[Оглавление]



МОЛОДЫМ СУПРУГАМ (посвящение)
("Вечная сказка любви")


Часть седьмая. Школа чудачеств (школа трюков)

... и немедленно кончил."  

В городе про эту (весёлую и образованную, изобретательную) образцовую супружескую чету ходили постоянно разные легенды и слухи. Никто никогда не мог их ни подтвердить, ни опровергнуть. Вот, к примеру, одна из таких историй.

Однажды, её как раз дома не было, а у него в гостях была скромная и веселая добрая девушка, по профессии натурщица. Они познакомились на улице, у него с этой девушкой сложились прекрасные дружеские, а отчасти вроде как бы и супружеские отношения, они прекрасно уже понимали друг друга и знали друг о друге всё. Это происходило у них после всего, так они тогда славно уже отзанимались любовью и перешли к светским беседам, пили чай, и чувствовали себя бесконечно счастливыми, любовь у них получилась очень хорошая сегодня, так долго получилось этим позаниматься, не спеша, и они как раз обсуждали, что делать им сейчас особенно нечего, и идти никуда неохота, и от этой-то от самой скуки уж не заняться ли им любовью во второй раз, это рассматривалось как наиболее худший вариант убиения свободного времени, если только они не придумают чего-нибудь получше, но ничего как назло не лезло в голову, и они уже начали терять надежду, когда вдруг в дверь постучали, она в юбке с разрезами по бокам и в распахнутой блузочке пошла открывать, застегивая пуговки на ходу, со словами Ну вот, кто-то пришел, новый человек, возможно, богат идеями, возможно, это твоя жена, мы её спросим, может, она подскажет нам что-нибудь, чем бы мы могли заняться, но дверь растворилась неожиданно быстро и резко, они сильно врезали ей в лоб, так что она отлетела к противоположной стене, схватившись за голову, она раньше не думала, что её черепок может спокойно выносить такие удары, но оказалось, что может, и в дверь вошли четверо веселых низкорослых и довольно-таки молодых людей.
-- Ты кое-что должен одному моему приятелю,-- сказал главный из них.-- Верни, пожалуйста, долг. Это несколько тысяч рублей. А то иначе мы все здесь по очереди будем у тебя на глазах жить с твоей женой. Причем, должен тебя предупредить, что ребята мы серьёзные, это означает, что обращаться мы можем и умеем довольно-таки жестоко, неосторожно, так что неизвестно, никто не может сказать тебе заранее, что из этого может получиться. Возможно, например, что она никогда больше не сможет у тебя иметь детей, такой побочный эффект у нас довольно часто иногда получается. А она, как я уже вижу, совсем ещё молодая девочка. Ей ещё функционировать и функционировать во всех отношениях. Общеизвестно давно и везде, что ты всегда больше любишь хорошеньких. Жируешь, буржуй. И жену позволяешь себе иметь хорошенькую. И где ты только таких, интересно, берешь,-- подросток смерил девочку завистливым оценивающим взглядом.-- Щас проверим на опыте, во сколько ты ценишь свою жену. И ты, жена, запомни напотом (шёпотом), во сколько он тебя оценил.
Он не сказал им, ни словом, ни жестом не дал им понять, что это на самом деле не его жена.
Она тоже молчала. Остолбенела от неожиданности, наверное. Скорее всего.
Он посмотрел на неё.
Она смотрела на него умолящим взглядом.
-- Ну,-- сказал лидер.-- Ты думай, что ты решишь. Мы не торопим.
Он, обычно такой находчивый, не нашёлся, что им сказать. Он не нашел в себе силы их остановить.
-- Что же,-- сказал он,-- давайте-валяйте, господа. Этот ваш друг, кстати. Никакой он такой мне не друг. И это всё неправда, никаких денег я вам не должен. Да и у меня нету денег-то, кстати, в доме наличными, так что я не могу вообще ничего.
-- Неплохо,-- сказал мальчик в светлой жилетке с погонами,-- господа офицеры. Приступим.
Они двинулись.
А на него вдруг напал столбняк. И такой вдруг на него приступ жадности напал. Так вдруг стало жалко этих несчастных каких-то денег! Хотя, конечно, с другой стороны, несколько тысяч...
Для того, чтобы она лежала тихо и всё поняла, они сразу первым делом невежливо жестоко намолотили её по физиономии, сломав нос и подбородок. Потом, уже почти бесчувственную, они положили её на пол навзничь, сырую, повернули на бок, закрутили подол, сдвинули набок тоненькую перегородочку крошечных трусов, грубо, но не спеша, с чувством, они в одно и то же время насиловали и с другой стороны содомировали её. Девочка дышала молча, терпела, переносила всё то, что они делали с ней, и смотрела на него глазами умной собаки.
Он ходил всё это время вокруг неё кругами, утешал, поддерживал, советовал не падать духом.
-- Однако ж. Это всё-таки ж за несколько тысяч, девочка. Стоит постараться. Немного потерпеть. Это даже не за вечер. Всего за несколько минут. Не каждой женщине такое предлагают, согласись. Проститутки в гостиницах своим трудом зарабатывают обычно во много раз меньше.
Юбка уже вся к этому времени окровилась. Ребята наяривали довольно здорово.
Она молчала. Она поняла уже, что нужно терпеть. Он заходил к ней спереди и целовал в потные губы. Почти как при родах, только без дезинфекции.
-- Ну, потерпи. Потерпи ещё немножко, нужно терпеть. Ну, вот какая молодчина ты у меня. Сейчас они закончат уже, и тебе будет немного полегче.
Ребята действительно, сделав знак друг другу, вместе с резким выдохом вдруг закончили.
Подростки ушли на своих ногах.
-- Что же вы,-- нервно надрывно неровно сказал он, провожая из до порога и затворяя дверь,-- не на машине, что ли?
-- Мы поняли так, что денег у тебя сейчас, по-видимому, и в самом деле нет. Я не вожу автомобиль,-- сказал, затворяя за собою дверь и уходя главарь.-- Я считаю, что водить автомобиль -- это проституция.
Только когда действительно захлопнулась дверь, он понял наконец, как ужасно он устал за этот короткий вечер, он понял, в чем было дело, что не столько тысяч ему жалко было, а просто ему больше всего хотелось, чтобы они жестоко изнасиловали её и убили здесь прямо у него на глазах, и он только использовал приход парней, чтобы просто согласиться, чтобы самому-то хотя бы не убивать её. Он рассматривал изнасилование её и убийство как естественное продолжение, логическое завершение и вершину их маленькой любви.
-- Знаешь,-- сказал он девочке, когда все ушли,-- я не думал, что у меня такие чувства к тебе. Но, оказывается, я очень хотел бы, чтобы ты умерла.
Это прозвучало гораздо важнее и значительнее у него, чем какое-нибудь обыкновенное признание в любви, потому что шло из самой середины его необыкновенной души. Вызвало сильное сердцебиение у обоих. И произвело гораздо большое впечатление.
-- Ага,-- холодно сказала девушка, а потому что ей было очень холодно, находясь теперь в крайней степени слабости и лежа на пузе на хорошем линолеумном полу и кровя из всех внутренних органов.-- Я бы тоже этого очень хотела.
-- Тебе там холодно лежать,-- сказал он.-- Я должен был бы, наверное, к тебе подойти и перенести тебя на кровать. Но можно ты ещё полежишь так? Мне нравится отсюда на тебя смотреть со стороны. Можно я не буду к тебе подходить? Хотя по правилам, конечно, как джентльмену, мне полагается, я знаю... Но я очень не хочу к тебе сейчас подходить.
-- Ага,-- сказала девушка. Спокойно.-- Ты все очень правильно делаешь. Нормально. Я здесь лежу хорошо. Не нужно ко мне подходить. И я тоже не хочу, чтобы ты ко мне подходил.
Так ещё в течение некоторого времени продолжалась их эта словеская нежная любовная игра, после чего девушка действительно умерла, не столько даже от внутренних повреждений, слабости и потери крови, сколько от перевозбуждения, связанного с самым большим любовным переживанием и потрясением в её жизни. А все потому, что ещё до того, как к человеку придет изнасилование, он уже подготовлен к этому книгами. А также газетами и журналами. Особую роль при этом играет телевидение и радио. Они убеждают, что изнасилование -- это нечто ужасное. Они убеждают в этом так долго и старательно, более старательно, чем рекламируют "Пепси-колу", что люди действительно начинают в это верить. А иначе они просто переносили бы изнасиловение без особых эмоций, потому что в этом нет ровно ничего особенного.
-- Жалко её,-- подумал он про себя.-- Её любовный опыт был решительно маловат. Будь он побольше, она бы, может быть, сейчас была бы жива.
Тут, решительно и резко отворив дверь, в комнату на каблучках вошла его жена. Сразу от порога, сбросив в прихожей шубку, будучи особенно наблюдательной, она заметила девушку, лежащую голой попкой кверху на квадратном линолеумном полу в гостинной недалеко от дивана.
-- Знаешь,-- тихо признался он,-- на её месте должна была бы быть ты, и я очень хотел бы, чтобы ты-то как раз и была на её месте, а она бы тогда осталась жива.
-- Ага,-- сказала она.-- Я бы тоже этого очень хотела. Но, в общем-то, тоже неплохо по-своему совсем.
У нас уже с тобой сложились такие отношения, что им давно уже пора было переходить в какую-то другую грань. Наше совместное житье, и наша наука, наше искусство -- всё это должно было пройти через какое-то очищение (настоящей сильной молодой) кровью (от грехов, от скверны) -- и вот оно пришло. Это то, ради чего раньше когда-то устраивались жертвоприношения, потом их запретили законом, но они остались всё равно нужны. И, кстати, хорошо, заодно и милиция не будет нами интересоваться, потому что всё произошло помимо нас, и мы совсем не виноваты. А так бы ещё пришлось для этого кого-нибудь убивать. Хотя и жертвуешь не собой, а другим человеком, куча сложностей была бы из-за этого.
От автора:
Вообще вы уже, наверное, заметили, что на страницах этой научной книги очень часто повторяется одно и то же слово -- девушка . Всё дело в том, что девушка -- это международная мера любви. Любовь имеряется девушками, как вес килограммами. Для того, чтобы здесь как-то прокомментировать приход и расход любви, как обычный процесс, измеренный в девушках, приводим здесь некоторое количество иллюстративного материала, взятого нами из цикла Маленькие трилогии и озаглавленного Тяжёлое положение женщины -- 2. Рекоммендации по прочтению этой книги: при первом прочтении набранный более мелким шрифтом иллюстративный материал можно пропускать.

