АДАМ И ЕВА В АДУ
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ
Не гасите Вечные огни
И имён не трожьте полустёртых.
Помните, что в памятные дни
Это пламя собирает мёртвых.
С тёмной и безвестной стороны
В час, как успокоится округа,
Сходятся солдаты той войны,
Видимые только друг для друга.
Знать, не всё осталось позади,
Если к прежним тянутся пределам -
Кто в х/б с дырою на груди,
Кто в комбинезоне обгорелом.
Редкими медалями звеня,
Выйдут к обелиску в старом парке,
Сядут у гудящего огня,
Выкурят привычно по цигарке.
Помолчат и скроются в тени,
Где тысячелетья тихо тают...
Не гасите Вечные огни.
Мёртвые такого не прощают.
_^_
МОДИЛЬЯНИ РИСУЕТ АХМАТОВУ...
Модильяни рисует Ахматову.
Крут и нежен изгиб бедра.
Поцелуи на коже матовой
Не успели сгореть с утра.
С покрывала запястье сброшено,
Смята простынь, узка кровать...
Долго, долго любовное крошево
Будут оба перебирать.
Будут души их пальцами памяти
Вновь тревожить мгновения те,
Что остались в парижской замяти,
B монпарнасовой суете,
Где на трёх по четыре гения
- ах, какие и трость, и бант! -
Где в абсенте ищет прозрения
Каждый новый босх или дант.
Столько глав у любого романа,
Сколько их любовью дано.
Возвратится в Россию Анна,
Амедео женится - но
Дрогнет строчкой горестно-нежной
Стих её через много лет.
У него вдруг линией прежней
Отзовётся чужой портрет.
Много бед у века двадцатого
Уготовано им... А пока
Модильяни рисует Ахматову.
Смята простынь, кровать узка...
_^_
ОКНО
А вечер был как долгий крик,
Чёрт знает, как был вечер долог.
Обложки надоевших книг
Торчали с надоевших полок.
Полы скрипели иногда,
У лампочки желтело око,
И глухо кашляла вода
В простывшем цинке водостока.
Там, на дворе, болтался март,
А может, и ноябрь... Впрочем,
Был ход часов, как норов карт,
И неожидан, и неточен.
И было бы совсем темно,
Но, светом на маяк похоже,
Горело дальнее окно! -
Но и моё горело тоже...
И кто-то тоски на дне
Смотрел сквозь темень и ненастье
На дальний свет в моём окне
И думал про чужое счастье.
_^_
ЛУНА
Ущербный лик не выплывет во мраке,
Не явится из дали голубой -
Как Мефистофель в образе собаки,
Из ничего возникнет надо мной
Над крышами домов, над тополями,
Над тишиной, над тысячами лет
Виденье ночи с рваными краями.
Но свет его... Ах, боже, что за свет!
Внимать и думать суждено пока мне,
Я к тайне приникаю не дыша:
Откуда у изглоданного камня
Взялась заворожённая душа?
Душа как первый снег, как недотрога,
Как девушка, пришедшая во тьму, -
Такая, что захочется быть богом
И рядом засветиться самому...
_^_
АДАМ И ЕВА В АДУ
Сто бомб багровыми усмешками
Мир превратили в прах и пыль.
Планета стала головешкою
Диаметром в семь тысяч миль.
Её клубящиеся живностью
Селенья, воды и леса
Огнём и радиоактивностью
Война убила в полчаса.
Мир умер. Лишь в часы безлунные,
Не видимы ничьим очам,
Два призрака, навеки юные,
Здесь проплывают по ночам.
Бесплотны и как будто сказочны,
Через оплавленный бетон
Легко, капризно и загадочно
Скользят во тьме она и он.
Их шелест - о чудесном августе
И о блаженном сентябре,
О светлом мире, полном радости,
О поцелуях на заре.
Не ведают две тени белые
Ни бед, ни боли, ни тревог.
И что им небо обгорелое,
Где вместе с миром умер Бог?
_^_
ТИТАНИК
Было всё - и кнут, и пряник...
По ухабам вод
Дней моих плывёт "Титаник",
К айсбергу плывёт.
За кормою волн угрюмых
Чёрная гряда,
А на палубах и в трюмах
Люди и года.
Здесь воспоминаний стая,
Добрых и плохих,
Здесь и призраков хватает,
И ещё живых.
Здесь я памяти-поклаже
Страж и рулевой.
Всё, что пе́режил и на́жил, -
Всё моё со мной.
Волны раздвигаю грудью,
Жилами звеня.
Знаю, айсберг, это будет:
Ты найдёшь меня.
Мы уйдём, двойник и странник,
К разным полюсам:
Каждый сам себе "Титаник",
Айсберг - тоже сам.
Но за дымкой поворота,
За пределом льда,
Может быть, ещё мы кто-то -
Музыка, звезда...
_^_
© Марк Шехтман, 2020-2024.
© Сетевая Словесность, публикация, 2020-2024.