ЕВАНГЕЛИЕ БЕЗ ЧУДЕС
отрывок из повести
Я как-то зашел в кондитерский отдел. Очень хотелось сладких штучек к чаю.
- Мне, пожалуйста, ресурсных бубликов, килограмм.
Продавщица лихо и молча отвесила.
- А почему вы не удивились: бубликов - и вдруг ресурсных, это ж, по крайней мере, странно, не так ли? - спросил я.
- А чего вам, дуракам, удивляться, - рассеяла мое собственное замешательство продавщица и посмотрела уныло сквозь меня.
Мне стало стыдно и неуютно.
Я поспешил со своей связкой домой, а там, вывалив свой груз на кухне, поплелся к зеркалу. На меня глянули из него вполне умные глаза. Наверное, она всех дураками называет. Всех кого не лень. А кого лень - тех придурками. Эх! Я пошел бриться, ведь пора уже было собираться в школу. И уже рюкзак с книгами был готов, когда ко мне подошла дочь и спросила:
- Папа, а ты чего в школу собираешься?
- Да у меня сегодня ответственное занятие по алгебре, и еще запланирована встреча с преподавателем биологии, а вечером факультатив по органической химии.
- Но ведь сейчас каникулы, и в школу ходить незачем.
- Да, действительно, каникулы, совсем забыл, это ж можно и не бриться совсем. Ура! - наверное, вслух воскликнул я.
- Так ведь они у тебя уже который год, а ты все не можешь привыкнуть.
В нашей маленькой прихожей начали собираться люди, чтобы посмотреть на меня. Люди - это я, конечно, слишком общее название им дал, на самом деле вышли: теща, тесть и, кажется, еще жена вышла и сразу же зашла. Хотя они и смотрели на меня молча, но я явно им мешал, и мне требовалось догадаться, чем именно. Методом исключения я вычислил, что я их просто достал своим постоянным присутствием.
- Ну что, дочь, раз у меня каникулы, то самое время мне совершить небольшое путешествие в качестве передышки от учебы, а вы тут пока отдохнете без меня.
- Ну что ты, отец, ты ж сам пропадешь, и как мы тут без тебя, ведь тоже пропадем!
Мне стало так грустно от этого моего поспешного решения, что я готов был расплакаться. Но забирать слова обратно было нельзя. Я бы таким образом только скомпрометировал себя в глазах тестей, и на всю мою оставшуюся жизнь оставался бы предметом всеобщих насмешек нашей полукоммунальной квартиры. Отступать было некуда.
- Ну что ты, дочь, я ведь уже взрослый, давно взрослый, и бреюсь, и мамку твою того. Так что за меня даже не стоит и переживать - как-нибудь проживу, и денег смогу заработать при необходимости, и есть приготовить, вон я каких тебе отличных бубликов в чае намочил, а ты говоришь, пропаду. Вот вам действительно будет нелегко. Не пропадете, но первое время будете скучать по мне и испытывать дискомфорт от непривычного отсутствия звуков моего пребывания в доме. Ведь я, конечно, довольно шумный образ жизни веду: хожу туда-сюда, воду в туалете громко смываю. Это я когда есть - доставляю неудобства, а когда уйду, так вроде бы и неудобства прежние желанней становятся, чем прочие удобства, к примеру, чем горячая вода круглые сутки или же телефон не на блокираторе.
- Отец, я не о том говорю, я говорю, что мы пропадем по отдельности, без семьи! Ты будешь есть и пить, и мы будем - есть и пить, и будем жить физически, а души наши в то же время будут умирать, постепенно, вместе с памятью. И когда окончательно забудутся близкие, то значит, их и не станет, наших родных, и вроде бы как и не было их вообще, и тебя вместе с ними. А ты ведь надолго уходишь. Забудешь ненароком нас - в суете, в томлении духа, в мудянке редкой, как пить дать забудешь! А мы тебя!
Я и сам это все знал. Знал и ничего не мог изменить. Слово не воробей, ну, а судьба человеческая раз и навсегда писана вилами по цементному раствору.
- Не забуду я! - сказал и собрался выходить.
- Отец! Я вырасту и обязательно найду тебя, я узнаю тебя среди тысячи небритых рыл!
Так говорила моя дочь. Она стояла такая взрослая в свои, а не чьи-нибудь, три года. За ее спиной, чувствуя себя неловко, сгрудились остатки моей семьи: тесть с тещей промокали слезы, а жена то входила, то выходила.
На кухне жарился праздничный пирог. Надо же, сегодня 19-е июля, день моего рождения! Если бы я остался, то мне исполнилось бы двадцать шесть, а так и будет вечно двадцать пять, пока не вернусь. Эх, вечная молодость! Так, по-моему, какая-то монахиня назвала свою последнюю книгу мемуаров. Была вначале первая молодость, потом вторая, а когда стало уже неловко называть, допустим, пятидесятая, то так и назвала - Вечная молодость. Для нее это была горькая усмешка, ведь она была праведницей, а для праведников молодость в тяжесть.
- Подожди немного, - сказала жена и выбежала на кухню.
Там открывалась духовка, и слышно было по запаху, что пирог удался. Это был то ли песочный с яблочной начинкой под названием "Мечта", то ли бисквит - с абрикосовой и без названия.
- Вот, хоть торта возьми, ведь ты же любишь "Мечту".
Конечно, я не могу жить без мечты.
Я вышел на улицу. Шел снег. Холодное лето выдавалось в этом году.
© Павел Великодный, 2007-2024.
© Сетевая Словесность, 2007-2024.