[Оглавление]

ОБ  ИЗБАВЛЕНИИ  ПЛЕНЕННЫХ

(remix)

Дрдонг - странная штуковина.

Некоторые полагают, что это лучшая шутка Сивого, и без того, пожалуй, чересчур склонного к розыгрышам. Впрочем, никому не дано разглядеть Его лица. Так что нельзя с уверенностью сказать, смеется Он или плачет над своим кукольным вертепом.

Хопа о! Посмотрим вниз, хотя бы на эту вот Земблу, которая... м-да.

Нам немножко стыдно оттого, что мы поднимаем пласты дрека, но Исследователю ведь вообще полагается и т.д. Но тут, ребята, давайте определимся. Дело в том, что многие пуки сегодня уже... как бы сказать... не слишком роторны. Ну ладно, дрдонг дрдонгом, это мы, слава Гогу, преодолели. Так ведь один йюх - трепещем и веруем.

Или кто-то все еще уверен, что на джайате мрия ва кадачин, и найам бхутва бхавита ва на бхуйах? Это просто смешно, господа. Хотя бы потому, что тасмат пураивасв иха папа-нишкртау йатета мртйор авипадйататмана - я достаточно ясно выражаюсь?

Или, может, зря мы лотос нюхали?

...Всем втянуть жвала. Ппппппппаехали, что ли.

Бимбам. Начать с того, что некий человек, выйдя покурить на балкон, слышит выстрелы. Раннее утро, похожее на китайский мыльный пузырь, утро майского дня из тех, когда можно являться на службу лишь после обеденного перерыва, не опасаясь взыскания.

Первая сигарета, выкуренная по дурной привычке натощак, гонит по жилам сладкую тошноту, и вдруг - не так, как пишут в дедуктивных романах, мол, что-то вроде негромкого хлопка в ладоши или звука вылетевшей пробки. Нет, сухая резкость и какая-то окончательность не оставляют сомнений в том, что это именно выстрел. И сразу становится ясно, что выстрел попал в цель. И тот, кому он предназначался, получил по заслугам.

Что ж, еще один, безразлично думает наш герой, стряхивая пепел. По правде сказать, его мысли сейчас куда больше занимает невесть откуда взявшаяся озабоченная оса, страдающая аллергией на табачный дым, нежели местечковые междоусобицы.

Ровно полчаса спустя, натянув джинсы и рубаху и проведя щеткой по ботинкам, он выходит из подъезда и, покрутив головой по сторонам, убеждается в отсутствии каких-либо следов происшествия:

ни милицейских машин,

ни сочувственно/злорадно любопытствующей толпы,

ни даже танцующего мелового силуэта на асфальте, знакомого каждому по выпускам "Криминальной хроники с Артемом Живучим".

Остается предположить либо небывалую оперативность соответствующих структур, либо --- но тут сперва надо выдумать нашего героя до конца. Натянуть на схематичный каркас с гибкими сочленениями лицо, характер и судьбу. Ведь все, что мы имеем достоверно - это утро, выстрел и шелапутный ветерок, принесший эхо выстрела, словно неясную весть.

Время и место, всего лишь время и место, о'кей?

Как бодро мы вышагиваем по диагональной асфальтированной дорожке. Мир смеется вослед тоненьким девичьим смехом. Мы же, не сбавляя шага и морщась от солнца, снисходительно благословляем происходящее вокруг кивком через плечо.

Будем справедливы: выражение "реальный чувак" к нашему герою малоприменимо. Впрочем, одежду в магазинах сети "Сток-хаус" он выбирает обстоятельно, щупая ткань и близоруко рассматривая швы.

Допустим, специалист по трехмерной анимации. Следствие неверно понятого утверждения, повторяемого отчимом всякий раз, как был под банкой: за компутерами буду-ю-щее, всосал ты, ебаный щенок?

В данный момент мы обдумываем набор и последовательность плагинов, позволяющих как можно более натурально воссоздать переливы зеленого меха на боках симпатишного мультяшного персонажа по кличке Гробби.

