Ежедневная общероссийская газета ТРИБУНА (28.09.2001)
Приют неизвестных поэтов
Призрак серого соловья
(Смотрите оригинал публикации)
- Фамилия моя Сутулов-Катеринич, - не без скрытого, даже какого-то ясновельможного чувства гордости молвил, войдя в "Приют", новоприбывший. "Тоже мне, Мамин-Сибиряк, Новиков-Прибой и Мельников-Печерский!" - мысленно поиронизировал я. Однако (делать нечего!) на правах здешнего смотрителя стал заполнять путевой лист постояльца.
- В моих жилах, - не без пафоса водил тот моею рукою, - течет много кровей: сербская, украинская, русская, татарская. Дед по маминой линии - немец. Его предки приехали в Россию за полтора века до Октябрьского переворота. Он состоял в родстве с тем самым Шмидтом, который прославился в Арктике...
"Ого!" - подумал я.
- Сорок первый год. Хирурга Эдуарда Йеннера, - развивал свою легенду опрашиваемый, - сослали из Кривого Рога в Сибирь - "враг народа", однако. Вслед за ним отправилась жена Валентина Катеринич с двумя дочками.
В госпитале дед спасал раненых советских бойцов, не заглядывая в их "пятую графу". А потом маму (ей исполнилось всего-навсего 16!) отправили в КАРЛАГ - как "немчуру проклятую"...
- Ладно, - сказал я обладателю выразительной двойной фамилии, - читайте стихи. (Потому что, каким бы правдоподобием ни обволакивал определяющийся на постой, стихи никогда не лгут, а если лгут, то не получаются при всем своем техническом оснащении).
И Сутулов-Катеринич начал читать. Бог ты мой! Уже первые строки "Из печального далека долетело эхо разрыва", написанные наверняка не вчера-сегодня, с такой щемящей тревогой ложились на ныне творимое в мире.
"Это - мы, это - ты, это - я, испугавшись внезапного эха, растеряли жемчужины смеха безмятежного бытия", - предвидел, а выходило, что констатировал поэт.
Лукавая и опасная вседозволенность таится в поговорке "Когда говорят пушки, музы молчат". В идеале должно быть наоборот. Во всяком случае, пушки не могут соперничать с музами, потому что на месте разрыва все равно вырастает трава. И не о пушках должны говорить во время войны музы. Вот Ивана Бунина кто-то из поэтов военного поколения задним числом упрекал, что в годину революций он писал про запах ландыша и "туманно-синие" ягоды можжевельника, хотя вокруг тучи наползали на тучи. Бунин отвечал:
"Когда идешь над бездной - надо прямо
Смотреть в лазурь и свет". То бишь вниз смотреть не надо, иначе навернешься. Мудрый Иван Алексеевич понимал, что война, в какие бы одежды она ни рядилась, есть аномалия человеческого бытия. "Влажно-свежий, водянистый, кисловатый" запах ландыша сильнее пороховой гари.
Так мыслит и живущий в Ставрополе Сергей Сутулов-Катеринич. Он ведает, что рано или поздно человечеству в сосновом бору "кольнет лицо иголка - лечение простое". А посему на пороге мирового безумства спасется не тот, кто, как одеяло, перетянет на себя противогаз, а тот, кто "в отсыревшей сирени угадает изумрудные вензеля". И, кроме того, кто под словом "плен" различает совершенно иное значение. И не только, а еще и нечто большее:
"Где мерцает в плену светотени призрак серого соловья..."
В стихотворении "Ты мой постскриптум, Peter S", обращенном к сыну, Сутулов-Катеринич верит, что утерянный звук вернется и, настроенный на другое, "диктор о тебе в программе "Вести" скажет:
"Познакомьтесь с баламутом!".
Подготовил Юрий Беликов
© "Трибуна", 2001-2024.
© Сетевая Словесность, 2005-2024.