РОДНЫЕ ЛЕДОВИТЫЕ ПРИМЕТЫ
* * *
Цифровые фото - та же мистика света
византийских мозаик, хрупкие руки, лики.
Бродит тайнопись лета в голом зрачке предмета,
высоту продлевая вглубь, высветляя блики.
Зеркала любви чешуйчато многослойны -
недоступным счастьем горит золотая смальта,
видно даже днем как звезды гудят нестройно,
голоса их гуляют в куполе базилики,
в их пчелином гуле смешались басы и альты.
Но маэстро опять нахмурен и смотрит тучей,
и томит его не Фаворский свет, а фаюмский -
непрозрачный сгусток - телесный, медовый, жгучий.
А модель, закинув голову к небосводу,
просто смотрит в текучий свет, как в чужую воду.
Я люблю ее тоже с нежностью неминучей -
как колодец, куда роняешь свою свободу.
_^_
* * *
Суицидке - да, фаталистке - да, но тебе ли
дамоклов перепиливать волосок,
перекатывая камешки в Коктебеле,
халцедоновый выискивая глазок.
Свод ночной слинял и треплется черным флагом,
дикий пляж придавлен галькою привозной,
но туда-сюда меж небом и Карадагом
виртуальный Макс гуляет тропой сквозной.
Айвазовский вал запотел, как стекло графина -
где лоза горизонта каплями проросла,
постаревший Тритон на веревке ведет дельфина
симметрично тому, как татарин ведет осла.
У богемной девочки кровь холодней наяды -
стынут ноги в воде, по которой не ходят вброд -
но пригубит вина и обмылком губной помады
до ушей нарисует себе инфернальный рот.
Тот, кто рядом сидит - оживает, и ждет, и даже
ощущает жар, и думает, что взлетел,
а бомжиха спит головой в песок на нудистском пляже -
в этой точке мира теплее от юных тел.
Ну, так дуй отсюда по глади зыбкой свинцовой рыбкой,
развернувшись хвостом к береговой черте,
где, склоняясь к деве с заискивающей улыбкой,
лицо его все еще светится...
светится...
светится в темноте...
_^_
* * *
...только снег... только снег, дорогой... стекленеет щека
кислородный наждак полоумный сквозняк из мертвецкой
...только снег, только снег... застоявшийся дух табака
в боковой комнатушке когда-то считавшейся детской
...только снег, дорогой... только снег... леденящая соль
разговор ни о чем нулевой алфавит пустотелый
на казенном листе А4 бесплотная роль
ты не спишь?...только снег... негатив одиночества белый
...только снег... только снег, дорогой... и чего же я жду
о летальном прогнозе мне как на духу рассказали
сквозь испарину зеркала музыка в ртутном саду
мелом дышит паркет в танцевальном покинутом зале
в раздевалке смеются, натягивают белье
...только снег...только снег... и трещат о любви без умолку
грязной пеной лежит на полу опустевшее платье мое
и какие-то белые перья торчат из-под шелка
...только снег, дорогой...не молчи ...только снег, дорогой...
и пластают пространство как птицы не знавшие клетки
медицинские справки расплывчатые клочки
психотропных рецептов лохмотья бинтов и таблетки
...только снег... только снег... столбик спирта взлетая к нулю
белый свет превращает в аморфную черную жижу
...только снег... только снег... или сон - я давно уже сплю
я уже далеко... как бездарно...люблю...ненавижу...
_^_
* * *
Не плачь, говорят, не впадай в депрессию, говорят, прекрати истерику, говорят,
и дальше, и дальше презентативный и убедительный выстраивается ряд,
но ведь только тому, кто ногу еще пристраивает на карниз,
можно советовать остановиться, придти в себя и не падать вниз,
а если уже летишь, если падаешь к черту, одни лишь законы физики имеют власть -
фиг вам остановиться, сгруппироваться и кверху назад упасть,
или думаете, наивные, стоит слово сказать - и мир изменится наш,
и ментальная сила (или как ее, сила воли) станет больше, чем mgh?