Тяжёлое положение женщины -- 2

 

Мертвые девушки -- 2

Странные грызуны. Сорные птички

Одно время в журналах и газетах пользовалась большой популярностью история о том, как один человек застрелил молодую девушку, которая ела яблоки у него в саду. Его осудили и приговорили к высшей мере наказания.

У Попона был прекрасный сад. Яблоки груши и вишни. Главным образом яблоки. Он никогда не прилагал никаких усилий. Все было так, как осталось после его деда. Все просто само росло. Да и дед. Надо было знать его хотя бы немного, чтобы понимать, что дед ничего никогда не посадили и не прополол. Все было само по себе. Яблоки вырасатали необыкновенной величины и расцветок, а уж какой вкус, просто необыкновеный!
Хотя Попон никогда яблоки не продавал. И никого не допускал в сад. Он просто ел их сам, да и жил безбедно.
Он скрывал свой сад за забором своего прямо скажем неказистого дома. Он не хотел, чтобы кто-нибудь знал, что за его развалюхой скрывается такой сад. Он не хотел, чтобы кто-то знал, какие на вкус его яблоки. Раньше яблоками никогда никто не интересовался.
Но внезапно яблоки стали пропадать. Яблок на деревьях стало меньше. Яблок все равно для Попона было слишком много. Но ему это совсем не понравилось.
Иногда он на земле находил огрызки. Иногда -- надкусанные яблоки.
Тогда Попон понял, что настало время взяться за оборону.
Он прорыл вдоль забора траншею и заполнил её водой. Он обтянул забор колючей проволокой.
Но странные грызуны продолжали приходить. Однажды Попон обнаружил подкоп, который грызуны прорыли в углу забора. Он его, конечно, заделал. Потом он поставил пугало в виде здоровенного мужика в комбинезоне, противогазе и защитном химкомплекте, чтобы не было видно ни фигуры, ни шеи, ни лица.
Назавтра поеденных яблок совсем не было. Послезавтра их было, но гораздо меньше. А затем грызуны каким-то чутьём, видимо, поняли, что бояться пугала не надо, и яблоки стали пропадать точно как раньше.
Тогда Попон положил приманку. Он набрал самых лучших яблок, положил из в миску с водой, а внизу в миску замочил сильную крысиную отраву.
Вначале яд ни на кого не подействовал. Он только вызывал у грызунов сильный понос, в результате чего вдоль забора оставались солидные кучи жидкого помета.
Тогда Попон выставил в мисочке лучшие яблоки своего сада. Самые красивые, сочные и крепкие. Тут уже у него с грызунами начиналась серьезная война. Он взял в шприц раствор цианистого калия, и начинил яблоки этим раствором с помощью шприца.
Наутро он нашел в углу забора красивую девушку. Девушка лежала с надкусанным яблоком в руке, со следами удушья от цианида, потому что он вызывает мгновенный паралич дыхания, синими пятнами на всем теле и с выражение очень большого удивления на лице.
Попон закопал девушку в углу забора. Он понял, что имеет дело с такими особенными грызунами, которые не крысы и не мыши, а имеют внешний вид красивых девушек. Он где-то слышал, что такое случается. Хотя и нечасто, но так же нечасто, как такие особенные необыкновенные яблоки, растущие сами по себе.
Война с грызунами продолжалась. В следующую ночь грызунов не было. Никто не приходил и яблоки не ел. И Попон было подумал уже, что они, поняв, что война идет не на шутку, испугались и больше не придут. Ужасно хорошо было бы, если бы так. Но на следующую ночь грызуны очухались и собрались с силами. Яблоки с цианидом в миске остались нетронутыми, но яблоки на деревьях были поедены как никогда сильно, так оставлять это было нельзя. Попон кроме этих яблок больше никогда ничего не ел, даже зимой. Он яблоки собирал и складывал храниться на зиму. Больше он никогда ничего не делал, и не обирался расставаться с этой давней привычкой, оставшейся у него по наследству от деда. Соберет ли он достаточно яблок себе на зиму -- это был для него вопрос выживания, и, хотя обычно яблок было даже всегда слишком много, он их закапывал, но все равно он встревожился не на шутку. Он как представил, что в зимние долгие холодные месяцы ему будет нечего есть, а к следующей весне его найдут на его хуторе, когда только в первый раз доберуться к нему по протаявшему снегу, мертвеньким от голода, и слещующим летом уже не будет он наслаждаться яблоками, такая мысль, хотя он и не умел словами объяснить, что же такого плохого в ней, он вообще не умел говорить и объяснять что бы то ни было словами, но все же эта мысль почему-то привела его в полное уныние.
Собрав вместе все свои скудные мыслительные способности, Попон начал соображать. Он протянул в кустарнике колючую проволоку, которую снаружи, а уж тем более в темноте, не было заметно. А шипы он все смазал вазелином, в который, как и в яблоки с прошлый раз, добавил цианистого калия. Это ему было, кстати, и легче -- не нужно было лишний раз без толку переводить драгоценные яблоки.
Наутро он обнаружил сначала в кустах легкие пятна крови. Кусты и без того были колючие, так что грызуны, по-видимому, привыкли царапаться в них и не придавали этому никакого значения. "Ага!"-- сказал Попон, внутренне про себя прыгая от радости. Пойдя по следам, он вскоре обнаружил в совсем другом углу сада ещё двух мертвых девочек-подростков. Одна через силу дотащила другую, которая умерла раньше, а потом, видно она была меньше ранена, умерла от недостатка дыхания и сама.
Ну что ж было делать Попону, если он уже связался и был вынужден бороться с таким особым видом грызунов, крупным, который внешне весь выглядел как красивые девочки-подростки. Попон закопал девочек в другом уже месте в саду, утешая себя мыслью, что удобрение почвы таким образом будет способствовать увеличению урожая.
И он не ошибся. Урожай в этом году был поистине необыкновенный, как никогда. Но и грызуны досаждали. Частенько он закапывал с утра по одной или по паре молоденьких девочек. Но девушки продолжали очень серьезно подъедать его яблоки. Видимо, дело было в том, что на этот раз они понимали, что в саду вообще что-то не то и кроется какая-то опасность. Им было на опасность не наплевать, вернее, почти наплевать, но все же не совсем. Им хотелось бы сохранить свою жизнь, а не только покушать яблоки. Но им очень нужно было этих яблок. Они находили в них какой-то особенный вкус, за который им было почти и не жалко жизни.
-- Вся беда в том,-- сказал про себя Попон,-- что молодые девушки не очень-то сильно ценят свою жизнь. С этим, как видно, совсем нельзя ничего поделать.
Беда была также в том, что девушки, по-видимому, в этот раз не могли точно понять, от чего они умирают. Они не видели никакой конкретной опасности. Некоторые ранились об кустарник -- ну и что же, многие благополучно приходили домой, наевшись досыта яблок, несмотря на эти колючки. Некоторые выносили через забор корзины яблок. Видимо, некоторые из них передавали эти яблоки своим лучшим подругам в другие деревни, или в другие деревни доходили слухи об этих необыкновенныз яблоках.
Попон проклинал тот день, в который первая из этих проклятых девчонок узнала про его яблоки, проложив таким образом дорогу для них остальных. Но что было делать! Нужно было во что бы то ни стало придумать что-то опасное, понятное для них, чтобы прекратить хищения.
Вчера с утра приходил милиционер. Он говорил, что в поселке пропало несколько девочек. Не очень много, одна, две или три. Но все же довольно много для такого маленького поселка. И не знает ли случайно Попон, что же такое могло привести к исчезновению этих девочек, но Попон вообще никогда не общался с людьми из деревни, поэтому он сказал, что не знает. Кроме того, пропало несколько девочек в соседних деревнях и некоторые (и даже довольно много) из соседнего города, областного центра. ( -- Ну так в чем же дело!-- сказал Попон,-- К чему же искать у меня на хуторе. Может там-то как раз и скрыта причина. В городе больше людей, ну, значит, и больше причин.) Да нет, странным образом все следы ведут именно в эту маленькую деревню. Многие, кто пропали из города, про них знали подруги, что они собираются сюда. Кого-то видели в этой деревне в последний раз. Было замечено, что многие девушки приезжают сюда довольно издалека. И пропадают где-то здесь в этом районе. Ну, может быть, в слещующей деревне, но не дальше.
Попон сказал, что, ну, он понимает и, конечно, очень сочувствует, но он-то тут причем, он вообще и не знает он ничего. Милиционер сказал, что очень жаль, и ушёл.
На следующий день Попон нарядился своим пугалом, напялил противогаз и комбинезон, надел сверху маскхалат для зимней снежной погоды и таком отвратном виде с ружьем встал посреди сада. В халате и химкомплекте он выглядел настолько же неприглядно, как и без них, у него вообще был неприятный голос, поганая манера общения (поэтому он и жил один на хуторе, что жители деревни его не любили), а уж фигура у него была особенно нехороша, и лицо слоновье, ну а теперь просто было невозможно отличить, то ли это чучело стоит, то ли хозяин в противогазе.
Наступила ночь. Вскоре с наступлением темноты вокруг забора с наружней стороны началось шевеление. Девочки собирались, словно на вечеринку. Все были одеты нарядно, возбужденно шептались и переговаривались.
Попон ненавидел себя. Он вообще чувствовал себя препогано, если когда-либо не спал ночью. Жизнь для него вообще не имела смысла, если не выспавшись, было под очень большим вопросом, стоит ли вообще так жить, защищать себя и свой сад и мучаться. Он тихо и молча поглаживал по стволу двуствольную винтовку и подумывал о том, что как было бы славно, если бы он сейчас вместо всей этой хлопотни просто выстрелил бы себе в рот, все равно как принял таблетку снотворного, конечно, немного погромче, но когда нужно уснуть, когда хочется уснуть, то какое там, господи -- разве может это иметь хоть какое-то значение. Для того, чтобы уснуть и не просыпаться больше, каждый из нас отдал бы все, что угодно. Только нужно бы не просто заснуть, а чтобы сон отвечал определенным требованиям.