Два колдыря-интеллектуала у табачного киоска при появлении героя прерывают беседу и, углядев в его руках книгу с глянцевой обложкой, потешаются, приняв за адепта одной из новейших бредовых философий; в каком-то смысле так оно и есть. Смотрим:

- кофейная чашка, заглядевшаяся на свое отражение в подозрительно гладкой, ни пылинки, поверхности журнального столика,

- теплая, подсвеченная изнутри скула яблока,

- взрыв сверхновой;

- свернутая в пеструю мешанину перспектива в боковом зеркальце несущегося по автостраде "Мерседеса"

- и т. д. Ау, Господь, подвинься. Ты уже придумал войну, лепрозории, дорожно-транспортные происшествия, смерть детей. Пожалуй, мы оставим все как есть, но сделаем немного ярче, контрастнее, привлекабельнее, умоем бытие чистым направленным светом вымысла. Ибо:

за мускулатуру лица и богатство эмоций отвечает инструмент Digimation Absolute Character,

волосы смоделированы при помощи опции shag hair,

деревья шевелят листвой исключительно благодаря фильтру Three factory,

текстуру мокрой брусчатки прекрасно имитирует Stitch.

Как писал Махараджа Прахлада в послании Шукадеве Госвами:

Наиводвидже пара дурайтиайа-ваитараранйас твадвирийа-гайана-махамрта-магна-читтах шоче тато вимукха-четаса индрийартха- майа-сукхайя бхарам удвахато вимудхан

(Бхагавад-гита для чайников, 7.9.43)

Дрянной ярмарочный раешник, согласен. И чем майя-сукхайя отличается от просто майи, думаю, известно каждому младенцу. А все же свое знаменитое послание старина Прах завершает на оптимистической нотке:

эвам парампара-праптам (!) имам раджаршайо видух.

Вот это залихватское барабанное парампара-праптам, кстати, убеждает нас в справедливости его слов куда больше, чем тысячи и тысячи предшествующих тягомотных страниц, испещренных формулами и уравнениями.

Параллельно с этим, где-то в размытой сумеречной области, прозябают детсадовский гипсовый Маугли с отбитым носом голые женщины с репродукций жесткие школьные штаны напитывающиеся водой из фонтанчика куда однажды был посажен дюжими однокашниками изрезанные скамьи университетских аудиторий две затяжки терпкого зеленого дыма смятые пивные банки надрывно молчащий телефон.

И еще - никчемная глупая боль, без спросу поселившаяся с некоторых пор на левой стороне груди. Боль не иносказательная, вполне осязаемая, имеющая очертания и вес свинцовой пульпульки. Но, возможно, эта боль как-то связана с существованием женщины с большими холодными губами, на которые лучше вовсе не смотреть.

Обложка такая: огромная зубастая рыба, пожирающая Вселенную. Сверху надпись дерганым шрифтом:

ТРЕХМЕРНЫЙ МИР
НОВЫЕ ПЕРСПЕКТИВЫ

Теперь входим в плотные слои атмосферы. Всем пристегнуть ремни.

Сегодня високосный день, клиент поторапливает с пилотным выпуском ролика, а мохнатый Гробби наотрез отказывается быть симпатичным и послушным, то и дело срываясь шагать куда-то четверкою своих культяпистых ножек. О том, чтобы свалить с обеда, как задумано утром, не может быть и речи. В перерыве удается лишь выбежать за пивом и бутербродами. И вот тут нашего героя поджидает второе маленькое потрясение.

Смотрим: вся улица запружена детьми в возрасте от семи до семнадцати лет, одетыми в самое невообразимое сказочное тряпье. Иные вооружены мечами, палицами и арбалетами. Иные несут брям, штандарты и вымпелы. В целом движение имеет организованный и даже торжественный характер.

Наш герой робко пристраивается к разноцветному шествию. Прямо перед его глазами раскачиваются серебряные трилистники на черном бархатном поле, перечеркнутом наискось. Как известно, в геральдике такая косая черта именуется bend sinister и означает сомнительное происхождение, проще говоря - кухаркина сына.

