Алёша Локис:
"...это и есть возбуждающая меня сладость свободы от..."
AS: Во-первых, Алексей или все же Алёша? И почему?
AL: Только Алёша, пожалуйста. Почему - очень личный вопрос. Практически интимный... Вы настаиваете?
AS: Нет-нет, ни разу, простите... Алёша, вас называют "детским порнографом", да название вашей книжки звучит вполне недвусмысленно. Где, по-вашему, проходит грань между самоудовлетворением за письменным столом и литературой?
AL: Я, признаться, не вижу этой грани. Для меня занятие литературой - это и есть самоудовлетворение за письменным столом. А вот грань между порнографией и эротикой я как раз вижу. Порнография безлична, а эротика преломлена через авторское восприятие. Это единственное принципиальное отличие, на которое можно опереться. Все попытки отделить "эро" от "порно" через контент изображаемого - обречены. Эротика - это искусство, а порнография - поделка, изготовленная с целью получения прибыли, вот и всё...
AS: Да, достаточно вспомнить каноническое эссе Ходасевича "О порнографии". "Все сюжеты дозволены. Нет дурных сюжетов, есть лишь дурные цели и дурные приемы. Каков бы ни был сюжет, истинно художественное произведение не может упасть до уровня порнографии, ибо у него не та цель и не те средства..." Это написано в 1932 году, и с тех пор, я считаю, никто не сказал о сути явления более точно.
AL: В свете сказанного ярлык "порнографа" выглядит вроде бы обидно. Но это народная формулировка, - простому человеку некогда разбираться в философических дебрях. Как назовёт меня читатель из народа: эрописец детского возраста? педофилограф? Умоляю вас... Так что приходится смиренно нести свой крест: "детский порнограф" - это понятно всем...
AS: Вот совсем недавно на одном сибирском форуме разгорелся целый скандал при обсуждении рассказа молодого автора - девушки, пишущей о нетрадиционной женской любви и т.п.. Участники обсуждения дружно решили, что автор взяла за основу какой-то эпизод собственной биографии и на этом основании подвергли и автора, и рассказ остракизму, не забыв присовокупить и все "пидарьё" в целом. Часто ли вы сталкиваетесь с "профаническим" отождествлением героя и автора, и что, по-вашему, с этим делать?
AL: Здесь два вопроса. Первый: отождествление героя с автором. Если вдуматься, оно не лишено смысла. Ибо автор непременно пропускает через себя мысли и чувства своего персонажа, - иначе невозможна искренность текста!
Что с этим делать? Я говорю в таких случаях, что лирический герой - это, безусловно, одна из ипостасей автора. Но автор ведь может находиться с ним в противоречии! Разве не было у вас, уважаемые критики, мучительных чеховских переживаний постфактум: ну, зачем я так сделал?!.. ну, отчего я такой?!..
Второй. Участники осуждения (оговорился сознательно!) часто предпочитают обсуждать идеологию, нежели литературу в связи с идеологией. При этом они уверены, что сами являются носителями "правильной идеи". Это отрыжка советской культурной доктрины, когда искусство должно было быть партийным, то есть, проводить в массы идеи, полезные для властей...
Что делать с этим? Показывать людям, что социально ангажированному искусству есть альтернатива - искусство свободное, и, скорее всего, именно там можно обнаружить что-то живое, свежее, но, быть может, неожиданное... Или даже шокирующее!
AS: Вот, как раз об этом. Детская сексуальность остается одной из наиболее табуированных тем в литературе и обществе, - все знают, что она существует, но говорить об этом как бы стыдно. Вы видите целью вашего творчества "срывание покровов" - или?..
AL: Вряд ли это дано человеку: взять и сорвать покровы, - даже если он художник... Приоткрыть завесу, сделать её прозрачнее - вот самое большее, что возможно. Этим и занимаются искусство с наукой. Поэтому наука и искусство должны быть вне этики и морали, не состоять на службе у религиозных и политических властей...
AS: Были ли случаи, когда радетели чистоты нравов угрожали вам физической расправой или уголовным преследованием?
AL: Это происходит с пугающим постоянством. Мне не только угрожали, но и реально нападали... Били-били - не добили, жали-жали - недожали... Шутки шутками, но в последнее время я всё чаще получаю весточки примерно такого содержания: "Скоро тебя, карась потворный, покажут в "Дежурной части" - в канаве и с ножкой от табуретки в жопе!"
AS: И как вы реагируете на такие угрозы?
AL: Ну, например, на это письмо я ответил: "Так прямо говорите, как будто в этой "Дежурной части" сами работаете... Не вы ли для них сценарии пишете?"
AS: Да, вряд ли подобный бред может кого-то испугать всерьёз. В качестве рабочей гипотезы могу принять, что вас это даже смешит - иногда. Но на размышления - да, наводит... Но вообще, каково это - проговаривать вслух, наяву и прилюдно то, что многие сказать хотели бы, но не могут? "Назовешь беса по имени - убьёшь беса"?
AL: Про беса я бы, пожалуй, переформулировал: назовешь беса по имени, - и он, возможно, окажется ангелом...