К наступлению полной темноты весь двор был уже окружён горящими в темноте жадными, как волчьи, глазами. Девочки, как перед вечеринкой (недаром они все одели свои самые лучшие платья, вызверились), как перед свиданием, как перед первой рюмкой, были приятно возбуждены. Некоторые по этой причине даже и в сад-то не полезли, а так до конца и остались вдоль забора. Они уже нашли все то, для чего они ехали сюда на электричке из города. Это бывает чисто женская черта, женщины часто так устроены, что для них счастье не в счастье, а достижении.
Девочки начали по одной перелезать через забор. Девочек было много, просто не у всех было достаточно смелости, чтобы перелезать. Они знали, что за забором их может ждать что-то опасное и непонятное и страшное. Но многие все равно лезли. Скажем так, лезли те, кому больше всего хотелось. Кому без этого было просто никак, кому стало уже совсем невтерпёж. Остальные все прохаживались за забором, в надежде на то, что им, может быть, тоже вынесут яблочко, и говорили о тех, кто внутри -- ну что же, не будем скрывать, мы все им завидуем. Как те, у кого не больно-- то много гормонов любви, кто не может, да и не хочет слишком-то много раз, кому это не нужно, кто занят разными другими более важными вещами, как они завидуют тем, у кого больше этих секреторных жидкостей, кому больше нужно, кто больше раз может, и кто ради этого плюёт на огромное количество разных других важных вещей, таких как продвижение по служебной лестнице.
Некоторые перелезли уже через забор, ничего не понимая, погуляли, как пьяные, в темноте. Им, кажется, ничего больше уже и не было надо, они достигли всего ещё за забором. Потом они полезли на деревья и начали есть яблоки. Они бы давно уже их все съели, но в этом году был необыкновенный, прямо-таки необыкновенный урожай. Они ели в бессознательном состоянии, не глядя уже почти на чучело, которое вначале им внушало страх. Когда Попон поднял ружье, никто, казалось, этого даже и не заметил.
Попон ничего не говорил. Он вообще не умел говорить с людьми, тем более с девушками. А он не знал, о чём с ними разговаривать! Он не умел выражать свои мысли, потому что не знал, что тут без слов может быть такого непонятного. Он просто высоко поднял ружье, медленно навёл его на девушку, залезшую особенно высоко на дерево, он думал, она видит, но она не видела, и выстрелил. Было темновато, но не так, чтобы совсем уже темно. С учётом мощных фонарей, которые Попон навесил у себя в саду на ветках, как новогодние гирлянды на ёлочках, и которые он оставил включёнными на эту ночь. Но девушкам фонари были по фиг.
Промахнуться было трудно, можно сказать, вообще невозможно. У Попона были крайне неловкие руки, но дело в том, что стрелял-то он почти в упор. Девушка спорхнула, слетела с ветки головой вниз, а заряд в двустволке был на медведя, так что головы у неё как таковой почти что уже и не осталось, голова была по большей части от прямого попадания размазана по кустарнику. Тогда Попон, не торопясь, навел винтовку на другую девушку, стоящую в стороне, и выстрелил ей в живот. Девушка согнулась пополам, как сломанная в середине веточка, и свалилась на клумбу, как мусор. Содержимое живота у неё все вывалилось наружу, больше этот мусор был уже никому не нужен. Попон подумал о ней: -- Надо будет с утра это все выбросить -- Ещё две девушки в это время улепетывали и перепархивали через забор вполутьме впопыхах. Ещё две сидели обнявшись возле забора и тяжело дышали, они в кустах накололись цианидом, и он теперь не давал им свободно дышать. Они уже не могли и не собирались причинять никакого вреда огороду, на них можно было рассчитывать, что они на какое-то время заняты совсем другими делами.
Ещё одна девушка оставалась прямо перед Попоном, она присела на корточки и не ожидала, что ей делать. Она была цела и невредима, но почему-то не хотела убегать. Попон сгреб её за затылок и поволок за собой. Девушка, конечно, была очень молода и очень хороша собой, как все девушки, что крутились вокруг сада. Было не совсем понятно почему, но выглядело это так, как будто недостаточно красивую девушку сад не примет. Некрасивые не лезли никогда, и даже не пытались, и даже не приезжали из города. Было похоже, что некрасивым меньше хотелось, или не настолько хотелось, чтобы из-за этого откуда-то приезжать, или вообще не хотелось, или они не попробовали этих яблок. С красивыми было всё иначе. Они даже если и не попробовали яблок, то сразу же верили и всё понимали с полуслова, как только им говорили об этом. Они даже если раньше и не знали и не слышали никогда про какие-нибудь особенные яблоки, то все равно внутри они откуда-то знали, что эти яблоки есть. Не в одном так в другом саду. Они их и не пробовали-то внимательно. Вкус (горький) для них не имел никакого значения. И какой он вообще, сладкий или горький. А пускай он даже и горький, какая, к черту, разница. Дело ли во вкусе? Разве не часто так бывает, что пьют и едят многое такое, что горькое, а никому до этого никакого дела нет.
Короче, девушка, которую Попон сгреб, была, как и все остальные вокруг, очень молода, кажется, где-то в районе пятнадцати лет, и очень хороша собой. Хотя Попону это было всё равно, он никогда не видел никакой разницы.
Девушка ещё как-то рыпалась, хотя и грозилась закричать, но не кричала, и не хотела идти, но не могла ничего поделать. Потому что Попон не принадлежал к характерному для русской литературы типу "слабых" героев. Он, хотя и был неловок, как медведь, хотя медведь-то сам по себе на самом деле на воле довольно быстр и ловок, так вот Попон, хотя и некрасив, но был вполне доволен собой и силен. Он сгреб девушку за шкирку и затащил в дом, где запер. Им руководила мысль, что если он будет держать девушку в избе, то другие не будут больше залезать в его сад. Притягательная сила яблок для них исчезнет. Место уже будет занято. Не так важно кем, а важно, что оно будет занято. Может и не сработает, он был не совсем уверен. Это вроде того, как в деревне, у кого нет, одалживают на какое-то время кошку, чтобы в доме не было мышей. Пусть она разленилась на молоке и никого не ловит, пусть и кошки-то в доме уже давно нет, но остался запах кошки, дом для мышей потерял всякий интерес, мыши в дом больше не идут.
Руководимый этим чувством, Попон запер девушку в доме, стал кормить яблоками. Он решил, что его сад вполне может прокормить ещё один голодный рот, он все равно каждую весну выкидывает много яблок, лишь бы не кормить опять всю голодную ораву этих сорных птичек. Он вспомнил, что он сам родился потому, что в доме отца постоянно жила женщина. Девушки вокруг дома стали появляться только после того, как он уже довольно давно жил в доме один. И правда, девушки ещё появились на следующую ночь, но почувствовали, видимо, запах, что в доме уже есть одна, и не стали даже перелезать через забор.
Попон девушку не обижал, ему нужно было, чтобы она жила у него долго, как часть домашнего хозяйства. Девушка пыталась было как-то взроптнуть, что, мол, ей скучно так жить не выходя из дома, но Попон сказал, что он тогда отправит её домой к родителям, и она все поняла, что она тогда уже не сможет есть его прекрасных яблок, и всю жизнь прожить за забором, и больше никогда, никогда в жизни ничего не делать, и ничем не интересоваться, и больше никогда ничего такого не говорила. Это было прекрасное место для её жизни, о котором нельзя было живому человеку за забором даже мечтать, потому что даже мечтать о таком многим не приходит в голову. Девушка испугалась угрозы, что её отправят к родителям домой, хотя девушке к этому времени было уже сорок шесть лет, она выглядела все ещё очень хорошо, но была все же на так уже хороша собой. Родители её к этому времени давно умерли, но она не знала об этом, и не интересовалась, она просто жила себе в доме и за забором, без документов, документы ей были не нужны, за забором их никто не проверял, а из-за забора она никогда не выходила. Вскоре после сорока шести лет у девушки появился сын, хотя Попон к девушке никогда ни с каким таким намерением не подходил, ему это не нужно было, он был просто очень доволен, что у него живёт эта девушка, так что не совсем было понятно, отчего у девушки появился сын, но скорее всего, что от постоянного употребления волшебных яблок. Некоторые прослышали о том, что в доме Попона стала жить девушка, кто-то, проходя мимо хутора, видимо, видел её в саду, и стали приходить с вопросами: мы слышали, что ты женился? Люди почему-то всегда, если даже не они сами женяться, то все же очень интересуются такими вещами. Но Попон никогда им ничего не отвечал, он вообще не встревал ни в какие длительные разговоры и никогда не общался с жителями деревни, зачем ему это было бы надо, к деревне только подойдешь, а местные девчонки всегда что-- нибудь такое устроят, или напоят и положат в постель с собой, или ещё что-нибудь такое выкинут, чтобы потом обязательно женить на себе, заставить расписаться, и это даже неважно, красив ты и умен или вообще уродина и дурак полный, от этого ничего не зависит, им это, как будто бы, все равно. А Попона, его, как-то, никогда не интересовали такие дела.
Вот и вся такая таинственная история.

