[Оглавление]



ПРОВОЖАЮЩИЕ  ВЫЙДУТ  ИЗ  ВАГОНА


 



* * *

Здешним незадавшимся наделом-
Телом проходи сквозь имена...
Птичьих гнёзд священные омелы,
Мел рассвета на доске окна,
С крапом неприкаянные зданья,
С визгом одичалые авто
Клянчат узнаванья, называнья

Ты забыл, а вспомнишь проку в том...
Проку в том, болезный друг, беспечный,
Тень, из череды вербальных тел.
Все-то ждёшь, что вскоре выйдет встречный
Кем ты сам быть узнанным хотел.
И какой там между нами гонор,
Ком колючих веток, птичий сор...
Встречный скажет, я, мол, здешний ворон,
Ворон я - отстань! Ну, невермор...

_^_




АГАРЬ

Есть начало всех календарей.
Есть колодец средь песчаных морей.
Ты беги к нему, сыночек, скорей,
Здесь расти и взрослей и старей...
Так, читая человечий букварь,
Где всё ближе к началам быльё,
Ты внезапно пожалеешь Агарь,
Не ревнивую хозяйку её...
Успевай лишь лунный серп, замечай,
Самый тонкий из всех гнутых лучей...
Ключ в песке, а рядом с ним молочай.
Ночь над ними. Черный купол. Ничей...

_^_




* * *

подняв весь фолиант многостраничный
соврав что всё кончается на ять
в последний раз открыли ей больничный
она биолог
ей ли объяснять

теперь всё можно делать не украдкой
по городу она бродила дни
шевченковский
ботсад
а за подкладкой
листвы и дня опять они
огни

с утра в метро где факельные танцы
зашла купила годовой билет
за череду его наземных станций
за тот момент выныриванья в свет

звенела осень мелкою монетой
и дни её катились мал мала
на похороны друга и поэта
ещё пришла
кого-то обняла

я вслед за ним
сказала всем знакомым
и поражалась красоте людей
она всё больше оставалась дома
и подзабыла мрак очередей

не позволяла задвигать портьеры
следя соседских окон хоровод
как гаснущие лампы над партером
и сознавая медленный уход

_^_




* * *

Жизнь прошла, и теперь только Он...- говоришь;
Поднимаешься к ложке, кряхтя...
А вода подступает, темнеет камыш.
В легком коробе плачет дитя.
Что моталось на ус, что белило висок,
Что стояло на торном пути -
Закопай это знанье в прибрежный песок
И болтать камышу запрети.
Всё зависит теперь от Него: ни упасть,
Ни отжаться, ни снова встать в строй...
Но уходит во тьму та привычная власть,
Чьё ослиное ухо востро...
Не печалься Мидас, не лютуй, фараон,
В мир приходят другие рабы.
Жизнь прошла, -говоришь, - и теперь только Он...
И камыш у приречной губы.

_^_




* * *
      я мыслю но нет убежденья что сам существую
                  А. Цветков

ну да
существую конечно
но мыслю едва ли
призвали от стойки аптечной
к столу не позвали
но ступку тяжелую с пестиком дали
толки
а мне бестолковой хотелось волшбы а не вести
чтоб всем
чтобы даром
но этот сюжет словно пестик
избит да и сам ergo sum
пооббил кулаки
эй sapiens старший за кафедрой
в шапочке твердой
не ешь меня с кашей
опасно
подавишься хордой
какая-то все же имеется
жмет по ночам
гомункулус в колбе запаянной
вот
как просили
вареную полбу
не ел и вконец обессилел
но мы с ним на пару внимаем ученым речам
и все вроде верно
и складно
и жизнь неплохая
в пространстве трехмерном где теза и анти порхают
а в ступке лениво но верно растерт порошок
блестя составными то зла то добра
то участья
но мы существуем
при недостижимости счастья
чтоб всем
чтобы даром
так гибельно
так хорошо

