ПОБЕГ В БЕЛЫЕ ГОРЫ
Трагикомедия
Действующие лица:
АННА ПЕТРОВНА, мать, за 80,
УЛЬЯНА, дочь, лет 60,
КАТЕРИНА МИХАЙЛОВНА, знакомая Анны Петровны по церкви, под 80,
ВЛАДЛЕН НИКИТИЧ, знакомый Ульяны, за 60,
КОЛЕНЬКА, сын Анны Петровны, лет 40,
ТАМАРА, жена Коленьки, Тамара, лет 40,
ОЛЕЖЕК, сын Коленьки и Тамары,
ПЕТУХОВ, сотрудник железнодорожной милиции.
Действие происходит в двух городах:
в двухкомнатной квартире Ульяны
и в трехкомнатной квартире Коленьки.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.
Сцена 1.
Квартира Ульяны. В комнате - стол, стулья, телевизор, телефон, цветы в вазе. Диванчик..
УЛЬЯНА несет из кухни поднос с едой.
АННА ПЕТРОВНА сидит у стола в зыбком кресле с колесиками - такие кресла ныне у работающих за компьютером.
Открыта дверь в другую комнатку. Видно, как там горят свечи, блестят картонные иконки.
АННА. Нет, нет, я не хочу. Включи мне телевизор.
УЛЬЯНА. Вот приедет Коленька - скажет, совсем не кормили... как тростиночка стала.
АННА. Какая тростиночка? Щеки вон. В зеркало глянь.
УЛЬЯНА. Зеркало у нас кривое. Я сама в нем вроде Черчилля. Помнишь такого?
АННА. Ты мне зубы не заговаривай. Помню.
УЛЬЯНА. А помнишь, вы с папой рыбу любили поесть? Вот кусочек, белый, без косточек.
АННА. Логично говоришь. Пасху отпразднуем - поем. Включи.
УЛЬЯНА. Когда еще эта пасха?!
АННА. Скоро. Жизнь быстро движется. Недавно тебя в помине не было - а вон какая стоит, настырная, думает меня обдурить! Как Хлестаков.
УЛЬЯНА. Хлестаков никого не обдуривал. Они сами себя обдурили. Хорошо. Я морковник на второе приготовила. Это овощ! Сколько тебе положить?
АННА. Нисколько.
УЛЬЯНА. Чем же тебе каротин не угодил?!
АННА. Не знаю, какой там у тебя каротин... там у тебя майонез.
УЛЬЯНА. Майонез? Какой майонез? Одна капелька, чтобы на зубах не скрипело. Сплошная тертая морковь.
АННА. Я сказала? Хлеба дай. С чаем поем. (Повернулась на стуле с колесиками к телевизору.)
УЛЬЯНА. И куда это ты поехала? Зачем тебе сейчас телевизор? Одни расстройства!
АННА. Если показывают всей стране, почему мне не смотреть?
УЛЬЯНА. Мало ли что показывают.
АННА. Включи. Я должна знать.
УЛЬЯНА. Что ты должна знать? Про погоду уже сказали. Ночью минус шестнадцать, днем около нуля.
АННА. Говорят, где-то самолет упал.
УЛЬЯНА. Может, и упал. Где-нибудь в Африке. Там горы, туманы.
АННА. Солдаты друг дружку перестреляли.
УЛЬЯНА. Это в Ираке. Американские.
АННА. Зачем меня обманываешь? Друг в друга только наши теперь могут.
УЛЬЯНА. Почему это только наши?! Ты не патриотично говоришь.
МАТЬ. Даже не хочу обсуждать вопрос. Включи.
Ульяна включает. На экране белая "пурга".
УЛЬЯНА. Видно, опять что-то неладно со спутником...
АННА. Другие кнопки нажми. Меня не обманешь.
УЛЬЯНА. Нажимаю.
На экране только силуэты и шум.
Видишь?
АННА. А что такое может быть со спутником?
УЛЬЯНА. Аппаратура разладилась. Может, метеоритом стукнуло.
АННА. Понятно. Бога забыли. Вот и закрыл небо.
УЛЬЯНА. При чем тут бог?
АННА. Он при всем. (Возвращается на стуле к столу.) Он при всем, доченька.
УЛЬЯНА. А как же ты - столько лет была коммунисткой и прекрасно без него обходилась?
Анна Петровна. молча пьет чай.
Пей с медом.
АННА. Я с сахаром.
УЛЬЯНА. Мед для сердце полезный.
АННА. Я крещеная.
УЛЬЯНА. Но ты же скрывала?
АННА. Скрывала. Грех. Хлеба еще отрежь.
Дочь режет хлеб.
УЛЬЯНА. Всё хлеб, хлеб!
АННА. Христос тоже хлеб ел. И хлебом угощал.
УЛЬЯНА. Мама! Нигде, ни в одной Библии не написано, чтобы человек себя изнурял голодом! Вчера упала. Ты хоть помнишь?
АННА. Почему же не помню. Запнулась.
УЛЬЯНА. И свечку уронила. Вот загорится что-нибудь, сама сгоришь.
АННА. Я обещаю быть аккуратней.
УЛЬЯНА. Езди уж на стуле. Зачем купили-то?
АННА. А этот... как его...
УЛЬЯНА. Владлен.
АННА. Ты ему заплатила?
УЛЬЯНА. Заплатила, заплатила.
АННА. Чужой человек. Нам подарков не надо. Из моей пенсии возьми.
УЛЬЯНА. Тебе твоя там пригодится.
АННА. Мне уже ничего не надо. Я тебе все оставлю, доченька... за твою заботу... целых пять лет... или шесть?
УЛЬЯНА. Не говори глупостей. Для меня радость жить с тобой.
АННА. А я по дому тоскую... прости меня...
УЛЬЯНА. Мама! Не говори так. Да и нету никакого нашего дома.
АННА. Как же нету нашего дома?
УЛЬЯНА. Ты говоришь про наш дом. Где мы жили - нету. На его месте детский парк. Я же тебе фотокарточку показывала.
АННА. Но нам же дали взамен?
УЛЬЯНА. Ну, конечно, дали.
АННА. Улица Свердлова. Три комнаты. Я же помню. Ты меня оттуда увезла.
УЛЬЯНА. Да я не об этом! Ты говоришь: домой хочу. А там - казенная же квартира. Учитывая твои заслуги, работу на заводе, дали. Но это не наш дом.
АННА. Но квартира-то наша?
УЛЬЯНА. Конечно. Она выписана на тебя.
АННА. Вот и хочу домой. Приехать и умереть. Там могилки... матушка... папочка твой... Если здесь помру, это же какие хлопоты - везти... Я очень прошу: рядом с ним меня положите... Ты обещала!
УЛЬЯНА. Да не торопись ты с этим, мама!
АННА. Я понимаю, господь... но надо же приготовиться!
УЛЬЯНА. Я не в этом смысле.
АННА. А что, есть препятствия?
УЛЬЯНА (через паузу). Ну, не могу же я тебя увозить без договоренности? Явимся - а их дома нет. Вот сам Коленька приедет - увезет.
АННА. Когда же он приедет? Говорил, весной.
УЛЬЯНА. Может, на пасху.
АННА. Тамара меня не хочет, Тамара. Она мне отдельно всегда накрывала... и в посуде меченой... и ложку кривую старую совала... и смотрела... вроде японки, щурилась...
УЛЬЯНА. Может, смотрела как на солнце? Да ладно, мама, придумывать! Забыла, на Новый год - она в трубку кричала, что соскучились, что твоя комната тебя ждет?
АННА. Это которая же комната?
УЛЬЯНА. Наверное, та, что была.
АННА. Там Олежек теперь занимается, спит. Я на фотокарточке видела.
УЛЬЯНА. Ну, наверное, которая перед балконом?
АННА Там они собачек держат.
УЛЬЯНА. Да уж уберут собачек! В коридор.
АННА. И зачем им две собачки? Я помню, обе на меня лаяли... понять не могла, где у них глаза... сплошные волосы...
Звонит телефон.
УЛЬЯНА (сняла трубку). Да? Здравствуйте, Владлен. Спасибо. Принесите, конечно. (Кладет трубку.) Владлен Никитич на почте, тебе письмо заказное, сейчас занесет.
АННА. У тебя с ним серьезные отношения?
УЛЬЯНА. Ах, мама, какие могут быть серьезные отношения в шестьдесят лет!
АННА. Что ли, только балуетесь?
УЛЬЯНА. Да как можно баловаться в шестьдесят лет? Просто... знакомы.
АННА. Он какой?
УЛЬЯНА. Он хороший.
АННА. Имя-то хорошее: Владилен. Это раньше означало Владимир Ленин. Но люди с красивыми именами часто бывали, доченька, нехорошими людьми. Игнатьевых помнишь? У них мальчик был, и девочка. Мальчика назвали Рева, девочку Люция.
УЛЬЯНА. Ну, помню. Мать кричит из окна: р-рево-люция! И что? С ними что-то случилось?
АННА. Рева стал начальник, проворовался. А Люция... с иностранцем познакомилась.
УЛЬЯНА. И что же в этом плохого? Сейчас сплошь и рядом выходят за иностранцев.
АННА. Ты упускаешь диалектику. Это было не сейчас. На фестивале молодежи... с французом познакомилась... Ее и выслали... куда-то сюда, в Сибирь.
УЛЬЯНА. Но здесь тоже, как видишь, люди живут.
АННА. Нет, она погибла... Говорили, из ревности кто-то застрелил... будто бы начальник милиции... красивая была...
Звонок в дверь.
УЛЬЯНА (отпирает). Заходите, Владлен Никитич.
ВЛАДЛЕН. Здравствуйте, Анна Петровна. (Подает конверт.) Пожалуйста.
АННА (разглядывает конверт). От Коленьки. Спасибо. Пойду почитаю. Доченька, помоги.
Ульяна толкает кресло, увозит мать в соседнюю комнату. Вернулась, закрыв за собой дверь.
УЛЬЯНА Как дела твои, Владик?
ВЛАДЛЕН. Мои дела зависят от твоих. Твоя мама уедет - переезжай ко мне.
УЛЬЯНА. Лучше уж ко мне. У меня двухкомнатная.
ВЛАДЛЕН. А еще лучше - обменять обе на трехкомнатную.
УЛЬЯНА (смотрит в дверь, за которую ушла мать). Нет.
ВЛАДЛЕН. Ульяна?!
УЛЬЯНА. Пусть у каждого будет своя... пустыня.
ВЛАДЛЕН. Пустыня? Зачем?
УЛЬЯНА. Миражи ярче.
ВЛАДЛЕН (смеется). Ну ты скажешь! Что мама твоя... что ты...
УЛЬЯНА. Бывший библиотекарь. И дочка в нее.
Слышен колокольчик.
ВЛАДЛЕН. Что это?
УЛЬЯНА. Колокольчик, мама звонит. Мы сейчас.
Ульяна уходит за матерью, они возвращаются. В открытую дверь видно, что старуха свечи погасила. Мать протягивает дочери два разных листа бумаги.
УЛЬЯНА. Что это, мам?
АННА. Просят подписать. Им сказали, надо успеть до конца года.
УЛЬЯНА (глянула на текст). Ясно. Ну и что ты решила?
АННА. Конечно, подпишу. Прямо сейчас. Говорят, надо успеть. Пока бумаги ходят туда-сюда, год кончится... за приватизацию надо будет платить большие деньги. А за мной он на майские праздники и приедет.
УЛЬЯНА. Что ж. Садись, заполняй.
ВЛАДЛЕН. До свидания. А хотите - через часик загляну? Почта до семи работает, если будете отправлять заказным письмом
АННА. Конечно, заказным. Документ.
УЛЬЯНА. Спасибо, Владлен Никитич.
ВЛАДЛЕН уходит.
Мать пишет, дочь смотрит на нее.
Сцена 2.
Богатая квартира Коленьки. На постаменте - белая статуя Венеры Милосской (конечно, копия), на секретере - раскрашенный (с базара) портрет Есенина, на стене - портрет Президента и флаг России. Телевизор с большим экраном.
За столом сидит, опустив голову, КОЛЕНЬКА, над ним склонилась его жена ТАМАРА, молодящаяся толстуха, вся затянутая в белое-мерцающее.
ТАМАРА. Тебе лучше? Нельзя тебе столько пить.
КОЛЕНЬКА. Легко сказать.
ТАМАРА. Что ты имеешь в виду?
КОЛЕНЬКА. Мы в гостях. А он наливает.
ТАМАРА. Ну и что?
КОЛЕНЬКА. И тосты. За его жену. За президента.
ТАМАРА. А может, проверяет?
КОЛЕНЬКА. В каком смысле? Я ему не подчиняюсь.
ТАМАРА. А может, хочет к себе взять?
КОЛЕНЬКА. В прокуратуру? На фиг надо.
ТАМАРА. Если даже заместителем?..
КОЛЕНЬКА. Для заместителя я не дорос. Я про эти ступени всё знаю.
ТАМАРА. Сегодня - революционная ротация кадров. Он так сказал.
КОЛЕНЬКА. Я не слышал. Отсутствием слуха не страдаю.
ТАМАРА. Зато я слышала. Когда ты носом в клавиши рояля упал. А он хохочет. "Чижик-пыжик" говорит.
КОЛЕНЬКА. Но если он сам наливает?! И подмигивает? Сказать: нет? (Схватился за голову.) Сейчас лопнет. И рука болит.
ТАМАРА. Это потому что ты на пол свалился.
КОЛЕНЬКА (жалобно). Вот эта. (Показывает на локоть.)
ТАМАРА. Лучевая косточка. Анатомию надо знать, судья липовый. (Дует ему на локоть.) Кстати, письмо не потерял?
КОЛЕНЬКА. Нет. Отправил.
ТАМАРА. Точно отправил?
КОЛЕНЬКА. Да. Надо бы ей денег послать.
ТАМАРА. Да, подмазать надо. Как раз ее пенсию получим... и добавим тысчонку.
КОЛЕНЬКА. Тысячи три.
ТАМАРА. Тысячи три?! А кроссовки сыну? А маме моей ко дню рождения? Ну, ладно, ладно, ладно. Три так три.
КОЛЕНЬКА. Ты понимаешь, как она просится?! Обещает в этом же году умереть. Ты слышишь?
ТАМАРА. Слышу! Коммунисты обещали рай на земле построить за три пятилетки.
КОЛЕНЬКА. Какая ты!.. Не могу!.. Ну, принеси пивка!
ТАМАРА. Нет.
Вернулся с улицы их сын ОЛЕЖЕК, мрачный подросток, коротко острижен, весь в черном. Только кроссовки белые в полоску.
ТАМАРА (расцвела). Олежка пришел! Олежка-сыроешка, что будешь есть?
ОЛЕЖЕК. Не называй меня так.
ТАМАРА. Хорошо-хорошо. Олег. Есть курица, есть рыба.
ОЛЕЖЕК. Черные кроссовки.
ТАМАРА. Хорошо-хорошо. Папочка поедет на работу - в супермаркете на правом большой выбор. Что будешь есть?
