились, потом погасли. Машина развернулась и уехала.

Лязгнул замок, скрипнули петли калитки. Во двор вошли двое: один - хозяин "дома на колесах" Александр Абель, второй - его друг Александр Кайно. Он нес на плече дорожную сумку. Кайно приехал вечерним поездом.

Кайно - сотрудник Института археологии Кнуровского отделения Академии наук.

Абель и Кайно - друзья детства.

Сейчас им по сорок пять.

- Отдохнешь с дороги?.. - спросил Абель, хитро щурясь, - или?..

- Издеваешься? - ответил Кайно.

Абель открыл дверь своего "дома на колесах".

- Ставь сумку.

Кайно поднялся по ступенькам в салон машины, Абель вошел следом. Включил свет.

Внутреннее пространство в самом деле было полноценным жильем - просторным, рационально спланированным, со всеми удобствами. Интерьер был изящным и подчеркнуто респектабельным, но без показного шика. Абель знает толк в дорогих вещах.

Кайно поставил сумку на пол у двери, прошелся по салону и сказал, не скрывая зависть:

- Знатная у тебя машина... Я видел такие только на картинках...

Абель подмигнул, широко улыбнулся.

- По стопке за встречу?

Он вынул из шкафчика над столом начатую бутылку коньяка и две стопки.

"И коньяк ты пьешь такой дорогой", - хотел сказать Кайно, однако промолчал.

- Я рад, что ты, дружище, приехал, - сказал Абель. - Я рад снова тебя видеть. Сколько мы с тобой не виделись?.. Восемь лет!

Выглядит Абель идеально. Ни лысины, ни лишнего веса... Элегантный костюмчик... Держится легко, уверенно. А как еще может держаться преуспевающий человек, привыкший к достатку и доброй славе?..

Кайно выглядит тенью рядом с сияющим другом: косматые насупленные брови, под глазами мешки, шумное дыхание, плешь в полголовы. И одежда на нем безликая, бесформенная, мятая...

Впрочем, все это имеет значение только для Кайно. Абеля занимают другие вещи. Он рад встрече с другом. Ему первому, а не жене позвонил Абель, когда чудо свершилось... А оно свершилось-таки!

- Этот дом построен на месте замка Кристиана Фармера. Строители использовали часть его фундамента.

Абель налил еще коньяка.

- Знали бы жильцы дома, что находится под ними! Ну, бери фонарь... Допьем после. У меня еще есть. Когда вернемся, тебе это понадобится.

Кайно и Абель вышли из машины.

- Посмотри, та часть дома стоит на старинном фундаменте и круглая башня практически повторяет ту, что была триста лет назад...

Друзья направились к подъезду, у которого была насыпана земля.

- Дом, как ты видишь, довольно стар, - продолжал Абель. - Ему больше ста лет.

Самая старинная постройка в этой части города. Он сам представляет некоторую историческую ценность. Застройка центральной части города значительно моложе.

Абель вынул их кармана ключи и открыл дверь рядом с дверью подъезда.

Сразу же за ней вниз спускалась лестница. Абель щелкнул выключателем - внизу, в тупике загорелась лампочка.

Друзья спустились на площадку. Слева была другая дверь. Абель толкнул ее, щелкнул другим выключателем, и друзья вошли в обширное, не слишком хорошо освещенное пространство подвала.

- Раньше тут была котельная, - сообщил Абель. - А то, что я хочу тебе показать - там.

Кайно и сам догадался, что ЭТО - там.

За бетонными опорами, за каким-то хламом, за кучами земли виднелась большая свежая яма.

Они подошли поближе.

Нет, это была не яма, а прямоугольный проем, и от его края в черноту спускались крутые каменные ступени лестницы.

И лестница была намного старше дома. Кайно чувствовал это нутром.

Он зябко поежился. Оглянулся.

- Здесь кто-то есть...

- Есть, конечно, - усмехнулся Абель, - коты! Боишься привидений?

Абель хлопнул друга по спине.

- А с чего ты взял, что здесь стоял замок Кристиана Фармера? Легенда об алхимике и трех его дочерях - всего лишь красивая легенда, - сказал Кайно.

Сейчас ты увидишь "легенду" собственным глазами. А ответы на все вопросы - потом.

Немногословен Абель. Умеет заинтриговать...

Кайно снова оглянулся. Взгляд постороннего обжигал спину.

"Что это я, как мальчик... темноты испугался?.. - подумал Кайно. - Кто здесь может быть?.. Вы боитесь котов, господин Кайно?.."

И все же ему было страшно. Его пугали полумрак подвала и этот черный проем, и лестница, уходящая во тьму.

Кайно бывал на раскопках, был причастен и к значительным находкам, но никогда не испытывал ничего подобного.

Он чувствовал, что стоит у границы между обычной, привычной реальностью и... какой-то иной. Здесь - подвал жилого дома. Там, ниже подвала - нечто зловещее.

Когда Кайно вслед за Абелем ступил на черную лестницу, он понял: возврата нет.

ЭТО свершилось.

"Позвольте, коллега! - обратился Кайно к самому себе. - Что свершилось? О каком возврате, вернее... отсутствии идет речь?.. Мы спускаемся в подземелье, где, как утверждает Александр, находится нечто, имеющее отношение к легендарному алхимику Кристиану Фармеру... Только и всего... Абель спокоен... Так чего же я?.."

Кайно дрожал, как осиновый лист.

Легенда о Кристиане Фармере в пересказе Ингвара Селивана известна любому школьнику.

В ней говорится примерно следующее.

На берегу Вьюн-реки стоял замок.

Много сменилось хозяев его.

Но особого внимания заслуживает Кристиан Фармер и его дочери - Алиса, Антонелла и Сюзанна.

Жена Кристиана, Милен, была женщиной доброй и чуткой, а, кроме того, достаточно образованной и с хорошими манерами. Но слишком мягкая, она не перечила мужу даже тогда, когда он был явно неправ. Впрочем, перечить Кристиану Фармеру - затея пустая. Он хотя и был человеком незаурядного ума, но дьявольски упрям. Милен всё время чувствовала себя виноватой. Ведь от крутого нрава мужа страдали другие люди, и она не могла этому воспрепятствовать...

В замке Кристиана было все, о чем может мечтать материально озабоченный обыватель. Обстановка помещений была дорогой и изящной. Погреба - набиты продовольствием высшего качества. Что и говорить - богат был владелец замка.

И гости в замке появлялись желанные. Случайные чужие не докучали его жителям.

