[Оглавление]


Читательский выбор 2000 Победитель конкурса Тенета-Ринет-2000



ЮБИЛЕЙ


Эпическая баллада в трёх фантасмагориях со вступительным монологом, прологом, краткой исторической справкой и эпилогом, а также выдержками из трактата "О славных юбилеях", предоставленного скромным тружеником юбилейного дела, ветераном торжеств и инвалидом праздников, бывшим молодым специалистом Леонидом Эдуардовичем Лидским. Составлено начальником бюро управления, скрывшим свою фамилию, и хитростью заставившим А.Цунского подписаться под произведением, но Цунский не внакладе - ему слава и деньги нужны.

1. Вступительный монолог М. И. Потапова
2. Как я во все это влип
3. Фантасмагория первая, БАНЯ
4. Фантасмагория вторая, ЮБИЛЕЙНЫЙ СТАРИЧОК
5. Фантасмагория третья, ВЗЛЕТ, ПАДЕНИЕ И ПРИЗЕМЛЕНИЕ ПИЗОХЕРОВА, ИЛИ ВВЕРХ И ВНИЗ ПО ЛЕСТНИЦЕ, ЛЕЖАЩЕЙ НА ПОЛУ
Эпилог


1. Вступительный монолог М. И. Потапова, доверительно исполненный перед свеженазначенным начальником бюро управления в товарищеской обстановке за закрытыми дверями служебного кабинета, и после трех-четырех рюмочек коньяку:

Поднимем за предстоящий славный юбилей! А вот я в приметы не верю. И всегда за успех пью!

Юбилеи бывают только славные, вот что пойми! Не бывает, чтобы сказали "постыдный", или "невзрачный", или там, "ничего незначащий". Магия цифры! Вот нашему Учреждению сто лет вот-вот. Это для юбилея самая серьёзная цифирь, какая вообще быть может!

... А, так все последующие юбилеи уже не то. Те, что до цифры 150 - так как бы и не юбилей, а "Славная дата". А 150 - уже дата историческая. Юбилей - это то, до чего может дожить формальный свидетель - хотя бы бессознательно, по младенчески - но поприсутствовавший. Озаботься, кстати, поищи такого.

... Ты что, а как не волноваться? отпраздновав грамотно столетие своего хозяйства, можно для коллектива на пустом месте звезд с неба наловить. В честь такой даты всегда выделяются наверху ордена - не зевать, просоответствовать - и он уже, считай, у тебя на пиджаке. Ну - мне-то цацки ни к чему, но коллективу просто необходимо, чтобы меня уважали! То-то! А ты как думал...

... ну конечно, теперь уж не то, что раньше. Если теперь квартир дадут на юбилей, так одну или две - максимум, а когда-то можно было выбить до пяти штук, если позволял размер штата и очереди, а если везло - и дом был какой-нибудь на подходе, так и до десятка выбивали, выбивали! - был бы начальник толковый человек. Сейчас обычно вообще ничего не дают - но мы кое-что сделать попробуем! А сколько стимулов было у работников когда-то, чтобы удесятерить свои усилия именно перед юбилеем - очереди на машину, путевки за границу и просто в санаторий за счет профсоюза, прием в партию (э, вам, нынешним, не понять - ответственейшее было дело, без партбилета многие вещи были недоступны - те же и поездки за бугор, а сколько проблем решалось в двадцать раз проще - если ты, скажем, в вытрезвитель залетел, или диссертацию защищать надо...) А премии, ценные подарки, грамоты... Это нынче все плюют на такую вещь, как почетная грамота, а когда-то она дорогого стоила. Да и у начальника был выбор, знал всегда начальник, кого поддержать материально, а кого - общественным почётом, были тогда люди - не за цацки работали - за добрую славу и принцип, нынче таких больше нет.

... ну так все это, конечно, при условии - чтобы был начальник толковый человек. Вот слышал я тут, по радио: "Учреждение, необходимость которого не требует доказательств". Бред сивой кобылы. Нету необходимых учреждений, нету, пойми! Будь ты хоть "Водоканал", хоть "Горгаз", хоть "Скорая помощь". Необходимыми их делают люди! Надо каждый день доказывать - "Я - это не просто я один, это могучий аппарат, это слаженный механизм, отлаженная система, без нас тут всё остановится, рассыплется и пропадёт к..." Тут важно тоже не переусердствовать, и помнить, что у каждого учреждения есть свой потолок доказуемой необходимости.

Не понял? Потолок, выше которого нельзя задирать планку. Но в чем прелесть юбилея, а особенно столетнего - он повышает этот потолок сразу в несколько раз - но опять же, при умелом обращении, при глубоком понимании, при тончайшем чувстве реальности у руководителя. Юбилей - сложный коэффициент, и тут просто Лобачевским и Эйнштейном должен быть руководитель, чтобы выжать с его помощью максимум для учреждения, обеспечить ему благоприятствование, а себе - дальнейший рост, или покой и почет.

... И не говори. Юбилей - это очень дорогое мероприятие. Чем дальше и серьёзнее планы у начальника - тем затратнее торжество, тем сложнее его организовать, тем большее число нитей связывают его с разными тайными и явными механизмами, каждый из которых раскручен в свою сторону, и руководитель должен чувствовать вращение каждого из них, подсчитать результирующий вектор и оседлать его в нужный момент. Ну, ты, как технарь, понять должен.

Неверный расчет может разорить и погубить учреждение. Как материально - так и морально, его просто-напросто перестанут замечать! И начальник может потерять лицо... Юбилей - это не просто праздник. Это испытание на вшивость.

... нет, для рядового сотрудника юбилейный риск тоже велик. Каждый твой подчиненный должен знать - все, что он сделал в течение года перед днем "Ю" - сделано не просто так, а "В преддверии славного юбилея", или, не дай Бог - "И это в преддверии славного юбилея...". Разницу чуешь? Бдительности в такой год терять нельзя ни на минуту, начальник - а у тебя крепкий начальник - строг, как никогда, правила игры могут давать резкие повороты, иногда - на 180 градусов, так что - будь осторожен!!! Награды и наказания в этом году могут выдать в удесятеренном размере, и чем ближе юбилей - тем выше ставки, и тем активнее стукачи и недоброжелатели.

Неспроста тех, кто напился и нахулиганил в день празднования, потом, если уж не слишком засветились, прощу, даже очень опасные фокусы не замечу. Думаешь, зря несколько дней потом учреждение отсыпается, и редко кто приходит на работу без опоздания, а часто - не приходит вообще... Не за красивые глаза раздадим мы потом подарки и отпустим грехи - пережить юбилей - это все равно, что выиграть битву, все равно что покорить горную вершину! Как в государстве полагается в честь большого праздника амнистия, так и тут - грехи будут прощены. Но не забыты. Забывать нельзя.

Пока не состукнулись рюмки, ознаменовав начало банкета - и пока не стала по-домашнему нетвердой речь Высоких и Почетных Гостей - и пока не уехали они, оставив вам на растерзание банкетный зал - не расслабляйтесь! Случиться может всё, что угодно. Кстати, давай еще по рюмочке - и домой... Я тебя подвезу. Тебе ведь тоже в центр?



2. Как я во все это влип

Мы шли к Славному Юбилею нашего учреждения, тесно сомкнув стройные ряды. Слава Богу, мы не в какой-нибудь Москве живем, где все уже лет десять как на ушах стоит. У нас всё почти осталось по-доброму, по - старому. Нет, новшества, конечно, есть. И новшества эти толка не лучшего. Но есть и добрые старые традиции - а без них ох, как скучно.

В обед мы все - разумеется, я имею в виду мужчин - обязательно посещаем буфет, а потом идем в подвал играть в биллиард или в настольный теннис. Это развлечение доступно нам только в обеденный перерыв - начальник одно время смотрел сквозь пальцы, а затем какой-то чудак на большую букву "Мэ" не потушил бычок и бросил его в корзину, загорелись там бумаги и мусор. Сработала пожарная сигнализация, начальство поимело сиктым с пожарной охраной, пришлось тем подмазывать и подлизывать, чтобы не было наверх доклада и звона в газетах.

Теперь в два часа замдиректора - сам страстный "американист" - закрывает подвал на висячий замок, и только раз в году биллиард три дня открыт с девяти до шести - это когда проводится чемпионат нашего учреждения, официальный, с призами и грамотами от месткома. То же самое и настольный теннис. Впрочем - теннис есть и на чердаке, куда можно войти через комнату электриков, только зимой там очень холодно, но где-то до декабря - играем!

В гараже мужики режутся в шахматы и шашки - не так азартно, как в биллиард, но зато в любое время. Мы - работники среднего звена, с тех пор как появились компьютеры - горя не знаем. У кого "Дум", у кого - "Тетрис". А наши программисты вообще - счастливые люди. Они полгода делали у нас по отделам локальные сети, объединяли их, настраивали и конфигурировали... Работа занимала у них в общей сложности по месяцу на каждую локалку, из этого месяца они работали дня два, а остальное время учили нас играть в компьютерные игры по сети, и трахали девок - никто особо не протестовал, потому что спать с женщиной из своего отдела - это скучно, и вообще на какой-то инцест похоже. Так что пусть развлекаются.

Получку у нас часто задерживают. Но начальство ухитряется выкручиваться почти всегда. Однако задержка всегда тоже есть. Как делается - а элементарно. Выплачивается восемьдесят процентов авансом, и премия по результатам коммерческой деятельности учреждения. И мы с деньгами, и министерство нам вроде как должно. А все наш начальник - крепкий мужик. Из тех, что могут заставить понять, что мы не просто контора, которая что-то там пишет. Деньги, конечно, невеликие, но по сравнению со всякими учителями-врачами - существенные. Жить можно.

Но главное - он уже старый, наш начальник. Ему шестьдесят три года. Он очень любит свой коллектив, и хочет, чтобы о нём в этом коллективе осталась добрая память. На нашу всю деятельность ему наплевать - ему главное, чтобы порядок был. Мы его очень даже понимаем. И поддерживаем!

Фамилия у него для начальника просто классная - Потапов. И имя - Михаил Иванович! Он и впрямь на медведя похож, толстый, здоровенный, туповатый такой и смешной, даже зареветь по-медвежьи может, но он же и ленивый, и добрый под настроение. При нем появилось в нашей конторе чучело медведя в фойе, полдюжины медвежьих шкур в разных помещениях (из них три - в тайной комнате, совмещенной с... но об этом позже!), всячески приветствовались календари с изображениями этих полезных символических животных, плакаты, настольные приборы и пр. Единственное, чего не принимал начальник - это пепельниц с медвежьей символикой. Один поставил на столе пепельницу в виде медвежьей головы, и бычок там потушил на глазах у Потапыча об глаз медвежий. Работу ищет теперь.

Я своё повышение получил просто. Проводился у нас конкурс на замещение вакантной должности заведующего нашим бюро. Прежний начальник, Голубев, умер, когда мы ещё были не бюро, а отдел. На должность появилось три кандидата со стороны, бывший зам начальника снабжения, зав отделом компьютеризации и информатизации и помощница начальника производственного отдела Кононова - она раньше меня в бюро на три года пришла. А я не рыпался - да меня в буфете в сорок вилок сожрали бы, если б я только сунулся.

Потапыч - босс демократичный. Он обошёл всех претендентов сам, и обстоятельно расспрашивал, смотрел на характер, на стиль, на вежливость и умение работать с людьми, строго распекал за выявленные предварительно ошибки и выяснял, как они исправляются.

И вот пришёл он к Кононовой, о том с ней, о сём, а я сижу, и молча в компьютер гляжу, и клавиши у меня на нём трещат, как трещотка, а сам я так занят своей работой, что даже на приход начальника смог только приподняться и кивнуть так вежливо: "Здрасьте, Михал Иваныч!". И трещу себе дальше, трещу.

Я на самом деле письмо соблазнительское в соседний отдел инженерке составлял одной, и на меня как раз вдохновение накатило, монитор-то ко мне повёрнут, а если что - у меня кнопочка "Босс идёт" всегда наготове. И там появляются такие мудрые и красивые цифры, что начальнику только заплакать останется от умиления и гордости за нашу молодёжь в моем скромном лице.

Кононова сидела за столом в новом костюме из темно-синего бархата и в блузке аля Инесса Арманд. Ее и зовут так - Инесса, а кличка сразу прилипла - ясное дело. И одевается она в длинные юбки и белые блузки. Начальник поморщился. Кононовой весь облик начальника и его репутация подсказывали именно такой наряд. Но психологии она не учла... Будь мне 63 - я б напоследок всех подчиненных девок и баб, если конечно, они ничего себе - голыми ходить заставлял бы. А Кононова, так даже очень ничего. Сучизма б ей поменьше - так была б почти человек.