ОЛЕЖЕК. Некогда мне. (Уходит к себе, включил музыку.)
КОЛЕНЬКА (надсадным шепотом). Я сейчас умру. Ну принеси! Мне в таком виде нельзя на улице показываться.
ТАМАРА. Мы с тобой как договорились? Дома пива не держим. Чтобы не провоцировать мальчика. Только пепси.
КОЛЕНЬКА. Ну, дай пепси.
Тамара достает из холодильника бутылку пепси-колы, подала стакан. Коленька, кряхтя, пьет.
КОЛЕНЬКА. Какая гадость! Этим пепси, говорят, картошку обрызгивают... колорадский жук дохнет.
ТАМАРА. Ну и что! Зато вкусно. Все дети пьют. А ты мое самое любимое дите!.. (Смеется, обнимает.)
Сцена 3.
Квартира Ульяны.
АННА ПЕТРОВНА и ВЛАДЛЕН НИКИТИЧ.
АННА (звонит в колокольчик). Почему ее так долго нету?.
ВЛАДЛЕН. Со студентами. Она мне специально позвонила, попросила зайти к вам, сказать, что скоро будет.
АННА. Такие хлопоты. Уж извините нас.
ВЛАДЛЕН. Да что вы. Мы же... почти соседи. Ну-ка, пульс.
АННА. А вы, Владилен Никитич, по-прежнему работаете?
ВЛАДЛЕН. Конечно. (Считает пульс.) Скучно же не работать.
АННА. Да и пенсии наши.
ВЛАДЛЕН. Конечно. Пульс неплохой. Боюсь, давление высоковато. Нолипрел пьете? Пейте регулярно.
Звонит телефон.
Анна пытается подняться с креслица.
ВЛАДЛЕН. Нет-нет, я. (Идет к телефону.).
АННА (села). Спасибо. Она мне приказала не подходить к телефону. А вдруг Коленька?
ВЛАДЛЕН (снял трубку). Вас слушают. Нет, Анна Петровна, это Ульяна. Да, я здесь, Ульяна Ивановна. Нет, мама в порядке. Разговариваем. Хорошо. (Кладет трубку.) Будет через минут пятнадцать. Беспокоится. Студенты-двоечники насели.
АННА. Ой, какие беспардонные. Она у меня уже седая стала.
ВЛАДЛЕН. У них свой интерес. Живут, как новенькие, хорошо смазанные машины. Без божества, без вдохновенья.
АННА. Это Пушкин сказал?
ВЛАДЛЕН. Точно.
АННА. Извините, Владилен Никитич... а вы в бога веруете?
ВЛАДЛЕН. В принципе, я уважаю веру. Без нее жизнь бестолковая.
АННА. Бестолковая? Это вы правильно сказали. Человек легко теряет совесть. Должен быть страх. Или вы не согласны?
ВЛАДЛЕН. Насчет страха не согласен. А насчет совести - да. (Смеется.)
АННА. Вы не думайте, я не совсем замшелая... Еще когда работала в заводской библиотеке, потихоньку Библию читала. Много там разумного. Но в последнее время начинаю думать: дочка моя права - бог сам по себе, а попы - сами по себе. Особенно меня возмущают чудеса. Чудес просто не может быть, согласитесь. Есть, в конце концов, наука. Если церковь признала правоту Коперника, если она признает химию, физику, какое может быть превращение камня в хлеб или воды в вино? Или вы не согласны?
ВЛАДЛЕН. Насчет вина и хлеба согласен. Но, думаю, в Библии это метафора.
АННА. А еще появились якобы плачущие иконы. И не стыдно священникам? Плачущие картинки! К очередному празднику намажут подсолнечным маслом и вот тебе - рыдает матерь Божия! "Потому, дескать, рыдает, что народ про веру подзабыл, деньгами церкви не помогаете?!" Вам не кажется, в этом - желание народ одурачить и больше денег с него собрать?
ВЛАДЛЕН (смеется). А зачем же вы, Анна Петровна, в таком случае на картинки, как вы говорите, молитесь? Строго пост соблюдаете? Уля говорит: даже рыбу не едите? И в храм все же ходите... ну, пока не заболели, ходили же?
АННА. Ходила. Во первых, там мои ровесницы. Во вторых, там о боге все равно лучше думается. Свечи... тишина...
ВЛАДЛЕН. Иконы.
АННА. Ну пусть иконы! А что?! Художники рисовали их с мыслями о возвышенном... о нравственном... только вот плакать иконы никак не могут!
ВЛАДЛЕН. С этим я согласен. Но иногда так хочется, чтобы они заплакали...
АННА. Вы про нашу трудную жизнь? С вами интересно разговаривать. Вы уж простите, я стала совершенно одинока. Только порой подружка позвонит... появилась у меня по церкви... но к телефону не побежишь... особенно если из другой комнате...
ВЛАДЛЕН. Хотите, я вам поставлю параллельный телефон?
АННА. Нет. Дочь сказала, сюда часто звонят, то с кафедры, то студенты...не надо бы мне тревожиться.
ВЛАДЛЕН. Это правильно.
АННА. Посмотрите, пожалуйста, может, телевизор что-нибудь уже показывает?
Владлен включил - на экране белое мерцание.
Опять спутник не работает?
ВЛАДЛЕН (оглядывает телевизор). А... а у вас антенна отключена. (Поправляется.) Штекер выпал, наверно. (Включает). Теперь все в порядке.
АННА. Он не выпал. Это Ульяна. Но мне же надо знать, что делается в мире.
ВЛАДЛЕН (уменьшив звук). Только согласитесь: нельзя злоупотреблять... у вас был инсульт... я как врач предупреждаю: это очень, очень серьезно.
АННА. Она и паспорт мой куда-то запрятала...
ВЛАДЛЕН. А зачем вам паспорт, Анна Петровна?
АННА. Ну, вдруг мне плохо станет... вызову "Скорую", а паспорта нет.
ВЛАДЛЕН. Я же дал вам помер своего сотового... мигом здесь буду.
АННА. Спасибо вам, конечно, Владилен Никитин... но... вдруг по улице придется идти...
ВЛАДЛЕН. А на улицу вам никак нельзя.
АННА. Неужто век теперь буду как привязанная? Хоть в магазинчик схожу. Вот, смотрите... могу я ходить... (Встает, делает три шага.) Если уж тут живу, помогать доченьке должна. Попросите вернуть паспорт...
ВЛАДЛЕН. Вот станет вам получше, попрошу.
АННА. Правда? Спасибо! Ой, она идет! (Садится.)
Входит УЛЬЯНА.
УЛЬЯНА. Добрый день, Владлен Никитич. Тебе письмо, мама. От Коленьки.
ВЛАДЛЕН. Я тогда пошел. Дежурство сдал.
УЛЬЯНА. Да уж побудьте с нами. Вместе чаю попьем. (Протягивает конверт матери.) Документ они получили, только выясняется: правительство срок бесплатной приватизации продлило. Но все рано благодарят.
АННА (берет письмо). А когда Коленька за мной приедет? Я ему написала, что обещаю в этом году...
УЛЬЯНА (укоризненно). Мама!.. Он пишет, что болен.
АННА. Болен?! Коленька? Что с ним? (Ищет очки.)
УЛЬЯНА. Говорит, на даче работал, балка упала на руку... рука болит.
АННА. Ах, какой неосторожный! Вот мне и надо к нему... я умею синяки выводить.. отеки... Отец твой, когда шоферил по молодости, весь в синяках приезжал... такие дороги... особенно в дожди... Где же мои очки?
УЛЬЯНА. Они на тебе, мама.
АННА. Ах, конечно. Это я так спросила. (Раскрыла листочек.) А как же он написал письмо-то? Наверно, левую руку повредил. Все равно обидно. (Читает.)
УЛЬЯНА. Давайте к столу, Владлен Михайлович. Вам зеленый?
АННА. Какое короткое письмо. Я ему напишу, что скоро приеду. Ты меня, Уля, в вагон посадишь... и я спокойно доеду. Как кукла.
УЛЬЯНА. Владлен Никитич, посмотрите вы на нее! Кукла. (Матери.) Хотела бы я знать, как мы в вагон заберемся! Хотела бы я знать, как по вагону ходить будешь... он шатается....здесь-то еле-еле... Давай уж, дождемся Коленьки.
АННА. А когда он теперь приедет? За месяц-то рука заживет, наверно?
УЛЬЯНА. Будем надеяться. Мама, тебе какой заварить?
АННА. И от Олежки никакого привета. Интересно, как он себя ведет? Не попал бы в дурную компанию. Как думаете, Владилен Михайлович, молодежь сейчас хуже стала?
ВЛАДЛЕН. Она разная, Анна Петровна. Некоторые молодые люди крестики носят.
АННА. Наш Олежка крещеный, мне писал Коленька. Но, с другой стороны, товарищи, вот стою в церкви - врываются, волосы остриженные или разноцветные, хохочут, горгочут. Нельзя их пускать туда.
ВЛАДЛЕН. Но и не пускать нельзя.
УЛЬЯНА (смеясь). Может, испытательный срок давать, как у тебя в партии было?
АННА (обиженно). А что?! Веру надо выстрадать! Хотя сами по себе слова мало что значат! В марксизме слова тоже были хорошие. Важнее - наглядный пример. Каковы отец и мать, таковы и дети. Ты скажи мне, почему наша Таня на Родину не возвращается? (Владлену.) Моя внучка.
УЛЬЯНА. Ей хорошо и в Канаде, мама. Здесь нет работы.
АННА. Вот китайцы все и захватят.
Зазвонил телефон.
УЛЬЯНА (Сняла трубку.) Алло? Она дома, но сейчас за трапезой. Передам. (Положила трубку.)
АННА. Кто? Кто? Отец Александр?
УЛЬЯНА. Твоя подружка. Катерина Михайловна. Спросила, не изволит ли почивать? Но когда люди за столом, отвлекаться не нужно. Вот врач подтвердит.
ВЛАДЛЕН. Да.
УЛЬЯНА. Пей, мама. Владлен Никитич, давайте и вы.
АННА. А когда я болела, отец Александр два раза звонил.
УЛЬЯНА. Он молодец. Он сказал тебе, что это масло можно есть... даже на коробке написано: с благословения Алексия Второго. А ты не слушаешься.
АННА. А вот почему, Владилен Никитич, у евреев - Христос, у магометан - Магомет, у китайцев - Будда... и только у русских нет своего заступника... из приближенных к господу-богу?
ВЛАДЛЕН. Во первых, у евреев как раз не Христос, а Яхве.
АННА. Это я понимаю... я по крови...
УЛЬЯНА. А Иоанн-богослов? Хотя... этот был грек.
ВЛАДЛЕН. Но мы у греков многое взяли, включая веру и письменность. Буквы практически одни.
АННА. Я читала откровение Иоанна. Это ужасно, товарищи. Это что же, он закрывает историю народов?
ВЛАДЛЕН. Получается, так. Но и предвещает приход Спасителя.
АННА. Опять имеется в виду Христос?
УЛЬЯНА. Что же делать? Почему непременно должен быть русский? Эвенки могут спросить: почему нет эвенка? Немцы: почему нет немца? Или ты считаешь, должно быть многонациональное политбюро на небесах?
АННА. Владилен Никитич, она издевается надо мной. Я понимаю, старая дура.
УЛЬЯНА. Мама, перестань. Сама не знаю, что с мной. (Всплакнула, обняла мать.) Нам жить с тобой да жить... Спасибо вам, Владлен Никитич.
ВЛАДЛЕН. Спасибо и вам, дорогие женщины. Очень вкусно. Пойду. Если буду нужен, звоните. (Уходит.)
Сцена 4.
Квартира Коленьки и Тамары.
КОЛЕНЬКА и ТАМАРА.
ТАМАРА. Что ты ей написал?
КОЛЕНЬКА.. Написал.
ТАМАРА (целует его в темя). Что - ты - ей - написал?
КОЛЕНЬКА. Ну, как договорились.
ТАМАРА (игриво).Как мы договорились?
КОЛЕНЬКА (хмуро). Что болею. Не могу.
ТАМАРА (с серьезным видом). Конечно, рука-то еще не слушается. Как ты ее повезешь? Трое суток... в туалет надо сводить... то да сё... да и вагон трясет... не дай бог сам стукнешься. (Думает.) Кстати! Подожди-ка. Я к соседям, там дед хороший. (Уходит.)
Коленька бегает по квартире, нашел бутылку пива, быстро пьет, поглядывая на дверь. Прячет бутылку.
Появилась ТАМАРА с большим костылем.
ТАМАРА (вкладывает костыль себе подмышку). Ну как?
КОЛЕНЬКА. Это... зачем?! (Закашлялся.)
ТАМАРА. Давай, обопрись, как положено. (Отдает костыль, несет фотоаппарат.) Ну?
КОЛЕНЬКА. Что?!
ТАМАРА. Сгорбись!.. У тебя рука бо-бо...
КОЛЕНЬКА. Но не нога же!
ТАМАРА. Значит, и нога! Мамочка поймет. Ты никак не можешь ехать за ней. КОЛЕНЬКА (жалобно). Тамара!.. Что ты делаешь?!
ТАМАРА. Фотографирую! Ну, давай, давай, родной... и мордель попечальнее! Ну?! (Щелкает аппаратом.) Еще! Вот, кажется получилось, как надо.
КОЛЕНЬКА (отдавая костыль). Тамара... но денег... надо послать.
ТАМАРА. Опять?
КОЛЕНЬКА. Конечно.
ТАМАРА (включает музыку). Я против?
КОЛЕНЬКА. Как раз ее пенсию получим. И пару тысяч добавим.
ТАМАРА (подтанцовывая под музыку с костылем). Прибавим. Давай перекусим. Хочу красной рыбки. И белой тоже.
КОЛЕНЬКА. Через час к прокурору.
ТАМАРА. А вот там не слишком налегай. Забыл?..
КОЛЕНЬКА. Я про еду. Ты же видела - в последний раз я ни грамма!
ТАМАРА. И я про еду. Здесь поешь. А там посидишь... люди уважают, когда... (Показывает жестом, что отказывается от чего-то.) "Спасибо... да... всё очень замечательно.. но я худею...."
КОЛЕНЬКА. Но если его жена обижается!
ТАМАРА. Ты уверен?
КОЛЕНЬКА. Ну не для овчарок же своих она столько готовит.
ТАМАРА. Думаешь?
КОЛЕНЬКА. Да ну тебя! Ты вот сама... не слишком-то пей.
ТАМАРА. Я пью?
КОЛЕНЬКА. В прошлый раз запела.
ТАМАРА (улыбаясь). Я плохо пою?
Запрягайте, хлопцы, коней...
Та лягайте почивать...
КОЛЕНЬКА. Громко.
ТАМАРА. Это наши друзья.
КОЛЕНЬКА. А ему не понравилось. Он морщился.
ТАМАРА. У твоего прокурора зуб болит, мне Светка сказала.
КОЛЕНЬКА. Кто такая?
ТАМАРА. Его бой-френд. И еще она сказала: он тебя давно заприметил... готов взять к себе. Прокуроры вообще никому не подчиняются. А на судей давят, сам знаешь.