Откуда-то тянет паленым, слышатся завывания гобоя. Безумный Джироламо призывает чистые души к походу в Святую Землю.

И вовсе ничего особенного, школьники возвращаются с фестиваля толкиенистов, звучит над ухом ехидный, отягощенный авоськами голос. Этот голос подхватывает под локоть обомлевший рассудок, уже готовый соскользнуть в ледяную яму.

Наш герой стряхивает наваждение и поспешает за бутербродами, разрезая гомонящую реку.

Вечер того же трудного дня. Близорукие звезды кафетерия. Пухлые золоченые ангелы, писающие в фонтан. Интеллигентно взгрустнув над рубленым стейком и второй порцией мексиканского кактусового самогона (взял бы лучше родной паленой, так нет же), наш герой держит такую речь, обращаясь к большеротой женщине:

- Немолод я и очень неумен, и вряд ли уж помолодею. Но если взять носки, как некую идею - у той идеи множество имен. Есть имя Утро, и его пишу я черным. Ведь хочешь просыпайся порошком - количество носков нечетно, когда Господь идет по душам босиком. Я неотвязен, точно стикер, я буду бередить тебя в Ночи: стираешь ли ты следствие причин? Имеешь ли вообще пристрастье к стирке? Еще есть День, и тут я кречет, маша подрубленным крылом. Держи меня, держи покрепче, пока не вышел напролом! Я буду лгать, я буду мелко мерить шагами комнату, в которой не живу - и может, мне тогда поверят, что я китаец наяву.

На что женщина отвечает коротко и пьяно.

И с размаху бьет его маленькой ладонью по лицу.

Теперь подкрутим окуляры, или как там называются всякие эти хитрые ревнивые стеклышки.

Нельзя преуменьшать удельный вес случая в общей массе событий. Никогда ведь не знаешь, что ждет тебя за углом и какое кривое ружье выжидательно смотрит тебе в рот.

Что ж, тем забавнее.

Спустя некоторое время после разговора в кафетерии мы оказываемся в крохотной полутемной ванной. Нужно быть немножко Бэтменом, чтобы выжимая белье, заглядывать при этом в книжку, распятую на подзеркальнике.

Скоропалительная, с какой-то даже испуганной оглядкой, свадьба завершилась поездкой на тринадцатый километр, где - по древней посадской традиции - под улюлюканье друзей была разбита о придорожный столб бутылка шампанского, а также окончательно испачкано взятое напрокат платье невесты.

Она оригинальна до слез. С некоторых пор ее неисчислимая полнокровная родня,

ее сумрачные капризы,

ее купленный на какой-то распродаже голос

и склонность грохать об пол разную стеклянную утварь прочно лидируют в маленьком хит-парадике локальных стихийных бедствий.

И еще она зовет меня моймуш, вот именно так, моймуш и все, что бы это значило?

Впрочем, наш герой (по давней привычке приспосабливать сознание к бытию) уже соорудил себе нехитрую окопную философию, и сейчас, сидя в мокрых ситцевых кущах, готов поклясться, что так оно и было всегда. Жидкий чай в небьющемся стакане, угрожающие, все ширящиеся бреши в семейном бюджете - лишь бы только любимая книжка открывалась без закладки на нужном месте, а двести граммов портвейна, выцеженные по пути с работы, подкатывали к горлу липким сладким комом.

И парень прав, клянусь моей второй печенкой.

И кстати, о работе: меховой милашка Гробби почил в бозе и наверняка похоронен на каком-нибудь скромном виртуальном кладбище домашних животных. Женщина с большим мягким ртом сочла должность вольного каменщика на WEB-строительстве не слишком привлекательной в смысле стабильности заработка. Теперь герой преподает азы информатики студентам техникума.

Погоняло: Уксус.

Еще - Адольф и Усатая Жопа.

Сразу после зачета благодарные студенты сделают мне "темную" в плохо освещенных, выкрашенных жуткой охрой коридорах учебной части.

Где-то в своем трактате старый вайшнав упоминает о неких адских планетах, жители которых, однако, больше всего боятся быть ввергнутыми в преисподнюю.

