АНГЕЛ ПЕРЕКРЁСТКА
ПОЛЁТ
Как это всё-таки нелепо - душой исполненный полёт:
Мы бьемся душами о небо, как рыбы тушами о лёд.
Взлетаем - падаем из тучи - и продолжаем круговерть...
Но те, кто более летучи, порою пробивают твердь.
Легко ль дыру проделать в своде? Глядишь - и верится с трудом:
Они пробились! На свободе! Взлетают над лазурным льдом,
С собою взяв свои химеры, надежд упрямую тщету...
И не находят атмосферы. И застывают на лету.
Рты открывают полусонно; с последним взмахом плавника
На небо падают беззвонно - и в лёд вмерзают свысока.
Луна их одевает в ризу, венчает тихая звезда...
А мы их видим, видим снизу - недостижимых навсегда.
_^_
* * *
Догорает зелёный свет... Пепелище дымит слегка,
И ленивая желтизна подползает из-за угла.
Догорает зелёный свет, надвигаются облака -
А растраченная казна всё же кажется тяжела.
Звонко щёлкает турникет. Под ногами - осколки льда.
И не видно своей руки, что протянута через чад.
Догорает зелёный свет. Коготок увяз навсегда,
И желтеющие зрачки из угла глядят невпопад.
И всё гуще хвосты комет заполняют туманом сны,
Не читаются строки вслух, не сбывается встреча рук...
Догорает зелёный свет - будет краток миг желтизны -
И недобрый красный петух возвестит, что окончен круг.
_^_
ВЕРИГИ УТРЕННИХ ТУМАНОВ
Накопилась в карманах у нас ерунда:
Номера телефонов, ключи, амулеты...
Нас прижимают к тротуару
Вериги утренних туманов -
Высокопарно поднят ворот,
Опущен утомлённо взор.
Несём заслуженную кару
За содержимое карманов,
И в наш благословенный город
Никак не едет ревизор.
И, подойдя к закрытой двери,
Мы подбираем амулеты -
Но амулеты устарели,
Как заржавевшие ключи.
Даётся каждому по вере:
Тут контрамарки, там билеты,
Кому-то светлые апрели,
Кому-то сытные харчи;
Кому-то вовсе не даётся -
Нет ни гостинца неземного,
Ни от природы подношений:
Наверно, кончились давно.
А время всё-таки не рвётся,
Оно упрямо и сурово:
Мы сами, не боясь лишений,
Соткали это полотно.
_^_
НОЧНОЙ ЛЕТОПИСЕЦ
Голодная чёрная стая слетелась без зова на снег.
Страницы метели листая, рука занемела навек...
Главе вороного дозора стучу я в ночное стекло -
От птичьего жёлтого взора мне взгляд отвести тяжело.
Но что ему робкие стуки - он брат и ровесник векам!
Я грею замёрзшие руки, прижав их к горящим щекам.
Вниманье его неумело зову я к безделкам своим:
Нет чёрному ворону дела до этих пустых пантомим.
Но всё-таки (вижу) косится, надменно бродя по двору,
Недобрая вечная птица, монах, поселённый в миру,
Чумной посетитель вселенных - он свой и в аду, и в раю;
На тайных скрижалях нетленных он летопись пишет свою.
И жёлтого глаза пыланье под крышу проникло насквозь!
Я понял: пустое желанье зачем-то сегодня сбылось...
"Ты рвёшься в пространство другое - иди! Открываю миры!"
И ветер безжалостный, воя, ворвался из чёрной дыры,
Рассыпал по дому страницы и книги свалил со стола -
Нигде не могу схорониться, уходят остатки тепла,
Стекло норовит расколоться, зовёт летописец ночной:
"Пойдём, если так уж неймётся, к скрижали моей ледяной..."
_^_
ТВОЙ ГЕРОЙ
Если темы не можешь найти порою -
Сокрушенья не выражай,
А придумай лучше себе героя
И отправь его - за Можай.
Даже можно подальше - его не жалко,
За него не болит душа;
У героев придуманных есть закалка,
Если их творить не спеша.
Пусть зовётся он - Големом, Буратино;
Галатеей можешь назвать!
(Только это всё для тебя - рутина,
Ты приёмы знаешь на "ять"...)
Пусть едят его поедом мироеды,
Волки пусть грызут по лесам;
На него в сочиненьи свали все беды,
От которых избавлен сам.