КОЛЕНЬКА. На меня не надавишь.
ТАМАРА. Ой, уж молчи.
КОЛЕНЬКА. Что ты хочешь сказать?
ТАМАРА. Ничего.
КОЛЕНЬКА. Мне еще никто не плевал вослед.
ТАМАРА. Из тюряги далеко. А вот выйдут на свободу...
КОЛЕНЬКА. А лучше оставить на воле?! Будешь потом на крючке.
ТАМАРА. Когда на воле - платят больше. А тронуть не посмеют.
КОЛЕНЬКА. То-то тебе к тебе какие-то мохнатые приходят.
ТАМАРА. Адвокат не выбирает клиента. А вот судья выбирает срок. (Обняла.) Ну, не сердись. Мы в хорошем тандеме можем работать.
КОЛЕНЬКА. А если я в прокуратуру перейду?
ТАМАРА. Тем более. Разделаешься с последним делом... и все.
КОЛЕНЬКА. Не шибко-то разделаешься.
ТАМАРА. Почему? Почему-почему?
КОЛЕНЬКА. Потому что... родственник прокурора. Правда, не близкий. Но кто знает, тот знает.
ТАМАРА. Ты мне не говорил.
КОЛЕНЬКА. А зачем?
ТАМАРА. Послушай, да это же хорошо! Не ты, а он у тебя не крючке.
КОЛЕНЬКА. Какая ты шустрая.
ТАМАРА. А чего же, спать на ходу?! Давай, одеваемся. Давай-давай. Нет, не этот галстук... теперь в моде красный... Разве не видишь, идет откат.
КОЛЕНЬКА. Но я же не в возрасте пионера.
ТАМАРА. Заблуждаешься. В ближайшие времена мы должны вести себя, как молодожены... все время спрашивать совета...
Из свой комнаты появляется ОЛЕГ, прижав мобильник к уху. На ногах черные кроссовки. Даже не кивнув родителям, уходит.
ТАМАРА. Постой. Ты купил ему кроссовки? Молодец.
КОЛЕНЬКА. Нет.
ТАМАРА. Как нет?
КОЛЕНЬКА. Я подумал - ты.
ТАМАРА. Откуда у него деньги?!
КОЛЕНЬКА. Не знаю. Посмотри у себя.
ТАМАРА. Ну если украл... убью! (Роется в сумках, в ящичке секретера.) Да вроде всё тут... разве мелочь какую взял... Сколько стоят сейчас кроссовки?
КОЛЕНЬКА. Тысячи две-три. Модные и того дороже.
ТАМАРА. Нет, столько у меня не пропало. И цепочки на месте. Не свою же он продал? А ты? Посмотри в пиджаке.
КОЛЕНЬКА. Я тебе всё отдаю.
ТАМАРА. Странно. Может, друзья купили? Хотя с чего бы... Ладно, разберемся, собирайся.
Супруги одеваются.
И еще. Не отвечай так охотно на все его вопросы. Повторяю, может быть, нарочно тебя пытает. Иногда и промолчи.
КОЛЕНЬКА. А как промолчишь? Вопросы-то ясные. Как относишься к политике президента? Что думаешь о стаб-фонде? Доволен ли работой председателя Верховного суда? Министра юстиции? Генерального прокурора?
ТАМАРА. И что? Всеми доволен?
КОЛЕНЬКА. А что мне отвечать?! Олигархи, воры позорные, катаются по всему миру, а щипачей садим! Сказать, что трусы мы все, а может и купленные?!
ТАМАРА. А может, так и говорить? Может, у президента новая началась политика? И наш прокурор - его человек?
КОЛЕНЬКА. А если как раз нет?..
ТАМАРА. Не думаю. Президент сидит крепко. Как и все его враги... только те в другом месте сидят.
КОЛЕНЬКА. К черту! Мне и тут, на старом месте, хорошо!
ТАМАРА. А вот с этого как раз можешь вылететь... он же и вышибет...
КОЛЕНЬКА. За что?!
ТАМАРА. Хотя бы за родственника. Вот о ком ты должен думать, отвечая на любой вопрос прокурора. Это сегодня - центр, это - солнце, это - могила твоя.
КОЛЕНЬКА. Да?
ТАМАРА. Да.
КОЛЕНЬКА. Как же мне быть?!
ТАМАРА. Думать. Работать мордой лица. Больше молчать и кивать. Попытаться понять, чего он на самом деле хочет.
КОЛЕНЬКА. Опасная игра.
ТАМАРА. Вся наша жизнь - опасная игра. Зато все яблоки в саду будут наши.
Сцена 5.
В квартире Ульяны. К АННЕ ПЕТРОВНЕ пришла в гости ее подружка, моложавая старуха КАТЕРИНА МИХАЙЛОВНА.
КАТЕРИНА. Не изволите ли почивать, Анна Петровна? Может, не во время я?
ААННА. Как же не во время, Катерина Михайловна? Одна я, одинока. Уля на работе, а Коленька за мной не едет.
КАТЕРИНА. Бог даст, приедет. Мне вот сон снился, что он к вам приехал.
АННА. Да пишет сынок, что болеет. Вот, фотокарточка... (Подает фотоснимок. Плачет.)
КАТЕРИНА. С костылем?! Господи... Как жалко-то!
АННА. Пишет: и Тамара, жена его, нездорова. И матери нездоровится, мотается Тамара между двумя городами. А мальчику нынче в университет поступать... со своими сверстниками сидят, учебник учат. Не до меня им, Катерина Михайловна.
КАТЕРИНА. А как же они тебе зимой звонили: дескать, ждем, скоро за тобой приедем. Разве не звонили?
АННА. Звонили.
КАТЕРИНА. Наверно, после больницы тебя поддержать.
АННА. Наверно, после больницы поддержать.
КАТЕРИНА. Инсульт, это, подруга моя...
АННА. Очень серьезное дело, я понимаю.
КАТЕРИНА. Это - как первый мужчина у женщины... (Смеется.) нахально стучится потом всю жизнь...
АННА. Это ты очень хорошо сказала, Катерина Михайловна. Что-то такое я слышала в бразильском сериале.
КАТЕРИНА. Вот видишь! Береги себя.
АННА. Да берегу. Сижу и берегу.
КАТЕРИНА. И что тебе, худо здесь?
АННА. Да кто говорит: худо. Как в раю! Но я же домой хочу. Приехать и умереть... Я уж в письме им написала: обещаю в эту году умереть... а у них видишь какие напасти...
КАТЕРИНА. Ты квартиру-то сыну отписала?
АННА. Ну конечно, отписала.
КАТЕРИНА. Отписала. Может, теперь и не нужна стала? Вот и заболели?
АННА. Как так?! Ты так думаешь, Катерина Михайловна?
КАТЕРИНА. Не знаю я. Сейчас по телевизору много рассказывают, как дети от стариков отказываются.
АННА. Нет, нет, мой не может так! Он меня любит. Он мой последыш! Он со мной до девятого класса в постели спал.
КАТЕРИНА. До девятого?!
АННА. До девятого. Он же рос маленьким, только уж из армии приехал - повыше стал.
КАТЕРИНА. Может, правда болен. (Разглядывает фотоснимок.)
АННА. Коли пишет, правда. А Тамара мотается между двумя городами. Я должна, Катя, сама туда поехать... (Пытается встать.) Буду еду им готовить... Олежке хорошо питаться надо, не то маленьким тоже останется...
КАТЕРИНА. Куда ты! Сядь!.
АННА. Я могу, могу ходить! (С трудом встала.) Видишь? Вчера, пока никого дома не было, двадцать минут ходила по кругу.
КАТЕРИНА. Ну и что? Походишь-походишь, да прости Господи, брякнешься!
АННА. Не брякнусь. Ты меня до вагона проводишь... только не говори, каким поездом уехала... (Роется в конвертах, пакетиках.) Мои деньги... вот они... возьму немножко на дорогу... Давай, чего тянуть. Поехали?
КАТЕРИНА. А паспорт?
АННА. Ой, да, да! А нужен? В поезде-то?
КАТЕРИНА. Теперь и в поезде. Теперь такие времена, без паспорта никуда. Террористы. Особенно женщины.
АННА. Скажешь тоже! Меня-то кто проверять будет? Старуха.
КАТЕРИНА. А может, молодая, загримировалась? Сама кровь с молоком, морду сажей намазала, а на грудях граната!
АННА. Господи, что же делать? Ульяна куда-то запрятала. Словно чуяла, что соберусь.
КАТЕРИНА. Да сиди уж на месте. От добра добра не ищут.
АННА (села). Я домой хочу... в город наш... там маменька моя лежит... Стёпа... Приехать и умереть.
КАТЕРИНА. Ты серьезно? Настроена прямо в этом году...
АННА. Да, да. Честное партийное. Истинный крест. (Крестится, плачет.)
КАТЕРИНА. Ба-атюшки!.. Батюшки мои!.. Господи, прости нам грехи наши!.. Чё же делать? Чё делать?.. Может, с моим поедешь? А потом пришлешь?
АННА. Ты про что?
КАТЕРИНА. Да про паспорт.
АННА. Да это же обман! А мы похожи?
КАТЕРИНА. Ну, ты, Петровна, даешь! Да девки в вагоне на тебя и смотреть не станут. Старуха и старуха. Главное - есть документ. (Достает.) Вот. Он у меня, милая, всегда с собой.
АННА. Покажи.
КАТЕРИНА (раскрывает). Смотри. Ты русская, я русская.
АННА. Ой не говори! Ты здесь вон какая румяная...
КАТЕРИНА. Румяная?! Нашла проблему! Ха! Да я тебя нарисую. (Открывает сумку.)
АННА. Что это ты делаешь?
КАТЕРИНА. Как что?! Говорю тебе, милая, у меня всё с собой?
АННА. Что у тебя еще с собой?
КАТЕРИНА. Сиди, не вертись!.. Румяны... тушь... помада... Да не дергайся, говорю! Минута - и станешь похожа!
АННА. Ты уж тогда поскорее... пока Уленьки дома нет.
КАТЕРИНА. Замри!
Анна сидит в кресле спиной к зрителям. Катерина работает.
АННА. Как думаешь, дочка поймет?.. простит?..
КАТЕРИНА. Простит.
АННА. Говорила я ей: домой желаю, доченька... и там умереть...
КАТЕРИНА. Доедешь и умрешь. (Мажет ей щеки, губы). Всё в наших руках. А чего ж ты тогда уехала от них?
АННА. А они ремонт начали... краской пахло... да и Тамара на меня кричит: посуду бьешь... телевизор громко включаешь...а тут Улька в гости прилетела... я и подумала: пусть отдохнут без меня...
КАТЕРИНА. Ну-ка, повернись теперь в эту сторону.
Мы видим, как Катерина "омолодила" подругу: намалевала ей красные губы и розовые щеки.
Глянь в зеркало. Похожа на меня?
АННА. Это я?!
КАТЕРИНА. А кто же?!
АННА. Господи, срам какой, товарищи... Сотри.
КАТЕРИНА. Почему?
АННА. Сотри! (Пытается стереть краски с зеркала, потом, сообразив, со своего лица). Господи!..
КАТЕРИНА (хватает ее за руки). Да не трогай ты!.. Да что ты?! Сейчас и девчонки так мажутся. А пока ехать будешь в вагоне, умоешься... девки уж и привыкнут. А в конце, когда выходишь из поезда, никто документов не смотрит.
АННА. Ой, не знаю! А как же ты без паспорта?
КАТЕРИНА. У меня пенсионное. А паспорт ты мне ценным письмом обратно отправишь. Я его по пенсионному и получу.
АННА. Ой, не знаю. (Заплакала.)
КАТЕРИНА. Бедная моя. (Тоже заплакала.) Как мне тебя не будет хватать... (Крестится.) Прости нас, Господи... прости нас, Господи...
Сцена 6.
ТАМАРА и КОЛЕНЬКА.
ТАМАРА. Это хорошо, что он тебя увел в свою комнату. Так сказать, тет а тет. И что он тебе сказал?
КОЛЕНЬКА. Насчет чего?
ТАМАРА. Чего ты крутишь? Насчет своего племянника. Вот, говорю, ось, вот солнце, вот оселок, на чем он тебя проверяет. Чего молчишь? Что он тебе сказал?
КОЛЕНЬКА. Сказал: сажать.
ТАМАРА. Сажать?
КОЛЕНЬКА. По полной программе. Представляешь?! Родственника!
ТАМАРА. Рядом никого не было? Может, играл на кого?
КОЛЕНЬКА. Нет, никого не было.
ТАМАРА. Может, улыбался?
КОЛЕНЬКА. Нет. Строго так смотрел в глаза.
ТАМАРА. Может, лишнего строго? Вот так? Нарочно?
КОЛЕНЬКА. Не знаю.
ТАМАРА. Как жаль, что я не на твоем месте... я бы поняла, чего он на самом деле хочет.
КОЛЕНЬКА. А может, так и хочет? Чтобы народ сказал: принципиальный.
ТАМАРА. Чтобы сына сестры своей жены... в тюрьму?! Никогда не поверю.
КОЛЕНЬКА. Но ведь он задавил двоих... мать и маленькую дочку... Да еще бросил их умирать... уехал...
ТАМАРА. Но ведь сам пришел в милицию.
КОЛЕНЬКА. Через три дня. Когда уже вычислили, чья машина.
ТАМАРА. Но ведь он сказал, что испугался.. у него случился нервный шок... он тоже, выходит, пострадал. (И глядя на мужа, начинает хохотать.) Да я тебе просто как его адвокат леплю! Жаль, не имею права в самом деле быть его адвокатом. Я бы его отмазала. Что молчишь?..
КОЛЕНЬКА. Ты шутишь?
ТАМАРА. И да, и нет. Сын идет. Ну-ка, собери физиономию в кулак.
Входит ОЛЕЖЕК.
(Умильным голосом). Олежка, кушать будешь?
ОЛЕГ. Я с парнями поел. (Направляется к себе.)
КОЛЕНЬКА. Олег, подожди. Подойди.
ТАМАРА. Только, папочка, не ругай его. Олежек, на какие ты деньги кроссовки купил?
ОЛЕГ. А, эти. Мы обменялись.
ТАМАРА. С кем? Эти кожаные, хорошие.
ОЛЕГ. С одним парнем.
КОЛЕНЬКА. Кто он?
ТАМАРА. В глаза папе посмотри.
КОЛЕНЬКА. Я же все знаю, сынок!
ОЛЕГ (испуганно). Уже доложили. Ну, он сам предложил.
КОЛЕНЬКА. Который из них?
ОЛЕГ. Муса.
ТАМАРА. Зачем он тебе предложил?
ОЛЕГ. Ну как зачем? Типа: будьте нашей крышей. Ну мы с парнями... (Отцу - отчаянно.) Ну если сами предлагают?!
КОЛЕНЬКА. Сколько они вам платят? Только честно!
ОЛЕГ. Сколько... ну, пятьсот в неделю.
ТАМАРА. Получается... на всех...
ОЛЕГ. Две "штуки".