В общем-то, весело жилось Кристиану Фармеру и его семейству.

Но была у хозяина замка одна очень сильная страсть. Он, человек разносторонне образованный, мечтал синтезировать золото, осуществив тем самым мечту алхимиков старины.

Откуда взялась эта страсть - неизвестно. Алчности за Кристианом не водилось. Может быть, тщеславие заставляло алхимика трудиться не покладая рук? Нет, был какой-то иной неведомый мотив (чуткая Милен догадывалась об этом). А, возможно, что и не выплавкой золота занимался Кристиан в своей лаборатории...

Как бы там ни было, постепенно он стал замкнутым, самоуглубленным и странноватым.

Дочери Кристиана Фармера росли, как прекрасные цветы, не зная забот.

Но незаметно и как-то уж слишком быстро они выросли. Мать еще хорошо помнила первые слова Алисы, произнесенные на забавном детском языке, а уже приближалось ее совершеннолетие.

В эти дни в замке появился живописец. Ему был заказан портрет старшей из наследниц Кристиана Фармера.

Этого человека нельзя было назвать юным. Он уже успел прославиться как живописец, однако не успел обзавестись семьей. И тем, кто не знал его близко, это второе обстоятельство казалось странным, ведь его манеры были изысканными, взгляд ясным, улыбка светлой. Да и кошелек его не пустовал.

Впрочем, все знают, что живописцы - народ странный...

Алиса и Анастас (так звали живописца) подолгу оставались вдвоем, домашние знали, что художникам во время работы лучше не мешать.

Анастас держался с Алисой холодно вежливо и увлеченно делал свое дело. Впрочем, он показал себя интересным собеседником, и Алиса простодушно откровенничала с ним, как ни с одним из посторонних ранее, а его речи слушала с нескрываемым интересом...

Восторженная душа Алисы потянулась к душе художника, как цветок к солнышку. Но тот, как и солнце, оставался далеким.

И вот однажды, когда работа над портретом приближалась к концу, открылась одна тайна...

Видимо, чувствуя близость расставания, Анастас несколько ослабил над собой контроль.

Достаточно было случайного взгляда Алисы в глаза портретиста, когда тот его не ожидал (ну, бывают такие взгляды, которые вдруг открывают тайны, те, что держать в себе уже невыносимо)...

Чуткая Алиса поняла причину холодной вежливости Анастаса. Холодность была напускной - он был влюблен в Алису!

Алиса бросилась в объяснение с отчаянностью, свойственной юности. Ей было наплевать на то, что положение вещей не сулит счастливого исхода.

Их чувства были взаимными!

Алиса решилась рассказать обо всем отцу. Она надеялась, что его любовь к дочери окажется сильнее амбиций.

В тот же день живописец был изгнан.

Осенью Алису выдали замуж за графа N.

О живописце известно мало.

Рассказывают, что однажды, он защитил мальчика - сироту от пьяного извозчика, и был убит...

А об Алисе известно то, что она прожила с графом недолго. Алиса стала замкнутой и послушной... Но однажды она ушла из дома и не вернулась... А граф умер на следующий день. Об этой смерти говорили разное. Одни, что он сам отравился... Другие, что его отравили какие-то враги... Поговаривали даже, что его отравила Алиса. Но, разумеется, в эту бредятину мало кто верил...

Люди говорят, что видели где-то девушку, по приметам похожую на Алису, но она полностью потеряла память и даже имени своего не могла назвать. Сколько потом не искали ее, так и не нашли.

А Кристиан все глубже уходил в себя и в свою работу. Ее продолжение требовало не только времени и сил, но и средств.

Как ни богат был Кристиан Фармер, но любое богатство, если его усиленно тратить, когда-нибудь да кончится. Надвигалась катастрофа. Но алхимика это не беспокоило.

Известие о смерти жены он также воспринял на удивление спокойно. Милен умерла от воспаления легких. Во время болезни о ней заботились дочери, Кристиан же почти не выходил из своей лаборатории...

Шли дни...

Кристиан стал много пить.

Пьяным он приобретал виноватый жалкий вид. И это пугало сестёр, помнивших отца совсем другим... Он запирался в своем кабинете и подолгу не выходил оттуда. Порой в его глазах появлялось странное выражение, будто он видит нечто такое, чего не видит никто. Антонелла очень переживала за отца, а Сюзи, девочка замкнутая и не по годам серьезная, ушла в себя и становилась все более странной, как и отец. Она мало говорила и много читала...

Антонелла чувствовала себя одинокой и часто плакала тайком...

Антонелла молила Бога, чтобы Он помог ей понять, что происходит, чтобы Он научил, как помочь отцу, как вернуть его, как вернуть пропавшую старшую сестру и младшую, которая телом была еще рядом, но душой далеко-далеко...

На людях Антонелла всегда появлялась с неизменной беспечной улыбкой...

Однажды пьяный отец пригласил Сюзи к себе в кабинет.

Сначала он крепко обнял Сюзи, гладил ее по волосам и говорил, что любит Сюзи, Антонеллу, Алису, маму...

Потом он усадил Сюзи в кресло и принялся рассказывать, что человеческий мир жесток и безобразен.

В этом мире люди лгут друг другу и себе.

В этом мире люди убивают друг друга.

В этом мире добра не было, нет и не будет никогда...

А он, Кристиан Фармер, желает дочерям добра. Он желает защитить их от жестокости и безобразия этого мира...

Шестнадцатилетняя Сюзи знала о мире только то, что прочла в книгах. Возможно, она сделала неправильные выводы... Но, по её мнению, как бы книги ни противоречили друг другу, их объединяло одно - в них непременно присутствовало насилие. Каждый автор, все упоминавшиеся в книгах правители (и просто начальники разных рангов), любой герой, считавшийся положительным, - все они поучали остальных, как следует жить, то есть, поступать в соответствии с их представлениями, и желали осчастливить всех по своему разумению. Из книг Сюзи узнала, что одни люди достойны любви и уважения, другие - не нужны никому. Их нужно или убивать или заставлять делать что-то полезное для первых.

Также Сюзи узнала, что всеми людьми всегда правит один человек, который сумел захватить власть. И каким бы способом он ни захватил власть - этого человека все должны слушаться, уважать и почитать, так как именно он сумел захватить власть.

Сюзи не понимала, зачем все это нужно...

Ее интересовали совсем другие вещи.

Но о них в книгах ничего не было сказано. "Может быть я - дурочка?" - подумала однажды Сюзи.