Он не станет плакать (ненастоящий!),
У него здоровый настрой.
Как удобен уступчивый и молчащий
И на всё готовый герой!
Он судьбы полегче и не захочет,
Верность воле твоей храня...
Но на самом краю скажет: "Отче! Отче!
Ты зачем оставил меня?"
_^_
ПИСЬМО НЕ ТУДА
Над дальним погостом спускается сумрак, клубясь...
Придуманный Постум, оставь непонятную вязь
Неведомых литер - возиться не стоит труда;
Свидетель Юпитер: попало письмо не туда!
Попробуй, однако; ты был, полагаю, смышлён -
Патриций, гуляка, философ минувших времён.
Меняется мерка, всё ближе к Юпитеру бык...
Ты выдуман - ergo, поймёшь незнакомый язык.
Вот солнце, не грея, по-рыбьи уходит на дно,
Темнее, темнее... гляди, уже вовсе темно...
Над снежной рекою плывут облака в тишине.
Минута покоя богами дарована мне.
Веселья не много. Но всё же осталось чуток.
Преддверье итога. Холодных ветров шепоток.
С недобрым норд-остом куда-то умчалось тепло.
Ты слышишь ли, Постум, как ветки стучатся в стекло?
Сияние снега - как искры сгоревших лучин!
Полночная Вега. Секреты небесных пучин.
Там капельки Леты - замёрзшие - в этих снегах,
И, значит, секреты откроются только в стихах.
В стареющем мире все тайны былые смешны.
В подсвеченной шири - безмерная ясность луны.
Я взор поднимаю в колючее небо, к Ковшу.
Я всё понимаю. И что-то ещё напишу.
Несутся куда-то послания и времена;
Друзей маловато - так, значит, им выше цена.
Вот ветка шальная опять постучала в стекло...
О Постум, я знаю: письмо до тебя не дошло.
Бессмертные боги! недолго уже до весны.
Какие итоги? Кому они, к чёрту, нужны?
Сейчас - передышка. Планеты взирают с орбит.
И плюшевый мишка на старой скамейке забыт.
_^_
NAVIGARE NECESSE EST
"Движенье - всё", - сказал махист проклятый.
Ему философ лысый возразил
Сначала словом, а потом лопатой,
При этом голося что было сил,
Вослед Лойоле или Торквемаде:
"Нам цель важна, а прочее мура!"
Ну кто же станет лишь дороги ради
Куда-то отправляться со двора?
Всё так. Но Магеллана вспомнить надо,
Колумбов рейс, Ясоново весло,
Историю безумного Синдбада...
Так что ж их всех в дорогу волокло?
Вы скажете: - Соблазнов очень много,
Грядущий куш оправдывал отъезд...
- Нет! - я отвечу. - Дальняя дорога
И страсть к процессу перемены мест.
Шли в здравом ли, нездравом ли рассудке -
Для многих был наградой сам поход.
Улисс стремился на Итаку? Дудки!
Да он туда добрался бы за год.
Ему не скука сухопутной прозы -
Поэзия морей была нужна,
Важнее были странствия, чем козы,
Милей дорога, нежели жена.
И если ты отправился в скитанье,
На вкус попробуй сам - и ощути
И близкой цели разочарованье,
И чары предстоящего пути.
Да, хорошо бы не блуждать чрезмерно,
Достичь успеха, не дразнить гусей
И маху не давать... Всё это верно.
Однако ж прав упрямый Одиссей.
_^_
БЛАГОДАТЬ
Осыпаются листья с ветвей золой,
Кукушонок притих в гнезде,
Ибо некому шефствовать над землёй
Или шествовать по воде.
Но побеги поднимутся из золы,
Кукушонок освоит счёт,
И от ветра в лесу зазвенят стволы,
И смола по ним потечёт.
То ли сон, то ли правда на зависть снам -
Но придёт пора награждать!
И, без всяких сомнений, наступит нам
Беспредельная благодать,
И в восторге поэт сочинит строку,
Подберёт маляр колорит...
И кукушка подросшая скажет "ку",
А заплатите - повторит.
_^_
РАССКАЗ
Расскажи мне про звёздное небо морей
И про звёздное море под ним,
Расскажи про повадки небесных зверей,
Их скитанья по тропам ночным,
Про нахмуренный берег и лунный залив,
И про сонные мачты фелюг,
И про шёлковый шёпот прибрежных олив -
Про далёкий, придуманный юг.