КОЛЕНЬКА. Не сметь при мне говорить таких слов! "Штуки"! Что за воровские слова! Две тысячи! В месяц - восемь! Так?
Олег молчит.
Сколько уже получили?
ОЛЕГ. Пока две.
КОЛЕНЬКА. Вернуть немедленно! Ты не понимаешь, это не игрушки?!
ОЛЕГ. Они не у меня.
КОЛЕНЬКА. Скажи своим корешкам... если не хотите на скамеечку сесть... за вымогательство... я лично это могу сделать! Статья сто шестьдесят третья! Да еще если группой лиц... по сговору... от семи до пятнадцати лет с конфискацией имущества! Вот этого всего, мамочка!
ТАМАРА. Папочка... не пугай нас... ну, дети же!
КОЛЕНЬКА. "Дети". В корне надо вырывать эти побуждения! И как вы их собирались защищать?
ОЛЕГ. Да никак пока. Ты же сам знаешь, базар новый.
КОЛЕНЬКА. Я-то знаю! А вот заглянет туда в самом деле шайка отморозков! Они же вас кирпичом по асфальту размажут!..
Тамара заплакала.
ТАМАРА. Олежка... как ты мог!.. Это опасно!
ОЛЕГ. Ну, мама! Они же сами предложили! Толик у нас под два метра... и Серега...
КОЛЕНЬКА. Немедленно! Немедленно верни кеды! Я тебе сам куплю. Слышишь?! Ты понял меня?! В глаза смотреть!
ОЛЕГ. Понял.
КОЛЕНЬКА. Завтра же!..
ОЛЕГ. А в чем я домой пойду? Я его... в которых он... уже не надену.
КОЛЕНЬКА (достает деньги). На! Здесь три. Хватит?! Быстро в магазин!..
ОЛЕГ уходит. Возвращается.
ОЛЕГ. Вот, внизу письмо было, в ящике. (Уходит.)
КОЛЕНЬКА. От мамы.
ТАМАРА. И читать не хочу. Успокоилась бабуля... и пусть живет там.
КОЛЕНЬКА. Тамара! Она же Олежку нашего поднимала...
ТАМАРА. Ну, подняла - вот такого... и хватит! И вообще. Пятнадцать лет жизни с нею... Хоть поживем спокойно! От ее свечек у меня до сих пор голова болит...
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Сцена 6.
В квартире Ульяны - УЛЬЯНА и ВЛАДЛЕН.
ВЛАДЛЕН. Не расстраивайся так. Ведь нашлась.
УЛЬЯНА. "Уля, прости, я поехала домой".
ВЛАДЛЕН. Ну это у нее идея фикс.
УЛЬЯНА. Я чуть с ума не сошла. Ведь погибнуть может... На вокзале маму не видели, запомнили бы такую-то ветхую. На самолет ее никто не пустит - паспорт у меня.
ВЛАДЛЕН. А тебе кто позвонил?
УЛЬЯНА. Ее подружка и позвонила. Катерина Михайловна.
ВЛАДЛЕН. Вот видишь!
УЛЬЯНА. Что вот видишь? Говорит: с милицией привезут. Я ей сама звонила раза три, а телефон молчит. А сейчас откуда-то появилась. Нет, чтобы зайти, успокоить.
ВЛАДЛЕН (смеется). Может, старухи договорились, что одна прикроет другую. А раз не получилось, вот и появилась.
Звонок в дверь, входит ПЕТУХОВ в милицейской форме.
ПЕТУХОВ. Младший лейтенант Петухов. Здесь проживает гражданка Александрова? Анна Петровна?
УЛЬЯНА. Да, да! Где она?!
ПЕТУХОВ. Так. Минуту. (Уходит.)
Ульяна бежит к двери.
ГОЛОС ПЕТУХОВА. Тише, мамаша! А вы посторонитесь!
ПЕТУХОВ и КАТЕРИНА МИХАЙЛОВНА вводят, почти вносят под руку АННУ ПЕТРОВНУ. Усаживают на стул возле двери. В руке у старухи черная котомка. С лица плохо смыта краска.
УЛЬЯНА. Мама!.. (Встает на колени, берет ее руки в свои.) Мамочка!.. Зачем так пугаешь нас?
Мать молчит.
Тебе плохо? Мама, ты слышишь меня?! Мамочка!..
АННА. Прости меня, дочь... (Плачет.)
ПЕТУХОВ. Ей надо лечь.
ВЛАДЛЕН. Давайте подниму ее и перенесу.
Мать качает головой.
УЛЬЯНА. Что? Пусть посидит минуту. Где вы ее встретили? (Катерине Михайловне.) Где она была?! Почему вы мне не сообщили?!
КАТЕРИНА. Не гневайтеся, уважаемая Ульяна Николаевна, вопрос очень сложный...
ПЕТУХОВ. Анну Петровну сняли с поезда. За несоответствие лица с документом. Собиралась садиться уже на другой...
УЛЬЯНА. Но я же была на вокзале.
ПЕТУХОВ. Ее вернули с товарной станции. Проводницы пожалели. Это уж только с иркутского поезда обратились в милицию.
УЛЬЯНА. Ох, моя путешественница! Дорогая моя!.. (Обняла мать.) Вставай, идем!.. Сейчас полежишь, потом ванную примем. Где наша автомашина?
Катерина Михайловна подкатывает кресло, вместе с Ульяной усаживают старуху на кресло.
А это что такое?! (Пытается вырвать у матери котомку.) Откуда это?!
КАТЕРИНА. Сумка ее.
УЛЬЯНА. Господи! Где только такую купили?! Как у нищенки! Отдай! (Отнимает и отбрасывает в угол котомку.)
Ульяна и Катерина увозят старуху в ее комнатку, и Катерина возвращается.
ПЕТУХОВ. Я так понимаю, настоящая гражданка Корнеева - это вы.
КАТЕРИНА. Да, я.
Петухов укоризненно качает головой.
Извините меня за нехорошее поведение. Но Анютке так хотелось уехать к сыну домой... так хотелось...
ПЕТУХОВ (отдает паспорт). Держите ваш документ.
КАТЕРИНА. Спасибочки.
ПЕТУХОВ. Но вы хоть понимаете, что могло случиться?!. Она могла свалиться на рельсы! Она могла заболеть! Ее могли ссадить на какой-нибудь станции! Она могла там умереть... Ее могли ограбить! Ее могли убить!.. Вы понимаете?! Понимаете?!
Катерина молчит. Появляется УЛЬЯНА.
УЛЬЯНА. Да что теперь!.. Я бы сама ее увезла, на руках унесла туда... да не ждут ее в том доме. Как объяснить?!
ПЕТУХОВ. Н-да, ситуация. До свидания, гражданки и граждане. Берегите ее.
КАТЕРИНА. Извините меня, товарищ лейтенант. Вы хороший человек.
ПЕТУХОВ, хмуро отдав честь Ульяне, уходит.
УЛЬЯНА. Оставьте нас, Катерина Михайловна.
КАТЕРИНА. Простите и вы меня... дай бог вам сил, терпения...
Ульяна молча кивнула. КАТЕРИНА уходит.
Ульяна поднимает с пола черную сумку и плачет.
ВЛАДЛЕН. Перестань, Ульяна. Это она от отчаяния. Ее тоже можно понять. Напиши письмо братцу. Про этот побег. Может, его проймет.
Ульяна качает головой.
Почему?
УЛЬЯНА. Во первых, неизвестно, попадет ли ему в руки. А во вторых, он слюнтяй. Эта кобылица его зубами держит, извините за выражение.
ВЛАДЛЕН. Но что-то же надо делать?
УЛЬЯНА. Жить. Я думаю, она смирится. Лишь бы опять удар не случился, как прошлой зимой....
ВЛАДЛЕН. Если этого уже не произошло, будем надеяться, что это не случится Пусть отсыпается. Включи ты, ради бога, ей телевизор. Говорят, канал "Культура" у нас стало видно.
УЛЬЯНА. Правда? Там хоть этих мерзостей и убийств нет... А как поймать?
ВЛАДЛЕН. Сейчас сделаю. (Включает телевизор, работает с пультом.)
Наконец, на экране появляется оркестр, который исполняет медленную красивую музыку.)
Владлен целует Ульяну.
УЛЬЯНА. Не надо. Мне надо успокоиться.
ВЛАДЛЕН. Хорошо.
Садятся, слушают музыку.
Сцена 7.
Квартира Коленьки. На столе бутылка вина и бутылка коньяка, стаканы.
КОЛЕНЬКА и ТАМАРА пьяные. У Коленьки в руке письмо.
КОЛЕНЬКА. Поняла, поняла, до чего мы довели маму?!
ТАМАРА. Поняла! Отстань!
КОЛЕНЬКА. Ты прочитала?! Прочитала?
ТАМАРА. Я грамотная.
КОЛЕНЬКА (со слезой). Сама по городу... на вокзал... падала... в синяках... ее с одного поезда... она на другой...
ТАМАРА. Откуда знаешь?
КОЛЕНЬКА. Так ты не читала письмо?! Ее подружка по церкви пишет... взывает к милосердию... мы же с тобой православные...
ТАМАРА. Пошел на хер.
КОЛЕНЬКА. Я сам к ней поеду. Так больше нельзя. Поеду и привезу.
ТАМАРА. Куда?!
КОЛЕНЬКА. Сюда! Это ее дом!
ТАМАРА. Ты меня гонишь? Я думала, эта квартира и моя тоже!
КОЛЕНЬКА. Никуда я тебя не гоню. Я говорю: маму привезу.
ТАМАРА. Привезешь? Но меня здесь не будет.
КОЛЕНЬКА. Почему? Почему, Тома?!
ТАМАРА. Ты не хочешь хоть бы год еще отдохнуть от нее?!
КОЛЕНЬКА. Что ты говоришь?!
ТАМАРА. Ну еще один год?! Коленька!
КОЛЕНЬКА. А если она за этот год помрет? Она же писала, что в этом году помрет. У старых людей бывает предчувствие.
ТАМАРА. Если уж она из инсульта выкарабкалась... Фронтовое, бля, поколение. Они еще на наших похоронах... как это говорится?.. простудятся. Вот!
КОЛЕНЬКА. Тома! Что ты мелешь?! Если ты не любишь ее, ты и меня не любишь?
ТАМАРА. Дурак! (Обняла Коленьку, целует, плачет). Как же не люблю?!. Ну давай еще год! Ну, помнишь... мы с тобой, извини, трахаемся... а она средь ночи - бах со свечой... "Дети, кто-то в дверь стукается?! Я открывать боюсь". И ты еще заплакал.
КОЛЕНЬКА Ну, конечно... неожиданно...
ТАМАРА. А она: "Сыночек, я тебя напугала? Не ходи. Мы с Тамарочкой сами откроем". (Хохочет.) И я, бля, на себя рубашку и дверь отпираю. Там, понятно, никого. "Успокоилась, мамочка?" - "Спасибо". (Хохочет.) А в наши разговоры лезла? "Вот вы зря Олежке "Закалялась сталь" не купите. И еще книга такая есть замечательная - "Це-мент".
КОЛЕНЬКА. Хватит тебе издеваться!
ТАМАРА. Это я издеваюсь?! Не она?! "Томочка, зачем так коротко носишь? Ты же солидная женщина, адвокатка!" А то еще: "Мне только два кусочка. Сахар экономить надо. Ленин вон детям отдавал..."
КОЛЕНЬКА. Хватит! И про Ленина она давно поняла!
Тамара наливает себе в стакан вина.
И хватит нам пить! Надо лететь!
ТАМАРА (выпила, раскинула руки). Полетели!.. А ты чего же?!. Полетели?..
КОЛЕНЬКА. Я один полечу.
Появляется ОЛЕЖЕК. На нем черный кожаный пиджак, черные кожаные брюки и кожаные черные перчатки. Хочет пройти к себе в комнату.
КОЛЕНЬКА. Стой!..
ОЛЕЖЕК (остановился). Деньги мы азеру вернули.
КОЛЕНЬКА. Стой. А это всё на что купил?
ОЛЕЖЕК (кивает на Тамару). Мама.
ТАМАРА (машет сыну рукой). Иди.
ОЛЕЖЕК подмигивает Тамаре, уходит. Включил музыку-трясучку.
КОЛЕНЬКА. Вы меня обманываете. А я обманываю маму. И только мама никого не обманывает. Она святая. И мы ее обижаем.
ТАМАРА (ожесточенно). Ладно! Всё! Поедешь, привезешь! Только на какие шиши?! Самолетом туда да потом на поезд двоим... это надо тысяч тридцать.
КОЛЕНЬКА. У нас же есть...
ТАМАРА. Где?! Я сына одела! Ты забыл - ему уже восемнадцать! Да, не пожалела зарплаты наши. А вот если ты послушаешься умных людей, один будешь получать столько и еще полстолько!
КОЛЕНЬКА. Ты опять о нем?! Я не знаю, как с ним разговаривать!
ТАМАРА. По-русски.
КОЛЕНЬКА. Он меня провоцирует! Он издевается! Я устал! Говорит: сажай, а сам так смотрит.
ТАМАРА. Как?
КОЛЕНЬКА. То так... то так... (Меняет выражение лица.)
ТАМАРА (смеется). И что ты решил делать с его племяшом?
КОЛЕНЬКА. Я хочу к маме.
ТАМАРА. Ой, блин!.. Это правда, ты с ней до девятого класса в одной постели спал?!
КОЛЕНЬКА (бьет ее по щеке). Л-ложь!..
ТАМАРА. Ты меня ударил?! Сыночек, твой папа меня ударил!..
КОЛЕНЬКА. Ты меня не любишь! Ты мне жизнь поломала!
ТАМАРА. Сыночек!.. (Размазывает слезы.) О-ой!.. О-ой!..
КОЛЕНЬКА. Брось кривляться! Ты издеваешься на мной!
ТАМАРА (хохочет). Ладно. Проехали. Хочешь дальше сидеть на сраной судейской должности - сиди. А вот я к нему в аппарат перейду. В надзорный отдел... за адвокатурой будем наблюдать. Ох, я этим сикухам покажу!
КОЛЕНЬКА. Какой еще надзор?..
ТАМАРА. Отстал от жизни. Сейчас все над всеми надзирают. А вот если у тебя хватит ума оправдать этого придурка... я сама с тобой за твоей матерью поеду.
КОЛЕНЬКА. Ты правду говоришь?
Тамара молча крестится.
Музыка замолкла. Выходит ОЛЕЖЕК.
ОЛЕЖЕК. Мама, звала меня?
ТАМАРА. Папка ругается, что деньги на тебя потратила. А нам к мамочке надо.
ОЛЕЖЕК. Я ему займу. У меня есть.
КОЛЕНЬКА. Ты?! Откуда у тебя деньги?
ОЛЕЖЕК. Я не говорил? Выиграл в автомате. На улице Кирова.
Коленька долго смотрит на него, махнул рукой и опустил голову.
ТАМАРА. У тебя вальсы есть?
ОЛЕЖЕК. Вальсы? Это на три четверти?