Другой мой знакомый, по профессии неоновый мастер, предлагает проделать следующий эксперимент.

1. Возьмите полую стеклянную трубку длиной 4, 92 фута.

2. Нагрейте ее над газовой горелкой так, чтобы стекло обрело пластичность, и придайте любую форму, какую подскажет фантазия.

3.Наполните трубку газом и запаяйте с обеих сторон.

4. Начинаем бомбардировать трубку электронами. Если в качестве газа выступает чистый неон, трубка будет светиться синим; если тот же неон смешать с аргоном - красным.

Так получается самая эффективная, самая дорогостоящая и самая хрупкая наружная реклама. Потом она светится,

светится всем и никому,

светится денно,

светится нощно,

светится вечно.

Но еще есть сны, сны-сны-сны и знамения.

Причем они так тесно переплетены между собой, что если накануне тебе было показано нечто, отдаленно напоминающее большую белую собаку - а во снах и не разберешь, собака это или, например, доказательство теоремы Ферма - то как-нибудь вечером, будучи послан в магазин за лампочками и крупой, обязательно услышишь за спиной сдвоенное цоканье высоких каблучков.

И -

вот две девчушки в полной дискотечной выкладке - фосфоресцирующие блузочки, брючки в облипку - обгоняют тебя, тяжеловато сопя, пересекают бегом бетонированный пятачок детской площадки, где горит один-единственный, но зато какой яркий фонарь.

И -

тут же из темноты выныривает огромный мосластый выблядок, призрак Гримпенской трясины в негативе - и устремляется барышням вослед.

И -

фонарь гаснет, будто так оно и было срежиссировано, и еще надо сделать шаг в непроглядную, внезапно навалившуюся мглу.

Одно из двух: или мне малым-мало спалось, или что-то замышляется против меня в этом продувном крупнозвездном мире. Чудовищные медвежьи капканы, чьи ржавые челюсти не разожмешь и втроем, уже расставлены на моих тайных тропах, и какие-то люди, неумело маскирующиеся под озабоченных обывателей, сослуживцев, контролеров, продавцов, вьются рядом, отслеживают, регистрируют, хронометрируют каждое телодвижение в уверенности, что однажды наконец совершишь непоправимую ошибку раз раз раз, внимание, в студии работают все микрофоны, мы начинаем, мы в прямом эфире.

Что-то замышляется. Что-то замышляется. Что-то замышляется, наш общий друг понимает это запоздало и безнадежно, когда на другое утро, выйдя покурить на балкон, снова слышит выстрел.

Кого же бабах, вполне резонно вопрошает он, прислушиваясь к оформленной, созревшей, тяжко ворочающейся под сердцем свинцовой боли и боясь получить правильный ответ.

И негромкий картавый голос отвечает ему: вот ты тоже, как маленький, бодучие твои рога, ты же слышал выстрел, слышал - слышал-слышал-слышал, да и труп налицо, тебя убивали каждый день и будут убивать каждый день, еще много и много дней подряд.

Тут незадачливый фигурант разевает пасть и орет беззвучно - но мы-то, зная лексику и обстоятельства биографии, слышим ясно:

РЕНДЕРИЛ Я ВАС В РОТ ВРОТВРОТВРРРРОТ ПО САМЫЕ ГЛАНДЫ В СМЫСЛЕ Я ВАС ВАС ВАСВАСВАС ЯЯЯ Я ДОЛБАНЫЙ ТЕРПИЛА Я ВАС ВАС Я Я ВАС ВАС ЭТО Я ЕСЛИ ЧТО ЭТО Я ВАС ПО САМЫЕСАМЫЕ ДДДДДДА ХОУ СИВЫЙ ОТПУСТИ ОТПУСТИПУСТИПУСТИ ДВА ЧЕТЫРЕ СИВЫЙ СУКА ПУСТИ ВОСЕМЬ ДВАЦАДВА ПУСКАЙ ЧТО ЛИ ГГГГГГГАД ВОСЕМЬ ТЫСЯЧ ТРИСТА СОРОК ПУСКАЙ ПУСКАЙ ПУСКАЙ ОТПУСКАЙПУСКАЙПУСКАЙСКАЙ ПУСКАЙ ПУСКАЙ ПУСКАЙ ПУСКАЙ ПУСКАЙ ПУСКАЙ ПУСКАЙ ПУСКАЙ ПУСКАЙ ПУСКАЙ ПУСКАЙ ПУСКАЙ СИВЫЙ СИВЫЙ СИВЫЙ СИВЫЙ СИВЫЙ СИВЫЙ СИВЫЙ СИВЫЙ СИВЫЙ СИВЫЙ СИВЫЙ СИВЫЙ СИВЫЙ СИВЫЙ СИВЫЙ СИВЫЙ СИВЫЙ СИВЫЙ СИВЫЙ