Сижу я и с увлечением пишу своей предполагаемой партнерше по дивану на ближайший месяц о том, как это интересно можно обставить и как ей будет со мной, что с другими еще не было и не будет потом никогда, то есть с тошнотой пишу, что у меня есть пять кассет Влада Сташевского (хер-то с ним, потерплю Сташевского, потом можно и выключить незаметно), а сам вполглаза и вполуха стараюсь не проворонить вероятное обращение руководителя конторы.

С Кононовой ему разговаривать скучно. Она вся воплощенная простота и настрой на работу, работу, и еще раз работу, и всё-то у неё перспективы роста и возможности развития, и нетривиальное решение и концепция апперцепции, и всё вот в таком духе... Затосковал шеф. Встал... Прошёлся вдоль подоконника, глядя на строящийся за окном новый корпус (в наше-то время - строящийся! "Это вам не апперцепция-контрацепция, это ж надо деньги из Москвы выбивать, это ж надо волшебником быть, а не концепция!"- так он, поди, думает, на все это глядя, и Кононову слушая вполуха.)

Тут вижу - повернулся. Я кнопочку тык! Моментально. Напечатал ещё штук десять циферок и знаков (начальник в компьютере ни бум-бум, но на то он и начальник, слава тебе Господи!)

- А что, скажи-ка мне, вот тут ругаются на меня. Говорят, сэкономили не там где надо, компьютеры плохие купили... - говорит он вдруг ... МНЕ!

- Нет, Михал Иваныч. Компьютеры очень хорошие. Тем более что в условиях нашего учреждения можно ведь вопросы совсем по-другому ставить. Мощная машина нужна руководителю отдела или бюро, а остальные ведь только что делают - данные вводят, по большому счету. Так что всё вполне корректно сделано, а вот локальные сети - это просто отлично вы придумали. Вот серверок бы нам еще общеучрежденческий сделать, да помощнее (ага, думаю про себя, - по сети-то мы еще ни во что отдел на отдел не играли!). Тогда все данные о работе всех наших подразделений собирались бы в одном месте, наглядно, быстро, сразу любому понятно, что где происходит, руководство может ставить задачи непосредственно перед монитором. Всем всё видно, любому самому тупому все объясняется за пять минут, и потом никакой неразберихи!

- Хм! Ну-ка, объясни, как ты это себе представляешь?

Вешать начальству на уши лапшу - это искусство, которое требует постоянной тренировки, или владения предметом, начальству недоступным. У меня есть и то, и другое. Через пять минут я нарисовал Потапычу красивую картину: "М.И.Потапов даёт пиздюлей всему учреждению за бардак и отлынивание от работы при помощи локальной компьютерной сети учреждения". Вы вдумайтесь в это предложение, в это моё "Казнить нельзя помиловать" - но я вам скажу, запятых и смысловых ударений тут и вовсе не надо! Именно при помощи локальных компьютерных сетей будем мы отлынивать от работы, и именно с их помощью мы будем огребать тех самых от начальства - но ВИРТУАЛЬНО, что гораздо лучше и куда менее опасно. Начальник будет удовлетворен самим фактом раздачи пряников, и выводы в приказах делаться будут гораздо реже. Мне вообще коллеги памятник ставить должны.

- Ну, вот что. Ты ко мне зайди через часок... Работайте, Инесса Алексеевна!

После обеда иду в кабинет директора. Всё-таки эмоциональный фон создать - великое дело. У меня над столом - плакат шикарный, "Союзгосцирк". Медведь в форме ЦСКА забивает гол в ворота канадцев. Старенький плакат. Но хороший. Всюду у меня разбросаны старые газеты "Футбол-хоккей", тетрадки с таблицами, всё говорит о том, что я хоккейный фанатик. Ну, я им и был - только в школе и на первом курсе, а сейчас нужно, чтобы начальству человек был понятен, объясним, и чтобы оно не долго искало с тобой тему для неформального вступления в серьёзный разговор.

- Ну, садись! Как вчера там наши-то сыграли?

- Ай, не говорите. Михал Иваныч... Ну какой это хоккей, когда все давно в НХЛ играют, когда толком никто передачу сделать не может, вратарь мышей пускает в ворота... Потеряли мы наш хоккей, потеряли...

- Ну не переживай! Будет ещё у нас хоккей. Я вот что хотел тебя спросить. А можно сделать так, чтобы то, что ты мне на компьютере показывал - ну сводка о работе подразделений - было видно не только у меня на телевизере, а еще скажем - на экране на стене?

- Проще простого! Проектор только надо. Он стоит...

Дальше я вспоминаю, сколько стоит проектор, рассказываю, во что обойдётся такое техническое новшество и так далее. Я уже понял, к чему такой парад нужен. В преддверии славного юбилея надо водить всюду всяких нужных людей, показывать им с гордостью техническое оснащение, широту масштаба планов, научные принципы организации управления...

- Ну смотри, сынок, что я тут порешал. Нам пора одну маленькую реорганизацию провести. У нас штат большой, структуры все нужные - но эффективность их работы я мыслю, возрастёт, если часть людей мы перебросим на современный, научно обоснованный фронт работ - на организацию управления. Ваш отдел мы расформируем, а на его базе создадим такую структурку, которая будет научно, по современным технологиям, управлять. Штату тебе я даю - пять единиц, подумай - и набирай, конечно, из нашего учреждения - зачем нам люди со стороны, к тому же тут нельзя доверять кому попало - уж больно тонкой работой будете заниматься. Прикинь состав, то да сё - будешь руководить. Пора нам молодёжи давать дорогу! Вот бери дорогу. Только старших с неё раньше времени не спихивай!

И потрепал по затылку так ласково. Так, что шея захрустела и позвоночник зазвенел каждым отдельным позвонком...

- Вот отметим юбилей - и ещё раз посмотрим, кто у нас на своем месте, а кто нет. Я после юбилея ещё годик-другой поработаю - и на покой. А Учреждение я кому попало оставить не могу - ты меня, сынок, пойми - годы здесь прожиты, и не просто просидел тут. Большие дела делали! Какие проэкты двигали, в Москве, в отделе ЦК, в Госплане - каждый мою фамилию знал... Да мне сам Кручинин свой домашний телефон дал - мол, звони, Михал Иваныч, в любое время дня и ночи, если только что не так - ночью буди, и мы их... А, да что говорить. Не только в хоккей тогда Россия играть умела... Ну, смотри у меня. Управляй управлением, только советуйся со мной почаще, и дров не наломай! Старшим не дерзи, не дергай их - они по старинке такие вещи делают до сих пор, что твоя наука сто лет гадать будет.

Да ладно тебе, Потапыч! Я ж умный. Я ж ни к какому управлению и носа не суну! Нужна тебе такая поганка - получишь! В ажуре! А насчет старших - это он точно, про их выдающиеся способности. Но - об этом после будет.

Так я понял, что взят на должность рангом выше с простой и ясной задачей - помогать подготовить и организовать юбилей.



3. Фантасмагория первая, посвящается Алексею Толстому и Владимиру Маяковскому

БАНЯ

Для начала я позволю себе процитировать трактат взятого мной в моё бюро Лидского в качестве моего заместителя.

Из трактата Л. Лидского "О славных юбилеях":

Гостеприимство - наука точная. Если речь идёт о служебном гостеприимстве - абсолютно точная безо всяких условий. Ещё Цицерон в своем бессмертном трактате "Об обязанностях" писал: "Ведь существуют обязанности, исполнять которые по отношению к одним людям должно в большей степени, чем по отношению к другим. Например, соседу при уборке урожая ты поможешь скорее, чем брату или другу; но если дело возбуждено в суде, то родственника или друга ты будешь защищать скорее, чем соседа. Это и подобное ему надо принимать во внимание при исполнении любой обязанности, дабы быть хорошими мастерами по расчислению обязанностей, дабы мы могли видеть, путём сложения и вычитания, что получается в остатке, а из этого будет возможно понять, сколько мы должны каждому" (Марк Туллий Цицерон, "Об обязанностях", книга I, (XVIII, 59)).

Каждый жест гостеприимства, каждая предоставленная услуга, любая мелочь и строчка в меню - все они предопределены у опытного хозяина путем сложения и вычитания, ибо сумма известна заранее.



Где он набрался таких мудростей, я теперь знаю - хотя дважды он был замечен мною в библиотеке Учреждения, что он там мог найти среди постановлений почившего в бозе ЦК? Зато вот с завхозом Коноплёвым он правильно подружился, и этак у него все ловко выпытывал, и в тетрадь себе потом переписывал, как с диктофона! ***

В начале юбилейного года приехала к нам ревизия. Запланированная, подготовленная, и более того - инспирированная Потапычем. Потапыч под предлогом этой проверки организовал к нам в учреждение в командировку всех нужных ему шульцев среднего калибра из министерства и даже пару шишек из администрации Президента.



В статутах боевых орденов четко, до мельчайших подробностей расписано, за какое именно деяние может быть вручена данная награда. Так и в служебных отношениях каждому гостю отводятся почести и степень комфорта в зависимости от его значимости.

Практикант обеспечивается местом в общежитии, ему предлагается стакан чая в кабинете начальника - два раза, в день приезда и в день отъезда (но это при таком демократе, как наш Потапыч).

Командированный специалист среднего звена, при всех благоприятных сопутствующих моментах, получит номер в ведомственной гостинице, его могут позвать на все те же два стакана чая, - но вряд ли. Тут забота о приеме ложится на коллег одного с ним ранга, и там все зависит от личного контакта.

Командированный рангом начиная от зама начальника, или приравненный к нему по важности миссии в учреждении работник, имеет ряд существенных привилегий. Это - встреча с автомобилем у вокзала, номер хорошего класса в гостинице в центре города, обеды в ресторане в первый и последний день пребывания плюс поездка на ведомственную дачу в сауну, если приезжий - мужчина, то с начальником, и если дама - то с женой начальника. В первом случае возможны рыбалка и некоторые приятные дополнения комсомольского возраста.



Всех их нужно было развлекать, но, как там у Лидского и написано, исходя из их статуса.

Задачу такую поставил мне Потапыч за неделю до приезда этой самой комиссии.

Ведомственная дача у нас есть - за городом, очень даже хорошая, с банькой, спортзалом, прекрасной кухней и даже со снегоходами и буером. Но был в данном случае один момент, который нельзя было преодолеть никак. Шишки из администрации Президента в одной бане с министерскими шульцами париться не стали бы никогда в жизни. К тому же с ними в приватной обстановке Потапыч должен был обсудить ряд деликатнейших вопросов, и министерским при том присутствовать не полагалось, да они и не рвались, соблюдая молчаливое остранение.


Наиболее ответственной формой официального этикета является встреча проверяющих. Они делятся на две группы - контактные и неконтактные. Ко вторым сразу прикрепляется в качестве сопровождающего по учреждению специалист по контакту. Он следит, чтобы никоим образом не был нарушен закон гостеприимства, чтобы было предоставлено всё, что нужно и положено - и ничего более. Еще у него есть две основных задачи: не допустить до этих опасных посетителей потенциальных и явных стукачей, а так же болтунов и других ненадёжных элементов, а главная - постараться самому найти контакт. И если это будет сделано - а в девяноста девяти процентах случаев это делается - немедленно, по тому же закону гостеприимства, снять эмбарго, предоставить всё, что не положено, найти благовидный предлог для приглашения в баню, и всё по полной программе, но в ускоренном темпе, и скромные подарки вручить - отдельно, не в учреждении, именно в бане или по пути из...



К тому же пристойных номеров в городской гостинице было только два. И мы пошли на компромисс. Ведомственная наша гостиница расположена в нашем же здании на первом этаже, в крыле управленцев. Окна ее выходят во внутренний дворик с красивыми кустами сирени и акациями, впрочем, зимой там сугробы. Глубокие и чистые.

Пять двухместных номеров превратили в одноместные, сделали там "евроремонт", обшлёпав стены гипроком, повесив финские люстры и поставив туда новые телевизоры, холодильники и телефонные аппараты.

Поселили в гостиницу четырёх "аспиранток" - хотя зачем кавычки, они ведь и вправду аспирантки...

Но вот только одна проблема оставалась нерешенной - сауна. Сауны в гостинице не было...


Проверяющие контактные - не менее хлопотная публика. Они ведут себя по-барски, всюду суют нос - будь то бар в кабинете директора или вырез в блузке у секретарши, и за ними тоже нужен глаз да глаз. Подарки в этом случае может испортить только скромность, деньги они берут не стесняясь, и лучше всего их сразу увозить на ведомственную дачу, и обеспечить там для них комфорт, выпивку, закуску и развлечения. Желательно развлекательный штат иметь в своем учреждении, а то со стороны еще притащишь триппер проверяющему - вот и будет тебе ревизия...