ТАМАРА. Ну, вальсы! Пам-папа, пам-папа...
Олежек уходит, включает вальс. Возвращается в комнату.
Тамара обнимает одной рукой его за пояс и кружит в вальсе.
ОЛЕЖЕК. Папа, а ты?
ТАМАРА. Он не умеет. Но мы его все равно любим, правда?
ОЛЕЖЕК. Конечно. Наш папка клёвый чувак.
Коленька наливает себе стакан и пьет.
Сцена 8.
В квартире Ульяны. АННА и КАТЕРИНА. Обе старухи стоят друг перед дружкой. За спиной у сутулой Анны цветной школьный рюкзачок. На ногах кеды. В руке палка. На голове темный платок. Анна в платье и кофте.
Звонит телефон.
КАТЕРИНА. Может, Коленька звонит?
АННА. Это не междугородний. Ульяна.
КАТЕРИНА. Ой, пропадешь, Анюта.
АННА. Не пропаду. Пошли!
КАТЕРИНА. Погоди! А на голову? Лето жаркое, надо белый платок.
АННА. Нет у меня белого.
КАТЕРИНА. Ну, у дочки возьми. Что она, обидится? (Кивает на белую кепку на вешалке.) Это чья кепка?
АННА. Ее.
КАТЕРИНА. С козырьком! То что надо. (Снимает платок с головы Анны, напяливает ей кепку. Платок сует в кармашек рюкзачка.) Платок сюда сунула, помни. Если дождь, ботинки достанешь, на самом дне. Если пить захочешь, фляжка.. от моего муженька осталась...
АННА. Уходим, покуда никого нету. Дверь запрешь, ключ потом им занесешь.
Снова звонит телефон.
КАТЕРИНА. Ну, пошли, пошли. Я тебя до первой подсадки провожу. Ты запомнила? Это называется нон-стоп. Поднимаешь руку... Ну-ка подними?
Анна поднимает, от слабости ее шатнуло в строну.
Э, милая. Да ты упадешь.
АННА. Не упаду. Что-то с сыном случилось... не пишет... и телефон все время занятый... Не дай бог, гангрена.
КАТЕРИНА. Откуда гангрена?!
АННА. Он же руку ушиб... бедненький... а не пишет, чтобы не огорчать... А Тамарка, наверное, со своей матерью нянькается... некогда ей... Пошли!
СТАРУХИ уходят.
Звонит телефон, смолкает.
Входит УЛЬЯНА.
УЛЬЯНА. Мама?! (Проходит в комнату матери.) Мама, ты где?! Кофты нет... ботинок... убежала. (Пауза.) Какая же ты неразумная!.. Куда ты? Куда?!
Звонит по телефону.
Входит ВЛАДЛЕН.
УЛЬЯНА. А я тебе звоню. Она опять...
ВЛАДЛЕН. А я тебе звонил. Я сейчас на вокзал проскочу.
УЛЬЯНА (отпирает секретер). Паспорт здесь. Куда же она без него? На поезд больше не сунется.
ВЛАДЛЕН. На самолет тем более.
Ульяна звонит по телефону.
УЛЬЯНА. Катерина Михайловна не отвечает. Вот себе подружку нашла. ВЛАДЛЕН. Какая смелая женщина. Только вынули из-под капельницы - и на тебе. (Улыбается.) Что же ты такая несмелая?
УЛЬЯНА. Перестань, Владлен. У меня душа не на месте! Ну, давай все-таки... ты на вокзал, я... есть же еще автовокзал?! Там тоже по паспорту?!
ВЛАДЛЕН. Сейчас везде нужен паспорт. Но старуху могут пожалеть...
УЛЬЯНА. Кто бы меня пожалел. Братец, "Коленька"!.. любимый сын, как он может?!
ВЛАДЛЕН. Достоевский говорил: широк русский человек.
УЛЬЯНА (садится). Никуда не побегу. Что будет, то будет. Она меня никогда не любила. Его любила, маленького, до сих балаболит мальчишеской скороговоркой.
ВЛАДЛЕН. Она не может тебя не любить.
УЛЬЯНА. Она всю жизнь в каком-то другом мире жила. Я-то была послушной советской девочкой. А он вырастал в другое, переломное время. Хулиганье делило города, а он слабенький. Вся нежность мамы сошлась на нем... ведь родила в сорок лет... Работала на заводе, потом в заводской же библиотеке... но и там, и там - в мире воздушных идей... Спартак, Овод, Ленин...
ВЛАДЛЕН. Но через это все поколения прошли.
УЛЬЯНА. Когда отец приходил домой пьяный, бил окна, посуду... однажды ударил ее в грудь так, что она кашляла месяц... но нигде, ни разу не пожаловалась: было стыдно... как в советской семье может быть такое?! Она терпела. Любила ли его? Наверное, любила. Я не понимаю этого. Холодный он был человек. Пьяный иногда обнимал меня, целовал... кстати, вот она никогда не целовала меня... только Коленьку... хотя я надеялась, что она меня любит... Когда болела, возле меня никого не было. Ни его, ни ее.
ВЛАДЛЕН. Завод военный - дисциплина.
УЛЬЯНА. Я понимаю... и все таки... Она бегала там, у рабочих, в красном уголке, у начальников, за книгами... на конференциях, до крайнего срама - с трилогией Брежнева... А отец к тому времени уже лежал в больнице, сухой, черный, длинный, с усами, как у Сталина... Мальчишка ныл возле меня: Улька, пить хочу... Улька, есть хочу... Была у меня сестра, милая, нежная сестренка Верка... только совсем юной выпрыгнула из семьи... на спартакиаде познакомилась с молдаванином, и он ее увез... Рвется в Россию, да вот ребенок у нее больной родился, а климат там лучше... там и остались... А мать почему-то не может простить. А то, что дочка моя уехала в Канаду, ей вообще непонятно...
ВЛАДЛЕН. А про японских старух кино посмотрела и к себе примерила. Может быть, в чем-то раскаивается, да не говорит.
УЛЬЯНА. Не знаю. Я ее люблю. Я ей все прощаю. Готова тащить на себе, пока сама на ногах. Но если я упаду... Верке давать телеграмму? Эти два юриста ее не возьмут к себе. Холодные оказались люди.
ВЛАДЛЕН. А может, еще прозреют?.. Знаешь, есть вирусы, которые дают о себе знать через месяцы, а то и годы... Я должен был оперировать свою жену сам. А она мне говорит: у тебя рука дрогнет... ты ведь любишь меня.. пусть оперирует самый спокойный из твоих коллег. Ну, через не хочу я уговорил одного такого. И он ее зарезал.
УЛЬЯНА. Бедный мой... я этого не знала.
ВЛАДЛЕН. Явился пьяный, упал в ноги... я ему говорю: чего теперь? Человека нет на свете. Ты жив. Живи. Он ушел... и уехал из нашего города... А потом я узнал, что пьяный бросился под машину... Я уж про себя думаю, чтобы как-то оправдать его: а может, и он любил ее?.. Мы ведь были друзья. Холостяк, приходил в гости, засиживался... А может быть, и нет холодных людей? Это маска. И у твоего отца, и у матери, может быть, страшные змеи жили в груди...
УЛЬЯНА. Я об этом часто думаю. Когда она упала, ну, ты помнишь? Инсульт... глядя мне в глаза, руку взяла в свою... "доченька... я тебе столько должна рассказать... прости меня..." Но язык отнялся... а когда уже пришла в себя, она молчала. Только Библию и читает.
ВЛАДЛЕН (поднялся, резко). Деньги у нее есть?
УЛЬЯНА. Деньги?.. Да, да! (Нашла сумочку, открывает.) Вот... здесь мы ее пенсию складываем. Если и взяла, совсем немного.
Звонит телефон.
(Снимает трубку.) Алло? Алло? Кто? Какая Авдеева? Ах, Катерина Михайловна?.. (Кричит.) Вы где?!.. Что?!. Так и знала. Сумасшедшие... Безумные! Господи, что происходит... Хорошо, мы сейчас. (Кладет трубку.) Я готова рыдать.
ВЛАДЛЕН. Что, что?! Говори же!
УЛЬЯНА. Мамочка... одуванчик... решила добираться нон-стопом. Катерина жалуется: иномарки не останавливаются. Остановили грузовик, а залезать в кабину не может. Высокая кабина. А шофер испугался везти такую. Заплакала мать, села у дороги. Ловим такси, летим. Мамочка моя!..
Сцена 9.
Квартира Коленьки. Нарядно одетая ТАМАРА стоит перед сидящим КОЛЕНЬКОЙ. Он в незастегнутой сорочке, в глаженых брюках.
ТАМАРА. Что с тобой? Вставай же! Одевайся же! (Подает галстук.) Вот, я тебе синенький купила.
КОЛЕНЬКА. Теперь синенький. Голубой. Он сделал меня, как мальчика.
ТАМАРА. О чем ты? Что ты? Очнись! Мы опаздываем!
КОЛЕНЬКА. Я не пойду.
ТАМАРА. На день его рождения?!
КОЛЕНЬКА. Да хоть смерти! Как на меня люди будут смотреть.
ТАМАРА. Люди будут на тебя смотреть с пониманием. Там все свои.
КОЛЕНЬКА. Конечно! И я теперь свой. Я оправдал убийцу... негодяя...
ТАМАРА. Коленька!
КОЛЕНЬКА. Я не Коленька! Хотя... именно Коленька! Сорок лет мужику - все Коленька! Тряпка!
ТАМАРА. Николай! Милый! Это жизнь! Она сложная. Зато теперь ты сможешь даже самых крутых за ухо брать. Потому что они все замараны. Бац - и на любого шей статью! Ты слышал, о чем говорил президент?! Особое внимание коррупции!
КОЛЕНЬКА. Так меня и вяжите!
ТАМАРА. А ты что, взятки брал? Тебе машины дарили?
КОЛЕНЬКА. То, что я сделал, страшнее! Ведь когда я объявил приговор, тут же позвонил он. И говорит: я считал, его нужно наказать. Но сейчас вижу, что во мне говорил несправедливый гнев... мы же должны к свои близким относиться с большей требовательностью! Ты поступил взвешенно... наверное, ты прав. ТАМАРА. Вот видишь?!
КОЛЕНЬКА. Какой хитрый, да?! Если подслушка, его никто не сможет упрекнуть. А если родные погибших подадут апелляцию? И вышестоящая инстанция...
ТАМАРА. Ничего они не подадут. Твой подопечный на улице, возле здания суда, перед ними покаялся и деньги предложил.
КОЛЕНЬКА. И что, они возьмут?!
ТАМАРА. Уже взяли. Понимают же - не вернуть людей... чего теперь воздух стрясать. Или хочешь - красный? (Подает галстук.)
КОЛЕНЬКА. Тамара! Я жить не хочу! Ты меня в гости к нему тащишь!
ТАМАРА. Слушай. Дело сделано. У всех бывают на совести грехи. Не согрешишь - не покаешься. А теперь ты можешь смело делать, как ты сам думаешь будет правильно.
КОЛЕНЬКА. Он не даст.
ТАМАРА. Даст! Не каждый день племянники влипают в историю. Он же заслуженный юрист. Тут просто беда случилась. Пойми и ты его.
КОЛЕНЬКА. Но люди-то всё знают!
ТАМАРА. Знают да забудут! Я читала в газете: в России каждый день под колесами погибает две тысяч человек народу... от ножа и пистолета - столько же... от водки еще больше... а тут еще пожары... липовые завещания... да нам с тобой сто лет работать - всё не разгрести! Ну, чего ты сидишь?! Вставай же!
КОЛЕНЬКА. Где наш сын?!
ТАМАРА. С друзьями гуляют.
КОЛЕНЬКА. Он будет поступать куда-нибудь?
ТАМАРА. Он уже поступил.
КОЛЕНЬКА. Как поступил?! Экзамены еще не объявляли.
ТАМАРА. Не твоя забота, Коленька! Нам твердо обещано! Причем, бюджетное место... и платить не надо будет!
КОЛЕНЬКА (вскакивает, кричит). Ма-ама!.. Я с ума схожу!.. Почему она мне не звонит?!
ТАМАРА. А наш Олежка подолгу в интернете. Говорит, там много полезной информации. Очень красивые девушки... топ-модели.. мы ему выберем... Как ты думаешь, лучше беленькую? Или смуглую? Лучше смуглую, но с синими глазами, да?
КОЛЕНЬКА. Слушай, ты дура?! Или притворяешься?
ТАМАРА. Притворяюсь. Одевайся.
КОЛЕНЬКА. Ты не понимаешь, что я красным пламенем горю от стыда?!
ТАМАРА. Вот и надень красный галстук. (Хохочет.)
Сцена 10.
Квартира Ульяны. АННА ПЕТРОВНА сидит перед телевизором. Там показывают белые горы. Входит УЛЬЯНА.
УЛЬЯНА. Пожалей глаза свои.
АННА. Скоро они мне не будут нужны.
УЛЬЯНА. Мама!.. Ну, не мучь меня такими словами.
АННА (выключила телевизор). А ты меня не мучай. Жизнь моя стала никчемной. Я читаю - ничего не запоминаю. Даже телевизор смотрю - и кажется, я все это уже видела.
УЛЬЯНА. Это и в самом деле так. Одни и те же актеры играют генералов и бандитов.
АННА. Нет, я про смысл жизни. Ты мне купила новый платок... зачем дровам платок?
УЛЬЯНА. Каким дровам... Опять ты!
АННА. Доченька моя, сядь, выслушай меня. Я сейчас передачу смотрела. Не обратила внимание? Вот ее-то я не забуду. Знаешь, как помирают старые люди в Японии?
УЛЬЯНА. Они, мама, в восемьдесят лет еще и не думают о смерти. Они долго живут, наслаждаются.
АННА. Но в девяносто? А кто-то и помоложе? Кто сам решил уйти из жизни. Их, Ульяна, увозят в высокие горы и там оставляют. Правда, необременительно?
УЛЬЯНА. И что ты хочешь сказать?
АННА. Ответь мне, мое мнение что-то значит для тебя? Только не говори: смотря какое.
УЛЬЯНА. Конечно, важно, мама.
АННА. Любое?
УЛЬЯНА. Любое.
АННА. Улечка, я понимаю: меня в моем доме не ждут. Ну, я имею в виду в квартире, в квартире. А здесь... я тебе только мешаю.
УЛЬЯНА. Это неправда.
АННА. Может быть, я не так выразилась. Здесь я сама себе мешаю. Мне здесь нечем заняться. Душа пуста. Умереть на родине не получается. А здесь помирать на твоих руках... сколько можно. Ты меня уж один раз вытащила с того света. Разве забуду, как ты спала рядом с мной на полу в коридоре вашей больницы.
УЛЬЯНА. Но потом же тебе освободилось место в палате?
АННА. Не о том говоришь. Освободилось, потому что какая-то моя ровесница померла. Так зачем ждать?! Ну, поживу еще месяц... ну, год... конец-то один.
УЛЬЯНА. Он у всех один, мама.