2. У истоков жизни

Три женщины лежат в родильной палате. Одна, у неё уже трое детей, прекрасный муж. Она много трудится для того, чтобы поддерживать семью. Она больше всего в жизни хочет ещё одного ребёнка и мечтает о его появлении. Когда её увозят в родильное отделение, она полна предвкушения счастья. Она красива, здорова, вполне благополучна, всеми любима и молода. Всё вокруг в порядке, и ничто не предвещает беды, беда приходит совсем нежданно, у неё рождается мёртвый ребёнок.
Соседки по палате её утешают. При этом подходит очередь второй. У неё дела не очень в порядке, материальное положение тяжёлое, муж пьёт и гуляет по разным другим бабам, иногда, от полноты чувств, когда приходит, он её подколачивает. Но при этом он не больно-то часто появляется дома. Несмотря ни на что, она всё равно любит его, все ей давно советуют, что нужно было бы выгнать его, но она никак не может справиться с собою и перестать его любить. Хотя ей иногда предлагают и другие, она, чаще всего, никому больше не даёт, хочет, чтобы он ещё приходил.
Она не уверена в своих чувствах. Появление ещё и ребёнка в доме значительно усложнит положение. Привяжет ребёнок его к дому или же, наоборот, оттолкнёт? Он может перестать приходить, зачем это ему, когда его прекрасно любят и молодые без детей. Поддерживать семью нечем. С одной стороны, ей и неплохо было бы иметь ребёнка, но вокруг столько сложностей, и ребёнок сильно свяжет её, ей бы не хотелось.
Однако, глядя на действительные переживания первой женщины, она понимает, что все её проблемы -- ерунда. Он может приходить или не приходить, если хочет -- иметь ребёнка было единственное правильное решение, то, чего, в действительности, ей очень давно хотелось. В ней происходит психологический перелом, она решает всё для себя, и к моменту, когда её увозят в операционную, это совсем уже другая женщина, она переменилась, она вполне готова к тому, чтобы родить. Она хочет, она стремится к этому. Но и к ней приходит та же большая беда. У неё рождается мёртвый ребёнок.
Третья, совсем ещё девочка, подросток. Нежелательная беременность привела её к тому, что она убежала из семьи родителей. Беременность у неё была обнаружена на такой стадии, что медики всем скопом едва уговорили её не прерывать, безопаснее для жизни и здоровья, лучше потом ребёнка отдать в детдом. Мальчишка, с которым они и виделись-то пару раз, прослышав про это, струсил, испугался и убежал, теперь прикидывается, что вообще с ней незнаком. Ребёнок в её жизни ей совсем ни к чему. Она никогда не стремилась к этому, ни разу даже не думала.
Поведение её соседок по палате явилось неожиданным для неё. Она не знала, ей в голову не приходило, что об этом можно так переживать.
Она по-новому переосмысляет свою жизнь. Она понимает, что ребёнок, который должен появиться -- это её ребёнок. Единственная серьёзная вещь, которая с ней случилась за всю жизнь. Нет, она не будет ребёнка никому отдавать, она его сохранит потом и вырастит, она полностью переменится, она уже переменилась. Её жизнь засветилась новыми красками для неё, новым сиянием и новым светом.
Она говорит своим соседкам:
-- Вы не представляете, как мне повезло. Я очень рада, что здесь познакомилась с вами. Вы не представляете, как я рада, что как раз в самый нужный для меня момент я познакомилась с вами. И сразу всё поняла.
Она вся загорелась и стремится к тому, она уже полна предпереживания нового счастья материнства, неведомого ей доселе и, когда её увозят в операционную, она вся светится красками счастья и рыдает. Но и у неё рождается мёртвый ребёнок.

3. Сцены на кладбище

Кто часто бывает на кладбище, тот знает, что бывают разные типы поведения людей. И есть разные способы жульнического зарабатывания денег за довольно-таки небольшую работу, основываясь на этом поведении. Здесь главное только в том, что надо уметь видеть, кто есть что за человек, и иметь правильный подход к клиенту. Но могильщики, люди, наблюдающие жизнь со стороны, как правило, все с очень большим опытом, и всё прекрасно правильно понимают. Причина их коммерческого успеха состоит чаще всего в том, они понимают нужды и запросы клиента значительно правильнее, чем он их понимает сам.
Вон идёт процессия. Мать хоронит сына, погибшего в автомобильной катастрофе. Она одета, соответственно случаю, во всём чёрном. Она ведёт себя во всём правильно, как будто бы она заранее знала, как будто бы предвидела, что это могло случиться, и подготовилась. Она заламывает руки тем, кто держит её, и рвётся, чтобы её тоже пустили в могилу. Она знает, что раньше по возрасту её черёд, и её обязанность умереть раньше сына. Это огромная несправедливость, то, что он умирает раньше неё. Она кричит:
-- Прости меня, Саша, что ты умер первый, а не я. Я такая дурочка, любя, я должна была умереть раньше тебя. Прости меня, я просто не знала. Я много думала об этом, я думала о смерти, я чувствовала, что уже пора. Я понимаю, что это моя обязанность. Но не волнуйся, тут многое ещё можно исправить. Пропустите, пропустите меня к нему,-- кричит она могильщикам, покуда его ещё не опустили вниз и вокруг большая толпа.-- Я вам заплачу денег, чтобы только вы похоронили меня вместе с ним!
Друзья и присутствующие держат её крепко, чтобы она случайно не выполнила то, что собирается, и не прыгнула к нему в могилу.
Но вот толпа почти уже разошлась, мать в чёрном в нерешительности и растерянности у ворот кладбища, собираясь уже выходить. Тут сильная крепкая рука в толстой рабочей перчатке сзади ложится на её плечо:
-- Сто рублей -- и мы положим вас рядом.
Могильщик стоит, опираясь на лопату с блестящим острым штыком.
-- Это будет совсем небольно. Штык остро заточен. Я просто уколю вас им. За ваши деньги я вам гарантирую, что не будет боли. Как будто бы медицинская операция, вы даже ничего не почувствуете.
Крик, резкий поворот через плечо. Тяжёлая сумочка летит могильщику в морду, так что, от неожиданности, он отпускает руку, крепко лежащую на плече. Дама высвобождается, быстро выхватывает из сумочки кошелёк и кидает могильщику под ноги, чтобы он наклонился за кошельком и, замешкавшись, не успел её догнать. С ног на дорожку летят чёрные лаковые туфли на каблуках, дама устремляется к воротам по гравию, тарахтя пятками в чёрных колготках, как мотоцикл.
Могильщик наклоняется с достоинством, подбирает кошелёк, как плату за свои труды, и уходит.
Вот другая процессия. Хоронят старого и очень богатого человека. Вокруг собрались его друзья и соратники, все очень старые, богатые и влиятельные люди. Поодаль идёт его жена, молодая женщина и модель. Они были женаты всего восемь месяцев, но он оставил ей больше половины своего состояния, так она настояла прежде, чем подписать брачный контракт, иначе бы она не согласилась отдать ему молодое тело, которое он очень хотел, да и он уже был настолько стар и нездоров, что не мог, как следует, насладиться им. Всему причиной был только денежный расчёт, она не любила его, это было настолько неприкрыто, что даже и сейчас она на кладбище пришла, одетая в ослепительное короткое до ушей белое платье, все это понимали, и улыбались, и показывали пальцем, но ничего нельзя было сделать, потому что так был составлен брачный котракт, над которым долгое время трудились опытные адвокаты. Пробовали, конечно, доказать, что, уже заключая брачный контракт, пожилой человек был невменяем, и поэтому контракт должен считаться недействительным. Но это было очень тяжело доказать, потому что это была неправда: попробовал бы кто-то сказать что-то такое при нём, покуда он был ещё жив, он бы доказал мальцу, насколько и кто из них невменяем. Старик был всегда очень сильный и властный человек, и очень тепло к ней относился, хотя они были знакомы до свадьбы всего несколько дней.
Прекрасный солнечный день. Красавица в белом платье идёт по кладбищу и устало рассеянно улыбается. Она чувствует себя в полной растерянности среди этих не очень красивых людей: с утра не нашла, что одеть, сейчас не может найти, куда себя деть. Зачем она и вообще-то пришла на кладбище, непонятно, она могла бы и не приходить. К ней подходит один из стариков, главный друг покойного:
-- Я должен поговорить с вами от имени всего сообщества его старых друзей. В вашем возрасте и с вашей внешностью вам должно было бы быть стыдно даже и приходить в это место. Когда здесь все такие старые больные и заслуженные люди, вы могли хотя бы постыдиться своего возраста и своей внешности, на которую слабыми глазами больно смотреть, зная, что никогда не сможешь ею воспользоваться. Это у каких-нибудь мальчиков могло бы возниктнуть желание стать обладателями вашей красоты, а у меня лично давно глаза болят уже настолько, что я на женщин смотреть не могу. Зачем вы и вообще-то пришли сегодня на кладбище, когда могли бы не приходить, никто вас не заставлял, никто и не ожидал вашего появления здесь, мы прекрасно и лучше могли бы обойтись без вас.
Если вы не можете проявить искреннее сострадание к старику, хотя бы притворились бы и сделали вид, чтобы соблюсти приличия. Почему бы вам, хотя бы немного, не заплакать, не закрыть лицо руками, не порвать на себе ваши чудесные волосы и не попроситься, чисто символически, к нему туда тоже в могилу.
Пожилой человек отошёл в сторонку, скривившись от бешенства и кусая губы от юридического бессилия.
Процессия уже разошлась. Только молодая красавица неспешно прогуливается, не решаясь выйти изнутри за пределы кладбищенской ограды. Всё бы в порядке, но что-то её удерживает. Она не знает, что ей делать со своим телом, со своим возрастом, с этим бесконечным солнечным днём, сияющие блики которого играют с складках белого дорогого платья, которое она рассеянно одела, не долго думая о том.
Ей сзади на белое плечо опускается рука в тяжёлой толстой землистой перчатке.
-- Девушка. Не нужно мучиться. Я подскажу вам. Я дам единственное правильное решение. Мы его ещё не зарыли. Сто рублей -- и мы просто положим вас рядом.
Молодая женщина, подумав, послушно кивает головой. У неё ничего нет, никаких денег, но это неважно. Она снимает с шеи жемчужные бусы, которые одни стоят гораздо дороже, но это не имеет теперь для неё никакого значения, чему она очень рада. Она радовалась тому, что может больше не читать цифры на ценниках -- ну так она их читать больше и не будет.
Она подходит к краю ямы, смотрит вниз.
-- Крышка закрыта,-- говорит она.-- Но это неважно, это ничего. Это условности.
Быстрыми уверенными профессиональными движениями модели она раздевается и отдаёт свою дорогую одежду тоже могильщикам, чтобы она не пропала, она сама вообще-то из небогатой семьи, она привыкла бережно относиться.
-- Всё, я готова, не хотелось бы тратить очень много вашего времени, ребята, я думаю, что вы можете уже начинать.
-- Вы быстро подготовились,-- говорит могильщик, указывая на штык своей лопаты.-- Лезвие заточено. К сожалению, полное отсутствие боли я гарантировать не могу.
Она послушно кивает. Один точный удар острия -- и она сгибается ровно насередине пополам, почему-то не в шее по месту удара, а совсем далеко от него. Всё, что от неё осталось, тихо без шума падает на дубовую крышку и на комья земли. По тому, как оно летит, видно, что в нём уже нет жизни и грации молодых движений, это летит не модель, а кукла или мясная тушка. При ударе блестящего лезвия она перестала существовать сразу и её больше нет.
У неё нет ни любовников, ни друзей, ни те, ни другие не нужны, с такой внешностью и в таком молодом возрасте не приходится об этом беспокоиться. Заходишь в любой автобус или любой трамвай, если там только есть мужчины, то сразу же появляются друзья, если там только есть женщины, сразу же появляются враги. Сегодня и завтра никто из-за неё не станет беспокоиться и искать, и это хорошо. Сверху начинают наваливаться комья земли.