И пускай эти сны - миражи, муляжи,
Сада нет, и затоплен баркас...
Я тебе не поверю. Но ты расскажи.
Я люблю этот тихий рассказ.
_^_
ПРОЩЕНИЕ
Сидит он ежедневно дотемна
В одном из тихих ангельских цехов,
Работа у него всего одна -
Прощенье человеческих грехов.
Печально он глядит на нас с высот,
И труд его - прямое мотовство:
За каждый грех частицу отдаёт
Бесценного бессмертья своего.
Бедняга и поник, и полинял,
Работая по дням и по ночам,
Давно своё бессмертье разменял:
Растратил за грехи по мелочам.
Уходит лет дарованных запас,
И каждый год - как будто мелкий грош.
Всё больше он теперь похож на нас.
Всё менее на ангела похож.
И вскоре он смешается с толпой
На пыльных плащаницах площадей,
Пройдёт людской недолгою тропой,
Прощая прегрешения людей.
_^_
* * *
Наливное закатное золото
За серебряным строем берёз -
Обещанье полночного холода
И предвестие утренних рос.
Круг небесный покатится заново
По истоптанным тропам ночей -
От закатного света дурманного
К откровенью рассветных лучей.
Безнадёжное и суматошное,
Время движется, не временя,
Чтобы вылиться в утро порожнее
Из пустого прошедшего дня...
В сумрак прячется просека узкая,
И печалится тихо душа,
И закатное золото тусклое
Осыпается с неба, шурша
_^_
УЗЕЛКИ НА ПАМЯТЬ
Я забываю алфавит, мне буквы стали бесполезны -
Вот и вяжу взамен узлы на тонкой нити бытия...
Не скоро ангел вострубит и отворится кладезь бездны,
А нынче - будни тяжелы и надоела толчея.
Морским уменьям не учён, но к делу привыкают руки:
С узлами возятся, спеша, чтоб сохранить на много лет,
Кто виноват и что почём и сколько гитик у науки,
Чем успокоится душа и где упрятан нофелет.
Но узелковое письмо таит опасность искаженья -
Не зря Мефодий и Кирилл не стали применять узлы;
Не всякий встреченный поймёт, узлы трудны для постиженья,
И вот - напрасно тратишь пыл и не дождёшься похвалы.
Но зла за это не держу ни на себя, ни на иного;
В своих неловких узелках я разбираюсь без труда:
К ним прикасаясь, ухожу в страну сияния ночного,
Где все тропинки в светляках и блещет звёздами вода.
Такое трудно объяснить, словарь составить невозможно:
Реестра нет для узелка и не придумана графа.
Но снова тоненькая нить руки касается тревожно -
И не кончается строка, и не кончается строфа...
_^_
А ТЫ ЗНАЕШЬ...
- А ты знаешь, замолчали наши птицы,
И ненастье наступает планомерно...
Ты, пожалуй, не захочешь возвратиться -
И, конечно, это будет очень верно.
Мы расстались с чередою полнолуний
И до осени чуть-чуть не дотянули.
Не вернутся отзвеневшие июни,
Не вернутся отпылавшие июли.
- А ты знаешь, проступают понемногу
В небе линий прихотливые скрещенья -
Это птицы собираются в дорогу,
Не гадая о грядущем возвращенье.
Нет в минувшее обратного билета,
И проносятся составы мимо, мимо...
Ты цепляешься за призрачное лето,
Я вступаю в осязаемую зиму.
- А ты знаешь, я услышал в переходе
Ту же песню с беспечальными словами,
И салютом победившей непогоде
Открываются зонты над головами.
Перевёрнута последняя страница
У романа, именуемого "летом".
Ты, конечно, не захочешь возвратиться.
Я, конечно, не прошу тебя об этом.
_^_
* * *
Любой порядок на земле обязан кончиться.
Промчится ведьма на метле, лихая гонщица,
Замашет девушка веслом, взревут будильники,
Невзгоды встанут за углом как собутыльники,
Заполонятся города листвою зыбкою,
И в каждый дом войдёт беда с кривой улыбкою.
Придёт расплата за дела и за безделицы,
Придёт и сядет у стола (что канителиться?),
Составит опись, протокол, постановление
За недосол и пересол - без сожаления,
Потом пойдёт в соседний дом, железом звякая...