АННА. Но я-то никакой пользы не приношу. Посуду роняю. Иголки теряю. Пол помыть не могу. И ничего уже не понимаю в жизни. Зачем мне тут жить? Увези меня в горы.
УЛЬЯНА. Мама, ты насмотрелась всякой ерунды... Перестань говорить глупости.
АННА. Доченька, я, может быть, первый раз с тобой в жизни говорю так серьезно. Горы тут рядом. Снежные. Спокойно там усну. И птички раздергают меня...
УЛЬЯНА. Волки.
АННА. Туда волки не поднимаются. А если и поднимутся... Ну и что?! Чем хуже червячков земных? Хоть песенку надо мной споют... Я ведь помню по детству, как волки поют... Вокруг нашей деревни, помню, соберутся и: ву-у..
УЛЬЯНА. Мама!
АННА. Нет, ты дослушай. Я уже про эти горы вторую неделю думаю. И пришла к выводу: это то, что мне надо. Вот просьба твоей матери. Никому не говори. Тихонько отвези меня... хоть на санках...
УЛЬЯНА. Мама! Во первых, если даже собираться в горы, дотуда надо доехать. А ты даже в автобус не можешь подняться. Ну, подниму я тебя на руках...
АННА. Владилен поможет. Я с ним уже говорила. Он понимает.
УЛЬЯНА. Кто?!
АННА. Владилен Никитич.
УЛЬЯНА. Очень мило! И что он тебе сказал?
АННА. Сказал, он сам об этом тоже иногда думает.
УЛЬЯНА. Да что вы все, с ума посходили?! Жить надо, мама, жить! Ты вот богу молишься... неужели не понимаешь, лишать себя этого великого дара...
АННА. Я не лишаю. Я же не веревку прошу. Как в последнее кино прошусь. Хочу уснуть в горах. Там белый снег. И цветы цветут. Вот сейчас опять показывали...
Ульяна звонит по телефону.
УЛЬЯНА. Владлен Никитич, не зайдете? Да дело есть. (Кладет трубку.)
АННА. Не ругай его, он хороший человек. Он сразу меня понял. И Катя поняла.
УЛЬЯНА. Что, тоже в горы собирается?
АННА. А что, жалко тебе?
УЛЬЯНА. Но у нее же внук-калека? Бросит его?
АННА. Внука в детдом берут, она договорилась. Он умненький, в телевизорах разбирается.
УЛЬЯНА. Понятно. Замечательно. Значит, две подружки. Да и домашний врач с вами. Которому тоже не охота жить?
АННА. А чего ему хотеть жить? Замуж за него не идешь, только голову морочишь парню.
УЛЬЯНА. Мама, я уже была замужем, сколько можно?
АННА. Ты молодая, тебе жить да жить.
УЛЬЯНА. Мама, я уже старуха. Мне шестьдесят. Если честно, и мне бы туда с тобой... да вот Таня собирается из Канады вернуться... внука привезет...
АННА. Вот и поженитесь. А будете внуком заниматься. А меня отвезите. Не смотри на меня так, я в своем уме. Я тебя, дочь, очень настоятельно прошу. Слышишь?
Входит ВЛАДЛЕН.
ВЛАДЛЕН. Здравствуйте, милые женщины, венцы мироздания. Насколько я вижу, между вами был разговор.
АННА. Она все знает. И она не против.
ВЛАДЛЕН. Очень хорошо. У нас есть санитарный вертолет, он еще летает... я договорюсь с пилотом, он много не возьмет...
АННА. Но меня-то возьмет, Владилен Никитич??
ВЛАДЛЕН. Я не про это. МИ-четыре... туда можно человек пять.
УЛЬЯНА. С ума сошли! С ума сошли! Дайте мне подумать. А вы тоже, стало быть, собрались в горах угасать?
ВЛАДЛЕН. А что? Красиво. Хотите, я вам стихи почитаю?
АННА. Да, да, почитайте ей. Хорошие стихи.
ВЛАДЛЕН (декламирует). Басё.
Снег с горы осыпается,
или слеза моя
от восторга блеснула и гору подвинула?Токубоку.
Не знал, что бывает так тихо
и так светло.
Сидел возле лампы и думал, что всё знаю.Анна слушает, кивая.
Ульяна сидит, опустив голову.
Звонит - долгими трелями - телефон.
АННА (встрепенулась). Это Коленька.
УЛЬЯНА. Да ну! Молчал полгода - проснулся?.. (Сняла трубку.) Алло?.. (Удивленно.) Ты?.. Что тебе надобно, братец? Очень хорошо, что звонишь. Может быть, во время. А то мама, вон, собралась помирать... просит отвезти на вертолете в горы... так японские старухи, будто бы, помирают... Что?! Что ты мне бормочешь? (Матери.) Тоже просится в горы. (Другим голосом.) Да что с тобой, миленький? Тамара обижает? Сам себя обидел? Это, конечно, серьезнее.
АННА. Доченька!.. (Тянет руку - мол, дай трубку.)
Ульяна передает трубку.
АННА. Сыночек?.. Как хорошо, что позвонил. Как твоя рука?.. Я не слышу... ты плачешь?.. Видать, она до сих пор у него болит... Так приезжай, маленький мой, простимся по человечески... я всё про твою Тамару поняла... ты уж ее не обижай... она такая... а вам жить да жить... Что?! (Ульяне.) Говорит, завтра прилетит. Обещается. (В трубку.) Мы тебя целуем, мой мальчик... целуем, целуем...
Сцена 11.
Квартира Коленьки. КОЛЕНЬКА и ТАМАРА стоят друг против друга.
КОЛЕНЬКА. Где он?
ТАМАРА. Не знаю.
КОЛЕНЬКА. И заграничный куда-то дела! Они в секретере лежали.
ТАМАРА. Наверно, там и лежат.
КОЛЕНЬКА. Ты же видишь - их нет! Отдай паспорт!
ТАМАРА. О чем ты талдычишь?! Ты о жизни подумай! Погубил свою жизнь... мою...
КОЛЕНЬКА. Твою-то, интересно, как?!
ТАМАРА. Не догадываешься?! Как бултыхалась в адвокатах, так и останусь бултыхаться...
КОЛЕНЬКА. Вот и будем параллельно работать. Ты по своей специальности, я по своей.
ТАМАРА. Думаешь, тебе дадут в суде работать?
КОЛЕНЬКА. А не дадут... (Пауза.) к Ульяне уеду. Небось, там судьи нужны.
ТАМАРА. Ой-ой-ой! Там что, другая страна?! Поедешь - а за тобой бо-льшой чемодан... с компроматом...
КОЛЕНЬКА. Пойду в адвокаты. Адвокаты везде нужны.
ТАМАРА. Слушай, перестань дурь гнать. Коленька, сядь. Подумай, как назад отмотать. Может быть, еще можно. Что ты ему сказал? Дословно повтори мне. Там музыка гремела... мы толком не услышали.. Я только видела - он швырнул вилку на пол и ушел. Это же надо - рассердить человека в день рождения.
КОЛЕНЬКА. Я ему сказал: я, оправдавший убийцу, отныне сам убийца той пары... А вы, говорю, уважаемый, - мой убийца. Потому что мне сейчас будет невозможно жить.
ТАМАРА. Ой, дурак!.. (Опустилась на стул.)
КОЛЕНЬКА. Пусть. Отдай паспорт, я полетел к маме. Не бойся, она сюда не вернется.
ТАМАРА. А зачем же ты летишь?
КОЛЕНЬКА. Надо. Она собирается в горы.
ТАМАРА. Куда? В Швейцарию?
КОЛЕНЬКА. Не хочу даже объяснять. Тебя это не касается. Я нашел клочки... ты напрасно рвешь ее письма... Хоть бы внимательно прочитала. Отдай паспорт! Хотя... мне билет и по удостоверению выдадут. Где моя ксива? (Роется в пиджаках.) Ее тоже забрала? (Кричит.) Отдай, говорю!
ТАМАРА. Значит, бежишь от меня?
КОЛЕНЬКА. Я не могу с тобой говорить. Один из нас мертвый.
ТАМАРА. Ты мне угрожаешь?
КОЛЕНЬКА. Неужели не поняла, что со мной случилось? Я, наконец, проснулся.
ТАМАРА. Ясно. Сразу бы так говорил. Ты меня оставляешь.
КОЛЕНЬКА. Можешь думать как угодно. (Протянул руку.)
Тамара достает из своей сумочки его документы и бросает на стол.
Коленька сует их в карман пиджака.
ТАМАРА. Ну, я-то проживу.. а как сын?
КОЛЕНЬКА. Что сын? Его примут в универс, ты сказала. Он одет, обут.
ТАМАРА. На него и его дружков заводят уголовное дело.
КОЛЕНЬКА. Что-то натворили?
ТАМАРА. Избили двух азербайджанцев.
КОЛЕНЬКА. За то, что деньги не платят? Присосались к базару, понравилось? Пальцем не шевельну. И тем более здесь не останусь. Это твой выкормыш. Он надо мной смеялся. Он сказал обо мне: наш папка клёвый чувак.
ТАМАРА. А разве это не так?!
КОЛЕНЬКА. Так, так! Да больше не будет так!
Из комнаты выходит ОЛЕЖЕК.
ОЛЕЖЕК (уныло). Папа, меня убьют..
КОЛЕНЬКА. Очень хорошо. Вымогатели!
ОЛЕЖЕК. Да мы давно ничего.. это бандюганы... им азеры накапали...
КОЛЕНЬКА. Стало быть, настоящая крыша нашлась?
ОЛЕЖДЕК. Ну. Мы сказали азерам: ябедничать нехорошо.
КОЛЕНЬКА. Так и сказали? "Товарищи, ябедничать нехорошо. Товарищ слесарь, не капайте мне, пожалуйста, наголову расплавленным оловом..." (То ли плачет, то ли смеется.)
Смеется неуверенно и сын.
Чего скалишься?! Вот влепят тебе статью... да еще добавят расовую нетерпимость... получишь по максимуму! Это сейчас быстро.
ТАМАРА. Коленька. Если ты летишь... забери его.
КОЛЕНЬКА. Вот как!
ТАМАРА. Ну, Коленька. Он говорит, что он просто рядом стоял. Пока вы там... шум затихнет. Теперь каждый день такие драки... тем более, что все живы.
КОЛЕНЬКА. Неужели это ты, Тамара? Когда-то мне украинские песни пела... венками из ромашек себе и мне голову украшала... голос был тихий... глазки скромные... во что ты превратилась?!
ТАМАРА. Не нравлюсь. А ты? Ты не изменился?
КОЛЕНЬКА. Что я? Я уже не живой. Меня нет. (Сыну.) Ну, хочешь, летим к твоей тете. Правда, ты ее тоже высмеивал... называл гусыней... потому что за губу тебя дернула, когда увидела, что куришь...
Олежек молчит.
ТАМАРА. А мне что делать?
КОЛЕНЬКА. Не знаю. Я пошел за билетом на самолет.
ОЛЕЖЕК. Купи и мне, папа.
КОЛЕНЬКА. А куда я тебя потом дену? Ты не знаешь, зачем я еду.
ОЛЕЖЕК. Мне все равно, папа. Я хочу с тобой.
Сцена 12.
Квартира Ульяны.
За столом сидят АННА ПЕТРОВНА, ВЛАДЛЕН, КАТЕРИНА, УЛЬЯНА.
На полу три рюкзака - один большой, два маленьких, школьных.
АННА. Сейчас сынок подъедет, простимся... и вы нас повезете.
ВЛАДЛЕН. Я и сам с вами. (Смотрит на Ульяну.)
УЛЬЯНА. Не хочу даже разговаривать. Провокатор. Кстати, таких стихов, какие вы прочитали, нет ни у Басё, ни у Токубоку. У вас какое издание?
ВЛАДЛЕН. Да я... извините, сам нафантазировал. Графоман.
УЛЬЯНА. А мне, к сожалению, понравилось.
АННА. Хорошие, настоящие японские стихотворения. Скажи, Катя?
КАТЕРИНА. Я не слышала. Но верю - настоящий мужчина. Он нас там защитит.
УЛЬЯНА. От кого? От кого он вас там защитит?!
КАТЕРИНА. От орлов. Орлы в горах летают. Я в кино видела - крылья с метр.
УЛЬЯНА. Сумасшедшие.
АННА. Ой, иконы-то я положила?! (Вскочила, шатнулась.)
УЛЬЯНА. Сиди! Положила! "Капитал" Маркса добавить?
АННА (жалобно). Смеется надо мной. Но ведь все мы изучали "Капитал"!
КАТЕРИНА. Я не изучала. Как нас сослали в тридцатом... какой "Капитал"! Тебе повезло, Анюта.
АННА. Как же повезло... до сих пор подводы перед глазами... через Березовку нашу... и все куда-то туда, в Сибирь. То есть, сюда. И деда моего, шибко сильный был, красивый... троих дядьев... Я до двухтысячного года боялась рассказывать.
УЛЬЯНА. Это правда.
ВЛАДЛЕН. И все равно, уважаемые женщины, поблагодарим судьбу за жизнь. Я в восьмидесятые и не думал, что доживу до нового века. А теперь нас ждут белые горы. Тоже ведь красиво.
АННА (встала). Да, забыла. Самое время сказать. Я уезжаю не от обиды на кого-нибудь, Господь видит. Я уезжаю... мы улетаем? Я улетаю, потому что устала. Но я благодарна матери моей, отцу... деревне нашей... нашему заводу... библиотеке заводской... там я впервые прочитала книги "Спартак", "Как закалялась сталь", "Овод", "Тихий дон"... Пушкина читала, Некрасова... Библию... "Как нам реорганизовать Рабкрин"... много, много чего... О чем я?! Уленьке благодарна, моей старшей доченьке... самой любимой.. она была всегда атлантом нашей семьи.... Не поминайте лихом. Все силы отдала матушке России. Пусть она примет меня на своих сверкающих вершинах. (Кивнула. Села.)
КАТЕРИНА (поднялась). А я вместе с Анютой. Сил тоже никаких больше не осталось. Всю жизнь обижали. Каждое правительство хуже и хуже. Начальников все больше и больше. Раньше хоть красивые были. А сейчас страхотулины. Тяжело стало жить. (Села.)
ВЛАДЛЕН. А я из интереса. Может, что-то увижу в последние минуты... В горах, говорят, небо такой густой синевы - почти черное... даже днем звезды видно... и солнце, конечно, и месяц... весь космос... И вот ты, пока еще теплый, один на один с тем, кто тебя создал. Может, вопрос какой задам? И вдруг ответит...
УЛЬЯНА. Послушайте! Прекратите! Я сейчас в психушку позвоню...
ВЛАДЛЕН. А я их предупредил... если позвонят с этого телефона... чтобы милосердно положили трубку.
УЛЬЯНА. Слушайте, да это же смешно! Что за дикий заговор придумали! Как дети малые! Да никуда вы не полетите!
АННА. Полетим.
КАТЯ. Мы уже летим. Вопрос времени.
УЛЬЯНА. Да это очень далеко! И дорого!..