Вообще - этих надо сразу в баню, если захотят смотреть бумаги - привезти им туда, пусть их смотрят и мочат, и коньяком заливают - до лампочки, только бы не смущали народ и не вызывали болтовни. Вот так! Думаете - просто?



Когда тебе говорят - реши проблему, и ты не можешь ее решить, нужно подавать заявление. Эта мудрая мысль явственно читалась в глазах у заместителя Потапыча, Петра Игоревича Захарова. Всё, что я ему предлагал, он сперва объявлял идиотизмом, затем выгонял меня с глаз, а потом рассказывал Потапычу, будто бы придумал сам, и в сомнениях зашел за советом. Шелленберг херов... Меня на хромой козе не объедешь. Предоставив ему честь сообщить, что проблему бани для гостей решать придется за пределами нашего учреждения, я через час перезвонил Потапычу сам.

- Михал Иваныч! У нас ведь доска-то дюймовая в хозотделе есть, во дворе второго корпуса, я видел. И вагонка там есть. А главное, я там и кафель, и цемент видел... От ремонта гостиницы.

- И что?

- Сауна через неделю будет готова. Такая, что закачаетесь, только нужны люди.

- Кто тебе нужен?

- Коноплев, само собой - у него же материалы. Затем - Ерофеев, Аркаша, машина нужна... Камин нам могут бесплатно в счет погашения сделать в Электрогорске. Они ведь нам должны?

- Должны! Правильно мыслишь.

- Так с них же можно и материалы кой-какие потребовать, у них денег ведь по жизни не будет, а попадут они под банкротство - вообще ничего с них не взять ... Вы им позвоните, а потом мы в командировку туда скатаемся и все привезём.

- Иди к Коноплеву. Я позвоню ему, действуй. Неделя тебе сроку, вернее - восемь дней. Работайте в выходные, не теряйте времени. Людям заплатить - заплатим, обещай по миллиону премии, в конце месяца. Ты сам - тоже не внакладе будешь, только в срок сделайте! Кстати, бери сантехника Анисимова, он и каменщик, и все что хочешь, пусть напарника своего берет, Логвинова.



- Ох, не дело это затеяно. Не дело! Ну, сам суди - это же и кирпич, и кафель, и кондиционер, и гипсокартон, и светильники. А вагонка нужна осиновая, сосна в парилку не идет... Сосной можно в предбаннике отделать... А мебель?

- Да какая там мебель?

- Э! Как это какая? Еще как нужна мебель. Диванчик надо, только не кожаный, и с толстой вязаной накидкой... Пару-тройку мягких кресел, холодильник, телевизор бы хорошо... Сервантик уютный с зеркальцем за полочками, комодик, вешалочки, стенной шкаф - для одежды...

В "кабинете" Коноплёва - стол колченогий, календарь на стене с надписью "У России - щедрая душа", и стулья. Стол и стулья хромают, как туристы после длинного похода, в шкафу штук тридцать книг, амбарных, конечно, и много пустых бутылок. Это знаю только я и те, кто принимал участие - Аркаша, Федя-электрик, и Лидский, да ещё шофёр Кошкин. Что-то подозревает Захаров, не сомневается в этом и Авдей - второй зам шефа, но все молчат, потому что Коноплев - студенческий еще друг Потапыча, и тот его иногда зовёт в кабинет в конце рабочего дня, а там по шкафам, ясный перец, никто не лазает.

- А кресла нужны там не просто кресла, а раскладывающиеся, чтобы... отдыхать. Холодильник, опять же, не "Минск" нужен, а соответствующий. И там - самоварчик для уюта, видео...

Тут Кошкин в контору вошёл. Вернее, зашёл-то давно, и стоял в дверях, слушал.

- Нахрена тебе в бане видео? Что - у тебя бабы одетые париться будут?

- Почему оде... Черт, вот вечно ты влезешь без пердупердажа и напугаешь! Привет! Так я говорю, надо и видео, и даже больше тебе скажу - магнитофон хороший и светомузыку...

- Так это ж не баня, а дискотека получится! - рассмеялся Кошкин.

- А это не страшно, главное - чтобы отдыхающему было удобно. Чтобы все было с предвосхищением его желаний. Восемь дней - маловато... Непонятно, как успеть... А что деньги, Потапыч дает сколько?

- Двадцать восемь лимонов. А на карман всем премии.

- Во дела... А чё за спешка?

- Комиссия приезжает. Проверки-хуерки. Развлекать надо.

- А в принципе ведь неплохое дело баня... - Это Кошкин встрял, решив вовремя примазаться к идее.

- Займемся. Тут так надо понимать? В гостинице ее делать нельзя - она сразу под Захарова попадет, хер мы сами там попаримся потом. А вот делать ее мы в подвале в нашем станем, в техническом крыле, тут я начальник, про гостиницу скажем - там нельзя по технике безопасности, перекрытия, хуё-моё, ну залечим его, он в этом как в китайской грамоте, Потапыч меня слушать будет. А под Захарова я сауну хер отдам, мне это станет в кучу материала, да и денег уйдет, и вообще - нефиг, еще к нему я буду на поклон ходить, чтобы в своей бане попариться!

Коноплев снял трубку с телефона, набрал две местных цифры и заблеял:

- Михал Иваныч! Ты это! Баню под Захарку отдавать нельзя - завалит все дело, а Авдею тоже не в радость будет, что его подчиненный на Петьку пашет! А молодого ты передай из под Захарки к Авдею тоже, - а то ведь Захарка мозгоеб известный, и нос везде сует... Ага! Ага! Ну и я про что говорю! Ну да! А как проводить будем? По какой статье? Так и я тебе говорю, Михал Иваныч, нахера мы его будем в курсе таких дел держать! - и, повесив трубку обратно, торжественно провозгласил:

- А на Захарова нам теперь плевать! И ты молодой, держись от него подальше.



Осмотрев подвал нашего корпуса, нашли идеальное место. Сводчатый подвал, с дымоходом от бывшей котельной. Фигурные окошки на улицу. Я и не думал, что у нас такой высокий подвал.

Место было идеальное. Рядом - отдельный выход, причем не на улицу с фасада, а в переулочек, и выход во внутренний двор, причем незаметный и скромный. Кто входит, и кто выходит - не видно.

Электрический щит-распределитель тут же, как по заказу.

Трубы и с горячей, и с холодной водой.

Слив.

Отопление.

Но сделать что-то здесь за восемь дней было просто невозможно...

Черт ведь дернул меня за язык...

- Э, молодой! - это Коноплёв меня в бок ткнул. - Ты сейчас со мной поди, ребята притащат кирпич, начнут переборку класть, а длинные стенки из бруса сделаем, у меня есть запас. Успеем, не боись! Пошли, Анискина возьмём.

Анискин - такая у Анисимова Сереги кличка. Ему лет сорок пять, что ли, а по образованию он певец. Музулище закончил когда-то, или даже, говорят, консерваторию. Сейчас у нас сантехником работает. До того в театре звуковиком был.

Анискин носит пышные бакенбарды, плавно переходящие в усы. Он так же носит на носу мощные роговые очки, а голос у него так и остался громоподобным, несмотря на бурную жизнь. Многие по ошибке его пугаются, принимая за начальство. Если его только слышно, но не видно, по телефону, например.

Сейчас в его "Мастерской" - в каморке под лестницей, с трубогибкой, тисками, ящиком с грязными пассатижами, жирными тряпками и железным столом - вершилась драма.

Анискин, напарник его Паша Логвинов, сын Анискина Игорь и вахтёр Пименов играли в карты, в козла. Под столом стояла бутылка "Трёх семерок", уже пустая и стыдливо прикрытая ветошью. Анискин, видно, слегка опоздал с опохмелом и теперь жутко проигрывал. У него была открыта только одна пара на сложенных лицом к лицу шестерках, а у противников - Логвинова и Пименова - уже открылись пять пар.

У сына Игоря на лице застыло меланхолическое выражение. Такое бывает, когда в сороковой раз смотрят один и тот же фильм.

Анискин суетился, ругался, требовал пересдачи карт, и такую пыль поднял, что противоположная сторона согласилась, сделали пересдачу, и Анискин минуты две пялился в свои карты и закатывал глаза, шевелил губами и ушами, и приговаривал "прум-прум-прум!", изображая беспрецидентный мозговой штурм.

- Ходить будем? - не выдержал Пименов. Он боялся, что начальство увидит, что его нет на месте.

- Да подожди ты, дай подумать! Тебе никто играть не мешал, и не дёргал тебя за яйца, пока ты думал... Трындишь, трындишь, никакой возможности сосредоточиться нет.

Наконец, Анискин боязливо потянул карту, положил ее на стол перед собой и стал что-то шептать.

- Э, хорош моргаться! Нельзя подсказывать! Малой, не смотри!

- Да ладно тебе, старый хрен, какое там мигаться! Не мешай, я заговариваю карту, понял!

- Так клади ее давай, ходи! Тоже мне - архимандрит.. От слова... От такого...

- Ты что, дед, обурел внатуре? И вообще я с нее ходить не собираюсь. Я ее не на тот случай заговаривал!

- Серега, кончай давай тоже! Взялся за карту - ей и ходи...

- Это тебе не шахматы, понял! Какую хочу - трогаю, кладу куда хочу. И вообще не мешай играть.

Вздохнув и резко выдохнув, Анискин очевидно подмигнул сыну и положил на стол пикового туза.

- Накидывай!!! У тебя туз есть! Накидывай!

- Да нельзя накидывать тут...

- Делай, что отец говорит! Ты еще в пизде с горошину был, а я лучше всех в городе играл!

На туз Анискина Логвинов кинул десятку, а когда сын покорно положил на стол бубнового туза, ехидный Пименов шмякнул сверху трефовую даму и гаденьким козлетоном прогнусил:

- Срубил он нашу ёлочку под самый корешок!

Анискин застыл с открытым ртом. В полумраке каморки жутковато засверкал стальной передний зуб.

- Вот ведь послал Бог сыночка-долбоюношу... Ну ведь надо же даму-то проворонить... Чё ты мне козырял, что она у тебя есть?!!!

- Ага! Мигались таки! Мигались!!! - вахтер победно ткнул воздух пальцем.

Все остальные ходы Анискин и сын проиграли, не взяв ни одной, даже самой жалкой взятки, все грабастал Пименов, при этом противно хлопал своими картами по столу и приговаривал "Ёпс!", "Ёпс!", "Ёпс!".

- Четыре!!! С погонами вас!!! И с хвостом! - И Пименов захихикал, потирая локтями обтянутые меховой жилеткой бока...

Логвинов попытался пристроить красные шестерки на плечи Анискину, но тот грубо оттолкнул его руку, швырнул карты на пол и следом плюнул...

- Чё ты так радуешься? Чё радуешься? Корову выиграл? И вообще не гоняй тут своих мандовошек на моей табуретке... Выиграл - и пиздуй с богом... Напарил ведь опять. Ты ж известная желда! Кто прошлый кон шаху под стол прятал? Игорян, ты видел?!

Игорь по-рыбьи открыл беззвучно рот, медленно, как танковую башню, повернул голову к отцу и печально промолвил:

- Папа... ну хули ты сам пошёл с бубей...

Анискин готов был взорваться десятком этажей мата, но в этот момент заметил Коноплёва, который небольшое - но начальство. У Анискина удачным считался месяц, когда его не выгоняли со службы или не объявляли выговора. Поэтому он старался не ссориться с теми, кто мог ему крупно напакостить.

- О! Привет! День добрый.

- Привет, привет! Добалуешься ты, Серго, ой, добалуешься. Потапыч засечет тебя, и будешь снова работу искать...

- Потапыч наверху, а мы люди маленькие, внизу нам сподручнее! - и Анискин подхалимски подмигнул, а потом заметил меня и протянут руку в знак приветствия.

- Вот про внизу-то я с тобой и хочу поговорить.



Вернулись в подвал - на сей раз с Анискиным. Он осмотрелся и сказал:

- Кладку в два дня я сделаю. Потом обшить - запросто. Только к чему спешка такая? Устаканиться бы всему дать, тогда и начать обшивать. А брус - так из его что - как кубики складывать. А здесь - э! Слушай, тут уже все оштукатурено - кладка под сводом, и забелить, и пиздец!

- Управишься?

Настала заминочка. Объяснили про премию и про некоторые бонусы, обещанные Потапычем. Возможность подлизаться перед начальством Анискина заинтересовала.

- Ну ландо! Я приступаю.

- Давай!



Пока Анискин, Логвинов и Игорь, который всюду таскался за отцом по случаю весенних каникул, таскали кирпич, месили раствор и творили переборку, три плотника ставили стенку из бруса, строгали на станке вагонку. Чем удобен был подвал - все рядом и все к месту. И места этого самого - предостаточно. Подвал был высоченный, метров пять высотой, на кой черт такой был нужен - никто уж теперь не расскажет. Говорят - убежище строили, на случай атомной войны.