И вот она услышала от отца слова, созвучные ее собственным переживаниям.

А Критиан Фармер продолжал говорить о том, что желает добра дочерям. Что он желал добра Алисе... Ты думаешь, говорил отец, что она была бы счастлива с этим... живописцем?

Нет!

Живописцы не могут любить никого, кроме своей работы и себя. Алиса очень скоро стала бы ему обузой...

Он погубил бы ее...

Ты думаешь, говорил отец, что я не любил маму?

Скажи, ты осуждаешь отца?

Сюзи, спокойно глядя ему в глаза, отрицательно покачала головой.

Она не знала, что Кристиану было бы легче, если бы дочь закричала, стукнула его, сказала, что он гадкий самовлюбленный эгоист, который погубил старшую дочь и жену и которому наплевать, что будет с ними всеми завтра.

Кристиан принялся ходить по комнате, как лев, запертый в клетке. Он говорил что-то про иной мир, где все совсем не так, как здесь. Он хочет открыть дверь в этот мир ей, Сюзи, и Антонелле, и Алисе...

Там все люди любят друг друга.

Там сказочные чудеса - обыкновенное дело.

Там живут добрые животные, и никто никого не убивает...

Там растут прекрасные цветы...

Там на деревьях вкусные плоды круглый год...

Там нет зимы...

Там в реках прозрачная чистая вода.

Там нет вражды...

Там нет ничего враждебного человеку...

Спустя примерно год после смерти Милен в жизни Антонеллы появился мужчина. Это был богатый купец по имени Александр. Богатство и доброта - редкое сочетание качеств, и оно было присуще Александру. Антонелла и Александр полюбили друг друга.

Но, видимо, дом Кристиана Фармера был кем-то проклят...

В день совершеннолетия во время прогулки с женихом Антонелла упала с лошади. Случайность была настолько нелепой, что о ней не хочется говорить - так велик контраст между причиной и следствием. Антонелла повредила позвоночник.

Венчалась она, сидя в инвалидной коляске.

Антонелла переехала к Александру, а Сюзи и Кристиан остались вдвоем.

Кристиан Фармер продолжал свою работу.

День и ночь из трубы подземной лаборатории валил дым.

С этим дымом ушли и драгоценности, и фамильная посуда, и кони из конюшни...

Ушли и слуги - им больше нечем было платить.

Только юная Сюзанна заботилась об отце. Удивительно, но Сюзи верила, что он добьется своей цели. Ей так хотелось увидеть добрый сказочный мир. Она верила, что в тот день, когда откроется заветная дверь, вернется Алиса, встанет с инвалидной коляски Антонелла... И они все вместе: папа, Алиса, Сюзи, Антонелла и Александр уйдут ТУДА и встретят живую маму.

И ТАМ не будет щемящего чувства одиночества.

Перед смертью Кристиан Фармер плакал, просил у Сюзи прощения, целовал ее руки и говорил что-то непонятное...

Антонелла и Александр предлагали Сюзи переехать к ним, но Сюзи отказалась. Это было удивительно. Нетрудно представить, что может чувствовать юная девушка, находясь в огромном разоренном доме в полном одиночестве...

Александр навещал Сюзи.

Сюзи сказала ему, что о ней заботится добрая фея и ей совсем не страшно.

"Кто она, как выглядит? Почему ты решила, что это фея?.." - спросил Александр.

Сюзи ответила, что не видела фею, но чувствует ее присутствие. Александр только покачал головой...

Сюзи читала книги отца и разбирала его бумаги, пытаясь хотя бы что-то понять.

В лабораторию еще не спускалась.

Не боялась - что-то останавливало ее.

До поры...

Однажды утром Сюзи снова услышала голос феи. Фея сказала, что Сюзи должна немедленно отправиться в лабораторию отца.

Сюзи раздумывать не стала. Встала с постели, оделась, взяла лампу и направилась в подземелье.

На Сюзи навалился мрак.

Ступени были крутыми.

Мрак давил, ощущался физически, как удушье.

Сюзи перепугалась бы насмерть, если бы не голос феи. Он все время был рядом. Нельзя сказать, что этот голос звучал. Сюзи чувствовала его, понимала смысл того, что говорилось. Но звука не было.

Сюзи не думала о причине странного явления. Более важным было то, что в голосе феи чувствовалось знакомое, родное. Фея говорила ласково, но в этой ласке были и сила и надежность.

Вот и дверь лаборатории.

Сюзи толкнула ее и была удивлена.

Сюзи пришлось зажмуриться.

После кромешной тьмы мягкий свет, наполнявший комнату, показался ослепительным.

Через несколько мгновений зрение восстановилось, и Сюзи увидела странное, крайне странное помещение. Здесь вдоль стен стояли столы, заваленные диковинными приборами, банками и колбами.

Полки были уставлены книгами и рулонами бумаги... Левая стена разверзла черную пасть погасшей печи.

А на стене напротив, в промежутке между столами, полками и шкафами был нарисован мелом прямоугольник двери, исписанный непонятными знаками и надписями. Пол хрустел под ногами битым стеклом. Чернели лужи не просыхающих жидкостей...

Посреди комнаты стоял большой стол с двумя тумбами на ножках в виде когтистых лап. На нем лежала разнообразная бумага - исписанная, чистая, комканая, рваная...

Странное чувство овладело Сюзи.

Все здесь было странным.

Было странным, что помещение залито светом, а его источника не видно.

Что-то странное, неестественное, безумное было в обстановке комнаты.

Еще более странное, неестественное и безумное, чем отсутствие источника света.

Не так представляла себе Сюзи лабораторию отца...

- Здравствуй, миленькая, - услышала Сюзи у себя за спиной. Сюзи вздрогнула и обернулась на звук.- Мама!..

Милен обняла дочурку, и Сюзи подумала, что умрет от счастья.

Наплакавшись, Сюзи спросила, вернее попыталась спросить...

Вопросов было много...

Получилось нечто вроде:

- Мама, но как же так?..

- Сюзи, у нас будет много времени, чтобы поговорить, - сказала Милен, - Но сейчас... Ты уже взрослая и я должна открыть тебе одну тайну. Твой отец был психически нездоровым человеком...

- Неправда... - прошептала Сюзи.

- Правда-правда, - покачала головой Милен. - Он страдал болезнью, которая называется шизофренией...

В глубине души Сюзи давно догадывалась, что отец нездоров, но не хотела в это поверить... Теперь всё стало на свои места и...