Конец иллюстративного материала

Не знаю уж, кто и когда и каким боком прослышал про то, что они были очень большими специалистами по психологическим и любовньм вопросам, я просто считаю, что если уже такое есть, то это невозможно скрыть, это чувствуется всеми и повсюду. Так это или иначе, но к ним стали приходить за советом.
Вот, к примеру, однажды к ней обратилась девушка. Она пожаловалась, что к ней (вчера вечером) пристала группа хулиганов на улице, они её сначала избили, просто так для кайфа (молотками), а потом прямо здесь же на мостовой на краю поребрика грубо изнасиловали в очередь.
-- Ну что же,-- сказала она,-- ясная картина видна. Всё только естественно. Скоро пройдёт. Я тоже когда-то так начинала. Но теперь я больше не любительница таких детских развлечений. Все искательницы приключений на женской почве всегда начинают с того, что дают себя изнасиловать шайке мелких мошенников, бездельников и шалопаев. Потом вкалывают себе по нескольку раз в день дозы пенициллина, рассчитанные на то, чтобы убить лошадь, прямо на работе, запершись в туалете посреди всех этих налепленных объявлений о продаже импортных шмоток, там, куда не заходит ни один начальник, и где вообще только женское царство, многие заходят туда, чтобы почитать объявления и проникнуться женской атмосферой, ощутить себя более женщинами, даже тогда, когда им в туалет не нужно -- вот и всё удовольствие этих начинающих авантюристок любовного жанра.
Скажешь, нет? Думаешь, это маленькое удовольствие не было у тебя запланировано? А зачем же ты тогда, спрашивается, гуляла в потёмках без подобающего сопровождения одна по улице? Чего искала и чего ждала?
-- Ну что же, тоже же надо,-- замурлыкала она дальше безотносительно ничего, уже только себе под нос,-- всякое начало -- неплохое начало, каждой девочке нужно когда-то с чего-то начинать! Многие люди этого не имеют. Матери семейств, случается только притворяются, что у них всё в порядке, они счастливо и очень хорошо живут, а по ночам временами стискивают зубы, чтобы не закричать, настолько сильно им хочется, чтобы их изнасиловала группа хулиганов -- прямо на мостовой, на поребрике и -- в очередь. Чтобы любви хотя бы на пятнадцать минут было действительно много, беззаботно, не считая, гораздо больше, чем её можно переварить и проглотить, куда как больше, чем её нужно, чтобы она стекала ровной рекой, по пузу, по блузке, по разорванной юбке и трусам. Чтобы давно уже не было ужаса, и боли, и отвращения, и чтобы уже не хотелось больше кричать, а оставалась только усталость, чтобы любви было не жалко, нисколечки не жалко, чтобы избавиться от неё вообще, от этой магической проклятой недопетой власти любви, навсегда, ну её к чорту, кому она нужна-то. Чтобы думать впредь о любви как о чём-- то простом, как еда, привычном, каждодневном, доступном, а не так, как о чём-то большом и высоком, прямом, как жердь или палка, прозрачном и призрачном, от чего спирает в груди и распирает волнением и что нужно каждый раз встречать, как праздник. Да, да, убить владыку любовь, и стать хозяйкой, отряхнуть её, как скуку, со своих ног, отчистить остатки со своей одежды.
Вот маленькая заметка из журнала. Рассказывает женщина -- лейтенант милиции, работник знаменитой детской комнаты. У неё на приёме группа подростков. С ними приятная довольно симпатичная девочка в голубой куртке, очень тихая, застенчивая и добрая. Вскоре она узнала, что сразу после беседы у неё в кабинете группа мальчишек отвела эту девочку в свой любимый подвал, где у них был бункер, и там они её любили в очередь. Прекрасная история любви, у кого от неё только не замирает сердце, каждой из нас очень хотелось бы, чтобы её так любили -- по-- настоящему, а не только чтобы в кино водить.
Женщины, которых никогда ранее не насиловали в очередь, фактически во многом до сих пор -- девственницы. У них подрезаны крылья, они не могут летать над собой, в деле любви они никогда не поднимутся выше некоторого определённого весьма ограниченного уровня (младшего лейтенанта).
Но они не имеют этого. И они никогда не будут этого иметь. Потому что на них не хватит. Потому что они уже не молоды, и не много кто на улице на них польстится. Как в немодной одесской песенке описывается неразделённая односторонняя любовь бабушки-старушки к банде из шестерых налётчиков. За заботами о нуждах семьи, у них нет достаточно времени на самое важное, чтобы одиноко бродить в темноте по влажным ночным улицам в отчаянных поисках счастья, искать нужно долго, потому что желающих мятущихся женщин много, а хулиганствующих групп всё же мало, надостаточная работа проводится у нас в микрорайоне в этом направлении, и даже те, что есть, не могут повсюду и без счёта неоправданно расходовать себя.
И, кстати, учти, ты должна учесть, что настоящий акт любви всегда заканчивается убийством своей жертвы, он скрепляется убийством, как документ печатью. Акт без убийства фактически является прерванным до срока, назаконченным, недействительным. Если он тебя не убил, это говорит просто о том, что он недостаточно сильно тебя любит, но найти такого, который бы тебя взаправду и по-настоящему любил, непросто. Только крайне редко встречаются смельчаки-- фанатики, готовые идти до конца. Ну и ты тоже, курица, в следующий-то раз, прежде чем начинаться с этим и бродить опять в темноте в поисках чёрт-те чего, реши для себя, хочешь ли ты, согласна ли ты будешь при случае, готовы ли ты на то, чтобы пойти в деле любви до конца.
Когда женщину насилуют во второй раз, это проходит уже легче.

Эта история, все это произошло накануне уже того времени, как они достигли высшего совершенства в теории и искусстве любви ("полное единение и родство душ"), они достигли очень высоких результатов также и в практике, что заставило говорить о них как о суперпаре, стали самыми большими авторитетами в этой области, и разъезжали по городам, читая лекции, их выступления всегда пользовались большим успехом, много было прихожан, в особенности успех был у подростков и молодёжи, проходили при огромном скоплении народа, часто устраивались массовые демонстрации, а всё потому что они говорили действительно откровенно, не стеснялись мелочей и объясняли всё подробно, и всегда показывали на примере, наглядно, то, чему они научились на опыте супружества, в то самое время, пока он трудился, подпихивал, запихивал, просовывал и вставлял, она тут же, не теряя времени, хорошо поставленным отработанным голосом не переставала говорить в микрофон, объясняла присутствующим, как это лучше всего можно делать, как правильно трахаться, все здоровые и только самые полезные способы, очень любили выступать, это тоже в их выступлениях очень привлекало, это было правилом, частью их жизни, она про себя говорила: -- Зачем я выступаю? Вот ещё вопрос, господи! Да я это люблю! Я только-то тогда и чувствую себя действительно хорошо, когда это примерно через час после хорошего выступления.-- Концерты их сами собой легко превращались, перерастали в массовые соития, оргии, причём сливались в зале все подряд, и знакомые, и незнакомые (но, конечно же, только после 21 года и только с применением презервативов), сразу же такое хорошее общение получалось, так все легко понимали друг друга, прямо с полуслова, что я просто не могу... и сперма лилась рекой, и на стенах плясали легкие яркие розовые круги, как на щёчках молодой невинной красавицы в восьмом классе средней школы, праздник бил радостию из всех щелей.

У них была своя мастерская. Они создали там такую обстановку, что туда всегда хотелось зайти. Там вечно крутились какие-то девочки-ученицы. Там было очень просто, потому что уж если ты туда пришёл, то все знали, зачем ты туда пришёл, относились сочувственно и с пониманием, старались, чтобы тебе было приятно, и чтобы никто оттуда не уходил неуспокоенным. Так наяву у них исполнялся гордый девиз нашего поколения про то, чтобы счастья всем вволю, и чтобы никто, если можно так выразиться, не ушёл обиженным -- ну, никто и не уходил. Поскольку они умели всё делать неплохо и красиво, то это всегда удавалось.

Она начинала однажды свою лекцию такими словами:
-- Женщины бывают двух разных типов. Каждая женщина должна чётко знать, привязывает к ней постель мужчину или нет, и поступать в зависимости от этого. В наши с вами задачи входит, конечно, более привязывать к себе мужчину, чем самой попадать к нему на привязь.
А это вообще очень давно замечено, что чем добрее женщина, тем сложнее её мужу сделать так, чтобы она ни с кем другим рогов ему не наставляла. Она славная, она искренняя, она все прекрасно понимает и стыдит себя, покуда она тут рядом, и пока он говорит ей, но стоит ей только от него отойти, она очень легко попадает под влияние любого другого встречного, она доверчива, ей очень легко заморочить голову, она моментально проникается сочувствием к любому мужику, как он, бедный, мучается от того, что ему хочется её, как будто это она, а не он, имеет в семенниках напор избыточной жидкости -- чувство для женщины совершенно незнакомое, непонятное и нехарактерное. Сколько прекрасных, отзывчивых, простых, полных сердечной теплоты женщин на этом пропало, все они сгорели, как свечки, стали блядьми. Это ещё начальники всех производств заметили, что если красивая -- то это ещё ничего, это не имеет даже особого значения, это не останавливает производство, никто на это даже не смотрит, но если только где заведется добрая и простая, это означает конец производственной деятельности, вокруг только вьются мужики, и ничего другого, ей беспрестанно звонят по рабочему телефону с угрозами, что, мол, если сейчас же не выйдешь и не дашь, всё, убью, или убью сам себя, не знаю ещё.
Доброта женщины. Как много в этом слове. Как об этом в песне поётся, "если в женщине есть доброта, знаете ли", то это уже половина дела. Доброта её означает, что она сама по себе не очень-то хочет. Кто её знает, возможно, что она и не хочет вообще. И уж по крайней мере она хочет не настолько, чтобы из-за этого рисковать какими-то возможными неприятностями, идти на нарушение своей верности мужу, который у неё вполне даже славный Володя. Но если вы будете её уговаривать, то она с самого начала очень хорошо понимает, как вам больно без её любви, и она ни за что конечно же не сможет вам отказать.
В этом месте она процитировала королеву всех женщин, американскую певицу Кортни Лав, которая так сказала в одной из своих песен: "Нам нужно научиться говорить "Нет" мужикам, чтобы они все, наконец, отстали."
Одна моя хорошая подруга так прямо сказала мужику, партийному боссу, подвозившему её в служебном автомобиле:
-- Вы нас не вините, женщин. Вам очень трудно сохранить верность.
-- Почему?
-- Ну, как вам сказать. Предположим, у меня кто-то есть. Но ведь еду-то я с тобой...