А мы замок за ней запрём. Видали всякое.
_^_
ГОРОДОК КАРАМЕЛЬНЫХ ДОМОВ
Приходская церквушка в чужой стороне,
Аккуратные книжки псалмов...
Сквозь завесу кордонов он видится мне -
Городок карамельных домов,
Городок потаённых, обыденных драм
И привычных, предвиденных встреч;
Молоко у подъезда стоит по утрам,
И газон приглашает прилечь.
Перед сном - разговор, и густое вино,
И полночных цикад перезвон...
Нам покоя такого достичь не дано -
Слишком мало мы стригли газон.
Тишина на рассвете, хмельной холодок,
Ломких листьев лощёная медь...
Как он тих и ухожен, чужой городок,
Где не выпало мне умереть.
_^_
КРОЛИК
Ни дня без строчки - вот те хрен. Не выполнен урок.
Порой напишется рефрен, пустая пара строк,
Но не добавить ничего ни в гриве, ни в хвосте -
Не помогает божество в подобной маете,
Не слышат Муза и Пегас, не явятся на зов,
И надо действовать на глаз, усердствовать с азов -
Низать на ниточку слова, в ушко их продевать,
Таскать слова из рукава, из шляпы доставать.
Но закрома мои скудны, и жребий мой суров,
И уши кролика видны из шляпы вместо строф.
Ну что ж, и кролик - не беда (небось не плагиат);
Возьму за ушки - и сюда: пусть люди поглядят,
Пусть суть сокрытую поймут (какой иначе прок)...
Всё меж ушей они прочтут, как прежде - между строк.
Святую тайну бытия постигнуть им дано -
Её раскрыть сумею я. И кролик заодно.
_^_
АНГЕЛ ПЕРЕКРЁСТКА
Тот ангел, что встречался с нами,
Не думал хвастаться чинами -
Из Сил? а может, из Начал?
Вблизи газетного киоска
Наш добрый ангел перекрёстка
Ежевечерне нас встречал.
Он в ожиданье встречи этой
Следил печально за кометой
В кругу расчисленном светил,
Ждал на скамейке под забором,
Встречал радушным разговором
Того, кто первым приходил.
Его мы отыскать умели
Там, где во дворике - качели
И доминошные столы,
Скамья у серого забора,
Где три зеницы светофора
Так любознательно круглы...
Промчались времена благие,
И нас на улицы другие
Забросил неспокойный быт,
Наш день томительно обыден,
И ангел много лет не виден,
И перекрёсток позабыт.
Но вечер спустится лилово,
Напомнит ангела былого...
И возвратиться мы должны
Туда, где ангел перекрёстка,
Одетый чисто и неброско,
Сидит, как прежде, у стены.
_^_
ЮЛИЙ ЦЕЗАРЬ. НАКАНУНЕ МАРТОВСКИХ ИД
Итак, мой Брут, зарежут? В эти иды? Да, это Кассий. Он на всё готов:
Тщеславие, капризы и обиды, жестокость, что обычна для шутов.
Ну что ж, я ждал. Признанием народа вознаграждён давно я и с лихвой:
Ко мне, я знаю, есть любовь у сброда и ненависть - у спеси родовой.
Спасибо, Марк, за горькое признанье; к таким ударам я готов давно.
Пусть состоится это злодеянье. Вот так мне умереть и суждено...
Ты возражаешь? Посоветуй что-то! Проскрипции? Стать Суллой номер два?
Нет. Палачом прослыть мне неохота: такая слава слишком дешева.
Мой Брут, я знаю: всё свершится скоро. Кинжалы наточила мелюзга,
И завтра растерзает ваша свора плешивого и глупого врага.
Ты будешь первым. Нет, не спорь: так надо.
Пронзишь кинжалом старческую плоть.
Тебе нетрудно будет без пощады невольника Филона заколоть.
Да ты, наверно, не знаком с Филоном! Он на меня похож, как будто брат;
Служил в моём поместье отдалённом и вызван в Рим два месяца назад.
Раба верней на свете я не знаю. Он так умён, вальяжен, языкаст -
И жизнь отдать, лишь только пожелаю, он за меня мечтает. И отдаст.
Он хочет, чтобы вы его убили, поскольку этим угождает мне;
Напишут "Цезарь" на его могиле - ему довольно этого вполне.