- И что же, его рассказы о добром сказочном мире - это всё болезненные фантазии? - спросила Сюзи. Ее губы начали дрожать...

- Да, - ответила Милен.

- И я никогда не увижу страны, где все люди любят друг друга?

- Нет, почему же? - сказала Милен, - Смотри!

Нарисованная мелом дверь открылась, и из нее хлынул яркий свет дня. Там, за дверью было небо с причудливыми фигурами облаков, даль была нежной и радостной.

Сюзи выбежала за дверь и оказалась на террасе на огромной высоте. Вниз, вдоль стены спускалась лестница.

Вдали петляла звонкая река, сверкая на солнце.

В центре картины сиял причудливыми золотыми крышами прекрасный дворец с окнами из разноцветного стекла...

Слезы радостного потрясения полились из глаз Сюзи.

- С возвращением! - сказала мама. - Это твой мир, Сюзи. Это мир, созданный твоим воображением, твоей доброй душой. Узнаёшь?

Сюзи встрепенулась.

- А как же Антонелла? Я сейчас!

- Постой! - крикнула Милен. - Тебе нельзя...

Но Сюзи не дослушала. Она понеслась вверх по лестнице. Бросилась вон из замка...

На пороге она столкнулась с одним из кредиторов отца.

О дальнейшей судьбе Сюзи известно только то, что она была продана в рабство. И все старания Александра разыскать ее остались безуспешными...

Ступени были крутыми.

Мрак давил, ощущался физически, как удушье...

Кайно старательно ставил ноги на ступени, чтобы не дай Бог не оступиться. Ему казалось, что они спускаются в безграничной черной пустоте. Пустота была вязкой и все более сгущалась...

Фонарь выхватывал из нее только фрагменты ступеней проклятой лестницы и больше ничего.

"Скоро мы завязнем в этой тьме и задохнемся"... - подумал Кайно.

Лестница кончилась.

Друзья оказались на площадке размером примерно три на три метра...

- Прикрой глаза, - сказал Абель.

Кайно не понял зачем, и все же послушно прикрыл глаза ладонью.

Скрипнули дверные петли, и на площадку хлынул яркий свет.

- Идем! - сказал Абель. - Смелее!

Они оказались на другой такой же площадке, ПО ТУ СТОРОНУ.

Они находились не в подземелье...

Абель и Кайно оказались на террасе на огромной высоте.

Вниз, вдоль стены спускалась лестница.

Наверху было небо, и по нему плыли причудливые фигуры облаков.

Светило ласковое солнце.

Где-то вдали петляла звонкая река, сверкая на солнце...

В центре картины сиял причудливыми золотыми крышами прекрасный дворец с окнами из разноцветного стекла...

- Что это?.. - прохрипел Кайно.

Во рту пересохло. Голова кружилась, как у пьяного.

- Это мир Сюзанны Фармер...

- Как это?..

Кайно снова почувствовал присутствие третьего... Спину обжег взгляд кого-то невидимого... Кайно оглянулся, но кроме черного дверного проема ничего не увидел.

- Завтра постараюсь тебе объяснить...

- А?! - Кайно вздрогнул, метнулся к двери и захлопнул ее...

Абель улыбнулся.

- Устал с дороги? Обалдел от впечатлений? Понимаю. Давай присядем.

И они сели на край площадки, свесив ноги над пропастью...

- Да, объяснять придется много...

Сейчас скажу только то, что здесь живут добрые сказочные животные.

Здесь растут прекрасные цветы.

Здесь на деревьях круглый год вкусные плоды.

Здесь в реке прозрачная чистая вода.

Здесь нет ничего враждебного человеку...

Когда Кайно и Абель выбрались из подвала, Алия и Асия были уже высоко.

По двору разлился тревожный ночной свет.

На одной из скамеечек на клумбе, в пятне электрического света кто-то сидел.

- Нас ждут, - сказал Абель.

- С чего ты взял?.. - устало буркнул Кайно и подумал: "Этого только не хватало..." Впечатления распирали его. А силы были на исходе.

Абель не ошибся.

Дожидавшийся... точнее дожидавшаяся птицей сорвалась с места и устремилась навстречу друзьям...

Это была очень красивая юная брюнетка в нарядном платьице. Она доверчиво улыбалась.

В ее сияющих глазах читались восторг, смущение и надежда.

Она сказала:

- Здравствуйте, доктор Абель!.. - и потупила взор. - Простите, я недавно узнала, что вы в нашем городе и тут же...

Она заглянула в глаза Абелю с трепетом и обожанием.

- Простите мою наглость... я...

- Как вас зовут, дитя мое? - перебил Абель девичий щебет. Он глядел веселым котом...

- Нуар, - ответила девушка, взмахнув ресницами.

- Знакомьтесь, Нуар. - Абель тронул рукав спутника. - Это доктор Александр Кайно, сотрудник института археологии, мой старый верный друг...

Юная красотка смерила Кайно ледяным презрительным взглядом.

Говорят, человека можно убить одним лишь словом.

А как легко его можно убить одним выразительным взглядом!

Она посмотрела на спутника Абеля так, будто он был комком грязи на паркете... будто он был дерьмом на тротуаре... будто она давно и хорошо знала одинокого стареющего неудачника Александра Кайно.

Возможно, и не было ничего этого в девичьем взгляде...

Может быть, Кайно все это показалось...

Может быть, он все выдумал?..

- Пойдемте к нам, - предложил Абель, - отметим встречу, знакомство... Александр приехал пару часов назад. Он знает много интересного. Кстати, Александр не женат...

Абель ничего не заметил.

Он простодушно подмигнул другу.

Абель не понял, что произошло на его глазах...

- Идите, я присоединюсь позже... - пробубнил Кайно. - Посижу на свежем воздухе. Устал...

Абель и красотка направились к "дому на колесах".

Кайно скрючился на скамеечке, где только что сидела эта стерва...

Мрак...

Мрак...

Только мрак был перед глазами Кайно.

Саша Кайно был единственным ребенком в большой семье. Мама, папа, три бабушки (сестры) и два деда (отец мамы и отец отца) - все они жили в двух квартирах на одной лестничной площадке на четвертом этаже большого старинного дома в центре столицы.

Саша рос малышом тихим и послушным. Трудно назвать более "удобного" ребенка. Но чем тише и послушнее он старался быть, тем чаще следовали наказания по малопонятным для Саши причинам. И эти наказания были неадекватно жестокими.