Он говорил:
-- Между современными женщинами и мужчинами установились формальные дружественные отношения. Это не значит, что в действительности всё очень гладко. Это не говорит о том, что они полностью полюбили друг друга. Они -- как Англия и Франция. Ближайшие соседи имеют всегда историю длительных войн. Сексуальные войны, кровопролитные бунты отгремели над нашей планетой давным давно. Нет и не бывает ничего страшнее, чем убийственный домашний бунт данаид.
Давненько в Италии пускались в ход странные яды, такие, что мужчины и женщины ели из одного общего котла в деревенский праздник маринованного в специальном составе угря, только после этого почему-то вдруг неожиданно в полдня вымирало всё мужское население посёлка. Секрет их, конечно, утерян. А женщинам в этом местечке, возможо, просто надоели мужчины (кобелины, остоебли), потому что они изверги, ни хрена не понимают, и вобще. В память об этом событии на месте происшествия на многие годы возникал женский монастырь, снискавший себе международную известность.

Он рассказывал на своей лекции:
-- Один известный специалист по любовным затеям изучал природу полового влечения. Он никак не мог понять, почему так хочется засунуть. Что там такого в этой дыре, что отличает её от дырки в заборе. Что, собственно, привлекает человека в этом для постороннего лица совершенно непривлекательном и странном процессе? Будучи от природы очень старательным и очень прилежным (хотя и непривлекательным) человеком, он разобрался во всём этом процессе хорошо.
Он говорил своим ученицам:
-- В любви привлекает больше всего необоснованность, (необузданность и) необъяснимость. Бывает так, встретишь красивую девочку, видишь её, говоришь с ней, тебе приятно, да. И, конечно же, очень хочется ей в соответствующую точку эту штуку запихнуть.
Но при этом, убей меня Бог, ловишь себя на мысли о том, почему это, собственно, тебе так хочется это всё в ней проделать -- и не находишь ответа. Инстинкт продолжения рода? Но ты не собираешься с ней заводить потомство, это в твои планы не входит. Ну, что ещё? А ничего. Чувство голода, например, выглядит куда более понятно и естественно.

Я часто задаю себе вопрос, почему у меня так много учениц и мало учеников. Вернее, хватает и учеников, но я никогда не придаю им такого значения. И у Лены тоже, для неё ученицы -- главное, ученицы -- всё.
Почему женщина, а не мужчина, является главным символом любви. Потому ли, что общество устроено так, что главный тон в нём задают мужчины. Женщины являются при этом предметом потребления.
Хотя потребляют-то как раз, в основном, они. Процедура общения полов устроена более таким образом, что мужчины скорее отдают, а женщины получают.
Или в женщине больше любви, потому что ей больше разрешается проявлять себя, а в мужчине с детства воспитывают большую сдержанность?

Был один чудак, он интересовался очень природой любви, уж так это его заедало, почему так нестерпимо хочется засунуть -- занятие не слишком-то привлекательное, как это могло бы показаться для холодного равнодушного беспристрастного взгляда со стороны. Так ему это приспичило, что он проводил многочисленные эксперименты на знакомых девушках, благо, или к несчастью, кто знает, для него, так сложилось, что он был всегда удачлив, общителен и хорош собой, так что в девушках, что явились бы добровольцами для таких экспериментов, у него недостатков не было. Как он экспериментировал и что он с ними делал, никто не знает, он их ставил в различные замысловатые позы, изучая, как у него от этого возникает или пропадает желание. Прекрасная идея для экперимента, прекрасная серия экспериментов, которой можно только позавидовать. Не найдя ответа в результате долгих трудов, он принялся за вдумчивые самокопания, разогнал всех девушек и стал (встал) тщательно анализировать результаты своего яростного экспериментирования. В результате он что-то такое понял, хотя неизвестно, что именно, рукописи его остались, желания опубликовать или хотя бы даже прочитать их внимательно никто не проявил. Известно доподлинно только то, что понимание сделало его полным импотентом, он больше не мог ничего, и, кроме того, это своё понимание он не мог никому передать. Один такой случайно послушал, не знал, дурак, заранее, о чём пойдёт речь, так стал тоже импотентом, психотерапевты пытались его от этого лечить, ничто не помогало, так что больше после этого слушать выступления этого человека никто никогда почему-то не хотел. Он гонялся за своими учениками:
-- Постой, дурак неразумный, я тебе объясню, почему и как это всё происходит!-- но ученики все были моложе и здоровее, так что они быстро разбежались, он ни одного больше не поймал и ничего не успел.

Близко к этому времени он говорил так:
-- Why men and women fuck each other? Наконец-то мы впервые приближаемся к ответу на этот вопрос (который мы оставляем без перевода с английского оригинала).
Он-таки разобрался и он-таки понял. Но сам для себя эту возможность начисто потерял, стал полным импотентом. Он так хорошо всё знал, что ничто его уже не привлекало. Он потом очень старался и всем объяснял и помогал, хотя его никто-таки не хотел слушать. И правильно, потому что он ещё несколько человек лишил этой возможности путём рассказа: всегда одно и то же, сначала человек не желает даже слушать, потом слушает со всё возрастающим интересом, хотя не понимает, но зато потом, когда поймет, всё -- как будто отрезало, хотя он точно и очень хорошо знает, что нужно сделать для того, чтобы хорошенько возбудиться (взбодриться). И я могу вам каждому, кто желает, дать объяснение, оно у меня вот тут написано в маленькой книжечке, я даже не читал, но кто его прочитает, у того будет все то же самое, как будто ножом отрежет.
Хотя с другой стороны, казалось бы, что здесь не понимать. Когда особенно хочется, всё девушки вокруг всё равно что голые.
Порнография ставит себе задачу показать ... потому что это приятно. Если порнография поставит себе, чтобы у человека встал ..., как многие считают -- он у него никогда не встанет.
Заметьте: с возрастом человек становится очень уверен в своём ..., тогда-то он как раз и начинает понемногу опадать.
Первые признаки начинающейся импотенции, когда встаёт не на присутствие женщины, а просто так в произвольном режиме. Лучше всего, когда в её отсутствие не встаёт никогда и вообще, тогда до непосредственного взаимодействия нельзя быть уверенным, что он вообще поднимется, но они все, как правило, как раз-то, уверены.

По-видимому, в деле любви что-то возможно только постольку, поскольку представляет элемент новизны. Недаром дольше других сохраняют свои возможности те, которые не изощраются, кто меньше балует себя и свою любовь разнообразием комбинаций, у кого вообще-то и в голове довольно-таки мало мозгов, и нервная система в организме отнюдь-таки не доминирует, кто просто и честно трахается, усердно и чисто механически раздражая свои не больно-то чувствительные к трению органы, почти даже не гляда на партнершу, примитивно и без затруднений кончая в любую дыру, какая только подставится.
А мозг любви противопоказан. Любовь и музыка высших сфер, любовь и музыка духа истончают любовь тел, однако любовь духа -- это более глубокая любовь, она значительно приятнее для того, кто сумеет её достичь.

Заметка критика. "А "Молодым супругам" (молодожёнам) -- это не порнография, нет. К ней нельзя применять никакой стандарт, совершенно беспрецендентно. Вообще-то о таких делах писать нельзя, но когда так -- то можно."

Зарисовка с обнажённой натуры. Отлаженной. Натурщица. Натуральная оплата чёрт-те чего. От обильного завершения с её чресел на табуретку скапывал сок. Она закончила, стряхнула все с себя ладонью, а потом отдельно промокнула платочком последние росистые капельки.
-- А любовь должна быть спокойной и бесполезной,-- сказала она, последними длинными ногами с некрашенными ногтями слезая со стула. Простая, теплая такая, большая и добрая.-- И другою быть не должна. В последнее время я думаю так. Я пришла к такому выводу. Любовь должна быть такою, чтобы приносить радость. А когда семенная струя попадает туда, куда ей надлежит, на отведённую для неё природою борозду, в этом есть элемент какой-то пользы. Какого-то занятия или дела. Это не надо. Не люблю.

То, что в этом небольшом сравнительно сочинении более 960 раз встречается одно только слово "любовь", вовсе не означает мою приверженность к любови.

Он понял, что, поскольку их главной задачей является полное и окончательное сближение, их физическая любовь должна с некоторых пор быть минимальна. Все настоящее и лучшее начнётся, когда она полностью сведётся к нулю.
Слияние двух тел -- фокус не новый. Каждый, кто вообще знает, что такое любовь, испытал это много раз.
Это вначале только, по молодости лет, пока они ещё совсем ничего не знали и не понимали, они придавали очень большое значение тому, сколько раз они могут кончать, и чтобы они обязательно при этом вместе кончали. Они занимались коллекционированием числа раз, но теперь они стали взрослее, гораздо мудрее и поняли, что занимались-то они ерундой, для настоящей любви это все не имеет никакого значения. Ранее они продвигались по неверному пути.
"Он поглаживал её по лицу, постепенно переходя из эрогенных зон в ональные".