А нам надо было ехать в Электрогорск за камином и по возможности набрать там всего, что можно, в счет долгов электрогорцев нашей конторе. Комбинат у них загибается, долгов много, одной нашей конторе - выше крыши.

До Электрогорска километров четыреста будет. Большая у нас область. Договорились ехать на следующее утро, в шесть от вокзала, чтобы в двенадцать там быть. Ехать должны были слаженной и дружной бригадой - Коноплёв, электрик Федя Ерофеев, слесарь Аркаша, молодой специалист Лидский, я - и шофер Кошкин.

От вокзала ехать удобнее. Контора наша не в центре, добираться туда всем не ближний свет, а тут удобно. Всем на дорогу тратить не больше двадцати минут пехом, а Кошкин - он возле конторы живет.

Без пятнадцати шесть у автобуса стоял Коноплёв, я увидел его издали. Коноплёв худой, невысокий, но сутулый, очень у него осанка запоминающаяся. Не спутаешь ни с кем.

Поздоровались и закурили. Беломорчика. Коноплёв с утра довольный, покушал плотно, чайку попил, солнышко теперь встает рано, снежок вот-вот совсем стает, хорошо! И командировка приятная предстоит. Коноплёв созвонился с приятелями своими электрогорскими, там под эту лавочку натырят они будь здоров. Лишь бы в автобус влезло. И очень кстати сейчас Коноплеву эта командировочка, надо ему убраться от начальства с глаз подальше, подкозлил ему вчера электрик Федя, что уж тут говорить, ой, как подкозлил, после обеда вся история и вышла. Но - чуть позже об этом.

С бутылочкой "Ячменного колоса" подвалил расслабленной походкой Аркаша. У него тоже было хорошее настроение, и в тряпочной сумке угадывались очертания еще как минимум четырёх пивных бутылок. Он помахивал сумочкой - небрежно так, якобы (а на самом деле он каждую ниточку этой сумки голым нервом чует, и ни за что не стукнет, это понт у него с утра такой). Он и сегодня напевал, на сей раз очень весёлую песню: "Тутти-фрутти", но слов не знал, и пел своеобразно: "Тути-фрути, тути-фрути, фути-нути, фути-нути, Оп! баба лума! блядь!бам!бум!"

Автобус был, однако, закрыт. Кошкин куда-то ушел, и двери запер.

Появился он неожиданно, из вокзального буфета и вместе с Лидским, что было еще неожиданнее. После того, как Лидский чуть не взорвал Кошкину автобус (была такая история, долго рассказывать), трудно было предположить, что они подружатся, но Кошкин был настроен вполне дружелюбно. Хотя не век же ему злиться!

План был такой. Сегодня мы ехали в Электрогорск, там заказывали по чертежу Федуна камин, смотрели, что можно взять, потом ночевали в гостинице. Затем Федун должен довести камин до ума, а мы погрузить все, что получали на комбинате, в автобус, а в ночь выезжать в обратный путь.

Реализации его на данный момент мешало одно обстоятельство. Федун опаздывал.

У Коноплева на Федуна зуб был. Нужен был Коноплеву на дачу, и в конторском хозяйстве на стройке нового корпуса как раз имелся, кирпич. И договорились они, что Федя тот кирпич поможет быстро загрузить в нанятый завхозом грузовик и скрасть, а потом на даче разгрузить. Соль вся была в том, что по поводу того кирпича был у Коноплёва разговор с Потапычем, и Потапыч, зная, что Коноплёв всюду нос сунет и что надо - скоммуниздит, насчет стройки его особенно предупредил, и мудрый завхоз, дабы не искушать своего студенческого друга, весь вчерашний день планировал провертеться на глазах у Потапыча, чтобы операция прошла без него, а за это он Федуну обещал проставиться как следует, и половину кирпича отдать, а дачи у них по соседству.

И Коноплёв добросовестно канифолил мозги и лез на глаза начальнику, а потом даже затащил к себе в кабинетик, достал бутылочку под конец дня, выпили они. Начальник не курит, поэтому и Коноплёв не курил, мучаясь чрезвычайно этим обстоятельством. Старые друзья беседовали, вспоминали прежние годы, боевых подруг и обсуждали, как впихать строящему новый корпус третьему СМУ вексель областного правительства вместо живых денег. Потапыч подобрел, разрешил Коноплеву курить ("Да закуривай, что я - баба что ли, не бойсь, не сморщусь!" - и тут же сморщился).

В это время в кабинетике на столе зазвонил телефон. Коноплев поднял трубку и на всю комнату раздался голос Федуна, искаженный телефонным проводом и, как минимум, четырьмястами граммами.

- Порядок, сосед! Федун говорит! Радио слушай! с тебя вечером банкетик!

У Коноплева в комнате был приемничек, и он включил местное радио, заинтригованный и по случаю подградусности не сообразивший, что надо прежде подумать.

Дикторша вдруг, когда доиграл очередной шлягер, объявила.

- Ветерана снабженческого труда Коноплёва коллеги по работе поздравляют с удачным приобретением и передают для него в исполнении "кавалер-дуэта Санкт-Петербурга" русскую народную песню "Кирпичики"!

Рефреном всей песни были слова: "И по винтику, по кирпичику растащили кирпичный завод..."

Теперь Коноплёв стоял у автобуса, и пока Кошкин, старый оппонент Федуна по философским спорам, открывал двери, завхоз искал у него сочувствия.

- И ты врубись, из-за глупости его малахольной, из-за евонного дурного ботала меня Потапыч прямо там и поимел, не отходя от кассы... Выебал по самые помидоры, счет заставил оплатить - правда по минимальной цене, конечно... Но один хер, на такие деньги влетел из-за этого мудозвона! Сто двадцать уёв!

- А ты тоже - умный уж старый мужик, а с кем связался... Я б тебе тот кирпич сделал за нефиг делать!

- А что такое уй? - спросил Лидский сквозь как всегда простуженные ноздри.

- Ох, студент... Эт, конечно, не сто двадцать хуёв, но тоже не сахар. Жопу напрячь придется.- пробасил сочувственно Кошкин.

- Да уж... Ты что в магазинах не бываешь? Что называется - и далее по курсу. А рубль в нашей сегодняшней программе... - и Коноплев, выкинув невероятный протяжный пасс обеими руками, плюнул со злости на потрескавшийся ноздреватый асфальт. Одна рука перехватила другую в районе локтевого сгиба, а вторая замерла в вертикальном положении, как будто Коноплев только что сдал кровь из вены.

Меж тем было уже полседьмого.

- И где ж он телепается, падло? В шесть договаривались. Ну там пять минут, ну десять, так нет же, полчаса его нет...

В это время по усаженной кустами и тополями привокзальной аллейке, прячась за растительностью, крался Федун. Гнев Коноплева в такой ситуации мог грозить всякими ненужными вещами, и Федун пошел на хитрость. Скрывшись за худосочной по весеннему сезону, акацией, он, когда завхоз отвернулся прикурить, сделал резкий рывок через улицу к зданию вокзала, такой в легкой атлетике называется "тройной прыжок", затем нарочно хлопнул дверью и на всю улицу объявил с лицом, исполненным праведного гнева:

- Да пошли вы на хуй вас по всему вокзалу искать!!!

- Сколько времени, радист херов? Алекс Юстасу тебе в рот... На шесть договаривались, а уже, блядь, семь ебут восьмого!!!

- А чё ты ноешь, будто ты тот самый восьмой? Поехали, хули время терять! В дороге напиздишься вволю!

Так и было. Мы сели в автобус и поехали. И полчаса Коноплев проедал Федуну плешь, а тот, как казалось сзади, сидел с покорным видом, понурив голову. На самом деле он спал.

Наконец до Коноплева это дошло, и он хотел, было, растолкать Федю и устроить все по второму кругу, но передумал, и махнув рукой, стал будить меня, чтобы поделиться соображениями.

- Молодой! Слушай сюда! Как мы приедем, ты иди к начальству, отдай им бумаги от Потапыча и скажи им, чтобы дали нам номера в гостинице ихней комбинатовской, и талоны на обед, да при этом скажи, что платить мы не будем, но сумму вычтем из долга, а уж как он там это сделает - не ебет. Он тебе будет тереть очки, и скажет, что, мол, бухгалтерия не пропускает, и все - но ты морду делай ящиком, но не хами, скажи приветливо, мол, гора с горой не сходятся, а человек с человеком... ну, что я учить тебя буду? Скажи, мол... да хули говорить, это он нам должен, а не мы ему. И талоны возьми на питание, и намекни, что мол - нам самим это все не нравится, грузить лень, автобус еле ходит... А спионерить все что нам надо - это уж будет моя работа. Тут тебе и соваться нечего! Это дело знания техники требует!

Поспали. Поиграли в "тыщу" и в "Кинга". Рассказали анекдоты, выкурили по полпачки - и приехали. Аккуратно в 15.00. Когда пропикало в шестой раз, движок затих, а автобус стоял у входа в правление комбината.

В здание мы зашли вместе с Коноплёвым. Я пошел к директору, а Коноплёв - в другую сторону, сразу к двери с табличкой "Зам. директора по хозяйственной части".

Секретарша подняла глаза от книжки Марининой "Игра на чужом поле", окинула меня взглядом и когда я спросил ее, примет ли меня сейчас Евгений Евгеньевич, кивнула головой в сторону входа в его кабинет и сказала: "Там.. Угу.".

В кабинете стоял необычайно большой и пустынный письменный стол, посреди него - пепельница с пирамидой окурков и две газеты, а у самого края, того, что дальше от входа - большой аквариум и трехлитровая банка. Человек без пиджака вылавливал рыбок из аквариума приделанной к карандашу пустой сигаретной пачкой, и перемещал в банку, стоявшую посреди сетки-авоськи.

- Вы по какому поводу?

- Мы от Потапова прибыли, за погашением... по бартеру...

- А! Слушайте, у меня к вам дело. Мы тут подготовили списочек, сколько чего вам предоставляем... У вас это... транспорта много с собой?

- Автобус. ПАЗ.

- Ой-ой-ой. Не влезет... Сразу вам и не увезти. Может - оформим передачу всего сразу - сегодня, а вы на будущей неделе заберете, мы сгрузим вам все отдельно, заскладируем... Просто - я директором тут еще три дня только, потом временный управляющий приходит... А долги - святое дело, я бы хотел с вами сразу рассчитаться, чтобы не было потом... Ну вы понимаете... - и посмотрел на меня так, словно ждал очень глубокого понимания его этических и прочих побуждений.

- Так мы же через три дня тогда ничего и не получим уже! - сказал я, вроде не понимаю.

- Ну, зачем же так, зачем же так... Потом - я говорю, можно сегодня... А про каминчик - я уже отдал распоряжение, подсылайте человека, там и ТЭНы для вас подобрали, и корпус сварганили красивый, так что все сделаем в лучшем виде. Вы обедали?

- Только что приехали. Я вот как раз хотел попросить у вас - в ресторане теперь дорого, можно ли нам какие-нибудь талоны в столовку вашу сварганить, и гостиница...

- Да все, уже вас ждут в нашей гостинице, номера вам оставлены - два одноместных и два двухместных... А обедать будете в нашей столовке. Там для вас все приготовлено... Да - не желаете актик взглянуть?

Согласно актика, в счет погашения долга мы получили от электрогорского комбината кафель, которого хватило бы, чтобы отделать снаружи Импайр Стейт Билдинг, телефонный кабель, чтобы как раз отсюда с этим Импайром говорить, ТЭНы - пару вагонов, шамотный кирпич, кровельное железо, пиломатериалы, отделочную фурнитуру, зачем-то пневматический компрессор и спирт технический ректификованный в объеме 600 л.

- Все спецификации есть, подготовлены, только не все прямо сейчас в указанном количестве, так вам и не увезти...

- Ладно, - говорю, - о делах после обеда, шеф! Сейчас мне надо людей накормить, поставить им задачи, шофёра отдыхать отправить. А баньку у вас сообразить можно?

- Как раз хотел вас пригласить! - если б он на бумажке писал, а не говорил, то он бы слово "вы" с очень большой буквы с художественным вензелем написал. Да, думаю... О великий Лидский, как ты все предсказал... "... или приравненный к нему по важности миссии в учреждении работник"! Похоже - к большому делу приравненный я работник. В особо крупных размерах!

- Как раз хотел предложить вам попариться, прямо у нас в гостинице, там девчонкам скажите, что я распорядился, да я и сам позвоню, чтобы к восьми часам банька была, то-сё... Это ребятам вашим! А мы с вами на дачку комбинатовскую съездим, на Седельное озеро, оно у нас историческое, еще Петр первый бывал, и баньку там по его приказу ставили первый раз... В форме седла озеро, а вид там просто шикарный, ну! Я сейчас позвоню...