Позже он понял, что каждый из членов семьи стремился вылепить из него то, чем не стал сам. Сашу любили, но в этой любви ему самому места не было... Его любили как инструмент, как средство, как капитал (в надежде на будущий доход).

При живых родителях и многочисленных бабушках и дедушках Саша чувствовал по ним тоску, будто они были далеко.

Да они были рядом, но они действительно были далеко...

С ними нельзя было поделиться... Сокровенным? Нет, вообще ничем...

Пожалуй, кошка Муся понимала его лучше, чем они. По крайней мере, она не читала мораль и не лгала, как отец: "Не понимаю?! Да я насквозь тебя вижу!"

В пору Сашиного полового созревания...

Понятно, все подростки в эту пору делаются нервными, неуравновешенными. Они не понимают, что с ними творится. Мир стремительно изменяется... Нет, не мир изменяется, они изменяются. Отец сказал: "Нервы?! Какие нервы!! Это не нервы, а распущенность!"

Примерно лет в двенадцать Саша Кайно познакомился с Сашей Абелем.

От него Кайно узнал, что за пределами доступного ему мира есть множество других интересных вещей...

Раньше Кайно знал, что нет ничего интереснее и важнее истории. Саша мог часами рассказывать о полководцах старины, называть точные даты различных исторических событий... "Зачем тебе все это?" - спросил друга Абель. - Для чего копаться в пыли веков?" "Ну, мне интересно..." - ответил Кайно... "Пойдем на танцевальный вечер в клубе "Бомба"!" - предложил Абель. Кайно стушевался и ответил: "Н-нет, не могу... У меня нога болит". "Не ври. Скажи лучше, что мама не пустит", - сказал Абель. Что мог на это ответить Кайно? Друг был прав.

Все необходимое и естественное для других шестнадцатилетних подростков, Саше Кайно было строжайше запрещено...

"Первым делом - учёба! А девочки и гульбища - потом!" - сказала бабушка, майор авиации.

Абель весело распрощался с девственностью в семнадцать. В семнадцать сам заработал на престижную модель телефона (Кайно пользовался старым папиным), съездил в качестве лаборанта в археологическую экспедицию.

Кайно проводил дни своей жизни за рабочим столом среди книг.

Впрочем, от Кайно и Абель почерпнул интерес к истории и, в частности, к археологии. Правда, интересовало его в археологии одно - клады.

В первый раз Абель женился, когда ему было двадцать.

К тридцати пяти годам он успел развестись (оставив Анне дочурку Антонеллу), поучиться (курс-два) в пяти институтах, найти первый в жизни настоящий клад, спиться, вылечиться от алкоголизма, жениться во второй раз...

Кайно все это время учился, учился, учился, поступил в престижный институт, написал множество научных статей, три книги и познакомиться с Марго...

Она была его первой любовью и, собственно, первой и единственной его женщиной...

Их роман длился примерно год.

Марго ушла со словами: "Мне кажется, что мы недостаточно сильно любим друг друга". Возражений слушать не стала.

Вскоре она вышла замуж за Криса Диница, восходящую рок-звезду...

Узнав эту новость, Кайно наполнил ванну горячей водой, пока ванна наполнялась, сходил в магазин, купил бутылку водки, положил на полочку над ванной острый, как бритва, канцелярский нож...

Кайно выпил немного водки и уже собирался раздеться и залезть в ванну с тем, чтобы там допить остальное и перерезать себе вены, как послышался звонок... На пороге стоял веселый Абель с бутылкой коньяка, вернувшийся из очередной поездки...

Друзья засиделись до рассвета.

Рассказов было много...

Вода в ванне остыла...

В общем, Кайно остался жив.

О своей беде он не рассказал другу.

С тех пор в нем будто что-то сломалось...

Абель постепенно становился знаменитым.

Кайно постепенно опускался.

Он не спился - пил понемногу, но каждый день.

Депрессия стала его обычным состоянием.

Секс с самим собой - единственно доступным.

Общение с сотрудниками - единственно возможным...

О карьере Кайно не думал.

Но работа по-прежнему занимала все время Александра Кайно.

Нужно же куда-то спрятаться от мира, где ты никому не нужен... Кажется, Кайно не был нужен и самому себе. Он редко брился и стригся, носил одежду исключительно черного цвета, новую не покупал давно.

Хотя Абель и оставался другом Кайно, однако, виделись они все реже...

- Ну, что же это творится, - подумал Кайно, - почему одному все, а другому ничего... За что мне такая жизнь?"

Он чувствовал острую жалость к себе...

И зависть. Отвратительную, едкую зависть к другу...

Кайно встал с лавочки и медленно побрел в сторону "дома на колесах".

Абель был один. Он суетился у стола, нарезал, раскладывал...

- А где юная дева? - спросил Кайно.

- В туалете... - ответил Абель.

Кайно взял со стола бутылку коньяка, некоторое время пялился в надписи на этикетке, но не смог прочесть ни слова... Зашел за спину Абеля, размахнулся и ударил друга по голове...

В кино показывают, как бутылки в таких случаях разлетаются вдребезги.

Нет.

Бутылка осталась цела.

Кайно почувствовал удар ладонью.

Болезненно почувствовал.

Потом Кайно увидел удивленные глаза Абеля и ударил еще раз...

Стало мокро и резко запахло коньяком...

Это крышка соскочила и содержимое бутылки вылилось на Кайно...

Тело Абеля грохнулось на пол...

Кайно уронил бутылку.

Несколько мгновений он стоял в оцепенении, плохо понимая, что произошло. Постепенно смысл происходящего стал, в общем-то, понятен. Но не так, как если бы Кайно был участником происходящего, а будто ему все это рассказали...

И тут Кайно отчаянно захотелось сесть с другом за стол, выпить с ним коньяка, расспросить о мире Сюзи Фармер... Что-то приготовления затягиваются... Куда подевался Александр?.. Он ведь говорил, что рассказать нужно много... Свеча на столе горит... Как уютно... Сейчас он вернется...

Ну, вставай!...

Пол холодный...

Ну, же!..

ЧТО Я НАДЕЛАЛ?!!

Не будет рассказов...

НИКОГДА!!!

Заметать следы и бежать!

БЕЖАТЬ!!!

Или нужно проснуться? Бывали же такие сны: просыпаешься и думаешь, ах, как здорово, что это был всего лишь сон...

Кайно подпер ручку двери туалета каким-то инструментом вроде мотыги - он как-то сам попал в руку...