Есть такой музыкальный инструмент - терменвокс, придуманный, не иначе, гениальным безумцем. Поистине безумцем и гением надо быть, чтобы научиться извлекать дивные согласованные звуки из ничего одним движением руки, без посредства смычка и струн, когда все пространство вокруг - одна резонирующая коробка.

Хитрые проводки, диоды и резисторы уловят микроскопические колебания среды, преобразуют в плач и снег, в радугу и отчаянье, и если музыка покинет нас, помилуй Господи, что будет с нами? Однажды ночью, лежа без сна рядом с рыжеглазой женщиной, я провожу рукой перед заплаканным лицом, и в темноте плывет, дрожит и гаснет ясный, янтарный, чуть фосфоресцирующий след. Драгоценный инструмент рас-

пус-

ка-

ется внутри, как стальной ажурный цветок, прокалывая шипами грудную клетку. С этого момента окружающее снова обретает смысл, а узенькая, похожая на стоячий гроб кладовка становится заповедным пространством, для домашних - фотолабораторией.

Но никакими проявителями и закрепителями, как можно догадаться, там и не пахнет. Потому что стоит закрыться изнутри на шпингалет, стены безудержно раздвигаются, теплая мгла растет во все стороны, и в этой благословенной мгле - ничего, то есть ничего-ничегошеньки, кроме сумасшедших фракталов, сполохов и протуберанцев, появляющихся и исчезающих по мановению руки доморощенного демиурга.

Смотрим внимательно. Растут ослепительные стеклянные дворцы. Оглушительно-беззвучно вспухают трехмерные сюиты и сонатины. Взмаххх - и опять ничего. Наш герой дирижирует небывалым оркестром, он встрепан, он заплакан, он счастлив сейчас. Всю-то смерть, понимаешь, ловил себе стрекоз на мреющем заповедном лугу и не знал, что --- и потом идешь по мосту и только удивляешься скрипу досок: не могли разве нормально, плотнички-выше-стропила, а прямо под ногами кипит и пенится Люба-река.

Если кто вообще знал толк в вещах, так вот эти стеклодувы с острова Мурано, что всего в миле от Венеции. Тысячу зим они дули в свои длинные Гожьи трубки, выдувая легкие напрочь - зато в мире прибавлялось подобий. Ибо красота - всего лишь подобие Гога и так же хрупка и беззащитна, как Сам Сивый. Мой приятель герцог, велевший приковать ребят к их горнам, совершил акт творческого мужества, иначе назвать не умею. Ничего, и

тысячу тысяч раз ничего, и

красное, и

зеленое, и

бриллиантовое ничего, и

ничего из ничего, и

ничего уходит в ничто.

Tак проходит, по приблизительным подсчетам, около десяти миллионов лет, юрский период сменяется кембрием, земля копит нефть и алмазы, покрытосеменные уступают место папоротникам.

Рыжая Лилит непобедимо уверена в том, что моймуш тайно печатает порнографические открытки.

Однажды к ней является гость издалека - то ли свояк, то ли друг детства, то ли просто старинный воздыхатель, как писали в старинных романах, перегруженных ненужными подробностями и деепричастными оборотами. Он штатный фотограф многотиражки на своей исторической родине и, само собой, горит профессиональным и - ну да, чисто человеческим интересом к тому, что происходит в кладовке: женщина уже успела поделиться с ним своими догадками.