_^_
отчет о лыжной прогулке
это у горя прекрасная дикция радость поет невнятно
самые дивные дива выданы нам бесплатно
кто там про сыр в мышеловке другие резоны в силе
ворох даров даром что не просили
рыхлые грозди вязнут в вершинах сосен
воздух возвышен возраст невисокосен
тень прошмыгнет поперек лыжни как тоска о птице
прянет с ветвей белая рысь снег загорится
как загорится великим постом бледное пламя
выпростав крылья из головней втоптанных нами
в пепел подзол торфяную тьму где воздуха не хватает
а поземка пылит себе да пылит белит латает
в мрачном овраге тень от ручья глубже ультрамарина
кончился твой обет немоты теперь говори на
нескольких языках подледном подводном каком захочешь
сам тебя выберет плачешь на нем и прочишь
завтрашней линии жизни снежную бязь под щеку
обморок утишительный вслед болевому шоку
и сквозь двумерность белых полей без конца и края
веришь одну отмотали серию но будет еще вторая
_^_
* * *
Захлебнуться морем, влипая в него спиной,
пропустить сквозь пальцы, волосы, носоглотку,
размагнитить форму, снова уйти волной
в пятое измерение, там превратиться в лодку,
в горизонт, в тридакну, в крестики на песке,
и опять свернуться катышком эмбриона,
и родиться вновь с морским коньком в кулаке
аборигеном океанского региона.
Ты ведь тоже море - мне хочется завести себе дом
на краю воды, с широкоугольным таким обзором
и со шторами затемнения - чтобы не знать о том,
какие гимны тебе косячок Киприд распевает хором.
А когда мое присутствие докучное надоест,
вал меня далеко зашвырнет, и стану я жить на суше -
обходятся же без него жители континентальных мест,
другими стихиями заполняя сухие души.
_^_
* * *
мертвая женщина потерявшая свою тень
тебя преследует который день
который месяц который год
заглядывает в глаза целует в рот
с ней даже можно спать как с женой
спутав ее со мной
мертвая женщина даже голоса нет
холодная опаловая на просвет
лицо стеклянное во лбу тоска
кожа бледнее снятого молока
не ложись с ней в постель не садись за стол
забей осиновый кол
верность ревность ящик Пандоры двойное дно
есть другая улетающая в окно
даже лютому голоду вопреки
зерна не берет с руки
малиновкой из летних кустов глядит
кровь у нее гудит
птичий век короткий а эта еще жива
и ловится на ласковые слова
будешь слушать песни по вечерам
у нее на хвосте звезда в башке тарарам
грудка теплая рябиновый пух
и абсолютный слух
смотрю в зеркала не думаю ни о чем
пока ты присматриваешься за плечом
к двум моим отражениям оцениваешь товар
а душа дрожит как летучий пар
не успев понять из грянувшей темноты
какую же выбрал ты
_^_
* * *
Счастье кроится посредством ножниц, лезвия чиркнут - готов коллаж.
Что мне до царских твоих наложниц - я их наклею в другой пейзаж.
Мне же предутренний свет в окошке, искра табачная в темноте,
два чудака на чужой подложке, как аппликации на листе.
Можно свернуть его в лодку, птичку, сплавить по воздуху и воде,
в сейф запереть, потеряв отмычку, и не найти никогда нигде.
Сжечь на свече и упрятать в ларчик пепел - в карманный такой Сезам,
но отворишь - и ударит жарче в ноздри лаванда, емшан, бальзам.
Горький эфир прошибает поры - в мире, где призрачно душ родство,
держит надежней любой опоры ветреных мнимостей торжество.
А на песчаных откосах Леты крышку откроешь - пирит, слюда -
ни золотинки - но я про это не заикнусь уже никогда.
_^_
кофемания
схлынул поток втиснулся в берега
хочешь кофе глоток? он говорит ага
корица гвоздика мокко сведут с ума
ноздри жжет коричневая чума
кофейный воин вытачивает копье
кофейный воин целит в сердце мое
кофейный воин вздымает меня на щит
простушка-жизнь как шифер в огне трещит
кофейные волны тащат ее вперед
кофейные волны вышвыривают на лед
кофейные волны оттаскивают назад
в подводный холодный сад персональный ад
кофейный ветер подхватывает меня
кофейный ветер не знает ночи и дня
кофейный ветер время сводит к нулю
таким как он нельзя говорить люблю
закапан стол в банке уже на дне
седьмой кофейник пенится на огне
остыли чашки так и молчим вдвоем
каждый смотрит в собственный водоем
_^_
* * *
Да, иллюзия, майя - пусть, но ее текстура,
ее фактурного гобелена узлы и вены!