Потом Кайно наклонился над убитым, вынул из его кармана ключи и зажигалку. Ключи положил в свой карман, а зажигалкой принялся тыкать во все предметы, которые могли быстро воспламеняться.

Когда стало ясно, что пожар начался, Кайно бросился вон из машины.

Он долго возился с замком двери подвала, руки тряслись. Наконец дверь открылась.

Кайно с грохотом ссыпался вниз, ударил пятерней по одному выключателю, по другому...

Вспомнил, что не взял фонарь - на лестнице Фармера будет темно...

Кайно споткнулся, повалился на землю, торопливо вскочил и понесся к черному проему, будто за ним гнались... Нет... будто его уже настигали.

Кайно нырнул в черноту подземелья.

Тьма...

Тьма...

Тьма...

Ну, потерпи, - уговаривал себя Кайно, - тут недалеко... Скоро дверь... Скоро будет тупик, площадка три на три... Налево - дверь, а там...

Там все люди любят друг друга...

Там сказочные чудеса - обыкновенное дело...

Там добрые животные, и никто...

Там растут прекрасные цветы...

Там круглый год вкусные плоды...

Там прозрачная вода...

Там нет вражды...

Там нет ничего враждебного человеку...

Там никто меня не найдет...

Кайно спускался долго.

Ему начало казаться, что в жизни не было мгновения, когда бы он не спускался во тьме по этой лестнице... Он родился на этой лестнице, вырос на этой лестнице и...

Кайно выбился из сил...

Он задыхался...

Остановился передохнуть...

Он умрет на этой лестнице...

Очень долго... очень долго...

Кайно снова побрел вниз...

Очень долго.

Кайно прибавил шагу, но тут же оступился...

Покатился...

Больно!..

Но руки-ноги целы...

Кайно полежал на спине, тяжело со свистом дыша...

Собрал остатки сил, поднялся на дрожащие ноги...

Во рту чувствовался вкус крови...

Голову распирало...

Кайно побрел дальше...

Ступени были крутыми...

Мрак давил, ощущался физически, как удушье...

Кайно старательно ставил ноги на ступени, чтобы не оступиться...

Тьма была вязкой и все более сгущалась...

Кайно остановился отдышаться...

Кайно побрел дальше...

Через несколько тяжких болезненных шагов он наконец понял... а, может быть, понял это он уже давно...

Кайно понял, что лестница уже давно должна была привести его к той двери. Также он понял, что лестница никогда его туда не приведёт... Он больше никогда не увидит мира Сюзи Фармер.

Кайно туда дороги нет...

Ему там нет места.

Эта лестница вниз никогда не кончится...

И назад дороги нет.

Кайно сел на ступени, откинулся на спину и завыл...

Нуар постояла немного, глядя, как огонь уничтожает машину Абеля, вздохнула и пошла домой...



Вадим вышел в зной летнего дня. Нужно торопиться. Время прошло незаметно, а на съемку опаздывать нельзя.

Бусурин внимательно выслушал Вадима и не высказывал никаких резюме. Назначил новую встречу на пятницу и все. Сегодня среда...

Вадим прошел мимо кипарисов, оглянулся на девочку, слушающую ракушку. Постоял, полюбовался. Глянул на часы и заторопился к автобусной остановке.

Подкатила ярко-желтая "Лань".

Следом за Вадимом в машину забрались две веселые девчушки.

Микроавтобус резво взял с места.

По салону гулял летний ветер, а подружки оживленно трепались. Одна из них время от времени повторяла: "Прикинь!" А другая восклицала: "Да ты что?!"

Машина пронеслась по булыжнику бульвара Марины Штерн... за окнами проплыла пальмовая аллея, справа мелькнул рекламный щит, сообщавший о новом чуде техники... притормозила на остановке "Дом книги". В салоне появился красивый высокий старик с густой седой гривой...Потом "Лань" миновала рыночную площадь и, оставив позади старинное здание Греческого рынка, свернула налево, помчалась по глади бульвара Доценко, бронзовая фигура задумчивого поэта осталась позади.

Впереди между домами возникла синяя полоска морского горизонта.

Машина свернула направо. Улица Гармаш.

- Подъезжаем, - сказала одна из подружек.

- Ага, - ответила другая, - только опоздали на полтора часа.

- Да, ладно! Полтора туда, полтора сюда... Считай, что во время приехали! Без нас все не выпьют!..

- Театр оперы и балета, - объявил водитель.

Вадим вышел.

На часах без пяти четыре.

"Считай, что во время приехал..." - усмехнулся Вадим и двинулся к переходу.

Громада театра расположена на возвышенности и её окружают различные малые архитектурные формы: скверики, площадки, фонтаны. Фасад здания обращён к улице Гармаш, а тыльная сторона - к морю. Зелёный горный склон в нескольких местах белеет террасами - к ним спускаются лесенки. С каждой из террас открывается чудесная картинка морской дали.

Здесь множество скульптур, изображающих различные сценические персонажи: художник Каварадосси, Фауст с Маргаритой, Спартак, Ромео и Джульетта, Чио-Чио-сан... Феерический мирок театра оперы и балета - одно из любимых мест маринбуржцев и туристов.

Лучших декораций для сегодняшней съёмки не придумаешь.

В четыре часа ещё жарко и поэтому здесь немноголюдно.

На площади перед театром, у летящей бронзовой Одетты, Вадима поджидали. Троих он знал, два других лица были новыми.

- Здравствуйте, Аделина Васильевна!

- Здравствуй, Вадим! Ты как всегда точен!..

- Привет, Машутка! Здравствуй, Арина!

- Знакомься, Вадим, - сказала Аделина Васильевна, - Это дизайнер Иван Лозовой, новая восходящая звезда. О нём будет статья в "Стиле звёзд". Его коллекцию ты и будешь снимать.

Долговязой, нескладной, стриженой ёжиком "звезде" на вид было не более двадцати. Иван был одет во всё черное, изрядно потрёпанное. Его шею украшала толстая серебряная цепь, в нижней губе поблескивало серебряное колечко. Надпись на футболке гласила: "У тебя своя голова, у меня - своя!"

Парень развязно, "по-свойски", протянул Вадиму руку. Впрочем, было видно, что эта развязность - маска робости.

"Ну-ну..." - подумал Вадим, пожимая тощую холодную ладонь.

- Все условия в силе? Как обсудили в прошлую встречу? - спросил Вадим Аделину Васильевну.