_^_




* * *

Я ли тебя не узнаю говорит сухая старушка
Даже сейчас когда меня поместили в чужое детство
Хотя я так просилась в своё к маме и папе
Где рядом на солнце играла руденька киця
Где обнимала двор изгородь из винограда
Я ли тебя не узнаю говорит врач давно на покое
Ты встречалась мне часто в облицованных плиткой палатах
Хоть старалась невидимой быть и своё получить потихоньку
Но привычному всё же тебя удавалось заметить
И я должен признаться порой ты казалась красивой
Я ли тебя не узнаю печалится глупая баба
Не тебя ли звала грешным делом на злобном безлюбье
Ты всегда появлялась кривила презрительно губы
Посмотри говорила девчонка твоя мол сопливка
И какая ты мать если хочешь такую оставить
Я ли тебя не узнаю говорит не гадавший не ждавший
Деревенский парнишка не ставший косить от призыва
То-то так ты вчера всё маячила неподалёку
Так глядела подолгу ну стало быть предупреждала
Ни тебе и ни мне подходить не хотелось а вышло
Очень многие знают в лицо и даже почти не боятся
Это ведь так когда узнаешь очень много покоя
Он разливается и затопляет землю
Он поднимается к чистому яркому небу
Приглушая слепящую синь от великого милосердья

_^_




* * *

Что, брат-близнец, похвастаем вдвоем?
Чем? Нажитым? Его не так уж много...
Брат-Хлестаков, туда нам и дорога.
Брат-Мизантроп, за что сегодня пьём?
За что, дружочек, пьём? За сорок два?
(Коварные, не сбывшиеся с нами);
Они вернут обещанное снами,
Но захотят слова-слова-слова.
За что ещё мы пьём, за этот пруд
Не графский, нет... Копил он муть и ряску.
Но отражал и лиственную пляску,
Шаг водомерок, стрекозиный труд,
Что насмех муравьям... Ведь только дунь -
Рассыплется. И станет одиноко...

Остановись на  в c ё м, мгновенье ока.
КатИт зима, но всё ещё июнь.

_^_




ПОЭТЫ-ШЕСТИДЕСЯТНИКИ

когда из четверых остаётся один
такой американистый благополучный
велико желание осудить
поневоле думаешь вот ведь кощей
приспосабливался знать
юлил и вилял
потом становится очень стыдно
не любить живых
да уходит эпоха
кому-то зачем-то всё ещё нужная
этот старик грандиозен
иначе
зачем делил бы с тобой эту весёлую участь
эту графу под названьем неймётся битому
столетье где так наивно пытаются говорить
и память в которой ты неизменно жертва
и никогда палач

_^_




* * *

и луна как зрачок во всю радужку
и во тьме громыхнувший состав
города мирно спящие рядышком
покидай никого не застав
трепетанье уйми подколенное
и костяшками марш не стучи
сни кустистое многоколейное
разветвеление в смутной ночи
где душа отчуждается бывшая
и уходит вагоном как вор
да фонарная пыль засорившая
непроветренный звездный ковер

_^_




* * *

твой complaining
поверь
напрасно
благосклонно кивают боги
жизнь так миниатюрно-прекрасна
как макет железной дороги
брось монетку
стеклом нос сплющи
выпадает же вдруг минутка
вот он тронулся в райской куще
пассажирский поезд-малютка
и по кругу стрекочет споро
этот круг так наивно замкнут
виноградные всюду горы
и на каждой горе по замку
и дубы зелены во веки
и волной блестит черепица
и текут молочные реки
в них должно быть вкусно топиться

_^_




ПРАОТЕЦ

Что ты, поц, мне протягиваешь этот "Архипелаг"
Неужели ты думаешь, я всё это не знаю и так.
А не выиграли б мы без него войну...
Говорили нам целину - мы на целину.
А ты-то на всём готовом, поц, а раскис и на слом
Чего там тебе не подтвердили, говоришь, диплом?
Ох, вейзмир, здесь в мисраде с дипломом сидят пять дур.
Убери на.. свой гулаг и подай сидур.

И думает бывший врач, его сорокалетний внук:
А ведь ему и впрямь всё пришлось: пулемёт ли, плуг...
Что в тридцать восьмом он вышел, это да - повезло
А читает- то, чёрт, без очков - нам, лекарям, назло.