- Со мной еще один товарищ к вам поедет, мы с ним все технические вопросы вместе решаем, да и познакомиться он с вами очень хотел, это старший инженер Коноплёв!

Эх, Коноплёв, за такое с моей стороны повышение тебе в жисть в долгу передо мной ходить! Но нет уж - справедлив буду, без тебя мне столько не проглотить, опытный ты человек, все лучше меня устроишь раз в десять. А начальником все равно мне быть, моя там должна быть подпись, но шампанского не пьют не только, которые не рискуют, но и которые не делятся!



Мужики поспешили обедать, а я Коноплёва в сторонку отозвал, мол, срочно зовет нас директор по делам, мужики даже пожалели нас, но в столовку не пошли, а рванули на четвертой с места. Я Коноплеву разговор передал, он меня похвалил, и тут же перевел разговор на конспиративный полушепот:

- Тут надо не выебываться и дружить. Мы ему эту всю хуйню спишем, но в бане так - ты просто, типа крутой, все разговоры переводи на отдых, а я потом с ним сам добазарюсь, и он нам все принесет прямо туда. Да он и сам с собой все возьмёт, потому что горит - мы у него последний шанс. Усек, чё он такой вежливый? Видно - упали они неожиданно, а напиздил он много, и отхода не предусмотрел, или подставили! Короче - меня слушай.

- Хорошо. А ребятам что сказать...

- Дурак ты что ли? Это ребята свою подпись ставят, или ты? Ты меня не пугай!

- А зачем он все эти кабели-хуябели в баню потащит?

- Какие кабели... Совсем ты дурной...

- Мне сейчас еще раз к нему, за талонами на обед идти. Чего ему говорить?

- Ничего не говори! Все дело запорешь!



Федун ругался с мужиками, которые ему сочиняли электрокамин для парилки. Что-то его не устраивало, и он ругался с пулеметной скоростью выплевывая мат вперемежку с техническими терминами, впрочем, легко заменяя их тем же матом после первого упоминания, а иногда даже без такового. Кошкин поехал в гостиницу комбината спать. Коноплёв и Лидский в сопровождении Аркаши направились на склад смотреть товар лицом, а я снова вернулся к директору. Потом позвал его на воздух, и уж на улице ему сказал:

- Значит, Евгений Евгеньевич! Посмотрел я ваш актик, осмотрел склады беглым взглядом... Берём мы ваш товар, в счет погашения. Но мы все завтра увезти не сможем. Еще останется тут товару примерно миллионов на пятьдесят...

- Ну откуда ж на столько?

- Ну сами судите - кабель телефонный, а кафель... Кстати, а сколько мы его сможем увезти?

- Кафеля к вам влезет очень много... Его там еще до фига оста... То есть в автобус влезет к вам... Да и машиной подсоблю!

- Тоже мысль.. Тоже мысль... Со мной вечером товарищ будет, он по технической части, в его отдел где-то процентов десять всего везём мы, а остальное на наше бюро идет, ну да ладно - вечером в бане поговорим. Ой, Коноплёв - это фамилия его. Он хороший мужик, только выпить любит, и еще у него проблема возрастная есть...

- Какая?

- Да - седина в бороду, бес в ребро..

- Поэл... Проблемы решим. Я вас из гостиницы в полвосьмого заберу, и поедем!



Вечером Коноплёв мне рассказал, что уже отправил багажным вагоном с накладной три бочки со спиртом и две огромных катушки кабеля. Их не хотели брать в багажный вагон, но Коноплёв для того сюда и поехал, чтобы дело шло!

- Вот. Отлили на пробу, там тоже пришлось простимулировать ребят, в поезде которых... Хороший спирт.

Тут я заметил, что Коноплёв слегка покраснел и настроение у него приподнятое.

- Я это, счас! В туалет зайду... - и Коноплёв исчез за белой узенькой дверью, а потом стыдливо вылез обратно, сделал погромче радио, висевшее рядом на стене, и исчез в туалете опять.

В одном из двух двухместных номеров была распахнута дверь, там сидели наши мужики, с литровой банкой разведенного спирта, нехитрой закусью и двумя лет тридцати пухлыми представительницами обслуживающего персонала, одна из которых уже трижды за одну минуту жаловалась на жару в комнате и расстегнула кофточку до последнего предела, за которым ее поведение уже нельзя было назвать просто раскованным. Кошкин, с ухмылкой бывалого солдата из народной сказки, рассказывал ей о своих шоферских похождениях, щедро улыбаясь в густые пшеничные усы, Лидский уплетал из кастрюли остатки непроданного за день в гостиничном буфете салата "Столичный", а Аркадий неподвижно сидел на стуле и широко-широко улыбался. Он был счастлив и совершенен в эту минуту.

Судя по тому, что даже интимные тихие слова беседующих я прекрасно слышал через холл и коридор, банка была наполнена по второму разу.

Через стол, в углу, ближе к окну, Федун применял ко второй дамочке, интеллигентского пошиба, в черных колготках на тонких ногах и золотых очках на толстом носу, иную, нежели Кошкин, тактику. Он был светло печален, глаза его были исполнены всепрощения и доброты. Он периодически деликатно обнимал свою слушательницу за плечи, ничуть не напирая, а для подчеркивания доверительности обращения, и пронзительно ей открывал:

- И тогда я ей и сказал - всё... Я мог бы все тебе простить, я бы даже измену тебе простил, но вот это - ни за что... Такое просто не прощают... Правда ведь... Ну, скажи - я ведь правильно сделал... А?

- И ты до сих пор мучаешься этим, да? Ой, бедненький...

- А как ты думала... Как не мучиться... во сне кричу... Через день... Ну раз в неделю - точно кричу...

- Ты один живешь теперь, Феденька?

- Как перст, один...

- А кто же тебе сказал, что ты во сне кричишь?

- А это... Так я просыпаюсь от собственного крика... Знаешь - проснешься и орешь, а что орешь - потом вспомнишь - и завоешь...

- Бедненький... - и дамочка решительно положила Федуну в тарелку всего-всего со стола и вдруг спросила:

- А помидорчиков принести?

Тут ожил Лидский и спросил:

- А в баню пойдём?

У обеих женщин в лицах появилось какое-то беспокойство, но разом оценивший ситуацию Кошкин весело крякнул:

- Пойдём, пойдём! Тока давай это... трахнем сперва! В смысле - спиртику! - вовремя внес он коррективу. А то дамочки уже недовольно краснеть начали.

- Слушайте! А спирт-то вы, мужики, не по науке пьете! - нагло заявил Лидский, пытаясь хоть чем-то ущучить мужиков, которым предстояло интересное кино сегодня вечером. Быть счастливым, довольствуясь немногим, как Аркадий, он еще не научился.

- Это в смысле? - ехидно изображая удивление, спросил в глубине души и впрямь удивлённый Кошкин.

- Вот вы его водой разбавляете... А надо - не так. Берешь полстакана спирта, и закусь в руку, и так - залпом выпил, закусил, так, чтобы еще закуску во рту подержать, она вкус неприятный отобьёт - а только потом прожевать, и тогда уже, закусь проглотить надо и запить это все водой, а всего лучше - чаем горячим с сахаром! Так все финны делают!

- Да ты туфту-то не гони взрослым людям, студент! - забыл о своих горестях Федун.- Что я, по-твоему, мальчик? Финнов не видел? - присутствие Лидского, очевидно, раздражало Федю, а то, что он еще и разговаривает, совершенно вывело его из себя. Кошкин же напротив, сохранял спокойствие и солдатскую смекалистую улыбку:

- Ну, раз по науке - тогда демонстрируй!

- Так я уже не по науке с вами выпил почти стакан...

- Ничего, я слабенько делал. Вот тебе, кстати, и чай!

Из стоявшего на тумбочке термоса Кошкин налил кружку чая, состряпал Лидскому бутерброд - из черного хлеба, масла и цельной, с головой, кильки, из небольшой канистрочки налил две трети стакана неразбавленного спирта и протянул Лидскому.

Тот понял, что пить придётся, придал лицу беспечное выражение, даже энтузиазм, взял в руки стакан, свободной рукой придвинул к себе кружку с чаем, прихватил поперек килечного живота бутерброд, и сказал:

- Ну, за нас, за мужиков!!! - и лихо опрокинул стакан со спиртом в рот, сделал два огромных глотательных движения и едва приоткрыв рот, как в щель почтового ящика, запихал туда закуску и так застыл.

Пауза длилась около секунды.

Лидский сперва побелел, потом стал каким-то стеклянным, на глазах сузился и вытянулся, и взорвался рекордно громким чихом, таким пронзительным, что показалось, будто вокруг него заклубилось облако непрозрачного дыма и сверкнул огонь. Когда эти воображаемые дым и пламень рассеялись, на койке оказался какой-то обвисший и обмякший Лидский. Из его левой ноздри торчала, свесив морду, зеленоватая килька...

Он уже не услышал всеобщего хохота, он уже спал.

Прохохотавшись, Кошкин и Федун стали собираться в баню, женщины вышли "посмотреть, как там, все ли в парилке нормально", а за окном гуднула машина низлагаемого директора электрогорского комбината - зеленый джип марки "Тойота".

Из-за дверей туалета вылез счастливый Коноплёв, крикнул на бегу "Я щас!", и через тридцать секунд уже стоял у дверей в холле с пакетом, в куртке и в шапке.

Мы сели в директорскую "Тойоту" и через полчаса были на впрямь сказочном озере, вошли в баньку, где на столе с цветной скатертью уже расположились салаты с грибочками из яиц и цветочками из морковки и петрушки, заливная рыбка, картошка в чугунке, котлетки в другом чугунке, толстый пирог на деревянном подносе и несколько пластмассовых бутылок с лимонадами. А в самом центре приковывали любой взгляд к себе три бутылки водки, покрытые двухмиллиметровым слоем инея.

Но самое интересное заключалось в том, что, судя по характеру этого инея, водка была вынута из морозильника только что, буквально секунды назад, а в предбаннике никого ровным счетом не было, и мимо нас никто не проходил. Словно в подтверждение этой моей мысли из-за стенки раздались шипение пара и два девических голоса.

- Ой, - заизвинялся директор. - это у нас на базе живут сейчас две девчонки, молодые специалистки, попросились попариться, пока вы не приедете, я их сейчас попрошу...

- Да нет, зачем же - пусть парятся девочки, а мы народ не стеснительный, - осклабился умильно Коноплёв.

Я потом одну из тех девчонок порасспросил, так мне она пела, что беженка из Эстонии, и пыталась даже переделывать хохляцкий акцент на эстонский. Но только она эстонского ни разу, поди, не слышала, и получался у нее акцент какой-то азербайджанский в смеси с татарским.

Директор комбината тихонько вышел за дверь и исчез до утра. Стали отдыхать. Девчонки в простынях вылезли из парилки, Коноплёв жестом радушного и щедрого барина пригласил их присаживаться к столу, рассказал два анекдота, пропустил три стопки, стал рассказывать третий анекдот и забыл его конец, задумался об этом, думал секунды три, а потом весело отмахнулся от мысли рукой, при этом сказав "И так далее!".

Из бани прыгали в прорубь только я и девочки - Коноплёв боялся за радикулит, ему очень не хотелось, чтобы его прихватило в ненужный момент, и он даже на улицу покурить не выходил.

Потом, осмелев окончательно, Коноплёв провозгласил тост "За прекрасных прсствщщххздсдам!" и положил руку на бедро сидевшей рядом бабы, и когда руку его не откинули и не засветили ему по морде, Коноплёв просто ошалел от сознания собственного мужского обаяния и начал рассказывать про охоту на медведя.

Мы с "Кристиной" (хотя - Христина вполне могла быть, кто знает?) уединились в соседней комнатке, где был диван, не кожаный, а с толстой вязанной накидкой и пара кресел, раскладывающихся, отдохнули пару раз, и пошли париться дальше, а Коноплев рассказывал про охоту и метал в меня страдальческие взгляды.

Но моя дама утащила меня обратно в комнату отдыха (прикол, там на двери такая табличка висела!), а я дверь не закрыл, чтобы было слышно, что там с Коноплевым - я не маньяк какой, просто Коноплев старый уже, ему за пятьдесят, а ну как крякнет дедушка, и водки ведь принял и спирту до того, и баня, а теперь вот еще и поупражняться решил.

И тут слышу я из-за двери:

- Наденька, помоги мне встать...

- Сейчас, дорогой, сейчас все встанет...

- Да нет! Это у меня уже целый час стоит, мне самому бы встать, радикулит, зараза...

Тут эта дура Кристина как давай ржать, сил моих нет, и та за ней, и бедный завхоз застонал, взревел, и вдруг раздался грохот падающей скамейки, скрип и хруст позвонков, а затем женское "Ой! ёёёёй!" и началась грозная шлепотень, победное рычание и крики Коноплёва "Ех!Ех!Ех!" и удивленное, низким женским голосом простонутое "Ну ты, дядя, даёшь!".