Она кивнула и представила ему второе незнакомое лицо:

- А это наша новая девочка, Алина Макаренко. Они с Ариной немного похожи, но очень разные...

- Я выбрал Кристину! - холодно сказал Вадим, - Что с ней?

- Ну, понимаешь, Вадим...

- Не понимаю!

- Вадим, - сказала Арина, - Не кипятись, пожалуйста. Кристина заболела.

- Не люблю я таких вот самодеятельных замен...- начал было Вадим, но спохватился, ведь Алине с ним сейчас работать.

- Привет, Алина! Извини...- сказал Вадим и подумал: "Если что, потом будем переснимать. Сами виноваты! Заболела..."

- Здрасьте! - сказала Алина и обозначила реверанс. Похоже, не обиделась.

"А она миленькая, - подумал Вадим, - Грудь свежая, как чистый лист бумаги... Остренькие ключицы, тонкие плечи... Стройные ножки, как у весёлой юной лошадки..."

Кроме того, у Алины был тонкий длинноватый носик в веснушках, добрые голубые глаза и чёрные волосы, собранные в два хвоста. Одета была Алина в беленькие джинсы, вышитые (наверняка, собственноручно) различными цветочками и зверюшками, и короткую белую футболочку с нарисованным портретом синего кота, улыбающегося во всю мордашку.

- Короче! - сказал Вадим, - Моё барахло в машине? Машина на стоянке? Сегодня снимем три... максимум, четыре вещи. Вперёд! Время не ждёт. Солнце уходит!

- Если я больше не нужна, - сказала Аделина Васильевна, - я удаляюсь.

- Угу, - кивнул Вадим. И вся команда понеслась следом за Вадимом.

Старенький Volkswagen Caravelle был выкрашен в ярко розовый цвет. На его борту красовалась чёрная каллиграфическая надпись "Аделина", логотип модельного агентства Аделины Васильевны Мак. Над чёрной надписью порхала бабочка, нарисованная парой лихих мазков.

Водитель Порфирий Прокофьевич лениво покуривал рядом.

Поздоровавшись с водителем, Вадим сдвинул дверь пассажирского салона и первым делом взял свой кофр. Открыл, вынул камеру, повертел в руке, подул, вернул обратно в кофр. Забросил ремень кофра на плечо и взял мешки со штативами.

Из машины показался Иван с четырьмя пластиковыми чехлами, надетыми на тремпеля. Стукнулся лбом о верхний край дверного проёма. Сказал: "О - ох! Ё - моё!.." Чуть не упал. Неловко спрыгнул и стал столбом, дожидаясь указаний. Вид с этими чехлами у него был такой, будто Иван снова воссоединился со своим сокровищем и теперь не расстанется с ним ни при каком стихийном бедствии...

Имущества было много. Но Вадим строго - настрого запретил моделям нести что бы то ни было тяжелее их собственных сумок.

Благо - помог Порфирий Прокофьевич. Он взял ширму и два складных стульчика. Машутка взяла свою "волшебную" визажистскую сумку и зеркало.

- Вперёд! - скомандовал Вадим.

"Ветер - это хорошо, - думал Вадим, шагая сквозь стайку голубей, пасущихся на узорчатой тротуарной плитке. - Ветер - замечательно... Хвосты распустить... Веснушки на носу при черных волосах - просто здорово!... Экран будет сдувать... Фигня - Иван подержит... Возможно, в экране не будет необходимости - свет мягкий... На непохожей похожести Алины и Арины можно сыграть... Так... Одна будет в светлом, другая - в тёмном... Туча надвигается... Небольшая... В кадре будет что надо... Лишь бы солнце... Алина... Алина... Где же я её раньше-то?.. Да, Бог с ней!.. На улице столкнулся...

- Ты давно у Аделины? - спросил Вадим.

- Примерно месяц, - охотно ответила Алина, - Давай понесу один из твоих мешков.

- Боже упаси! - ответил Вадим. - У тебя другая работа.

Девочка запросто перешла на "ты", но Вадима против обыкновения это не смутило. Более того - показалось естественным... Впрочем, как и вся Алина, с её хвостами, веснушками, зверюшками...

Они спустились на одну из террас, огороженную со стороны моря каменным барьерчиком.

На барьерчике сидел бронзовый Трубадур и смотрел в морскую даль.

Налево продолжала спускаться лестница.

Террасу отделял от склона горы такой же каменный барьерчик, как и со стороны моря. Он провожал лестницу метров на десять до её поворота и превращался в декоративную стену внушительной высоты. Вчера Вадим поглядывал на эту стену сначала краем глаза, потом более пристально, сместился правее, левее...

"Об этом даже не думай! - строго сказала Машутка, а Кристина прищурилась, но промолчала.

В ответ на это Вадим взобрался на барьерчик и дошёл до конца... Под ним была настоящая пропасть! Где-то внизу кружили едва заметные белые чайки. Ширина стены примерно метр. Вадим медленно развернулся и осторожно, по самой середине пошёл обратно...

Впрочем, ладно, декораций тут и без неё достаточно: морская даль и Трубадур, лестница, зелень, скамеечка под сенью винограда, а ниже есть чудесная беседка с белыми колоннами и куполом, голубым снаружи и синим внутри. По синему разбросаны нарисованные звёзды...

Вадим сделал множество кадров с Кристиной и Машуткой, дома тщательно отбраковал неудачные...

Сегодня он более - менее готов. Да, более - менее...

Переведя дух после "марш - броска", каждый занялся своим делом.

Вадим установил камеру на штатив. Снимать такой с руки тяжеловато. Хорош замок крепления - держит мёртво, однако устанавливается камера практически мгновенно. Так же быстро можно при необходимости схватить её в руки.

Иван принялся расчехлять свои произведения.

Машутка привела в рабочее состояние своё визажное хозяйство.

Порфирий Прокофьевич разглядывал Вадимово оборудование и читал вслух надписи:

Hasselblad, Manfrotto, Krugloff...

Когда Вадим развернул экран и закрепил его на втором штативе, Арина была уже одета, и Машутка придавала её лицу соответствующий вид. Иван мыкался рядом. Он щурился, пытался что-то сказать и молча кивал сам себе...

Вадим не видел работ Ивана "живьём" (кстати, это обстоятельство его очень тревожило). Ему показали фотографии, сделанные Иваном при помощи "мыльницы". Юный маэстро вздумал перед самой съёмкой вносить в свои произведения какие-то поправки. Впрочем, Вадим сориентировался: коллекция вечерних платьев в романтическом стиле с эротической ноткой...