ВЛАДЛЕН (достает пухлый конверт). А это для чего? Я на дачу откладывал... а сейчас думаю: зачем?! Там воздух в миллиард раз чище. На альпийских лугах рододендроны цветут.
Звонок в дверь.
АННА. Это летчики! Открой, дочка!
УЛЬЯНА (идет к двери). Не заперто!
Входят КОЛЕНЬКА и ОЛЕЖЕК. Олежек остается у порога. Коленька обнимает Ульяну, потом бросается к матери.
АННА. Сыночек!.. Ты?!
УЛЬЯНА (Олегу) Проходи. Племянник мой, Олег Николаевич.
АННА. Ой, как вырос! Дай я тебя обниму! (Приподнялась, обняла.) Хорошо, что приехали. Прощаемся ведь.
КОЛЕНЬКА. Прости меня, мама.
Звонит телефон.
УЛЬЯНА. Алло? Здравствуйте. Передаю. (Подает трубку Владлену.)
ВЛАДЛЕН. Слушаю. Сейчас. (Положи трубку.) Я к пилотам, есть разговор.
УЛЬЯНА. Так что же, все это правда?!.
ВЛАДЛЕН, не ответив, уходит.
Мир слетел с катушек. Я бы запретила телевидение. Пусть японцы живут сами как хотят. А мы сами по себе.
КОЛЕНЬКА. Я тоже с мамой полечу. Жизнь моя стала дальше бессмысленной. А ты прими Олега. Пусть тут учится. Ты хороший человек, Ульяна, ты его воспитаешь, как нужно.
УЛЬЯНА. Он меня гусыней назвал.
ОЛЕЖЕК. Простите, тетя Уля... дурак был... Я сейчас не курю. И даже пиво не пью. Потому что не модно.
УЛЬЯНА. Красиво излагает. Ну, здравствуй, милый. (Обняла.)
Возвращается ВЛАДЛЕН. Он явно смущен.
Какие вести принес, наш Вергилий?
ВЛАДЛЕН. Да летчики...
АННА. Что, заболели?!
ВЛАДЛЕН. Цены завинтили.
УЛЬЯНА Очень хорошо. Инфляция.
ВЛАДЛЕН. Да если бы... Взвинтили до небес.
КАТЕРИНА. Керосин всегда был дорогой.
АННА. Да, да.
КОЛЕНЬКА. А сколько надо? У меня с собой... (Достает.) тысяч двадцать...
АННА. Ой, постойте! Моя пенсия...
КАТЕРИНА. А я? Я тоже в доле. Вот, сохранила... семьсот рубликов...
УЛЬЯНА. Зачем? Ты думаешь, там будет буфет?
ОЛЕЖЕК. У меня полторы тысячи. (Отцу.) это от ваших с мамой сэкономленных...
УЛЬЯНА (Владлену). Ну, хватает?! Доволен?
ВЛАДЛЕН. Нет. Они взвинтили в десять раз. Они-то летят на рыбалку, на пару дней, у костра посидеть... думали, мы тоже с ними - красотами полюбоваться... а как узнали, что останемся на белых горах - говорят, смерть нынче дорого стоит. И взвинтили.
КАТЕРИНА. Да как же дорого?! Как посмотришь телевизор...
АННА. Да, да!
КОЛЕНЬКА. Нет, мама. Смерть нынче в самом деле... дорого стоит... Люди-то будут помнить. И спать потом не будут.
АННА. Что же делать?! Мы приготовились...
КАТЕРИНА. Обидно. Я уже большую молитву освежила в памяти... в вертолете читать...
УЛЬЯНА. Ладно. Хватит. Давайте обед готовить. (Олежке.) Картошку чистить умеешь? (Владлену.) Сходи, купи пару хороших куриц. (Коленьке.) Иди, полежи в той комнате, на тебе лица нет. Мама... баба Катя, давайте разболокайтесь...
АННА. Нет. Я думаю, летчики пошутили. И сейчас повезут. Я раздеваться не буду, я буду ждать.
КАТЕРИНА. Я тоже.
УЛЬЯНА. Напрасный труд, бабочки! Сказали же вам?!
ВЛАДЛЕН (поднял руку, привлекая внимание). А вот если пообещаем... что на белых горах не останемся... посмотрим на красоту и вернемся... они повезут нас за прежнюю цену. Так сказали летчики.
Старухи значительно переглянулись. Но тут же и задумались.
УЛЬЯНА. Ну что ж, ми милые бабоньки...
Распахивается дверь, вбегает ТАМАРА. Она с дороги шумная, может быть, несколько пьяна - говорит, похохатывая. Может быть, от стеснения.
ТАМАРА. Здрасьте, кого не видела! Где ты тут? (Подскочила к Анне.) Полетели домой. Хватит людей позорить! (Вскинула на руки старуху.) Ну, точно говоришь: нынче помрешь? Обещаешь?
АННА. Обещаю, Томочка!
ТАМАРА (Коленьке). А ты чего застыл столбом?! Через час поезд! (Остальным, в том числе и сыну.) Бывайте! Живите богато! А мы уезжаем до дому до хаты... (Уносит АННУ.)
Следом, неловко оглядываясь и кивая, и улыбаясь, уходит и КОЛЕНЬКА.
ОЛЕЖЕК. Пап, а я?..
УЛЬЯНА. Будешь здесь учиться. Будем лепить из тебя человека.
ОЛЕЖЕК. Снегурочку, что ли?.. Здесь холодно зимой?..
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Сцена 13.
Квартира Коленьки и Тамары.
За трюмо сидит ТАМАРА, разглядывает свое лицо. На столике лист бумаги с каким-то текстом.
Входит в шубе и шапке КОЛЕНЬКА, раздевается, сбрасывает теплые сапожки, приближается в носках к жене, целует.
ТАМАРА. Отстань.
КОЛЕНЬКА. Ты чем-то расстроена?
ТАМАРА. Как чем? Ей никак не хуже.
КОЛЕНЬКА. Ну и слава богу.
ТАМАРА. Что слава богу?! То с подружками в церковь... а то письма пишет до ночи, как Ленин... Олежке наставления дает... заставила меня книги туда всякие выслать... "Овод", Гайдара...
КОЛЕНЬКА. Что же в этом плохого?
ТАМАРА. Не умирает.
КОЛЕНЬКА. Брось свои ужасные шутки!
ТАМАРА (смеясь). Но она же обещала! Она теперь сама ходит! Разве что за костыль держится.
КОЛЕНЬКА. Видно, на радостях, что домой вернулась, стала лучше себя чувствовать. Это вполне объяснимо.
ТАМАРА. Ну порадовалась и хватит.
КОЛЕНЬКА (кричит). Да перестань же ты!
ТАМАРА. Перестань? Снова стала критиковать. "Шибко ты растолстела, Тамара. Сердцу, небось, тяжело. И юбку короткую носишь. Ты ж мать семейства".
КОЛЕНЬКА. Ну и что? И мне говорит: не пей ал-ко-голь. Отец почему не долго прожил? Я с этим согласен.
ТАМАРА. Все время в затылок смотрит. Вот даже сейчас чую - через стену в затылок мне смотрит. Как рентген.
КОЛЕНЬКА. Да ну тебя. (Крутит пальцем у виска.) Это уже кое чем отдает.
ТАМАРА. И она сведет! От волнения у меня уже точки всякие на лице... Ладно, прорвемся. (Целует мужа.) Нам главное работу не потерять.
КОЛЕНЬКА. У меня все нормально. Он иногда позванивает: "Как дела?"
ТАМАРА. Но не заходит?
КОЛЕНЬКА. А зачем ему заходить? Он главный прокурор... я просто...
ТАМАРА. Спуститься на этаж ему некогда? Нет, Коленька, тут другя причина. Он все ждет.
КОЛЕНЬКА. Чего он ждет?
ТАМАРА. Ты не понимаешь? Ты до сих не подумал, что нужно решить?
КОЛЕНЬКА. А что я должен решить?
ТАМАРА. Ты должен вернуть дело на новое рассмотрение в связи со вновь открывшимися обстоятельствами.
КОЛЕНЬКА. Каким обстоятельствами? Никаких новых обстоятельств нет.
ТАМАРА. Ну, в таком случае: в связи с процессуальными нарушениями, имевшими место во время суда. Неужели не понимаешь: он ждет этого. Ты осудил мужика - молодец. Народ радуется. А теперь ты верни племянника. Потихоньку. О нем уже забыли. А дед-то не забыл!
КОЛЕНЬКА. Постой! Получается: я должен сам себя высечь?!
ТАМАРА. Почему сам себя? Ты теперь работаешь в прокуратуре. Сверху, как с самолета, стало видней. (Целует мужа.) Да и что, нельзя самого себя, вчерашнего, покритиковать? А? А? А сделаешь это - станешь его замом. А не просто прокурором в большой шарашке. Ну, мы еще поговорим. Я в ванну!.. Жди меня - и я вернуся. Приготовь хотя б полгуся. (Уходит.)
Коленька смотрит вслед. Затем, увидев лист бумаги возле трюмо, берет его, читает.
КОЛЕНЬКА. Что это? Бред какой-то. (Читает вслух.) Открой пламечко, ямочка... зыкни, сова, с дерева... стань, цветочек, змейкой ядовитой... гребень в волосах - веткой шипастой... Да усохнут глаза ее страшные... да увянут пальцы ее длинные... да вырастет горб и задавит ее... и вырастет столб верстовой... Что это?! Наговор? Ворожба? (В сторону двери.) Ты с ума сошла?! Тамарка?! Да нет, она шутит... она просто веселый человек...
Сцена 14.
На квартире Ульяны - УЛЬЯНА и ВЛАДЛЕН.
ВЛАДЛЕН. Ульяна, я не согласен. Он у тебя вполне нормальный подросток. Ему не хватало общения с отцом, вообще с мужчиной. Теперь он стал куда серьезней. Ты обратила внимание на его лицо?
УЛЬЯНА. Обратила. Но тебе не кажется, что-то рано для его возраста усы полезли... борода...
ВЛАДЛЕН (смеется). Это же новое поколение. Наши дети были акселераты, так назывались? А эти... рано взрослеют. Может быть, воздействуют модифицированные продукты... а на податливое сознание - уроки в школе про это... телевидение...
УЛЬЯНА. Сплошной разврат. Но слишком уж много волосья. Почему он не бреется?
ВЛАДЛЕН. А в щетине особый кайф для школьника..
УЛЬЯНА. Какая тут щетина? В палец длиной. И голос сел. Хриплый, как у старого алкаша.
ВДАДЛЕН. Может, он старается? Молодежь иногда нарочно так говорит. УЛЬЯНА. Сутулится.
ВЛАДЛЕН. А мы тоже кривлялись... правда, уже в студенческие годы... Друг друга называли: старичок. Ходили, подошвами шаркали. Вот так. (Изображает.)
Ульяна смеется.
Появился ОЛЕЖЕК.
ОЛЕЖЕК. Добрый день, дядя Владлен. Тетя Уля, я пойду погуляю.
Ульяна и Владлен внимательно смотрят на подростка. В самом деле, лицо его потемнело, обросло волосом, как у взрослого парня, который пару недель не брился. Олежек держит низко голову, словно вправду постарел.
УЛЬЯНА. Как ты себя чувствуешь, Олежек?
ОЛЕЖЕК. Нормально. Только вот... коленки почему-то щелкают.
ВЛАДЛЕН. Коленки? Ты мне не говорил. Они у стариков только щелкают.
УЛЬЯНА. Наверно, много сидишь. Пойди поиграй с парнями в хоккей. Тебе же купил дядя Владлен коньки.
ОЛЕЖЕК. Мне ботинки не налезают.
ВЛАДЛЕН. Как не налезают? Вот же налезали.
ОЛЕЖЕК. Наверно, расту... (Смеется.) Мне в автобусе сказали: эй, мужик, сейчас сходишь?
ВЛАДЛЕН. Наверное, в школе девочки без ума.
ОЛЕЖЕК. Это есть. Одна даже хотела мне косичку заплести на бороде... Но
это глупо.
УЛЬЯНА. Хорошо. Иди пока, просто так погуляй. Мы тебе новые коньки купим.
ОЛЕЖЕК уходит.
Нет, не нравится мне это. Странно все как-то. А тут еще его мамаша просит фотокарточку прислать.
ВЛАДЛЕН. Пошли. Давай я сфотографирую. Нормальный пацан, чего ты! А как там Анна Петровна?
УЛЬЯНА. Пишет письма. Говорит, очки сняла, стала так видеть... со старыми заводскими подругами в церковь ходит... Я рада, что там все наладилось.
Сцена 15.
На квартире Коленьки и Тамары.
ТАМАРА. Ты видел? (Показывает фотоснимок.) Нет, ты видел?!
КОЛЕНЬКА. Ну, видел, видел!
ТАМАРА. И что? Ничего не видишь?
КОЛЕНЬКА. Вижу. Растет мальчик.
ТАМАРА. Ничего себе растет! Усы, борода... да ему, если не знаешь, можно лет сорок дать!
КОЛЕНЬКА. За что? По какой статье?
ТАМАРА. Мне не до шуток! У тебя-то таких усищ не было. И у моего отца. Может, у них там радиация какая?
КОЛЕНЬКА. Нет там никакой радиации. Здоровый климат.
ТАМАРА. Может, его этот улькин сожитель чем-нибудь травит, чтобы скорее подруга освободилась?
КОЛЕНЬКА. Какие ты ужасные слова говоришь. Ты судишь по себе. Я вот тут листок видел...
ТАМАРА. При чем тут листок?!
КОЛЕНЬКА. Какие-то ужасные наговоры зубришь. Это ты на кого же их направляешь? Уж не на мою ли маму?!
ТАМАРА. Да я это для смеху переписала. Ты же сам видишь - мамаша твоя молодеет день ото дня.
КОЛЕНЬКА. А зачем же ты ругаешь ее? Я слышал - в ванной ругала.
ТАМАРА. Она мыло спустила.
КОЛЕНЬКА. Ну и что? Мыло и есть мыло. Смылится и освободит дырку.
ТАМАРА. Она маленькое зеркальце разбила. А мне собирать. Она ножницы за стиральную машину уронила... кашу сожгла, теперь эту кастрюлю на выброс...
КОЛЕНЬКА. Подожди!
ТАМАРА. Свечки без конца жжет, она и квартиру сожжет... подружек привела - полвазы конфет съели... Я не хочу видеть старых людей! Я хочу думать только о молодости! А она напоминает, напоминает... (Передразнивая, подняв палец.) "Господь, он всё видит... как Путин!" (Орет.) Надоело!.. Но я же ее пальцем не тронула.
КОЛЕНЬКА. Еще бы ты тронула.
Появляется АННА. Она и вправду стала словно моложе, почти не сутулится. Несет в руке чай в стакане с подстаканником.
АННА. Извините... если помешала... сынок, что это - понять не могу.
КОЛЕНЬКА. Где?
АННА. Вот. (Подносит стакан в подстаканнике.) На дне.
ТАМАРА. Да ничего там не может быть! Давай сюда! (Хочет вырвать у старухи.)
КОЛЕНЬКА. Подожди! (Перехватывает подстаканник.) Что-то блестит.