Что ты мне, красавица, толкуешь, что это плов,
Они его мяли блендером? Пусть у них так не будет зубов!
Ах, идиёты. Ну, давай. Поставь на клеёнку - вот так.
Не Авраам я, а Хам, всем задам за этот бардак.
Да, ты что смущаешься. Ты садись, посиди со мной.
Новости поглядим. Что там делается со страной...

И думает дебелая рыжая медсестра
Он же двенадцатого года. А я всё твержу, что стара.
Что стара, что жизнь прошла, что не будет любви уже.
Ладно, Ароныч, включу, только микстурку, вот, и драже...

Эти кошачьи мамы, бабки у наших ворот
Всё "жив ли этот Ароныч?", а меня и черт не берёт.
Ты им, Рив, так и скажи "Жив, мол, грыжей только и мается.
Грыжей мается. И со мной, рыжей, знается!"

Он один. Телевизор выключен. Сидур захлопнут в сердцах
Не умею по-здешнему. И вообще привыкал я к другим словам,
Но ты послушай. Ты-то узнаешь, когда моё дело совсем станет швах,
Сделай так, чтобы я не заметил. Ты же любишь меня. Это я- Авраам.

_^_




ГОЛЕМ

Пока быть снова глыбой не заставил,
Ты вспомни исключения из правил:
Стеклянный, оловянный, деревянный.
А я, хозяин,
Мог ли жить в другом,
Хотя бы не лишенном дара речи?
Глаза, что плачут. Не покаты плечи.
Черты лица, что в старости увянут...
Но это тело - серой глины ком
Лежит перед тобою без движенья.
Я, как и вы, не помню час рожденья,
Когда все трое роды принимали
И в губы мои вкладывали Шем...
В глаза мне льется свет, вовнутрь сужен.
Слуга старался. Но слуга не нужен
Достаточно на свете аномалий,
Чтоб я топтался здесь нелеп и нем.

Уже не вижу, но немного слышу.
Ночами звезды задевают крышу:
Стеклянный, оловянный, деревянный,
Поверишь ли:
Свинцовый слышал град.
Ты так велик, мой рав, а я - лишь малость,
Но и тебе не часто открывалось,
Какие вы топорные болваны
Среди камней, меж этих пыльных врат.
Над ними вновь рассвет, а хмур ли, розов,
Не знает твой послушный, добрый Йозеф,
Собой не оскверняя свято место,
Он должен был легко вернуться в прах.
Ну да: стенают звери, бьются рыбы,
Кто знал, что есть агония у глыбы.
Прости хозяин: неспособность к лести
И этот страх...
Кто б мог подумать:
Страх!

_^_




КОЛЫБЕЛЬНАЯ  ДЛЯ  ЛИХА

Ты баюкай лихо пока оно тихо
Пока оно не хохочет пока оно не охоче
Пока не хрипит наркоманом без психа
Не бьет под дых не ищет себе выход
А плачет и в люльке лопочет
Ты баюкай лихо пока вас семь нянек
Будет одноглазо а все одно метко
Будет одноного а все одно странник
Будет паралитик а все одно встанет
Так качай колыбель пой
спи детка
От греха моё лишенько от греха
Не ходи на тот конечик там мышка
Не тяни потроха не свежуй меха
Порох не трать не пускай петуха
Спи пока ты лишь кроха лишко

_^_




* * *

Хочется в младенчество проснуться
Вырваться туннелями пустот

Тесно
даже жест бывает куцым
Что-то там на ощупь
Тумба блюдце
Утешающему вновь не протолкнуться
И в окне никак не рассветет
Удержавшись от колючих стонов
Вдруг заметишь
он чуть-чуть рябой
Креп в квадратик вставленный оконный
Провожающие выйдут из вагонов
Осуждающие выйдут из вагонов
Утешающий останется с тобой

_^_



© Алена Тайх, 2012-2024.
© Сетевая Словесность, публикация, 2012-2024.




Версия для широкого дисплея
[В начало сайта]
[Поэзия] [Рассказы] [Повести и романы] [Пьесы] [Очерки и эссе] [Критика] [Переводы] [Теория сетературы] [Лит. хроники] [Рецензии]
[О pda-версии "Словесности"]