Чемпионом мира по знакомству стал один (темпераментный) паренек, который, едва познакомившись с весьма симпатичной и молодой девушкой в троллейбусе на протяжении всего только одной остановки (и девушка-то, кстати, совсем приличная. не то чтобы там проститутка какая-нибудь, а просто самая обычная девушка, ни в чём ранее таком не замеченная, он и не стал бы ни с какой другой, что, конечно, тоже учитывалось при подведении итогов конкурса), так вот, познакомившись с ней на протяжении только одной остановки, он сумел её убедить в преимуществах своего метода, что это он в таком случае всё только для неё старается и не берёт взамен ничего для себя, что, кстати, звучит очень убедительно, поскольку действительно близко к истине, она согласилась, подтвердив своё согласие лёгким едва заметным кивком головы, так что видеть могли только они вдвоём, после чего он, подойдя к ней сзади и прикрывая свои движение полой её итальянского плаща, покуда она задумчиво, ничего не понимая, что ему нужно, но делая-то всё как раз как надо, просто смотрела вдаль через стекло троллейбуса, просунув руку через верх за пазуху её юбки глубоко под пах и прикасаясь там уже непосредственно к нежному живому телу, гладя ей гладиолусы, ловкими уверенными размашистыми движениями быстро на протяжении всего лишь одной только остановки привел её в крайнюю степень возбуждения, которую она постаралась скрыть и нисколько не выдать изменившимся выражением её лица, учитывая внимательно относящиеся к красивой девочке -- к ней -- косящие со всех сторон глаза пассажиров, а затем, под чутким контролем его ловких пальцев она легко перевалила через этот чувственный рубеж и дальше уже понеслась вниз по наклонной без его дальнейшей помощи (он отошёл в сторону и наблюдал за её поведением со стороны), сопровождаемая ливнем нахлынувших на неё эмоций, она стояла, готовая пошатнуться и сломаться в талии, как стеклянная дудочка, двумя пальцами вцепившись в поручень, не смея даже ойкнуть и получая от этого дополнительное непередаваемое ни с чем в её прежней жизни никогда несравнимое наслаждение, в этом свою определенную положительную роль сыграли окружающие, обступившие её со всех сторон толпой пассажиры, почему-то это такой закон, сохраняемые внутри себя и даже каплей невыливаемые наружу тёплые чувства переполняют и приносят более длительную ни с чем не сравнимую радость. Она сошла на следующей остановке, покой её нарушен, вся погружённая в себя, покой эмоций, не сказав ему ничего на прощание, и даже не махнув рукой, но все равно ничего, они имели большое значение в жизни друг друга, победа была ему полностью защитана, в троллейбусе ехали представители жюри, устроители конкурса, чтобы своими глазами посмотреть, как у него прекрасно всё получится, можно было только диву даваться, как ему это удалось, молодая красивая девушка -- сложная система, в которой существует система защиты, эту систему очень трудно преодолеть. Говорят, что в кармане он держал маленький кассетный магнитофон и на нём осталась записанной вся их простая и очень короткая беседа, щас в городе многие очень дорого дают, чтобы эту кассету переписать или хотя бы узнать, что на ней было записано, те несколько слов, которые нужно произнести, как пароль, подойдя к совершенно незнакомой девушке в трамвае, и она вам разрешит проделать над собой всё то же самое, что разрешила сделать с собой Та девушка Чемпиону (а Та девушка автоматически, конечно, стала называться Чемпионкой знакомств и, хотя никто не знал ни её имени, ни адреса, но многие парни по немногим неброским приметам, то-то и оно, что в этой Девушке не было ничего, ну, решительно ничего особенного, красота неприметна, она не красавица, не дурнушка, просто такая немного мечтательная серая уточка, ребята принялись искать её в городе, мечтая познакомиться с Чемпионкой, по возможности повторить с ней тот рекордный трюк. Уже многие, говорят, пытались применять на практике те заветные слова, снятые с кассеты, но ни у кого, ничего не получалось, то ли интонация была другой, менее уверенной или убедительной, а вообще, конечно, многие злые языки заподозревали сговор, заранее существовавший между ним и будущей Чемпионкой.

А вообще, представьте на минуточку, как было бы прекрасно, когда бы существовали такие простые универсальные слова, которое просто бы всегда помогали, которые можно было бы произнести, как пароль, приближаясь к незнакомой Девушке, и она уже, не взирая на интонацию, которая не у всех всегда правильная выходит, сразу бы поняла, что он свой, потому что знает и интересуется чем-то таким же, чем и она...
С этим связана идея компьютерной любви, очень близкая, знакомая, вечная мечта всего человечества. Людей давно бесконечно смущает, что с любовью, такой важной вещью, всё время большие сложности. Это негарантировано. Возможно, что ты и делаешь всё правильно, а получается всё не так. Отсюда и идея следующего сюжета, которая давно висела в воздухе и называется незатейливо

 

Люди как программы

Если девушки -- негрессы, Будем неграми и мы, Если девушки -- прогрессы, Будем програми и мы.


Возможно, что это и есть та скрытая причина, по которой в последнее время значительно увеличился интерес человечества и вообще людей к программированию. Люди ждут, что со всем будет всё налажено и наведён полный порядок. При этом больше всего они интересуются, как всегда, конечно любовью. Только любовью, если уж по-существу. Если честно, то ничто другое их вообще не интересует никогда, в том числе и в связи с компьютерами.

Распространились клубы любителей компьютерной любви. Любовь на компьютере -- это гораздо лучше, чем в жизни, потому что незатейливо, просто и безотказно всегда. Перед компьютером никогда не чувствуешь смущения, которое нехарактерно и является только лишним в процессе любви, это не то, для чего люди любят. Даже если за компьютером стоит реальная женщина, которой ты посылаешь электронную почту, всё равно, подумав над текстом, делать нескромные предложения и обсуждать всякие такие темы на компьютере оказывается гораздо проще, чем в жизни. И, если ты приглашаешь её по электронной почте, она тебе никогда не отказывает. Все по умолчанию принимают простое правило, что она никогда не имеет права тебе отказать. Вы вместе договариваетесь и летите на самолёте в другой город, где происходит ваша встреча в придорожной гостинице. Это получается вам проще и легче, чем знакомство с соседкой у себя по квартире через лестничную площадку. Многие так делают.
За то, чтобы любовь в жизни была такою же простою и незатейливой, и доступной, как на компьютере. Только тогда, считают идеологи движения, она и становится настоящей любовью. На самом деле больших идеологов у движения немного. Клубы, считают противники движения, представляют собой обычный бардак, просто оправдание для любителей хорошо и без особых затей потрахаться. Сплошная стоит трахотня.
Люди специальными маленькими дружными коллективами выезжают за город, ночуют там у кого-то на даче, чтобы иметь возможность вести себя, как программы. "Как программы" -- это значит, что ты подойдёшь к ней и скажешь "Давай" (английский оператор fuck, исключённый некогда за нецензурность из всех компьютерных языков). И она сразу же без вопросов даёт тебе, и только потом следующему, кто на неё претендует.

Самый прекрасный язык, на котором только можно разговаривать -- язык программирования или интсруктажа.
Вечная мечта человечеста о том, что когда-нибудь сбудется, я верю, что оно рано или поздно наступит, окончательно и навсегда. Это чтобы не было никакой неопределённости (и каждый получал в точности по заслугам), чтобы было что-то универсальное и объективное, на что можно было бы, наконец, опереться.
Эту мечту выдумали люди слабые, кому нужно обязательно обо что-нибудь опереться, хотя бы иногда, кто не может всё время только сам по себе.
К сожалению, время сверхлюдей, суперлюдей и нелюдей ещё не наступило, так что у нас в коллективе таких (слабых) мы имеем большинство.
Убить, обуздать природу, всё залить асфальтом, чтобы не было никаких перемен погоды.
Когда-нибудь человек наберёт достаточно могущества, и это всё сбудется (на радость папе и маме).
Многие неправильно понимают: идея общих жён в коммунистическом коллективе возникает не от погони за радостию, чтобы её было побольше, а от очень большого чувства справедливости, чтобы счастия доставалось всем поровну, и чтобы никто не уходил обиженный.
Социализм -- социальное (и сексуальное) спокойствие. Как в семье, но только не так, как тебя любит жена, а так, как тебя любит мать. Чтобы тебя любили даже тогда, когда у тебя не стоит, в особенности, если не стоит, ибо именно тогда ты более всего нуждаешься в ласке и любови. А уже и сейчас хочется, чтобы не стояло, ибо тогда о тебе сразу же все начнут заботиться. Ужасно всё время хочется заболеть и лечь в больницу, там выспаться и лежать, открыв глаза и глядя прямо в потолок, в уютной и душной палате с белыми занавесками в желтоватых разводах. На уссатом чужом матрасе, и чтобы не было ничего своего, даже за тело своё не отвечать, пусть врач, у него это работа, пусть он и отвечает. Почему только нельзя уже и сейчас так, покуда ещё не заболел? А может быть, я уже и заболел, но только внешне не видно!?
А ещё больше хочется назад из холодного и неприветливого недружелюбного мира в тёплое материнское нутро, которое не помнишь, но сохраняется глубокое внутреннее воспоминание об этом, как о месте, в котором тебя любили без условий и требований, где тебя просто любили за то, что ты есть, и там тебе от этого было сладко и неограниченно хорошо. Может быть, это от этого тебя потом всю жизнь с тех пор тянет в глубокую волосатую и тёплую круглую дыру. Нора, Норочка, Норка.

Люди как программы.
Люди как программы. Было бы гораздо легче и приятнее, когда бы люди были, как программы. Когда бы ничего не зависело от личных достоинств. Люди специально организовывались в такие клубы, выезжали за город на природу и вели там себя, как прораммы. Каждому хотелось быть, как программа. Хотелось очень -- оттого-то туда и ехали. Главное, что ничего не стоит "подцепить" другую программу. Скажешь ей "Гоу!" -- и она пойдёт. Туда, куда тебе надо. Если двое ей скажут "Гоу!", то она пойдёт вначале с первым, потом со вторым. Чтобы двое сказали абсолютно одновременно "Гоу!" -- такого никогда не бывает. Самое приятное, что тебе тоже могут сказать "Гоу!"
Все только ради того туда и едут, ничем другим там не занимаются. Это только так называется -- клуб компьютерной любви -- на самом деле компьютеры никого не интересуют. Компьютеры вообще никого не интересуют. Человеку нужен человек. Только "Гоу!" -- и тебя поймут, какими такими компьютерами ты хотел бы позаниматься в этот вечер. Такие программы в огромном количестве пишутся на стенах туалетов, но в них только два оператора "ХАЧУ -- ДАЮ".

От автора:
Мне иногда представляется, что взамен всего моего творчества можно было бы лучше просто нарисовать на стене один большой член -- надутый. Считайте, пожалуйста, что это уже сделано.