Мелочи, что на вид холодны и хмуры,
а на ощупь жарки, яростны и бесценны
наждаком шлифуют, как рашпиль, дерут безбожно
очерствевших лет чешуйчатые наплывы -
и, буравя поры, вскипает огонь подкожный,
лишь плечом коснешься шершавого тела ивы.
Да, креза, шиза, дактилоскопическое помраченье -
гладишь жирную ряску в пруду - а ладонь под током!
Осязательный эрос, томительное влеченье -
визуальная гладь чревата тактильным шоком.
Пубертатной девой, не вызубрившей заданье,
все принять - подсказку, ласку, чужую милость,
но любить ли издали - памятью, ожиданьем -
если в кончиках пальцев любовь моя затаилась?
Непроглядный сон - смола, антрацит и деготь -
я пустую лейку отбрасываю к сараю
и бегу к тебе - но никак не могу потрогать,
потому что в руки въелась земля сырая.
_^_
* * *
Подземный огонь, выгрызающий изнутри
не торф - гранит и вечную мерзлоту,
окаянный, безжалостный, не гори,
не лишай опоры, я же еще расту
корнями вниз, в материнский слой, в нутро, в ядро,
чтобы к небу выплеснуть в полный рост
привольную крону - стать, жарптичье перо -
всю в листах волокнистых туч и орешках звезд.
Расшумится лиственная звень-голубень
Расшалятся бубенчики блеснут в глаза
Только ствол шершав и у корня тень
Но смола чиста что твоя слеза
Да утешные слова как птенячий пух
На котором нестрашные ночуют сны
Да обмолвки бесшабашные в глазах подруг
Да прозрачные ночи в конце весны
И когда все сойдется сплетется в рай
И окрепнет с небом наедине
Вот тогда разбойничай жарь играй
В смоляной антрацитовой глубине
Волю огня погудкой ли побороть -
не спасут мудрой девы шелковые рукава.
Но в подземных палатах дым сгущается в плоть,
своды обрушивая, перемешивая слова,
пышет глазом драконьим, прельщая жизнью другой,
отжигает корни - и я ухожу, легка,
сквозь обе тверди - а внизу кипят под ногой
искряные галактики, ван-гоговские облака.
_^_
* * *
Вдохновлюсь всерьез пейзажами заоконными -
Золотое-червонное (ишь ты!) еще висит -
и зайду в аптеку купить шампунь с феромонами,
а ехидная дева предложит "Новопассит".
Тили-тили, стояла березка во поле...
На газоне узором листья - сойти с ума,
не по детски жгут... Это с клена, а если с тополя -
то уже облом. Сбой программы. DELETE. Зима.
_^_
* * *
Глушить любовь, как огненную воду -
подарок чужестранцев оголтелых,
приплывших к нам на длинных кораблях.
Пар из рта, изношенные парки
в узорах бисерных, китовый позвонок -
родные ледовитые приметы -
а тут в груди такие фонари,
горячие цветы пороховые,
цветут, оленьи шкуры прожигая
и дымом в поднебесье уходя.
Здесь черные валы, на мелководье
моржовым отливающие жиром,
пропарывает ледяной припай
и рыбья кровь горит на черно-белом,
и бисеринка, сорванная ветром,
по ледяному катится песку -
все мифы, все приметы, все туманы,
истлевшие китовые скелеты -
все огненным смывается глотком,
и я смеюсь, перебирая воздух
щекотный и колючий, будто гланды
исколоты иглою костяной.
А там, в груди, в ее глубинных водах,
веселых рыбок жгучие спирали
и кровяные красные тельца -
все путается, просится на волю,
где я лежу лицом в песке свинцовом,
забытая на зимнем берегу.
_^_
|