ТАМАРА. Ну, мало... кусок обертки от шоколада. Давай!
КОЛЕНЬКА. Нет, это... ртуть! (Испуганно.) Мама, откуда у тебя эта ртуть?
АННА. Ртуть?! Я не знаю.
ТАМАРА. Да она утром градусник стряхивала... Ты мерила температуру?
АННА. Нет. Я здорова... пока.
ТАМАРА. Да стряхивала, стряхивала! Ты запамятовала! Вот и... ну, не знаю. Специально никто не станет градусники ломать... Дай выкину к черту! (Хватает стакан, уносит в ванную.)
АННА. Сынок, если доченька будет звонить... я в совете ветеранов... мы вопрос хотим обсудить... про эмигрантов.
КОЛЕНЬКА. Наверное, про иммигрантов? Ну, из бывших республик Союза.
АННА. Ага. У моей подруги сынок хочет вернуться, он герой Советского Союза, а ему паспорт не дают... (Уходит.)
Возвращается ТАМАРА.
ТАМАРА. Ну, что, что так смотришь?! Что так выставился?! Уж не думаешь ли...
КОЛЕНЬКА. Ничего не я не думаю.
ТАМАРА. То-то вижу. Ничего он не думает. Так и будешь сидеть на краешке стула? У тебя такая сейчас возможность подняться... Он, может быть, ждет. Никто не хочет, чтобы родной человек сидел в тюрьме. Что молчишь?!
Коленька отворачивается.
Как только мы вернули твою маму, ты стал со мной груб.
КОЛЕНЬКА (тихо). Это ты, Тамара, все время кричишь.
ТАМАРА. У меня из-за твоего отношения к мне морщинки по лицу пошли.. всякие родинки...
КОЛЕНЬКА. Не знаю. Думаю: это возраст.
ТАМАРА. Возраст?! Ха! Мне срока нет!
КОЛЕНЬКА. А тебя предупреждаю: больше не вздумай ее обижать. И мне больше не советуй. Надоело. (Уходит.)
ТАМАРА. Ах, вот как!.. (Ходит по комнате.) Значит, так. Ну, хорошо. Назад ходу нет. Как только она исчезнет, все у нас наладится. (Садится к трюмо, достает свечку, зажигает, вынула листок, читает вслух.) Открой пламечко, ямочка... зыкни, сова, с дерева... стань, цветочек, змейкой ядовитой... гребень в волосах - веткой шипастой... Да усохнут глаза ее страшные... да увянут пальцы ее длинные... да вырастет горб и задавит ее... и вырастет столб верстовой...
Сцена 16.
В квартире Ульяны - УЛЬЯНА и ВЛАДЛЕН.
УЛЬЯНА. Позвонили из милиции. Вот, жду.
ВЛАДЛЕН. Не тревожься так.
УЛЬЯНА. Ну как же не тревожься?! Из милиции.
ВЛАДЛЕН. Да что он мог натворить? Нормальный подросток.
УЛЬЯНА. Может, пиво пил из горлышка на улице. Сейчас для подростков это запрещено.
ВЛАДЛЕН. Да, любят они попижониться... даже в мороз... Но что за это может быть? Какой-нибудь маленький штраф.
УЛЬЯНА. Или подрались после школы? Окно какое-нибудь разбили?
ВЛАДЛЕН. Коли позвонили тебе домой, значит, он сказал, где живет. Разберемся. Я сам буду разговаривать.
Звонок в дверь.
УЛЬЯНА. Да-да, пожалуйста... не заперто.
Входит милиционер ПЕТУХОВ и с ним небритый, весь какой-то старый ОЛЕЖЕК со школьным ранцем.
ПЕТУХОВ (отдает честь). Транспортная милиция. Лейтенант Петухов.
УЛЬЯНА. Здравствуйте. Кажется, мы уже знакомы.
ПЕТУХОВ. Бабулю с поезда снимали? Точно. Ну и этот мужичок по ее следам.
ВЛАДЛЕН. Что случилось?
ПЕТУХОВ. Хотел зайцем покатить... к себе домой, как он говорит... Глянули в паспорт - паспорт чужой. Владельцу паспорта семнадцать. А где же семнадцать? Этому все полсотни. Он кто вам? Брат? Муж?
УЛЬЯНА. Племянник. Мальчик! Ему в самом деле семнадцать. Может быть, гормональное нарушение... Но он... хороший...
ПЕТУХОВ. Вот как! Первый раз такое вижу. Лилипутов видел с бородами... усатых женщин... но чтобы мальчишка так солидно выглядел! (Олежке.) Наверное, девчонки от восторга падают?! А?!
Олежек отвернулся.
Ну что ж. (Достает паспорт, подает Ульяне.) Личность установлена, вопрос снят. Всего вам доброго! (Олежке.) Только ты уж брейся почаще...
ОЛЕЖЕК (хриплым басом). Я пробовал, а оно еще больше растет... (Заплакал.) Я хочу к маме...
ПЕТУХОВ, разведя руками, уходит.
Олежек, уткнувшись в угол, плачет.
УЛЬЯНА (тихо). Владлен Никитич, вы врач. Что это с ребенком?
ВЛАДЛЕН (беззвучно). Не знаю. Какая-то мистика.
ОЛЕЖЕК. Меня на вокзале дедом назвали. "Дед, дай закурить". Тетя Уля, я к маме, к маме хочу!.. Я хочу домой!.. Пусть меня хоть в тюрьму садят... но мама будет рядом...
Сцена 17.
Квартира Коленьки и Тамары.
ТАМАРА ходит взад вперед по комнате, у нее на лице питающая кожу маска, Тамара стала страшна и смешна.
КОЛЕНЬКА, сидит отвернувшись, смотрит угрюмо телевизор.
ТАМАРА. Ты куда смотришь? На его фотку глянь!
КОЛЕНЬКА. Я видел!
ТАМАРА. Постарел - будто в тюрьме отсидел "червонец"! Что твоя сестра с ним сделала?
КОЛЕНЬКА Она ничего не могла с ним сделать, она добрая. Наш Олег болен.
ТАМАРА. Так лечить давай! Его надо немедленно сюда привезти... у меня одна врачиха судилась, я ее отмазала от статьи... она поможет.
КОЛЕНЬКА. Это которая по ошибке вместо одной инъекции шарахнула другую... и человек помер?
ТАМАРА. Так она же не нарочно!.. У нее в тот день муж под машиной чуть не погиб! Она была в шоковом состоянии...
КОЛЕНЬКА. Надо показать нормальному врачу.
ТАМАРА. И чтобы слухи пошли... что сын у таких-то уважаемых людей стал страшен, как покемон?! Я сама-то зачем отпуск взяла?.. чтобы самой не показываться нигде... Ты видишь, что со мной стало?!
КОЛЕНЬКА. Вижу.
ТАМАРА. Это у меня от раздражения... от нашей старухи флюиды всякие исходят... Она действует, как ведьма.
КОЛЕНЬКА. Не пори чушь. Меньше шоколада трескай и вина поменьше пей.
ТАМАРА (орет). При чем тут шоколад?! Ты обернись, глянь на меня? (Отняла с лица кружочки лимона.) Она, может, меня спидом заразила!
КОЛЕНКА. Каким еще спидом? Ты с ума сошла. Вот Олежка... Олежка, может быть...
ТАМАРА (в страхе). Быть не может! Да-да-да! Тогда его сюда не надо!
КОЛЕНЬКА. Уже поздно. (Глядя на часы.) Сейчас он должен уже подъехать из аэропорта... с подругой мамы.
ТАМАРА. Какой еще подругой?
КОЛЕНЬКА. Ну, из того города. С Катериной Михайловной. Катерина Михайловна надумала святые места навестить... вот по дороге в Суздаль, на остров Варлаам к нам завезет нашего Олежку.
ТАМАРА. Почему только сейчас ты мне это говоришь?!
КОЛЕНЬКА. Потому что ты ничего не слушаешь... орешь на всех... мать мою изводишь... (Достал из спичечной коробки, показывает кнопки.) Ты ей в сапожки насыпала эти кнопки? Мать два дня лежала, пятки в крови лечила...
ТАМАРА. Это не я!..
КОЕНЬКА. А кто? Собачки наши?
ТАМАРА. Это она сама! Нарочно! Я устала! Устала!.. Я хочу в Испанию!.. Там все улыбаются! Там все молодые!
КОЛЕНЬКА. Вот заберешь сына и поедешь. И подлечись там. И мальчика полечи. Наверное, это американское мясо... они там химичат с генами... А я тоже устал. Работы много.
ТАМАРА. Про работу ты мне не говори! Дубина! Ты мог бы достигнуть звезд.. а ты всерьез воспринял слова шефа... Он же тебя проверял! Какой дурак поверит! Ты и в демократию всегда верил... начиная с Горбачева... (Глянула в зеркало.) Господи, у меня еще и тут какие-то родинки высыпали... и тут... Может быть, ты меня чем заразил?!
КОЛЕНЬКА (вскочил). Ну, знаешь!..
Звонок в дверь.
ТАМАРА. Кто это?! Если клиенты, я никого не хочу видеть! Открывай сам! (Уходит.)
Коленька отпирает дверь.
Входят КАТЕРИНА и ОЛЕЖЕК. Старуха с дорожной сумкой, Олежек с чемоданчиком.
КАТЕРИНА. Здравствуйте, люди добрые! Вот, не обессудьте... по пути-по дороге... чтобы только сына вашего по назначению довезти... У Олежки хворь какая-то завелась. А где мать-то его?
КОЛЕНЬКА. Сейчас выйдет. Тамара! Это Олежек и Катерина Михайловна.
ТАМАРА появляется.
ТАМАРА. Ну здесь, здесь я.
Олежек с ужасом смотрит на мать. Старуха тоже с удивлением уставилась на нее. Достала очки, надела. А Тамара смотрит на сына.
ТАМАРА. Мальчик мой! Что с тобой? Иди ко мне.
Олежек стоит на месте.
КАТЕРИНА. Люди добрые. Вот что я скажу. А вас ведь сглазили. Или вы сами себя.
ТАМАРА. Какую чушь вы несете! Как еще сами себя! (Показывая на дверь в соседнюю комнату.) Она - может быть.
КАТЕРИНА. Анна Петровна-то дома?
КОЛЕНЬКА. Дома.
КАТЕРИНА. Не изволит ли почивать? Смогу ли я увидеть ее? Анечка!.. Ты где, голубушка?
Прихрамывая, появляется АННА.
АННА. Ой, какие гости!
КАТЕРИНА (обнимая ее). Здравствуй, родная!..
АННА. Здравствуй, Катенька. Я слышу - с нашим Олежкой приехала... жду, пока пригласят.
ТАМАРА. Что тебе, особое приглашение нужно?!
КОЛЕНЬКА. Тамара!
КАТЕРИНА. Слава богу, жива. А то я чую, здесь вся атмосфера черная. (Оглядывается. Провела рукой.) Кто-то колдовал. Волны лунные, ночные задержались... (Резко рукой в сторону Тамары.) Признавайся, женщина! Тебе кто помогал или сама наговоры читала?
ТАМАРА. Что вы себе позволяете?!
КАТЕРИНА. Говори сейчас, а то умрешь... немного тебе осталось... пока куски мяса с лица не оторвутся...
ТАМАРА (в страхе). Что?.. что она такое говорит?!.
КАТЕРИНА. Я спрашиваю, сама читала или кто помогал?
КОЛЕНЬКА. Сама, сама она читала. Ненавидит мою мать, изо дня в день желала ей смерти. Вот, где-то здесь бумажка валяется... у цыганки купила...
КАТЕРИНА. Так вот... когда желают гибели святому человеку, человеку, который не сделал никому худа за всю свою жизнь, наговор действует на того, кто читает его... и на его детей... Вот вам и болезнь Олежки вашего... и твоя собственная...
ТАМАРА. Какая чушь! Сказки! Я читала и сама не верила... я уж от отчаяния...
КАТЕРИНА. Нет, Тамара, слово человеческое не чушь, не дым какой-нибудь. Оно вроде топора зависает, а потом бьет. Я знаю эти наговоры. В юности пробовала, когда муж мой стал изменять... зареклася больше этим не заниматься.
ТАМРА. Миленькая... бабушка... так что же теперь?.. Мне день ото дня хуже...
КАТЕРИНА. И сыночку вашему. Пока ехали, он аж пожелтел.
ТАМАРА. Так что же делать?
КАТЕРИНА. Теперь можно только отмолить ваши недобрые слова обратно. Если смотреть в глаза Анне Петровне боитесь... встаньте в мыслях своих перед ней... или фотокарточку ее перед собой поставьте - и просите, просите прощения. Утром как встаете. И ночью, перед сном. И может быть, лицо ваше снова станет чистым... и мальчик вернется в свой возраст...
ТАМАРА. А сколько... сколько времени я должна просить прощения?
КАТЕРИНА. Не знаю. Все зависит от вашей искренности. Легко дерево сломать - труднее вылечить. Может быть, месяц. А может, год... А бывает что и быстро, если истинное прозрение наступило. И лучше, конечно, если Анна Петровна все это время будет жива-здорова. Если помрет, не дай бог... годы божьего суда над вами умножатся многократно... (Крестится.) Ну, извините меня за беспокойство. (Обняла Анну.) Еще раз обниму тебя. Так рада видеть, моя дорогая. От Уленьки твоей поклон. Она тоже святой человек.
АННА. Спасибо. Может, на обратном пути заглянешь? Расскажешь, что видела?
КАТЕРИНА. Загляну. А может, ты со мной поедешь?
ТАМАРА. Нет, нет!.. Она пусть с нами останется! Мамочка, ты уж не сердись... ты уж с нами будь...
КОЛЕНЬКА. Еще не дай бог, машина ее где-нибудь задавит?
ТАМАРА. Ну зачем так говоришь?! Спасибо, спасибо вам, Катерина Михайловна.
КАТЕРИНА (подняла сумку). Ну что же. Всего вам доброго. Олежка, маму свою проси, чтобы сделала все, как сказала.
ТАМАРА. Я сделаю, сделаю... я все сделаю! Мамочка, прости нас!.. Меня, меня!.. (Сыну.) Идем, хоть лицо тебе омою... вместе поплачем... Мамочка, не уезжай с ней... прости нас.. живи тут... Мы сейчас. Мама, прости нас. (Уходят.)
КАТЕРИНА (Коленьке). Если любишь, терпи. (Уходит.)
КОЛЕНЬКА. Прости ее, мама. Она еще молодая.
АННА. Бог простит. Она у тебя красивая, Коля. И сынок хорошенький. Вот сейчас выйдут - и лица у них чистые... Катька говорит, так бывает. Ты не уходи никуда, дождись.
КОЛЕНЬКА. Куда же я пойду? Я здесь... с ними и с тобой... Садись, мамочка.
Мать и сын садятся.
Я дождусь...
Мать и сын сидят, ожидая появления своих родных. Музыка. Занавес.
© Роман Солнцев, 2006-2024.
© Сетевая Словесность, 2006-2024.