Через пару часов Коноплев задрых на диване, а мы ушли с Христиной в домик, где я поспал, а утром она мне рассказывала про Эстонию, только почему-то у нее Старый Томас оказался "на куполе Домского собора".

В одиннадцать утра пришёл директор, и, пожелав мне доброго утра, сунул в руку конвертик. В нем было пять лимонов новенькими стотысячными купюрами.

Такой же конвертик выбросил с недовольным выражением лица в урну при входе Коноплев.

- Он тебе сколько дал?

- Пять... - сказал я, чтобы не врать, Коноплёв все равно не поверит, что мне дали больше, чем ему, а подумает, что я имел в виду пять сотен тысяч. А врать я не умею - характер у меня не тот.

- И мне пять... Вот жидяра позорный. Мы его от срока отмазываем, а он нам косую на двоих как кость кинул... А нам потом перед Потапычем отчитываться, куда делась вся эта херня, что написано... Знаешь что - я у него по деньгам в эквиваленте увезу! Полностью долг его сраного комбината погасим!

- Каким образом?

- А увидишь!!!



Весь день Коноплев набивал автобус и выделенную, как и было договорено вчера с директором, фуру. Вся огромная камазовская шаланда была упичкана коробками кафеля, вагонкой, банками с краской, и еще черт знает чем.

В нашем автобусе место оставалось только для нас пятерых, и то если мы выдохнем и затянем ремешки. Ужас внушал камин, изготовленный электрогорскими умельцами по экстремистскому проекту Федуна.

Он был размером с кабинетный рояль, требовал напряжения в 380 вольт и сверкал корпусом из гофрированного железа, а сверху на ТЭНах уже лежал мешок со специальными камнями для жара...

Еще два багажных вагона были забиты по крышу нашими грузами - Коноплев уже позвонил, чтобы их встречали, и теперь ходил довольный до безобразия. В салоне автобуса, под потолком, лежала серебристая дюралевая мачта антенны, в разобранном виде, и сама директорная антенна для коноплёвской дачи. В собранном виде мачта должна была, конечно, уступать Останкинской башне, но не очень значительно. Под сиденьями лежали в посылочных ящиках смесители и наборы сантехники для душа. Их Коноплёв не по акту потребовал, а нагло спиздил, у всех на виду. Его провожали ленивыми взглядами рабочие. Под вечер Коноплев договорился еще с одним грузовиком, и отправил его в ночь к нам в город, загрузив мешками с цементом. Лидский и Аркадий уже не ходили, а падали вперед, подтверждая гениально определение Леонардо Да Винчи "Ходьба - есть упорядоченное падение". Только у них это падение было не очень упорядоченным.

К концу дня все уже еле дышали, даже Кошкин пришел помогать грузить, и сказал, что устал страшно.

- Нечего расслабляться! - бодрил всех Коноплев. - Завтра дома отоспитесь, утром уже...

- Ну, об этом ты не мечтай просто. Я такой усталый не поеду - мне еще шесть часов по ночной трассе баранку гнуть сегодня только... Вот уж нет. Давай лучше сейчас в гостиницу, там банька, а с утра...

- Ну ладно... Но чтобы с утра, в шесть - как штыки!

- Вот это другое дело!

- Давай !

- В шесть утра - логично - логично!

И все пошли в гостиницу, где была баня, где Кошкина ждала Валентина, а Федю - Лариса, где была канистра, и ...



В восемь утра я продрал глаза и закрыл их обратно, пытаясь вспомнить, где нахожусь. На стене был "гобелен" "Охотники на привале", подо мной - мягкая кровать, а на мне - ватное одеяло. Напротив находился сервант с зеркалом сзади полки, и зеркало честно вдвое увеличивало число стоявших перед ним рюмок и фужеров.

Спал я в кровати один, что меня очень порадовало. И почему-то одетый. И то хорошо.

Превозмогая боль, встал, отправился искать хоть кого-нибудь, и нашёл Коноплёва, который спал свернувшись калачиком почти весь на груди у очень солидной дамы.

- Вставай, говорю. Восемь утра. Где мы хоть находимся-то... ?

- Все пучком, это моя знакомая - бодро произнес Коноплев. При этом он не заметил, что голос у него пропал.

- А откуда она?

Коноплев посмотрел на знакомую с сомнением, потом перевел взгляд на меня и сообщил:

- Точно одно. Она у меня училась в техникуме. Ее Люба зовут. Любаня! Любань! А как ты меня нашла?

- Ну для твоих лет ничего... Но не сейчас, Санёк... Опять ведь только раздразнишь... - пробормотала Любаня.

Потом выяснилось, что Любаня - старшая сестра бабы Кошкина. Коноплев вчера хвастал, как он "руководил техникумом" (он там отвечал за технику безопасности). Ну - и сразу вспомнила эта баба про сестру, что там училась. потом пошли все к этой сестре в гости, потом Федун и Кошкин пошли провожать своих баб, а я уснул, и тут Коноплев ...

Люба напоила нас чаем и угощала вкусной ватрушкой с брусникой. Похмелившись "маленькой" на двоих, мы пошли искать Федуна и Кошкина.

Кошкин был уже на ногах, и злоба его не знала границ. Мы узнали две новости.

Во-первых, какая-то гнида ночью пыталась угнать наш автобус и наехала на "шпалу с вот такими костылями!", и ската больше нет. Колес таких в городе тоже нет, одолжить запаску уже пробовал, дали старую, и две камеры, но пока там вулканщики смастырят, пройдет время, и до вечера точно не уедем. Автобус Кошкин с великой осторожностью догнал до ворот и спрятал тут же в гостинице во дворе, за забором.

Во-вторых, пропал Федун.

Тут еще очень некстати вышел Лидский и сказал Кошкину:

- Так ты ж его сам ночью развернуть захотел, а потом чего-то ругался, мол, кто так шутит, бревна под колеса пихает... - и удивился, чего это водила наш так на него рассержен, на хер послал?

Кошкин ушел в автоколонну местную, автобус починять. Мы сели за стол в двухместке Аркадия и Лидского, Лидского спосылали на местный базар, и он принес оттуда пива и копченых лещей.

- Но где же Ерофеев? - волновался Коноплёв.

- Где-где... С бабой, где! Кочергу парит, тоже ебака грозный!! - на зевке вымолвил Аркадий, по-прежнему очень довольный.

- Стоп! Но его баба-то здесь, сидит, ключи караулит!

- Так может, заебался, и она его потом будить не стала!

Но тут вошла эта самая Лариса, и говорит:

- Мальчики, а где мой Феденька? Куда вы его дели? Он как утром за цветами пошёл, так с тех пор его нет...

Всем стало трудно говорить. Трое прятали улыбки, а Коноплев затрепетал и заволновался.

- Так, за цветами - ну так скоро придет, наверное... - промямлил сквозь зубы Лидский.

- Ой, я что-то вся волнуюсь так, куда же он пошел, города не знает...

- Найдется.. Не маленький...

- Ой, он же у меня такой дурак, без цветов говорит, такое событие никак...

- А что за событие?

- Ой, да он вам потом сам скажет! - И хихикнув и покраснев, Лариса убежала в свою ключарню.

- Да, шаг вправо, шаг влево - и пиздец! встать, суд идёт! Продолжать движение попарно! - весело крикнул Аркадий и шумно рыгнул пивным духом на всю комнату, похлопал себя кулаком по груди, рыгнул еще раз - потише - и налил еще кружечку.

Так день и прошел. Лариса волновалась, Коноплев нервничал и изводил всех вопросами, а мы от него отмахивались, дули пиво и играли в карты. Я созвонился с Потапычем и разъяснил ему ситуацию, минуя некоторые ненужные начальству детали. Мы продолжали командировку и требовали полного погашения долгов до смены власти на комбинате. После этого я со спокойной совестью предался пиву и картам.

Вечером пришел Кошкин, и сказал, что надо срочно ехать домой, а то его тут достало, и вообще - иначе он долго не выдержит, и лег спать - на пару часов.

Коноплев тут же разбил нас на пары и мы пошли по злачным местам разыскивать Федуна - я с Коноплевым, а Лидский с Аркадием.



Ни в полночь, ни к двум часам ночи Федун не нашелся. Коноплев и Лариса хотели оповестить милицию. Умный Кошкин поостерег их это делать, а посоветовал лучше искать. Мы с Коноплевым пошли на вокзал.

Вокзал - это вообще громко сказано. Стандартная бетонная коробка с вывеской "Электрогорск", круглосуточный ларёк и два пути, громко называемые "Первая и вторая платформы".

В кассе мы спросили, не брал ли билетов человек, одетый так-то и так-то, блондин такой, и с носом и глазами... Кассирша подумала и ответила: "Да все вы, алкаши, на одно лицо!"

Мы вышли на крыльцо. Закурили, всерьёз подумывая о том, что в ментовку сообщить придется... И что неприятностей теперь будет вагон...

Внимание мое привлекла сгорбленная фигура какого-то полубичевого вида мужика, с чемоданчиком-дипломатом, который ходил от разбитого фонаря к ларьку. Хромая и поеживаясь. Даже издали было видно, что ему плохо, и что положительное действие спиртного закончилось часа два назад, причем бедняга не спал.

Он посмотрел вслед красным удаляющимся огонькам последнего ночного поезда, поежился и достал из кармана мелочь. Взвесил ее на ладони, пересчитал, и сделал робкий шаг к ларьку. Потом еще один. Потом еще два. И вдруг вздрогнул, и отскочил, как от ворот ада.

Потом этот танец у ларька повторился еще раз. Темнота была, хоть глаз коли, и я решил подойти поближе, потому что действия этого ночного дурня показались мне любопытными. Когда он отходил от ларька на максимальное расстояние, его тут же начинало трясти, и позы он принимал такие, как будто решал, стоя, важнейшую нравственную проблему, и даже постанывал. Потом все же крался к торговой точке по шажку, еще раз пересчитывал деньги, и у самого ларька снова круто разворачивался, а один раз даже негромко и хрипло пролаял сам себе "Нет!".

Наконец, бабе в киоске это надоело и она его грозно спросила через окошечко, когда он опять приблизился:

- Мужчина, ну что вам?

Он постоял, вдруг махнул в воздухе кулаком с мелочью, тряхнул головой и с видом решившегося прыгнуть в пропасть, прорычал на весь вокзал хриплым, но родным Федькиным голосом:

- "Тик-так" и гондонов!!!

- Фёдор! - заорал Коноплёв.

- Завхозушка! - как родному завопил Федун и бросился на шею к Коноплёву. Тот потом недовольно вытер щеку.



Через час мы ехали по ночной трассе домой, и Федор рассказывал свои приключения.

- Я ж блин что ей в первый день загнул... Что моя бывшая пса моего, Рекса, на живодерню сдала. Из вредности...

- Блин, Фёдор! Так он же сам у тебя под машину попал, когда вы его с Аркадием пивом напоили...

- Ну да. Так ведь речь-то не об этом...

- Подожди...А какая бывшая? Ты ж и женат-то не был, а баб твоих не пересчитать. Ты какую имел в виду?

- Да никакую, а вообще просто такую суку, ну - мерзкую бабу... А она в меня возьми и влюбись...

- Мерзкая баба - в тебя... Подожди. Я не понял ничего...

- Ох, Коноплёв. Оно и к лучшему... Она-то, эта из гостиницы, теперь думает, что я жениться хочу. Я ей говорю, подкатываю так, есть, мол, у меня к тебе одно интересное предложение - думаю продолжить, что, мол, счас ко мне в номер, там продолжим нашу беседу тет на баш, а она и отвечает: "А я как тебя увидела - сразу поняла! Сразу поняла, вот он ты, мой родной..." А тут я сам не схавал, ну и то да сё, стал с нее штаны снимать, а она мне: "А, может, подождем?" Ну, а я в растрепанных чувствах, уже на другом зациклен, ну и... А потом, когда кончил, вдруг как молния меня прошибла. "А чего подождем?" говорю...Пиздец! Типа с утра пошел на базар за цветами... А смотрю потом - автобуса нет. Думаю, вот суки, уехали без меня... Замерз - куртка-то в автобусе осталась. Сумка со шмотками. Паспорт тоже в куртке... Не знал, что и делать. Возвращаться хотел... Слава Богу, вы тут. Теперь не пропадем!!! Дайте спирту, а то никакого настроения...



Девушке с ключами, по предложенной Федуном версии, сообщили, что Федун срочно уехал к нам в город, потому что у него ограбили квартиру, и он должен составить заяву и дать показания, и обещал ей непременно позвонить, как только уладит формальности. Наша колонна вызвала подозрение у ментов на выезде из Электрогорска - чего это ночью везут на трех грузовиках (третий Коноплев нанял в одной частной электорогорской конторе и тут же набил под завязку, улучив для этого два часа еще днем, пока ходили Федуна искать). В девять утра мы вернулись с победой.