Мне надоели потные ладони, лесть и притворство, низость и обман;
Пускай за власть дерутся Марк Антоний и дерзкий родич мой - Октавиан.
К морям глубоким и далёким рекам я с посохом отправлюсь и сумой...
Пожалуй, стану я отныне греком и назовусь Феодором Косьмой.
_^_
* * *
Мерцает холодеющий двурог
В густом растворе облачного клея;
Он на ветру пронзительном продрог
И прячется за тучи, где теплее.
Наверно, эта хмарь тому виной
Что на краю истаявшего лета
Я так сентиментален под луной
В преддверии осеннего рассвета.
Природа же сурова и трезва,
Как лысый цензор римского сената.
Немеют птицы. Падает листва.
Скрипит пластинка: кончилась соната.
И, опускаясь к стынущей реке,
Поблёкший месяц скалится коряво,
И листья шелестят на сквозняке,
И нет пути назад от переправы.
_^_
* * *
Я не клянусь четой и нечетой,
Землёю, головою и престолом,
Частенько ошибаюсь в запятой
И жгу сердца, увы, не тем глаголом...
А всё так просто: на траве дрова,
У Саши сушка и кларнет у Клары...
Пустые клятвы - лишние слова,
А эти вирши - просто тары-бары.
Не слишком стар и малость умудрён,
То строчными строча, то прописными,
Я прячусь за стихами от времён...
Но от шагов не спрятаться за ними.
Шаги слышны в предутренней тиши:
Ровесники уходят то и дело,
Частицы отрывая от души.
Душа жива. Но малость похудела.
Шаги звучат. И я пишу, спеша
И пошутить, и поделиться снами.
И я пишу - пока ещё душа
Не хочет примириться с временами.
Пусть посмеются строки, погрустят,
Перевернётся новая страница...
А те, кому я должен, мне простят -
Поскольку с ними мне не расплатиться.
_^_
* * *
Ветер хлещет по лицам горелой листвой,
Не поднять под огнём головы...
Ежедневно долги возвращаю с лихвой -
Но надолго ли хватит лихвы?
Прошуршит перелётною птицей луна,
Облака за окном промелькнут...
Разве жизнь для того и дана, и длинна,
Чтобы гнаться за парой минут?
Не проси и не верь, заруби на носу -
И привычно тряхни сединой...
Позабытая ягода в зимнем лесу
Плачет горькой слезой ледяной.
_^_
* * *
На землю не вдруг небеса упадут,
Но всё-таки скажется вес,
И даже Зураба ваятельный труд
Не станет опорой небес.
Херр Питер взмахнёт на прощанье письмом -
И ляжет кораблик на дно,
И дёрнутся кадры, как будто в немом
Плохом чёрно-белом кино.
Опустится небо увядшим зонтом,
Блеснёт непоследок луной...
Но нынче - сидят на крылечке златом
Король, королевич, портной,
Спокойно плывут над землёй облака,
Весной расцветает сирень,
И в нашем затерянном мире пока
Ещё не закончился день...
_^_
МАСКИ
Люди надели маски, словно на Рождество.
Тихо шуршит от тряски серое вещество.
Некуда ставить пробы, нет ни на ком креста -
Но и под маской злобы прячется доброта.
Но и под скучной маской - как под водой песок -
Жалость, дрожа, с опаской, грустно глядит в глазок...
В каждом ответе - прочерк. Каждый протест - немой.
В масках, не видя прочих, люди бредут домой,
Пряча своё святое, сжав параллели губ,
С тайною добротою, верой, надеждой, люб...
...Стоп. Ну а как иначе? Что же я зря ворчу?
Всех полюбить - задача, смертным не по плечу.
Мчатся машины с визгом, лужи дрожат, рябя.
Люди стремятся к близким, чтобы открыть себя.
Вечер густеет вязко. Светит на стенке бра...
Каждый снимает маску. В шкаф её - до утра.
_^_
В СТЕКЛЕ
Давно уже все стрелки на нуле,
И нет резона трепыхаться зря.
Мы заперты в захватанном стекле,
Как мухи в каземате янтаря.
И как же выйти, обрести объём?
Безмерна и двумерна кабала...
Нет, не удастся выбраться живьём
Из плоского, недоброго стекла.
Порезы на душе и на руках,
И душно в окружающей среде...
Во сне мы временами видим, как
Господь бежит вприпрыжку по воде.
_^_
|