AS: Сегодня мы видим легализованную, глянцевую детскую эротику на телеэкранах, в рекламе, на эстраде и т.п.. Вы не боитесь, что вектор вашего движения совпадет с карамельным мэйнстримом, не боитесь выйти в тираж?
AL: Вот как раз то, что вы справедливо назвали "карамельным мэйнстримом", являет собой разновидность детского порно, по-моему. Его изготовители - я сознательно избегаю слова "авторы" - преследуют чисто коммерческие интересы, относятся к детской сексуальности как к модной теме, на которой можно легко "срубить бабла"...
Я же занимаюсь художественным исследованием человеческих чувств, куда бы эти чувства ни были направлены... Поэтому нет, не боюсь! Эро пересекается с порно лишь в одной точке - предмете изображения. В остальном мы занимаемся разными вещами...
AS: Эротику детства воспевают многие современные художники: Джок Стурджес, Рон Оливер, Дэвид Гамильтон. Да хоть и хулиган Стью Мид в конце концов. Кто из них вам ближе, в чьих работах вы могли бы узнать своих героев и героинь?
AL: Представляете, во всех сразу! Потому что вы приводите примеры настоящего искусства, которое в отличие от "плоскопечатного" порно проникает в глубь явления, - эти художники исследуют не гениталии, но душу. Душу ребенка и душу зрителя, добавлю...
AS: Название одной из ваших повестей - "Лолка" - прямиком отсылает к Набокову. Что значит для вас его творческий метод, и насколько он совпадает или расходится с вашим?
AL: Владимир Набоков для меня - гениальный мастер, гигант современной литературы. Наверно, я научился у него многому, хотя это может звучать самонадеянно. Нет, конечно, научился. И у Набокова, и у Саши Соколова, и у Стругацких - всех не перебрать. Мы учимся у каждого, в кого однажды влюбляемся... Но приходит время, и мы пишем по-своему - иначе не получается...
AS: Для меня ваши тексты, в первую очередь, - о силе соблазна...
AL: Стоп-стоп-стоп...
AS: ...О наслаждении и, как следствие, расплате за это наслаждение, о преодолении страха того, какой ты есть.
AL: Тут, как водится, сразу тьма вопросов. Первый: о чем тексты? Обо всём, конечно! Об ощущении жизни во-об-ще. Литература разматывает жизнь с любого места: автор текста, как шаловливый кот, катит впереди себя клубок пряжи, бьёт его лапами, играет с ним совершенно безответственно, закатывая в самые недоступные углы, поросшие пылью и паутиной, потом вытаскивает его обратно на свет божий...
Второй: соблазн, наслаждение и расплата за него. По-моему, расплата бывает абсолютно за всё: как за наслаждение, так и за аскетический отказ от наслаждения. Я не являюсь проповедником гедонизма. Тем более не приемлю философию общества потребления. Но боготворю радостную (или грустную) естественность, лишенную налёта ханжества...
Третий: преодоление страха того, какой ты есть. Хорошая формулировка, спасибо. Конечно, это преодоление меня очень волнует. Ибо означенный страх исходит от угрозы осуждения тебя обществом, то есть, нависшей над каждым человеком общественной морали. Мораль агрессивна, она стремится уравнять всех нас, не считаясь с тем, что каждый индивид уникален, неповторим во времени и пространстве. Мораль, если хотите, - это воинский устав. А общество - это армия. Безусловно, армией управлять легче, чем множеством свободных индивидов... Так вот преодоление страха того, какой ты есть, - это осознание своей аутентичности, принятие себя-особенного, отличного от навязываемых нам образов, будь они хоть глянцевыми, хоть анти-глянцевыми. Это своего рода дезертирство...
AS: Понял. Не верю. То есть верю, но опять же уточнение. Вы - борец с общественной моралью?
AL: Мне не нравится слово "борец" почему-то... Противник - да, безусловно...
AS: Как вы представляете себе общество, лишенное моральных норм?
AL: Как общину натуристов, населяющих остров в Тихом океане. Ну, или в Индийском...
AS: Там можно всё?
AL: Всё, что укладывается в мою нравственную систему. Я различаю понятия морали и нравственности: мораль довлеет извне, нравственность регулирует движения моей души внутри...
AS: В конце концов, можно ведь и "Песнь Песней" рассматривать как самую оголтелую пропаганду педофилии - было бы желание и определенный угол зрения. И напоследок: считаете ли вы, что сексуальные отношения с несовершеннолетними нужно легализовать? Или привкус греха, запрета, наказания - это и есть та страшная и сладкая тайна, по которой будет вечно томиться человечество?
AL: Легализация чего бы то ни было - дело только времени. Отмены запретов и ограничений - это верстовые столбы на нашем пути вперёд и вверх...
Конечно, пройдёт сто лет, и уголовное наказание за "совращение несовершеннолетних" будет отменено. Это станет звучать так же нелепо, как "колдовство" средневекового естествоиспытателя. Поэтому "привкус греха" я бы заменил на "привкус освобождения от греховности" - это и есть возбуждающая меня сладость свободы от...
Вопросы задавал Алексей Сомов
© Алексей Сомов, 2009-2024.
© Сетевая Словесность, 2010-2024.