Потапыч очень меня хвалил. Сказал, что действовал я совершенно правильно, и что если бы не мы с Коноплевым - ничего б с электрогорского комбината мы не получили, потому что у него есть сведения из УВД, мол, недолго тому директору на свободе ходить. Секретарша Потапыча подала чай в кабинет - ему и нам с Коноплевым, история с кирпичами была Коноплеву, судя по всему, прощена и предана забвению. В кармане у меня приятно хрустел конвертик с деньгами, полученными от несчастного электрогорского директора. Хотя - может, отмажется. Мы пошли на объект.



Узнать подвал было нельзя. Выход из него во внутренний дворик был снабжен удобной лесенкой с чугунными перильцами. Середину сводчатого помещения загородила кирпичная стена с красивой дверью, снабженной железной ручкой. За этой дверью оказалась вдруг комната из бруса, большая и уютная, даже в еще не отделанном виде. Из нее другие двери вели в будущую парилку, мыльное отделение и бассейн, уже выложенный из кирпича на полу. Четвертая дверь вела куда-то в неизвестность - кроме меня и Коноплева, да тех, кто там работал, за эту дверь никого не пускали. Анискин и его команда работали трое суток почти без перерывов - оказалось, что Потапыч лично пришел к ним в подвал, и сам лично разрешил в меру употреблять на работе "для поддержания тонуса".

Следующие три дня Коноплев руководил строительством, работали сразу шесть плиточников и трое сантехников под руководством Анискина, предбанник обшивали вагонкой, а Федун устанавливал свой страшный агрегат, который любовно называл "чудо-печкой".

За день до приезда комиссии в баню принесли видео и телевизор, холодильник и микроволновку. Коноплев откуда-то припер электрический самовар. Предбанник украшали три кресла, не простых а раскладывающихся, чтобы можно было отдыхать, и диван, не кожаный, а с толстой плетеной накидкой. У входа в парилку стояли торжествующий Федун и заметно взволнованный Анискин.

Причина его волнения стала нам ясна, когда мы зашли в жарко натопленную сауну и задрали головы вверх. Высота потолка в этом месте была около четырех метров, и чтобы залезть на полок, нужно было подняться почти на такую же высоту.

- Блядь! Вы что, охуели! Сюда же не альпинисты ходит будут! Это что за идиотизм? Как тут париться? - орал Петр Игоревич Захаров на Коноплева, и явно на очереди был я. Но я дожидаться не стал. Не хер. Побегал в мальцах, теперь хватит.

- А вам-то что? Вас сюда никто пока и не приглашал. Сауна вообще не в вашем ведении. Вас и сейчас сюда никто не звал, к тому же мы вам не подчиняемся, я работаю под началом Виталия Борисовича Авдейчука. За проект я вообще, даже минуя Авдейчука, отвечаю. Лично - и не перед вами. Орать на заслуженного работника, товарища Коноплева я вам тоже не позволю. Ведите себя повежливее!

Захаров будто офонарел. Как-то он и не крикнул, а прокашлял в мою сторону "Еще будет всякий щенок!" и убежал.

- Однако, мужики, балюстрада-то эта нам и впрямь может боком выйти, - говорю.

- Так весь жар-то вверху будет, и никаким ты его дощатым потолком не удержишь! Вот мы и сделали такой балкончик как бы, там кайф полный!

Страшный камин Федуна гудел, как трансформатор, и нагонял дикий жар через полчаса после включения... Бассейн был размером пять на пять метров и глубиной где-то полтора. Пока мы готовились к испытанию объекта, Коноплев продолжал суетиться и припер в предбанник коврики маленькие для ног, чайный сервиз, бокалы для пива, а потом Анискин, Игорь и Кошкин, матерясь, притащили огромный аквариум вместе с водой и рыбками.

Не признать мастерства Федуна по части изготовления каминов было невозможно. Пар был любо-дорого, оттяг получился полный, баня прошла все испытания с оценкой 11 по десятибалльной шкале.

- Только вон что, мужики. Туда наверх залезать идеально втроем, можно вчетвером, тесновато впятером, а больше - запрещено правилами ТБ! Мало ли что! Камин внизу мощный, жар там, сами видите. Осторожно надо, - предупреждал Коноплев, когда мы залезли в парилку на первый сеанс.

- Да не дурнее паровоза! Ты лучше позаботься, чтоб телефон сюда провели!

- Тебе бы, Федор, все баб вызванивать!

- А ты возрази!

- А вот и не буду. Провод и аппарат выдам, а поставь сам! Кстати, времени сколько?

- А завтра же и поставлю. Полдесятого.

- А че до завтра ждать - зацепи на пару у вахты, и пока на живую испытай. Позвонишь заодно!

Счастливее всех был Анискин. Ему выделили под мастерскую помещение в подвале, где он последние дни творил сантехнику для бани, и куда перетащил все свое хозяйство из конуры под лестницей. Но самое главное - он был теперь как бы приставлен к "спецобъекту". Его социальный статус вырос неописуемо, и ходил он по подвалу гордый и ответственный. Правда загордился он чересчур, и звонить этим вечером никуда не стал. Коноплев загрустил, вспоминая Седельное озеро.

На следующий день объект принимал Потапыч. Он остался о нашей работе высочайшего мнения, еще бы - теперь ему не стыдно хоть Ельцина приглашать попариться, не то, что его шестерок. В предбаннике была торжественно прибита на стену медвежья шкура, другая - похуже - была брошена на пол. В комнате за запертой дверью шкурами украсили все, что можно, на стене повесили копию картины Шишкина "Утро в сосновом лесу". Там, в "секретной" комнате, был устроен настоящий камин с дровами, там же разместился широкий диван, который можно было раскладывать еще шире, буфет с посудой и баром, отнюдь не пустовавшим, еще один холодильничек, набитый импортным пивом - тут все было устроено по высшему разряду. Тут же располагался и стол, который мог быть по необходимости и банкетным, и письменным. Освещался этот "зал", как его окрестил Коноплев, неяркими, интимными настенными бра, из него была дверца в оборудованный финской сантехникой туалетик, в стене был шкаф с постельным бельем. Потапыч назвал это помещение бункером, и ключи выдал мне, под личную ответственность. Это слегка опечалило Коноплева и Анискина, к тому же Потапыч потребовал перенести сюда и аквариум, к которому Коноплев испытывал какую-то почти нездоровую страсть. Но он тут же утешился, узнав, что присматривать за аквариумом и кормить рыб назначен Анискин, и вовсю развеселился:

- Что, Анискин, дуремаром теперь будешь!

Кличка прилипла мгновенно. Анискин расстроился, и ходил по своим новым владениям злой, как черт, потому что ключи нужно было спрашивать у меня, да еще и слушать теперь смешки за спиной. Поэтому он, вопреки обыкновению, огрызнулся на Коноплева. Но все были чрезвычайно рады, когда Потапыч попросил всех зайти к нему в кабинет, по очереди. И вручил премию "Из внебюджетного фонда".



Комиссию встречали на вокзале две "Волги" и "Ауди". "Ауди" - для шишек из Администрации Президента, "Волги" - для министерских шульцев. Шишек взял на себя лично Потапыч, поскольку они относились к "контактным", и их сразу повезли на базу отдыха кататься на буере и греться в загородной сауне. Туда же для доклада пригласили Инессу Арманд, к восьми вечера. Приглашать было поручено мне. Выслушав эту новость, она сначала расстроилась, а затем вдруг обрела присутствие духа, когда я передал ей конвертик и еще одну бумажку, направление на учебу в Москву на три месяца. Она посмотрела на меня с фальшиво-трагическим лицом и спросила, опустив глаза:

- Ты меня презираешь?

- Да нет.. Потом - доложишь и отправляйся домой, от тебя ж никто ничего не требует.

- Да? - этак с вызовом и пафосом спрашивает Инесса. И с презрением.

- Вот уж не ожидала, что ты станешь банальным сводником...

- Так ты не поедешь, значит?

- А, все мы тут дерьмо...- впрочем глаза у неё были при этом довольные.

- Да пусть, если тебе так легче.

- А вот представляешь, окажется один из них педиком, и тебя попросит задницу подставить? Что сделаешь?

- А ты больше о своей думай, - говорю, - а то вдруг там на нее тоже любитель найдется. Не пастух я брату своему, а сестре тем более. Тут диалектика. Кого администраторы президента в бане пользуют, кого - электрики на чердаке... Такова спортивная жизнь.

И тут я понял, что этого говорить не надо было. Потому что Инесса Арманд вдруг покраснела, пустила настоящую слезу и злобно так говорит:

- Педик в трауре твой Ерофеев! Трепло! А членом его только в носу ковырять! так ему и передай!

Ну вот. Я ж просто к примеру сказал.. Эк нехорошо получилось. И Федуна подставил!

А вообще - странно. Я ведь как думал - это такие хитрые специальные люди есть. Обманом и лестью, коварством действуют тайным каким-то. Ан не так уж и сложно все! Во как! Но и чутье же у Потапыча, скажу я вам! Есть чему поучиться.



Первая истерика со мной в тот вечер случилась, когда выяснилось, что у одного из министерских даже фамилия - Шульц! Они поселились в гостинице, поспали до обеда, и сходу - быка за рога - стали копаться в документах в приемной. Но тут один из них - самый гуманный - пожалел меня, малолетку, и спрашивает:

- А в баньку нас сводить - не организуешь?

- Отчего же? Сегодня же вечером. Прямо в гостинице.

- Ну и славненько. Значит - бумаги у вас вроде в норме... Конечно, если прикопаться - то найти всегда можно...

- Вечером в гостинице прямо!

- Что?

- Так баня же! Банька! С бассейном!



Девок для бани министерским шульцам подбирать не полагалось - на этот счет они сами подбили клинья к аспиранткам, у одного была любовница в городе, она же привела свою подругу, таким образом, никакой ответственности за это дело на меня не падало. Напитки и провиант для секретной комнаты привез на "Москвиче"-"каблуке" завхоз Коноплев. "Внебюджетный фонд" оказался достаточно широким. Кроме того, по указанию Потапова, в баню был приглашен глава торговой фирмы "Шарман" Ираклий Татевосович Ганджибасов, ему нужно было преподнести шульцам небольшие подарки и поговорить с одним из них о своих делах - наша контора, в результате, к этим подаркам никакого отношения не имела, а Ганджибасов еще и обязан Потапычу оставался за такую встречу. Потапыч голова, а половина наших его тупым считает. И я так думал, а вот поди ж ты!

В восемь из конторы все ушли, через дворик я провел шульцев и их подружек в баню, предупредив их о технике безопасности, и совсем было собирался идти домой, но тут возник из-за угла премудрый Коноплев и шепотом мне сказал:

- Ты, молодой, пока они тут до упора не наскачутся, не уходи. Мало ли что! Я тоже буду, тут у Анискина теперь уголок есть, там посидим. Я тут принес всякое-разное, время покоротаем. В таком деле надо, чтобы все чики, чтобы не возникало никаких посторонних наклонений!

Коноплеву я наутро поставил пять бутылок хорошего коньяка.

Первая неожиданность приперлась вместе с одним из застрявших в номере шульцев, и звали ее Петр Игоревич Захаров.

Захаров роста среднего, толстый седой очкарик. На вид он даже тянет на интеллигента, пока рта не открывает. Жена у него в отпуск уехала, а один из шульцев - его университетский приятель. Не то вы подумали, "Гаудеамуса" в том университете не пели, там за это "Интернационал" проканывал, называлась богадельня "Университет Марксизма-Ленинизма", а потом они вместе в Высшей Партшколе штаны протирали. Был Захаров всю свою жизнь освобожденным: то комсомольцем, то партийцем, под закат - профсоюзным лидером, за что заполучил вторую кличку - "Рафферти". А так звали его менее приятно - но об этом чуть попозднее.

А пока Захаров вперся в баню с Шульцем и еще с двумя какими-то бабами, толстыми, как он сам, и с сумкой, в которой булькало и звякало. Возражать по поводу его присутствия было невозможно - он пришел со своим приятелем, но возникала опасная ситуация.

Несколько дней назад Захаров провалил операцию "Баня", которую я с успехом реализовал. Было у него и до того немало прегрешений, а кроме того, пару раз засветился он пьяным в общественных местах, и даже на областном телевидении выступал в прямом эфире после ста пятидесяти грамм. И трезвый Захаров не особо умно говорит, а уж в подпитии, даже в легком, он раскрепощается, и глупости такие вдохновенные лепит, что подумать страшно. И вот, в прямом телевизионном эфире он высказался:

- Наши специалисты не бездельники, как некоторые утверждают! (а никто ничего не утверждал!) Они, как к ним не приди, пашут, аж дым из штанов идет, порой преподносят большие букеты мастерства! Они постоянно варятся в собственном каку. То есть, извините, ну, вы меня поняли.