Распространились также "Маскарады нового типа" ("Маскарады одетых"), где все участвующие также ведут себя, как программы, но вдобавок носят на себе одинаковые бесформенные одеяния, так что не отличаются даже ростом, муж не узнаёт жену, и так далее, с масками вместо лица, помеченные только буквами "М" или "Ж", означающими пол. То есть так, чтобы от внешности ничего не зависело. Время от времени "М" и "Ж" подходят друг к другу и совокупляются. Безотказно: это главное естественное конечное правильное сильное условие. Можно прямо при других, всё равно торчащие выступающие за пределы одежды половые части анонимны.
Я бы как-нибудь организовал у себя дома на квартире такое мероприятие. Назвал бы знакомых девчонок. Ну, то есть у каждой под балахоном бельё чтобы было индивидуальное, а в остальном -- чтобы как программы (как дети).

Господь Бог создал одинаковое количество мужчин и женщин. Чтобы всем было справедливо и поровну. Чтобы счастья было всем и вволю. Чтобы никто, так сказать, если можно так выразиться, не ушёл обиженным.
Кто этим не пользуется -- сам дурак. Кто не может среди этого поля оторвать себе приличный кусок, кто не умеет добиться интимной близости с девушкой тогда, когда она возможна -- идиот. Он пропускает в жизни самое лучшее и самое интересное, что только есть, ну и пускай пеняет на себя, терпеть таких не могу, думаю, что это им только по заслугам. Кого не любят женщины -- плохой человек, едва ли стоит здесь даже о нём говорить, женщины никогда не ошибаются, это самый лучший показатель.
Я считаю, что каждый человек должен любить столько, сколько только позволяют его чисто физические возможности. Тот, у кого эти возможности невелики -- несчастный человек.
Каждый день, миг, проведенный без любви -- это день напрасно вычеркнутый из жизни. Когда человек занимается не любовью, а чем-нибудь другим -- он безобразным образом зря тратит драгоценное время, отпущенное ему жизнью, которого и так немного.

(От автора. Личное.)

Поэма. Сказка. Песня. Любовь любовей
Что же мешает людям каждый день, каждый миг получать огромное удовольствие, когда это так просто? Почему бы не заниматься всё время только любовью, когда это приятнее, важнее и интереснее всего?
(Вы что же, можете что ли что-то другое предложить? Или вы считаете, что это всё глупости и пустяки и может быть что-то лучше и интереснее?
Это говорит только о том, что вы уже очень не молоды и больше не можете, иначе бы Вы так не говорили.)
Почему мужчина и женщина просто идущие по улице навстречу друг другу не остановятся вдруг на пересечении и не скажут:
-- У тебя есть что-то такое, чего нет у меня, у меня есть что-то такое, чего нет у тебя. Понятно сразу по всему, что мы можем быть нужны друг другу, так почему бы нам с тобой не объединить наши усилия?
(Я сам говорю такие слова девушкам, всегда когда только их встречаю. Но мне всё равно было бы приятно, если бы все другие тоже при встрече говорили такие слова. Тогда у меня было бы чувство, как будто я тоже немного присутствую на их любви.)
Зачем мы порознь сейчас идём в какое-то другое место, где нет любви, когда нам вдвоём стоит только завернуть за угол, и мы найдём там всё то, что нам может быть нужно?
Внешность и возраст при этом не имеют никакого значения.
Когда люди занимаются не любовью, а чем-то другим, они только напрасно теряют время.
Лучше любви нет и ничего не может быть в мире. Все успехи, достигнутые цивилизацией, были в действительности не нужны людям, нужно только умение правильно любить. Наркотики, путешествия, автомобили, политика -- всё это только попытки чем-то заменить любовь для тех, у кого её нет, и в действительности они никогда любовь не заменят.
Каждый день без любви -- это день напрасно вычеркнутый из жизни, обидно до слёз. Не взять то, что нам предназначила прекрасная природа -- да это просто же преступление против природы!

Всем влюблённым и любящим: не прекращайте огромных стараний!

(От автора, потому что это поэма, поэма, что бы вы там ни говорили:)
В этом месте мне нужно получить чистый прозрачный стиль, безукоризненную красоту письма.

All I can do is love

От автора: -- Я бы очень хотел, чтобы эта вещь сама по себе получилась у меня несколько утомительно-однообразной, как чересчур ненасытная любовная ночь.
Оттого-то всё то, что вы найдёте здесь у меня -- в основном одни повторы, повторы, повторы, повторы, повторы. Это всегда бывает довольно неплохо -- повторить. Однако, потом довольно быстро проходит. Это я ещё и по опыту знаю. Любовные ласки, которые вначале и прежде всего кажутся такими ненасытными, и насыщают так быстро.
 
-- Любимая, пойми, что "слишком много" все равно еще недостаточно для меня...
Эти гордые заносчивые слова говорит перед началом любви либо в процессе охмурения всякий мужчина. Причем, чаще всего эти слова звучат чрезвычайно искренне, поскольку он действительно в этот момент так думает. К сожалению, далеко не всегда эти слова -- правда. Более опытный и тонкий знаток любовной лирики знает, как быстро насыщают ласки, обещающие быть ненасытными.

Поэтому-то у меня вся вещь в основном содержит многие страницы нудной утомительной порнографии, на протяжении которых подпихивают, засовывают, подсасывают, ну и ещё, конечно же, в некоторых местах, мастурбируют.
Ну, ладно, Бог с вами, вот вам ещё одна фраза, деритесь из-за неё:
"Они в остервенении раз за разом трогали друг у друга половые органы, как будто бы не веря себе от счастья, что вот оно, всё это обычно скрытое от глаз и прикосновений обаяние чистой цветущей юности, неистовой нежности и истинной свежести достаётся в этот раз без обмана именно им."
Да. И ещё. Покуда не забыл.
Часто говорят так, что бывают сочинения (отношения, вычисленные на кончике пера, короче говоря), написанные (написанные) кончиком пера обмакнутым (обмякнутым, обмокнутым, обмюкнутым) в кровь.
Я хочу, чтобы моя лучшая подруга, прочитав этот роман, наутро встала бы с тяжёлым чувством: -- Ты знаешь,-- сказала бы она мне,-- у меня такое настроения, как будто я вчера вечером сделала что-то очень нехорошее, что-то такое, что я делать никогда бы не должна, но мне, тем не менее, очень хотелось...

Мне бы, например, очень хотелось, чтобы у читателя возникло такое ощущение, как будто со страниц этой книги прямо на пол стекают, струятся, бурля, и пропадают, никому не нужные, бесполезные дармовые потоки семенной жидкости, самой главной дорогой, и в то же время самой бестолковой жидкости в мире.
Ничто другое в мире не ценится так дорого и не стоит так дёшево, как семенная жидкость.

Я бы очень хотел, если это только можно, чтобы все действие этой маленькой вещи было бы ограничено четырьмя стенами маленькой комнатки, где просто двое, он и она, присели бы на чуток отдохнуть вдвоем.
К сожалению, это невозможно: надо же куда-нибудь выходить, чтобы жить.
Поэтому моим героям и приходится нет-нет да прервать основное действие, чтобы выйти в магазин за продуктами.
К счастью, это возможно, ибо, куда бы ты ни выходил, все равно любое действие в твоей жизни ограничено для тебя четырьмя стенами, невидимыми рамками, за которые ты не попадешь. Эти рамки -- все равно что комната. Если рамки одинаковы для двоих, в них можно легко уединиться, после недолгих упражнений это приходит, так что другие снующие вокруг люди вам не будут больше мешать.

Я бы очень хотел, чтобы эта маленькая вещь стала бы флагом новой молодёжи, чтобы они разошлись все по комнатам, как солдаты по домам во время войны, и, укрывшись этим флагом, как простыней, сделовали бы в определенном направлении, которое никуда не ведет. И им никто тогда не будет мешать.

Мнение критика: это было бы решение всех политический вопросов.

Один мой друг, например, говорил: -- Вот ты кто? Ты у нас каратист. (Я тогда как раз занимался борьбой каратэ.) Ты занимаешься борьбой каратэ, чтобы тебя никто не мог побить.
А я, знаешь ли, любовник. Всё, что я делаю -- это только любовь. Я ничего в жизни больше не хочу и не умею и делаю только это.
Мне каратэ не нужно. Зачем ещё на него столько времени тратить и денег. Мне никто не страшен, потому что на меня никто не нападёт. Я всех люблю.
Это вообще значительно более правильный путь в жизни. Не тратя никакого лишнего времени на насилие, жизнь настолько коротка.
А любовь -- это лучшее, что только может быть, лучше ничего не бывает. Бывало, уложишь штучек пять за один вечер...
Свидания лучше всего всегда назначать по контрасту. Скажем, для примера, часов в пять -- с чёрненькой, а в шесть, глядишь, там уже и с блондиночкой. Бывает очень приятно. Все остаются очень довольны. Мужчинами тоже не брезгую, хотя последнее мне и нравится значительно меньше, но когда ничего другого нет под рукой, или есть, но недостаточно, поскольку потребности высокие, то просто приходится всё покрывать и всех охватывать на своем пути.
Бывает очень хорошо. Приятно. Люблю я это дело.

Литература будет отныне "учителем любви", от неё всегда будет распространяться, как вирус, новая любовная мода. Лучшие мастера практических любовных отношений, у которых, проверено, гораздо больше было в жизни всего, расскажут нам, подарят свой опыт, хорошие журналисты им помогут изложить всё бойким живым языком. Молодые люди будут сверять своё поведение в постели со страницами любимых книг.
Я хочу, чтобы эту вещь читали вдвоём, находясь в постели, в тихой маленькой комнате, а над комнатой чтобы взвивалась на флагшток белая простыня -- знак мира! Да, ещё, я хотел бы, чтобы эта книга стала знаменем нового подрастающего поколения, руководством, так сказать, к действию, чтобы молодые люди ушли, наконец, окончательно из политики и из производства и занялись тем, что им действительно интересно более всего.
Man, make sex, not work.
Я бы очень хотел, чтобы это маленькое простое сочинение причисляли к таким, про него бы говорили, что оно написано кончиком пера (известного прозаика), обмакнутым в семенную жидкость. А ещё того лучше -- мягким кончиком (пера) (тра-- ра-ра)... А ты?
-- Да, я бы тоже этого очень хотела...

Продолжение
Оглавление



© Игорь Шарапов, 1999-2024.
© Сетевая Словесность, 2000-2024.






Версия для широкого дисплея
[В начало сайта]
[Поэзия] [Рассказы] [Повести и романы] [Пьесы] [Очерки и эссе] [Критика] [Переводы] [Теория сетературы] [Лит. хроники] [Рецензии]
[О pda-версии "Словесности"]