В агентстве Аделины шутили так. Вопрос: "Ну, как коллекция?" Ответ: "Девчонки красивые. Что ни надень - всё хорошо будет".

Арина встала и направилась к Вадиму, хитровато улыбаясь...

Порыв ветра привёл в движение атласные чёрные волосы и лёгкую ткань гранатового цвета.

Это было...

Чёрт побери, это было просто здорово!

На заднем плане появилась Алина в синем.

Похоже, злая "модельная" шутка к Ивану отношения не имеет.

На глазах Вадима рождалась хорошая, добрая, красивая сказка. И рассказывал её человек, которого стоит послушать!

- А шил кто? - спросил Вадим.

- Я...- ответил Иван и зачем-то посмотрел на свои руки.

- Как называется коллекция?

- "Печаль моя светла..."

Вадим хлопнул Ивана по плечу и сказал:

- Молодец! Это будет интересная съёмка! А теперь, дамы, прошу всех отключить свои телефоны - и поехали!

Вадим посмотрел на часы.

- Арина, ты - туда!.. - скомандовал он.

- Блин!.. Блин!.. - заорал вдруг Иван, - Мы обувь забыли!

Вадим сделал страшные глаза.

Иван понёсся вверх по лестнице.

Вадим снова посмотрел на часы.

В это время Алина расхаживала по площадке, и Вадим краем глаза заметил, что она поглядывает на его вчерашнюю стену.

Алина взобралась на барьерчик и с изящным бесстрашием кошки пошла к самому опасному месту.

Ещё мгновение - и камера была в руках Вадима.

В следующее мгновение, разворачиваясь лицом к Вадиму, Алина оступилась...

Порыв ветра поднял её платье, привёл в движение волосы...

Изящно изогнувшись, Алина снова обрела равновесие - и в это же мгновение Вадим нажал спуск.

Ах, какое у неё было выражение лица!

А ещё облако - и во время, и к месту!..

Ветер заиграл волосами, а в них солнечные зайцы!..

Голубая даль, синее платье...

Даже чайка оказалась в нужный момент там, где надо!..

Это - удача!..

Вадим не услышал сдавленного вскрика водителя у себя за спиной.

Пока Алина неслась к Вадиму, приподняв подол платья руками, с выражением глупого, полного детского счастья на лице, Вадим успел сделать ещё четыре кадра очредью.

- Классно, да? - спросила Алина.

Вадим кивнул, разглядывая "превьюшки".

- Можно глянуть? - спросила Алина.

Машутка попросила сигарету у Порфирия Прокофьевича. Её пальцы дрожали.

- Что-то случилось? - спросил Вадим.

Машутка открыла рот, но тут вернулся Иван с коробками, и началась съёмка.

И они сделали ещё много хороших кадров.

Например, такие.

...Усталая Арина сидела, развалясь на скамеечке с карнавальной маской в руке. Будь на её месте другая, поза могла бы показаться вульгарной. Но здесь была не другая. Здесь была Арина!

...Алина порывалась уйти, а Арина с глазами полными отчаяния пыталась удержать её, и ветер перепутал их чёрные волосы...

...Алина неслась вприпрыжку вниз по лестнице в чём-то белом, прозрачном без белья, с пёстрыми "дикарскими" украшениями на запястьях и шее...

...Арина, манерно изогнувшись обнимала бронзового Трубадура и что-то говорила ему с неподражаемой лукавой миной...

...Неземная Алина бросилась на шею пожилому, смущённому (и, естественно, растаявшему от счастья) Порфирию Прокофьевичу, а невесомый шарф, подол платья и Алинины волосы полетели за ветром...

...Порфирий Прокофьевич подвёз их к зданию дома моделей и помог перенести всё имущество в подсобку. Штативы Вадим оставил, кофр с камерой взял с собой.

"Сказали, съёмка на пару часов - прибавляй ещё шесть как минимум", - бурчал Порфирий Прокофьевич, ведь надо же побурчать. Но он помнил Алинин поцелуй, а за такое не жаль не то, что лишних шесть часов...

Кстати о часах, они показывали пятнадцать минут десятого.

"Господи! Инга! Я же обещал!" - спохватился Вадим.

- Ребята! - засуетился Иван, - Давайте зайдём куда ни будь. Отметим! Это же моя первая в жизни настоящая фотосессия! Как я вас всех люблю!

- Нет, нет, - сказал Вадим, - Завтра, если хочешь, в шесть в "Зурбагане". Заодно покажу распечатки. Всё! Девчонок проводи.

Алина и Арина посмотрели на Вадима с недоумением. Хотя они и устали - юность желала праздника! Машутка молча пошла прочь.

Вадим махнул рукой такси. Сказав водителю адрес, развалился на заднем сидении.

Уютно синело небо.

Город, как большой синий кот жмурился от удовольствия в предвкушении романтических приключений... Улица заполнилась нарядными вечерними людьми не похожими на дневных. Они были очень милы...

В отпущенной на волю памяти всплывали картинки прошедшего дня: Бусурин... Лилия... Девочка с ракушкой... Алина...Милая, непосредственная, добрая Алина с хвостами и зверюшками...

Вот Алина в синем платье...

Вот Алина на декоративной стене на фоне синей дали... выше облака, выше чаек, в каком-то неземном мистическом пространстве...

Вот Алина оступилась...

О, Боже!

А дальше, после остановленного камерой прекрасного мгновения, воображение Вадима начало рисовать картины альтернативного развития ситуации.

Один раз, второй, третий... до бесконечности...

О, Боже!

И никто... Никто! Никто не смог бы спасти!

"О, Боже! Я же...преступник!.. - с ужасом подумал Вадим, - Я же чуть не убил её!.."

Внутренности Вадима сжались и подкатили к горлу.

- Остановите... пожалуйста... зд-здесь...- прохрипел Вадим.

Он выбрался из машины, опёрся рукой о шершавый пальмовый ствол...

Его безудержно рвало...

Смерть прошла рядом и обдала своим холодом...




© Игорь Селютин, Настя Панченко, 2010-2024.
© Сетевая Словесность, 2010-2024.




Версия для широкого дисплея
[В начало сайта]
[Поэзия] [Рассказы] [Повести и романы] [Пьесы] [Очерки и эссе] [Критика] [Переводы] [Теория сетературы] [Лит. хроники] [Рецензии]
[О pda-версии "Словесности"]