Потапыч такие вещи спускать никому не станет, даром, что знает Захарова уж полсотни лет. И потом, между ними кошка пробежала, когда жена Потапыча поймала того на даче с бабой, а Захаров в огороде ковырялся, машину ее видел, но босса не предупредил (дачи у них рядом, участок к участку). И вот тут-то кошка между ними пробежала основательная. Да и история с баней дело вконец упакостила. Так что превращался Захаров из союзника в недоброжелателя, и даже в потенциального стукача. А то, что один из шульцев - его старый знакомый, делало всю ситуацию крайне опасной. И мне ничего не оставалось делать. Я вошел в предбанник, рванул на груди рубаху и снял штаны... Коноплев оценил мой подвиг и подмигнул мне из-за двери напутственно.

Захаров, увидев меня, сник. Он как раз заканчивал такую сентенцию:

- ...и за неделю к вашему приезду вот такую сделали херню! Так что не все тут чисто!

- Да отчего же нечисто, Петр Игоревич! - с улыбкой такой говорю. - Стерильно. Кстати, это только первая очередь нашего оздоровительного центра. В то время, как другие только и знают, как помещения в аренду сдавать, мы все под руководством Михаила Ивановича делаем по-другому! У нас тут и спортзал будет, а гостиница частично работает, как профилакторий! И за счет этого мы медпункт сохранили, и медсестру! Оплата за профилакторий будет очень скромная, а позволит выплачивать фельдшерице небольшую зарплату! И команда по волейболу у нас очень сильная, с командой мэрии играем, в двух встречах выиграли!

Про команду - правда. Играем, и играть дальше будем - отношения с мэрией нам очень нужны, а мэр - заядлый волейболист.

Насчет зала - полный с моей стороны пиздеж, но это неважно. Зато к месту. Эти-то шульцы тоже знают. Что пиздеж. Но если молодой пацан на Захарова наезжает, а еще и "курирует" их пребывание в конторе - сигнал им, что слаб Захаров, и не стоит с ним корефаниться при любом раскладе. Хоть и вместе коммунизму учились.

За подвальным окошком во дворе раздался автомобильный сигнал. Через минуту в дверь стукнул и вошел Ираклий Татевосович Ганджибасов, за ним шел огромный монстр в кожаной куртке и нес полдюжины полиэтиленовых пакетов с балыками, колбасами, виски, и черт знает чем еще...

Еще через пять минут полтора десятка голых людей посменно удалялись в парилку, прыгали в бассейн, поднимали бокалы, завернувшись в простыни, через полчаса все разбились в группы по интересам. Ираклий Татевосович разрывался между шульцем по фамилии Шульц и аспиранткой, явно более тяготевшей к кавказской щедрости, нежели к московской аппаратной сухости. Захаров, почувствовав, что Шульцы к нему охладели, начал приставать к пришедшим с ним вместе толстым девкам. Упредить он нас решил... Подарочек сделать Шульцам. Вот ведь тоже - где нашел таких...

Два шульца уединились в "зале" со своими подругами.

Когда все подвыпили, в предбанник решительно вошел, и снял штаны Коноплев. Он тут же оккупировал угол стола с бутылками, и основательно приложился. Расчет его был верен - среди множества голых его никто не заметил, или виду не подал.

А через час возбужденный, с одной стороны, возникшими в результате переговоров с дважды шульцем перспективами, а с другой - розовыми грудями разгоряченной аспирантки - Ганджибасов вдруг заорал:

- Всэ суда, дарагие! Сурпрыз! Сэйчас будэт сурприз!

Вообще-то таким голосом кричат, когда начинается пожар. Именно так подумали, наверное, уединившиеся в "зале", и опрометью оттуда выскочили. Заворачиваясь в простыни на ходу, но, разобравшись, сделались недовольными. Вернулись парившиеся и купавшиеся - и тоже как-то не очень в настроении, но - только на минуту. Ганджибасов вынул из откуда-то из складок простыни и живота мобильный телефон, и набрал номер.

Огромный в коже внес в предбанник гигантскую хрустальную лохань с фруктами в вине.

Девицы восхищенно завизжали, даже серенькие шульцы зашушукали, все немедленно начали пить. Захаров охнул, поняв всю несостоятельность своей жалкой сумочки с водкой...

И тут за стенкой зазвонил телефон. Я побежал отвечать, накинув простыню.

Звонил Потапов.

- Ну, как идет мероприятие?

- Все по плану за одним исключением, - и без зазрения совести я заложил Захарова.

- Вот сволочь... Следи за ним! И постарайся выгнать его, когда Ираклий будет вручать им подарки... - тут я и понял, в какую лужу сел Захаров, да он был с самого начала просто обречен на провал! Я решил добавить ему эмоций - "щенка" я ему еще долго не прощу!

- Михал Иваныч, мне его проще всего к телефону позвать, к вам! А то не гнать же его из бани на пинках, гостям настроение портить, да там один из них вроде как приятель его...

- Слушай инструкцию. Сейчас я долго говорить не могу. Я позвоню позже. Шепни Ираклию - пусть применяет свое секретное оружие!!! Так и скажи. Только на ухо! А за сообразительность хвалю! Молодец, что сам туда пошел. Захарова там одного не оставляй надолго!

- За ним присматривает Коноплев!

- От тоже ловкий, сучара! Ладно! Пусть сидит! Смотрите у меня!

Когда я вернулся, в предбаннике никого не было. Только сидел с бутылкой одинокий Захаров, изрядно наклюкавшийся, а его толстая спутница пискнула :

- Я тоже пойду погреюсь! - и шмыгнула в парилку.

Тут я ощутил какое-то внезапное беспокойство. И поняв его причину, сначала рванулся в бассейн - там было пусто. В "зале" - тоже никого! А когда я вернулся из зала в предбанник, там не было и Захарова, только закрылась за ним дверь парилки. Я оторопел и бросился туда.

Когда я ворвался в парилку, Захаров с необъяснимой для такого толстого человека прытью влезал на набитый потными и голыми телами полок, и заорав "А вот и я!", хлопнул своего марксистского приятеля по сальной спине и топнул ногой...

Этого полок уже не выдержал. Сооружение содрогнулось, закачалось, и вдруг как-то все сразу исчезло, распавшись на отдельные доски, рейки и досочки. И тут двенадцать раскрасневшихся парильщиков и парильщиц, подобно вываливающимся за рампу парашютистам, яростно размахивая конечностями, посыпались вместе со всем этим деревом вниз.

Чудовищный крик разорвал мне уши.. На полу копошились ляжки, плечи, животы и жопы, среди которых порой выныривали перекособоченные страхом физиономии. Один из шульцев приземлился на упавшую в стойку раком аспирантку, и лицо у него отражало причудливую смесь эмоций. Еще один шульц никак не мог высвободить шею из-под могучей ноги захаровской подруги. Но самое эффектное было в глубине парилки.

На огромном камине системы "Федун", прямо на раскаленных булыжниках, сидел во всю ширину зада Петр Игоревич Захаров и орал, в шоке не соображая, что хорошего понемножку и пора бы уже слезать.

Мы с Коноплевым, пробившись сквозь гору потных тел, стащили его с этого оздоровительного снаряда и выволокли в предбанник, где бросили животом вниз на некожаный диван с плетеной толстой накидкой. Открывшаяся нам картина была не для слабонервных. Коноплев перекрестился и побежал в туалет блевать, а я помчался обратно в парилку, где все понемногу начали приходить в себя.

Как так вышло, что в этой куче-мале никто не сломал ни рук, ни ног, ни шеи - я не знаю. Но все потихоньку пришли в себя, начали подыматься и выходить. Захарова мы с возникшим бесшумно Анискиным, который прибежал, услышав грохот, и поняв, что случилось, отнесли в залу, и положили на широкий диван. Следом вбежала его толстая барышня.

- У вас аптечка есть?

- Есть! - подал ей большую красную коробочку проблевавшийся Коноплев.

- Слава богу! - крикнула та, увидев в коробке какую-то нужную мазь.

И тут я заметил, что в толпе эвакуировавшихся из парилки нет Ганджибасова. В парилке он не остался. В других помещениях его не было.

Парильщики немедленно начали разливать виски, возмущенный гвалт был готов вылиться в скандал. Еще минут пять, думал я, и они придут в себя окончательно. И тогда...

Тут отворилась дверь "зала", и в предбанник, вполне своим ходом, выполз Захаров, весь зад и ноги у него были в мази и бинтах.

С другой стороны, из входной двери появился Ганджибасов и заорал:

- А тэпэр сурпрыз! Сэкрэтное оружие фирмы! Горачий шашлык!!!! - и втащил на подносе целый штабель ароматных шампуров со щедрыми, артистически выполненными шашлыками.

Ему очень понравилось, что все засмеялись, но потом он сообразил, что смеются как-то не так.

Пока все просмеивались, Захаров испивал до конца чашу унижения, а Ираклий Татевосович врубался в происходящее, раздался за стеною звонок, и я побежал туда. Звонил Потапов.

- Ну, пора, давай-ка мне Захарова!

- Ссейчас...

- Что там у вас стряслось? - видно, меня голос выдал.

- Да.. да вам сейчас Захаров все и расскажет!

- Сюда его быстро!

Но тут у меня трубку вырвал один из шульцев, и хохочет туда:

- Михал Иваныч, этот ваш идиот...хха...

- Какой?! - рычит из трубки Потапыч,- у меня их много!

Они поржали, шульц рассказал Потапычу, как Захаров разгромил парилку, извинился, что они меня не слушались и нарушили правила техники безопасности, а повесив трубку, мне подмигнул.

Захаров хотел только одного - уехать отсюда, но проблема была в том, что он категорически не мог надеть штаны, из этого затруднения его вызволил Ираклий Татевосович, приказавший подогнать машину прямо к дверям подвала, на заднее сиденье "Мерседеса" раком взгромоздился несчастный интриган, с ним уехала и толстая подружка, взявшая на себя роль сиделки.

- А что же я жене про ожоги скажу...- убито проблеял Петр Игоревич.

- А скажешь - любовница сковородкой прижгла! - захохотала подружка.

Тем временем Анискин и Коноплев совершили подвиг. За полчаса они восстановили полок в уменьшенной модификации. Камин Федуна включили на полную мощность. Жарко стало даже в предбаннике...

Парились, пили, "отдыхали" в "зале" и купались в бассейне до пяти утра.



Потапыч выебал меня конкретно, но не очень сильно - скорее для устрашения. Коноплев отсиделся в своем кабинетике, но проявил себя хорошим мужиком, налив мне там портвяшка и утешив:

- Хуйня! Потапыч тебя не то чтобы выебал, а так - построжил! Вот мне за кирпичи было! Хорошо, что министерские смеялись и не расшиблись! Вот тогда б ...

Однако, ключ от бани у меня был изъят и передан Анискину с приказом пускать в парилку кого бы то ни было только с личного разрешения Потапыча.



Шульцы уехали. Все прошло нормально. Что Потапыч хотел - все из президентских шишек выбил, и из-под министерских тоже кой чего и больше чем хотел - так их позабавила вся эта история.



А через несколько дней влетел Анискин. Влетел конкретно, по самые уши.

Тайком от всех включил он в подвале баньку, растопил до дикого жара камин Ерофеева и распарившись, принял маленькую. Маленькой ему показалось мало, и он сбегал в лабаз за повтором. После того он вышел отдохнуть во двор. Синяя татуировка почти слилась с малиновой от жара грудью. И вдруг, как чудное виденье, появились во дворике две дамы - одна в самом, около тридцати лет, соку, вторая постарше, но ничего. Анискин встопорщил переходящие в бакенбарды усы.

- А что там у вас в подвале? - спросила молоденькая.

- А в подвале у нас - сауна! - гордо отрапортовал Анискин.

А через час на него орал Потапыч.

- Анисимов! Ты же не мальчик! Не распознать на улице пожарную инспекцию! Бред сивой кобылы! Уволю!

Анискин получил строгача. Ключи вернули мне. А уж я-то пожарку за километр узнаю! Так что ключи пока у меня, приходите париться!



Примечание

*** А потом так и оказалось! Он только римлянина туда засобачил из библиотечной книжки, для солидности!


Продолжение
Оглавление

© Андрей Цунский, 2000-2024.
© Сетевая Словесность, 2000-2024.





Версия для широкого дисплея
[В начало сайта]
[Поэзия] [Рассказы] [Повести и романы] [Пьесы] [Очерки и эссе] [Критика] [Переводы] [Теория сетературы] [Лит. хроники] [Рецензии]
[О pda-версии "Словесности"]