А там не происходит ровным счетом ничего, имеющего отношение к фотографии, и снова, и опять ничего, и среди этого ужасающего, непотребного ничего, в склизкой жиже испражнений и мочи - совершенно седой человек с будто высосанными глазами, напрочь забывший свое имя.

Далее разыгрывается жуткий скандал, в котором принимает деятельное участие свояк-фотограф, с удовольствием повторяющий одну и ту же фразу: "Весна покажет, кто где срал!" Под этот загадочный рефрен наш герой с треском выдворяется из квартиры. Едва за ним захлопывается дверь, как свояк, нечаянно повернувшись вокруг оси, утрачивает третью координату и становится тем, кем он, собственно, и был всегда - плоским картонным паяцем из привокзального тира. А из надувной женщины с рыжими глазами и распяленным ртом шумно выходит теплый гнилой воздух, пахнущий презервативом. В таком сдутом состоянии она тем не менее способна снять телефонную трубку и набрать номер.

Клинки-кланк! То есть приехали. То есть - тихо, тихотихо, тихонечко проходим в салон, руки, сказано, руки, нет, он не понял, короче, вяжи нахуй. Некто надевает скафандр и делает несколько шагов по диагональной асфальтированной дорожке

(по раскаленным углям битому стеклу ядовитой росе)

ведущей прочь от дома. Сквозь кислую пелену слез, сквозь черный траурный тюль он видит: прямо на него надвигается некто, чьего лица он не может разглядеть, как не можем мы за целую жизнь разглядеть себя в зеркале. Я - это я, явь - это явь, А=А, мы тождественны самим себе, и только-то. Но самое странное в чудовищах - то, что они иногда встречаются, как говаривал патер Браун.

Звучит негромкий хлопок, будто одиночный аплодисман зрителя-провинциала, задремавшего в партере. И на белоснежной манишке с кружевным жабо (откуда она только взялась?) именно там, где росла день ото дня тупая настырная боль, расплывается горячее пятно. И картавый авторский голос - простим его за назойливость - включается в голове, и говорит о жизни, файлы которой надежно защищены от несанкционированного трах-тибидох, и порукой тому левиафан,

и звегь бегемот,
и глубины могя,
и устав неба,
и хганилища света,
и утго,
и узел Хима,
и узы Кесиль,

и если б только было позволено теперь упасть, раскаяться и отречься в вопле, прахе и пепле - но тут можно говорить об избирательности или о произволе; о том, что еще никто никогда не умирал не своей смертью, и потенциальному утопленнику нечего опасаться летать самолетами Аэрофлота, или о том, что пуля, хоть и дура, виноватого найдет.

А можно принять как аксиому, что дрдонг - и впрямь лучшая шутка Создателя, куда лучше, чем секс, наркотики и рокенрол, только не каждый в состоянии оценить ее.

Жил да был один демон, звали его Хиранкья-шипу. И возымел он желание делать это, то есть жить-да-быть, вечно. С каковой целью совершил Хиранкья-шипу множество суровых аскез. Однако добился лишь того, что человеколев Нрисимхадева разорвал его Своими когтями.

Вот так.

Крест-накрест.

А чего ты хотел?

Изо всех сил тянешь паузу. Похоже, что твоей роже оно негоже, хотя эффект отсутствия именно тот; и перед тем, как дом кинется наоборот, еще успеваешь заметить, стоя на балконе: на этом лугу пасутся очень странные кони. Видишь издалека совершенно незнакомого тебе старика. Он держит перед собой смешную штуковину, называемую судьбой. Что-то вроде колечка на палочке, это кто нам тут ставит галочки, и псссст из нее ослепительно прекрасные мыльные пузыри, и вот они растворяются в моем нутри, летят-летят-летят и лопаются с тихим влажным шелестом в утреннем воздухе, словно в детских ладонях, дили-ден-ден.

© Алексей Сомов, 2003-2024.
© Сетевая Словесность, 2004-2024.