РАВЕНСТВУ - НЕТ!
* * *
Тягостно бывает, невозможно жить,
Если не хватает смелости убить -
Многих! - тех, что видишь, с коими живёшь;
Просто ненавидишь, только не убьёшь.
Ваши или наши - не на высоте;
Бляди стали краше - эти или те <?>,
Но не знает идиш каждый иудей;
Как его увидишь, так его убей.
Женщины стареют; женщины живут
Больше, чем имеют интересов тут.
В них ты ни бельмеса, кроме красоты -
Жить без интереса привыкай и ты.
Даже если любишь, сам того не ждёшь:
Голову отрубишь - после не вернёшь;
Если даже знаешь, что не из блядей, -
Если понимаешь - всё равно - убей!
Ты - в своей основе - добрый... Ну и зря!
В этом мире крови пролиты моря!
Надо лишь немного: просто, может быть,
Попросить у Бога смелости убить.
С болью! - не иначе! - ибо смертный грех -
С теми, кто богаче и беднее всех -
С кем на митинг выйдешь - тех, что послабей, -
Сколько раз увидишь, столько раз убей.
Только - не поможет: новые придут -
Лозунги размножат, песни допоют.
И в кровавой каше, и в политоте
Ваши или наши - бляди ещё те.
Если разрывает, если так болит,
Что тебе мешает выбрать суицид?
Хватит этих стонов, плачей и скорбей;
Никого не тронув - сам себя убей!
_^_
МАТЬ
Когда гуляю по парку,
я часто вижу её.
Эта собака
никогда не подходит ко мне
слишком близко;
она похожа на Капитолийскую волчицу,
вскормившую Ромула и Рема:
такая же остроухая,
но маленькая и очень худая.
"Ушки" - называет её седая женщина,
которая, как и я,
кормит в парке бездомных собак.
Ушки не отзывается на эту кличку
и так же, как и ко мне,
не подходит слишком близко
к этой женщине.
Поэтому накормить вечно голодную
и пугливую Ушки
получается крайне редко;
местная собачья стая -
куда её не берут,
но рядом с которой
она часто бегает и промышляет -
относится к ней без сантиментов.
Стоит, пока поблизости
нет ни одной бродячей собаки,
бросить Ушки кость
или выложить
принесенное с собой из пакета,
как, словно из-под земли,
вырастают полудикие здешние псы
и отнимают у неё всё
до последнего кусочка.
Седая женщина,
жалостливая и справедливая,
пытаясь защитить её,
кричит
и машет на местных собак руками.
Это не помогает,
и Ушки с лаем и рычанием
отгоняют от места кормёжки,
а если она пробует опять подойти,
набрасываются так, что она
зажмуривает глаза,
прижимает свои острые уши
и ложится в траву,
всем своим затравленным видом
демонстрируя полное подчинение
и покорность.
Иногда её оставляют в покое,
иногда нет...
Особенно стараются два брата,
молодые и недавно принятые в стаю:
они лают на Ушки громче всех,
чаще всех кидаются на неё
и гоняют по территории парка.
Я помню их
ещё несмышленными щенками.
Помню, как Ушки старательно
прятала их по кустам
и кормила своим материнским молоком,
как Капитолийская волчица.
Но, в отличие от Ромула и Рема,
они не приходились ей приёмными,
а были родными
и горячо любимыми
маленькими сыновьями.
_^_
* * *
Может, дела нет важней на свете,
Чем писать - открыто, не темня?
Я сижу часами в интернете.
Друг мой милый, видишь ли меня?
Этот мир стихами не улучшив,
Всё пишу, - пишу, как заводной.
Так писал когда-то Фёдор Тютчев.
Друг мой милый, видишь, что со мной? -
Не живописать, как неуклюже
Мы расстались на исходе дня.
Пишут все. Но пишут много хуже -
Даже и не Тютчева - меня!
Под звездой, что говорит с звездою,
Как благоухал весенний сад!
Вот тот мир, где жили мы с тобою,
Милый друг - его не описать!
Я курил и Беломор, и Данхилл,
Я хлестал и брагу, и коньяк.
В этом мире без тебя, мой ангел,
Я совсем один - ну как же так?!
Мы без слов друг друга понимали,
Стали даже больше, чем родня:
Мы с тобою вместе завязали.
Ангел мой, ты видишь ли меня?
Говорят, материя не может
На земле сама себя избыть:
Невозможно что-то уничтожить, -
Можно только видоизменить.
Потому всегда в начале мая,
Тёмной ночью или ясным днём,
Я смотрю на небо, понимая,
Что едва ли свидимся на нём.
_^_
* * *
Загулял.
Потом женился.
Развелись под Рождество.
В этой жизни не добился
абсолютно ничего.
Стал писать.
В литературу
просочился между строк:
поздно поняли, что сдуру
допустили на порог.
Вился
или же не вился
чёрный ворон надо мной? -
Я опять потом женился!
И развёлся на Страстной.
Жёг, как мог!
Но мало выжег:
от утра и до утра
накарябал восемь книжек -
не добился нихера.
Но лишь в том краю,
в котором
стану пылью гробовой,
положу на всё с прибором -
чёрный ворон, я не твой!
Думал, что
переменился,
что умней с годами стал;
как всегда - опять женился
и на Пасху загулял.
К дуракам меня
причисли:
с головой, мол, не того!
В этой жизни - в этом смысле -
не добился ничего.
Но писать
не разучился:
наивысшей правоты
пару раз в стихах добился!
А чего добился ты?
_^_
* * *
Однажды напишут, какой идиот
Я был - за годиной годину.
Пусть мама услышит, пусть мама придёт
К родному, любимому сыну,
Что снова нажрался в говнину.
Она приходила; а я исходил -
В периоде полураспада -
Парами этила, которыми жил
В огне персонального ада;
И плакала - надо-не надо.
О сколько их было - таких матерей!
Ходило, терпело упрямо
Парами этила живущих детей -
Погибших, не имущих срама;
Я выжил, прости меня, мама.
Прости меня, если - как бросил я пить -
Ещё за меня ты в ответе;
Мы оба воскресли. Нам порознь не жить:
Ведь так не бывает на свете,
Чтоб были потеряны дети.
И мысли, как гири: ты сходишь во сне
В какие-то мрачные трюмы -
В московской квартире, в ночной тишине
Тяжёлые думаешь думы,
Что снова с тобою в аду мы.
Поблёкла порфира на тех упырях,
Которым - годами в угоду! -
Мы ровно полмира держали в зубах -
Не зная о выборе сроду,
Мы выбрали, мама, Свободу.
Налево - Маммона, направо - Аллах,
Повсюду - горящие шины;
У шаткого трона мы - не при делах:
Так будем в надежде едины,
Что не доживём до говнины.
_^_
* * *
Каждый поэт -
Суперзвезда!
Ревности - нет!
Равенству - да!
Если он - сир -
Плох его стих -
Есть "Новый мир" -
Он для таких.
Мемориал
Жалких судеб -
Всякий журнал
Нынче, как склеп;
Чистое зло
И чертовня:
"Знамя" взяло
Даже меня.
Всякий журнал -
Утильсырьё -
Верный провал
В небытиё;
Не подведут -
Даже на гран -
Только Facebook
И Instagram.
Вот где пиар!
Кабы - ту мач! -
Не холивар,
Троллинг и срач.
Где - как поэт,
Так и звезда!
Равенству - нет!
Ревности - да!
_^_
|
